На борту были чужеземцы – люди того же племени, что Лю. Лю должен быть осторожен – эти Бадяо очень опасны. Он может немало порассказать о жестокостях, совершенных ими за многие годы. Христиане испокон веков боялись их и старались их избегать. Но ведь христиане всегда были трусливы – несмотря на то, что у них есть огромные корабли и пушки, побольше, чем ствол пальмы, под которой сейчас сидят они с Лю. Он однажды видел такую пушку собственными глазами. Он видел и то, как японцы обращали христиан в бегство. Все христианские народы одинаковы – что белые, что коричневые. Даже сам их бог тоже был труслив. Разве он не сдался своим врагам и не был потом распят ими на деревянном кресте?
Лю кивнул в знак согласия и дал старику воды, чтобы у него бойчее работал язык. Теперь его уж невозможно было остановить, и Лю пришлось даже прикрикнуть, чтобы выудить у него дополнительную информацию о двух лодках.
Рыбак предложил вернуться на берег – там он нарисует прутиком на песке карту. Ковыляя к морю, старик хвалился, как он хорошо умеет рисовать. Он знает каждую бухту и речку, знает, в какую сторону клонятся деревья, где нужно искать пресную воду, где в мангровых рощах водятся крабы. Да, он так много знает – вот уж действительно Лю повезло, что он встретился с ним.
Старый рыбак рисовал на песке карту и одновременно рассказывал, как он плавал там и сям и что приключилось с ним в том и в другом месте. Принявшись описывать местоположение логова пиратов, он нарисовал песчаную косу, где, как он говорил, деревья клонились под ветром, а за косой – устье небольшой реки, которая протекает через деревню, являющуюся опорной крепостью пиратов. Он нарисовал высящуюся за деревней скалу, а за скалой – вулкан.
Старик был невероятно горд своей работой и своей памятью. Лю подробно расспросил его обо всем, поблагодарил, а затем хладнокровно, одним ударом переломил ему шею, так что старик и охнуть не успел.
Глава 11
Трент, хромая, тащился из своей клети к расчищенной песчаной площади, которая служила повстанцам мечетью. Измаел Мухаммед прибыл на рассвете и сейчас сидел, скрестив ноги и обратив лицо в сторону Мекки. Высокому и худощавому вождю повстанцев было лет тридцать пять. Его последователи относились к нему с явным почтением. Он поклонился Тренту со смирением, присущим истинно верующему, и начал задавать вопросы. Что за человек? Из какой страны? Зачем искал повстанцев? Говорили о какой-то женщине-китаянке – не жена ли она ему? Трент, хорошо знакомый с мусульманским фундаментализмом, в своих ответах соблюдал большую осторожность. Он – англичанин-яхтсмен. Эта женщина-китаянка была похищена с борта теплохода, вся команда которой перебита. Ему говорили, что Измаел Мухаммед знает обо всем, что творится в районе островов Самал. Он обращается к нему с просьбой о помощи.
– Это что, твой обычай – спасать женщин? – спросил Измаел. Веки его попеременно то открывались, то закрывались, как заслонки – в зависимости от того, обращался ли он к Тренту, или к Богу.
Трент ответил, что в этом он видит свой долг, и привел цитату из Корана.
– Так это правда, что ты изучал Священную книгу? – спросил Измаел.
– Да, изучал, – отвечал Трент. – Нужно стараться понять то, что во что веруют миллионы людей.
– Значит, ты изучал и буддизм? Трент кивнул:
– И индуизм?
Было ясно, какой вопрос последует за этим, и, предупреждая его, Трент сказал:
– Да, я изучал также религию евреев. Этот народ немногочислен, но пользуется большим влиянием.
При упоминании заклятого врага, ненавидимого даже здесь – на маленьком островке за тысячи километров от восточного побережья Средиземного моря, – в толпе мусульманских повстанцев раздались глухие возгласы возмущения.
Взгляд темно-карих глаз вождя повстанцев, внимательно разглядывавших Трента, теперь обратился вовнутрь – он беседовал со своим Богом. Янтарные бусы иранских четок – размером с крупные виноградины – одна за другой проскальзывали у него между пальцами и со стуком падали вниз.
– А во что ты веруешь сейчас?
– Я думаю, что должен стараться становиться каждый день немного лучше, чем был вчера.
– И это и есть твоя религия? Трент пожал плечами.
– Таков мой образ жизни. Вчера умер один из твоих людей. – Он обернулся и посмотрел на старика со шрамом на спине, ища у него поддержки. – Я был причиной его смерти. Нищета и необузданное мужское желание создают условия для преступлений. И так повсюду – среди мужчин любого цвета кожи и любого вероисповедания. И что же – их следует кастрировать или убить? Разбомбить публичные дома в Лос-Анджелесе? Расстрелять их владельцев?
– И раз это так, ты считаешь, что не нужно делать ничего?
– Я разыскиваю ту женщину, – поправил его Трент. – Пираты захватили ее на корабле. Тебе известно, кто из пиратов мог устроить такое нападение? Если ты защищаешь таких людей, ты тем самым порочишь собственную репутацию и репутацию своих последователей.
Трент устроил поудобнее раненую ногу.
– И ты один против сорока или пятидесяти человек? – спросил его Измаел. – И к тому же вооруженных тяжелыми пулеметами, а может быть, и небольшими ракетами класса «земля – воздух». Это оружие было закуплено у армии, якобы потерявшей ее в битве с воинами Аллаха. Что ты можешь один поделать с этими пиратами? Или считаешь, что достаточно просто сделать попытку?
– Желательно было бы все же добиться успеха, – сказал Трент, и некоторые из повстанцев заулыбались и закивали. Трент продолжал:
– Это нехорошие люди, богоотступники. Разве так важно, кто именно покарает их? На мачте моей маленькой лодки вы можете найти радиомаяк. Я мог бы включить его, когда твои люди обнаружили меня.
Среди повстанцев вновь поднялся ропот, и многие из них подобрались, как спортсмены, приготовившиеся к прыжку.
– И тогда все вы погибли бы, – произнес Трент при всеобщем молчании. Он оглядел окруживших его людей – у всех были напряженные лица, нахмуренные брови и застывшая угроза в изгибах губ. Он снова взглянул на их вождя. – Это ваша война, – продолжил он. – Какая-то доля правоты должна быть и на вашей стороне. Иначе ради чего вы стали бы скрываться в лесах? Но это ваша война, не моя, я не имею к ней отношения. Я только хочу, чтобы эта женщина была освобождена. Ради этого я должен найти пиратов. Они такие же ваши враги, как и мои.
Измаел что-то сказал одному из своих людей. Тот поднялся и пошел туда, где находилась доска Трента.
– У основания мачты, – тихо добавил Трент, и Измаел отдал распоряжение.
Посланный человек разыскал радиомаяк и принес его Измаелу. Тот проверил прибор, ощупав его чуткими пальцами человека, поднаторевшего в средствах ведения подпольной войны.
– Русский, – определил он.
– Это же ваши старинные друзья, – сказал Трент, памятуя о годах «холодной» войны, когда Советы вооружали как филиппинских коммунистов, так и мусульман, сражавшихся против диктатуры Map-коса, поддерживавшейся Соединенными Штатами.
– Они неверные, но они были нам полезны, – признал Измаел.
– Выгода была взаимная. На сигнал радиомаяка должен отозваться командор Мануэль Ортега.
Окружавшие их повстанцы снова зароптали, услышав ненавистное имя шефа сил специального назначения, который изгнал их собратьев по оружию и вере из горных твердынь Минданао и Басилана.
– Война порой порождает удивительные союзы, – покачал головой Трент. – Избавьтесь от этих пиратов раз и навсегда. Или они ваши союзники? Может быть, вы прикрываетесь их оружием?
Итак, жребий брошен. Он продолжал спокойно смотреть прямо в глаза Измаелу Мухаммеду. Больше ему сказать нечего. Теперь вождю повстанцев оставалось только либо согласиться с его просьбой, либо отдать приказ о его казни. Что победит – воля Господня или практические соображения? И вновь мысли Трента обратились к женщине. Выкупили ли ее? Надеется ли она на спасение? Или, может быть, уже мертва? Или настолько близка к смерти, что ей все безразлично? Или над ней надругались, и она сама молит о смерти?
Среди повстанцев раздавался ропот, люди размахивали оружием. Один из них, вскочив на ноги, с криком ринулся через песчаную площадь. Трент стал сомневаться – уж не переоценил ли он власть, которой обладает Измаел. Но в этот момент решительный голос вождя положил конец спорам:
– Отведите его назад в клетку!
Старый филиппинец запер замок, посмотрел на Трента и заковылял по дорожке, но через несколько минут вернулся и принес ему кокосовый орех. Уходя, он оставил Тренту свой нож, чтобы тот смог взрезать орех. А может быть, старик рассчитывал, что иностранец при помощи ножа сможет выбраться из клетки, столбы которой были уже кое-где ослаблены попавшими в них пулями? Трент подумал, что, наверное, старик хочет предоставить ему возможность бежать, не уверенный, что сможет взять верх в споре. Но это был безнадежный вариант, и поэтому он выпил кокосовое молоко, съел мякоть ореха, а затем улегся в тени подремать, пока повстанцы примут свое решение.
Часом позже к клетке подошел Измаел с тремя своими людьми. Он открыл дверь и сел на корточки в пыли возле англичанина.
– Мы все обсудили, – сказал он и вынул из рукава янтарные четки. «Клик» – стучали бусины четок у него в пальцах – «клик, клик». – Кое-кто считает, что ты шпион. Они хотят убить тебя.
Трент поднялся и сел, опершись спиной о столб и вытянув раненую ногу. Темно-карие глаза лидера повстанцев напоминали ему монаха, преподававшего философию в их школе. На своем последнем летнем семестре Трент беседовал с этим монахом по-итальянски по часу трижды в неделю. Эти беседы происходили на террасе; монах наблюдал за ним с нежностью и отчаянием. И теперь, в этой клетке Трент размышлял – знал ли тогда монах, что его ученик уже отмечен секретной службой и что способности к языкам нужны правительству для того, чтобы использовать молодого человека в качестве хорошо обученного убийцы.
Он показал Измаелу нож, который дал старик.
– Если бы я был шпионом, ты был бы уже мертв. Если бы я воспользовался радиомаяком, вы все были бы мертвы.
Измаел кивнул, как бы в ответ на собственные мысли.
– Именно это я и сказал им. – Бусы четок постукивали у него в руках – он пытался проникнуть в мысли и душу Трента. Ногти его были очень ухоженные, как у многих террористов, которых знал Трент, – террористов, борцов за свободу, палачей. На минуту Трент почувствовал прилив благодарности за то, что ему удалось уйти от всего этого, что миновали годы, когда он служил палачом при судьях, которые вершили суд, считая, что такие обстоятельства, как нищета, предубеждения, превышение власти, не имеют отношения к делу.
Он улыбнулся Измаелу Мухаммеду и спросил:
– Буду я жить или умру? Разумеется, в ближайшее время? – добавил он, и один из повстанцев захихикал.
«Клик» – снова застучали четки, и вождь повстанцев спросил:
– Скажи мне сначала, случайно ли ты здесь оказался?
Люди Измаела не поняли этого вопроса, но Трент сразу уловил его смысл. Он не пытался скрыть от Измаела, кем он был и чем занимался. Для него теперь самым важным являлась судьба женщины. И он понимал, что женщина важна ему именно потому, что он ее не знал, потому что действовал так лишь из чувства долга, присущего человеку, которым хотел бы стать.
– Conflteor omnipotens Deus, – прошептал он, и впервые за все время губы иранского интеллектуала слегка раздвинулись в улыбке. – Я сам по себе, у меня нет ни начальства, ни подчиненных. – И поскольку ему было важно доверие Измаела, добавил:
– Когда-то было иначе, но теперь это не так.
– Нет нужды объяснять мне это.
– Нет, нужно, – возразил Трент. – Как я могу просить тебя о доверии, не объяснив тебе, кто я такой?
Измаел снова начал перебирать четки:
– Мануэль Ортега знает, что ты ищешь нас?
– Это он назвал мне твое имя. Измаел кивнул, как будто сказанное казалось ему вполне естественным и он этого ожидал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Лю кивнул в знак согласия и дал старику воды, чтобы у него бойчее работал язык. Теперь его уж невозможно было остановить, и Лю пришлось даже прикрикнуть, чтобы выудить у него дополнительную информацию о двух лодках.
Рыбак предложил вернуться на берег – там он нарисует прутиком на песке карту. Ковыляя к морю, старик хвалился, как он хорошо умеет рисовать. Он знает каждую бухту и речку, знает, в какую сторону клонятся деревья, где нужно искать пресную воду, где в мангровых рощах водятся крабы. Да, он так много знает – вот уж действительно Лю повезло, что он встретился с ним.
Старый рыбак рисовал на песке карту и одновременно рассказывал, как он плавал там и сям и что приключилось с ним в том и в другом месте. Принявшись описывать местоположение логова пиратов, он нарисовал песчаную косу, где, как он говорил, деревья клонились под ветром, а за косой – устье небольшой реки, которая протекает через деревню, являющуюся опорной крепостью пиратов. Он нарисовал высящуюся за деревней скалу, а за скалой – вулкан.
Старик был невероятно горд своей работой и своей памятью. Лю подробно расспросил его обо всем, поблагодарил, а затем хладнокровно, одним ударом переломил ему шею, так что старик и охнуть не успел.
Глава 11
Трент, хромая, тащился из своей клети к расчищенной песчаной площади, которая служила повстанцам мечетью. Измаел Мухаммед прибыл на рассвете и сейчас сидел, скрестив ноги и обратив лицо в сторону Мекки. Высокому и худощавому вождю повстанцев было лет тридцать пять. Его последователи относились к нему с явным почтением. Он поклонился Тренту со смирением, присущим истинно верующему, и начал задавать вопросы. Что за человек? Из какой страны? Зачем искал повстанцев? Говорили о какой-то женщине-китаянке – не жена ли она ему? Трент, хорошо знакомый с мусульманским фундаментализмом, в своих ответах соблюдал большую осторожность. Он – англичанин-яхтсмен. Эта женщина-китаянка была похищена с борта теплохода, вся команда которой перебита. Ему говорили, что Измаел Мухаммед знает обо всем, что творится в районе островов Самал. Он обращается к нему с просьбой о помощи.
– Это что, твой обычай – спасать женщин? – спросил Измаел. Веки его попеременно то открывались, то закрывались, как заслонки – в зависимости от того, обращался ли он к Тренту, или к Богу.
Трент ответил, что в этом он видит свой долг, и привел цитату из Корана.
– Так это правда, что ты изучал Священную книгу? – спросил Измаел.
– Да, изучал, – отвечал Трент. – Нужно стараться понять то, что во что веруют миллионы людей.
– Значит, ты изучал и буддизм? Трент кивнул:
– И индуизм?
Было ясно, какой вопрос последует за этим, и, предупреждая его, Трент сказал:
– Да, я изучал также религию евреев. Этот народ немногочислен, но пользуется большим влиянием.
При упоминании заклятого врага, ненавидимого даже здесь – на маленьком островке за тысячи километров от восточного побережья Средиземного моря, – в толпе мусульманских повстанцев раздались глухие возгласы возмущения.
Взгляд темно-карих глаз вождя повстанцев, внимательно разглядывавших Трента, теперь обратился вовнутрь – он беседовал со своим Богом. Янтарные бусы иранских четок – размером с крупные виноградины – одна за другой проскальзывали у него между пальцами и со стуком падали вниз.
– А во что ты веруешь сейчас?
– Я думаю, что должен стараться становиться каждый день немного лучше, чем был вчера.
– И это и есть твоя религия? Трент пожал плечами.
– Таков мой образ жизни. Вчера умер один из твоих людей. – Он обернулся и посмотрел на старика со шрамом на спине, ища у него поддержки. – Я был причиной его смерти. Нищета и необузданное мужское желание создают условия для преступлений. И так повсюду – среди мужчин любого цвета кожи и любого вероисповедания. И что же – их следует кастрировать или убить? Разбомбить публичные дома в Лос-Анджелесе? Расстрелять их владельцев?
– И раз это так, ты считаешь, что не нужно делать ничего?
– Я разыскиваю ту женщину, – поправил его Трент. – Пираты захватили ее на корабле. Тебе известно, кто из пиратов мог устроить такое нападение? Если ты защищаешь таких людей, ты тем самым порочишь собственную репутацию и репутацию своих последователей.
Трент устроил поудобнее раненую ногу.
– И ты один против сорока или пятидесяти человек? – спросил его Измаел. – И к тому же вооруженных тяжелыми пулеметами, а может быть, и небольшими ракетами класса «земля – воздух». Это оружие было закуплено у армии, якобы потерявшей ее в битве с воинами Аллаха. Что ты можешь один поделать с этими пиратами? Или считаешь, что достаточно просто сделать попытку?
– Желательно было бы все же добиться успеха, – сказал Трент, и некоторые из повстанцев заулыбались и закивали. Трент продолжал:
– Это нехорошие люди, богоотступники. Разве так важно, кто именно покарает их? На мачте моей маленькой лодки вы можете найти радиомаяк. Я мог бы включить его, когда твои люди обнаружили меня.
Среди повстанцев вновь поднялся ропот, и многие из них подобрались, как спортсмены, приготовившиеся к прыжку.
– И тогда все вы погибли бы, – произнес Трент при всеобщем молчании. Он оглядел окруживших его людей – у всех были напряженные лица, нахмуренные брови и застывшая угроза в изгибах губ. Он снова взглянул на их вождя. – Это ваша война, – продолжил он. – Какая-то доля правоты должна быть и на вашей стороне. Иначе ради чего вы стали бы скрываться в лесах? Но это ваша война, не моя, я не имею к ней отношения. Я только хочу, чтобы эта женщина была освобождена. Ради этого я должен найти пиратов. Они такие же ваши враги, как и мои.
Измаел что-то сказал одному из своих людей. Тот поднялся и пошел туда, где находилась доска Трента.
– У основания мачты, – тихо добавил Трент, и Измаел отдал распоряжение.
Посланный человек разыскал радиомаяк и принес его Измаелу. Тот проверил прибор, ощупав его чуткими пальцами человека, поднаторевшего в средствах ведения подпольной войны.
– Русский, – определил он.
– Это же ваши старинные друзья, – сказал Трент, памятуя о годах «холодной» войны, когда Советы вооружали как филиппинских коммунистов, так и мусульман, сражавшихся против диктатуры Map-коса, поддерживавшейся Соединенными Штатами.
– Они неверные, но они были нам полезны, – признал Измаел.
– Выгода была взаимная. На сигнал радиомаяка должен отозваться командор Мануэль Ортега.
Окружавшие их повстанцы снова зароптали, услышав ненавистное имя шефа сил специального назначения, который изгнал их собратьев по оружию и вере из горных твердынь Минданао и Басилана.
– Война порой порождает удивительные союзы, – покачал головой Трент. – Избавьтесь от этих пиратов раз и навсегда. Или они ваши союзники? Может быть, вы прикрываетесь их оружием?
Итак, жребий брошен. Он продолжал спокойно смотреть прямо в глаза Измаелу Мухаммеду. Больше ему сказать нечего. Теперь вождю повстанцев оставалось только либо согласиться с его просьбой, либо отдать приказ о его казни. Что победит – воля Господня или практические соображения? И вновь мысли Трента обратились к женщине. Выкупили ли ее? Надеется ли она на спасение? Или, может быть, уже мертва? Или настолько близка к смерти, что ей все безразлично? Или над ней надругались, и она сама молит о смерти?
Среди повстанцев раздавался ропот, люди размахивали оружием. Один из них, вскочив на ноги, с криком ринулся через песчаную площадь. Трент стал сомневаться – уж не переоценил ли он власть, которой обладает Измаел. Но в этот момент решительный голос вождя положил конец спорам:
– Отведите его назад в клетку!
Старый филиппинец запер замок, посмотрел на Трента и заковылял по дорожке, но через несколько минут вернулся и принес ему кокосовый орех. Уходя, он оставил Тренту свой нож, чтобы тот смог взрезать орех. А может быть, старик рассчитывал, что иностранец при помощи ножа сможет выбраться из клетки, столбы которой были уже кое-где ослаблены попавшими в них пулями? Трент подумал, что, наверное, старик хочет предоставить ему возможность бежать, не уверенный, что сможет взять верх в споре. Но это был безнадежный вариант, и поэтому он выпил кокосовое молоко, съел мякоть ореха, а затем улегся в тени подремать, пока повстанцы примут свое решение.
Часом позже к клетке подошел Измаел с тремя своими людьми. Он открыл дверь и сел на корточки в пыли возле англичанина.
– Мы все обсудили, – сказал он и вынул из рукава янтарные четки. «Клик» – стучали бусины четок у него в пальцах – «клик, клик». – Кое-кто считает, что ты шпион. Они хотят убить тебя.
Трент поднялся и сел, опершись спиной о столб и вытянув раненую ногу. Темно-карие глаза лидера повстанцев напоминали ему монаха, преподававшего философию в их школе. На своем последнем летнем семестре Трент беседовал с этим монахом по-итальянски по часу трижды в неделю. Эти беседы происходили на террасе; монах наблюдал за ним с нежностью и отчаянием. И теперь, в этой клетке Трент размышлял – знал ли тогда монах, что его ученик уже отмечен секретной службой и что способности к языкам нужны правительству для того, чтобы использовать молодого человека в качестве хорошо обученного убийцы.
Он показал Измаелу нож, который дал старик.
– Если бы я был шпионом, ты был бы уже мертв. Если бы я воспользовался радиомаяком, вы все были бы мертвы.
Измаел кивнул, как бы в ответ на собственные мысли.
– Именно это я и сказал им. – Бусы четок постукивали у него в руках – он пытался проникнуть в мысли и душу Трента. Ногти его были очень ухоженные, как у многих террористов, которых знал Трент, – террористов, борцов за свободу, палачей. На минуту Трент почувствовал прилив благодарности за то, что ему удалось уйти от всего этого, что миновали годы, когда он служил палачом при судьях, которые вершили суд, считая, что такие обстоятельства, как нищета, предубеждения, превышение власти, не имеют отношения к делу.
Он улыбнулся Измаелу Мухаммеду и спросил:
– Буду я жить или умру? Разумеется, в ближайшее время? – добавил он, и один из повстанцев захихикал.
«Клик» – снова застучали четки, и вождь повстанцев спросил:
– Скажи мне сначала, случайно ли ты здесь оказался?
Люди Измаела не поняли этого вопроса, но Трент сразу уловил его смысл. Он не пытался скрыть от Измаела, кем он был и чем занимался. Для него теперь самым важным являлась судьба женщины. И он понимал, что женщина важна ему именно потому, что он ее не знал, потому что действовал так лишь из чувства долга, присущего человеку, которым хотел бы стать.
– Conflteor omnipotens Deus, – прошептал он, и впервые за все время губы иранского интеллектуала слегка раздвинулись в улыбке. – Я сам по себе, у меня нет ни начальства, ни подчиненных. – И поскольку ему было важно доверие Измаела, добавил:
– Когда-то было иначе, но теперь это не так.
– Нет нужды объяснять мне это.
– Нет, нужно, – возразил Трент. – Как я могу просить тебя о доверии, не объяснив тебе, кто я такой?
Измаел снова начал перебирать четки:
– Мануэль Ортега знает, что ты ищешь нас?
– Это он назвал мне твое имя. Измаел кивнул, как будто сказанное казалось ему вполне естественным и он этого ожидал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48