Старик остановил тележку, и Трент усадил туда женщину с детьми.
Выше, в полутора километрах впереди, оползень соединился со старым холмом, образовав плотину около километра длиной, преградившую путь двум последним потокам лавы. Ручейки лавы начинали постепенно просачиваться через край плотины. А внизу, на дороге, скопилась толпа оставшихся в живых беженцев.
Напуганные извержением, люди вначале пытались бежать через поля вдоль скалы, но солдаты гнали их обратно. Теперь они молча брели вперед по дороге между двумя смертельными угрозами: с одной стороны – плотина, через которую текла раскаленная лава, с другой – солдатские винтовки. Слышалась какая-то скорбная печаль в шуршании ног, идущих по вулканической пемзе, устилавшей дорогу. Вулкан снова кашлянул и забормотал. Где-то наверху раздался одиночный выстрел.
Оглянувшись, Трент увидел на фоне светящейся лавы, пониже ущелья, редкую цепь силуэтов – это были гнавшиеся за ними солдаты Ортеги.
***
Ортега вернулся из Минданао на остров. Пилот посадил самолет на берегу в двух с половиной километрах к северу от вулкана. Отсюда командор трясся на своем джипе по скверной дороге через болота, а затем по вулканической пустоши, с востока и с запада огражденной скалами, опоясывающими весь остров и оставляющими выходы к морю только в двух местах. Его лейтенант оцепил конец коридора своими людьми, расположив их на склоне горы и в полях.
Жар, исходящий от лавы, мгновенно осушил пот на лице командора. Поднимаясь к плотине, он видел кругом валяющиеся на земле трупы.
Лейтенант отдал честь и пояснял:
– Мы не могли остановить их, командор. Они пытались прорвать оцепление. Такая же картина и в полях, но там нам пришлось повозиться подольше.
Судя по рельефу, иного и нельзя было ожидать. Ортеге не нужно было дожидаться рассвета: от скопившейся у плотины и разлившейся везде раскаленной лавы было достаточно светло. Он не раз видел толпы беженцев в кино и на картинах. Все это было одинаково на любой войне. Но ведь здесь не было войны. Он прикидывал – выдержит ли плотина давление лавы. В любом случае у него есть оправдание – его люди разыскивали главаря пиратов и его не менее опасную любовницу. На контрольных постах расклеили фотороботы беглецов, а также раздали их фотографии.
Взглянув на вершину горы, Ортега спросил, давно ли было последнее извержение.
– Полтора часа назад, командор.
– Черт бы его побрал…
Это не был вопрос, но лейтенант ответил:
– Да, сэр.
Ортега спустился к шлагбауму у контрольного поста, где несколько солдат под командованием капрала направляли беженцев к трем установленным на козлах столам. За каждым столом сидел сержант и проверял документы. На столах стояли керосиновые лампы – у одной из них было разбито стекло. Лампы бросали резкий белый свет на лица сержантов. Документы были грязные и потрепанные.
Боясь выдать кипящую в них ненависть, беженцы стояли с каменными лицами. Ортега протолкался через толпу, стараясь показать, что он не боится ни этих людей, ни лавы.
Но люди, все как один, смотрели мимо него. От них пахло потом и страхом, он ощущал в их дыхании запах чеснока и вяленой рыбы. Он вспомнил сэра Филипа Ли и подумал, что тот, наверное, уже улегся спать.
Беженцы толпились возле старого грузовичка, застрявшего на обочине дороги. Капот у него был поднят, и оттуда торчал зад шофера. Сзади, в кузове грузовика, была привязана пара бочек из-под горючего. Ортега снова взглянул на плотину с ее оплавленным верхним краем. Он слышал, как пехотинцы отряда преследования врезались в хвост колонны беженцев – они опасались, что награду перехватят солдаты на контрольных постах, и ругались, избивая беженцев прикладами винтовок.
Старик первым увидел солдат на горе. Он взглянул на Трента и стал что-то шептать своему соседу-туземцу. В толпе тотчас же открылся проход для тележки. Теперь они были уже близко к голове колонны. Трент видел впереди крышу кабины грузовика.
На тележке, по обе стороны от матери, молча сидели дети – они не плакали. Тренту вспомнился день смерти отца: как он спрятался в яслях в конюшне и сидел там, скорчившись и обхватив колени руками. Его мать и опекун думали, что он бесчувственный, потому что он не плакал. А он знал, что должен держать себя в руках, потому что иначе неминуемо пойдет вразнос. А он так этого боялся – как будто стоял на краю бездны…
Солдаты не интересовались ни стариком, ни старухой, ни женщиной с детьми, и вообще никем из беженцев. Трент взглянул наверх, где лава начинала стекать через край плотины. Он не хотел смотреть на девушку, но ему нужно было знать, как она себя чувствует. Да, действительно, у него с самого начала было мало шансов, но он сделал все, что мог…
– Джей, теперь вы можете слезть с тележки, – сказал он ей.
Он не знал, понимает ли девушка, в чем дело, но она подала ему руку. Он поднял ее, поставил на дорогу и подставил ей здоровое плечо.
– Вы можете идти? – спросил он. – Здесь недалеко. – Он был чертовски сердит – сердился на себя за то, что не сумел ее спасти.
Старик что-то возмущенно закричал, и Трент услышал, как ропот недовольства прокатился по толпе, слов не было слышно – раздавался лишь негромкий, но настойчивый гул.
Он увидел Ортегу. Командор стоял, опершись о задний борт грузовика с горючим. В толпе беженцев, возле грузовика образовалось завихрение, как в реке с быстрым течением, и этот водоворот оттеснял людей от Ортеги. Сам командор казался спокойным и уверенным в себе. Он встретился глазами с Трентом и улыбнулся, как будто повстречал старого приятеля.
Одно мгновение Тренту хотелось убить его. Но вместо этого он подвел к нему девушку. Он хотел распахнуть на ней куртку и показать Ортеге рубцы у нее на спине. Но сейчас дело было не в мере страданий, а в принципах чести.
– Командор Маноло Ортега, мисс Джей Ли, – представил он. Потом сжал ее здоровую руку и сказал:
– Командор служит вашему деду, мисс Ли. – Трент говорил слегка витиевато. – Он, видимо, очень гордится собой, мисс Ли. Его бывший школьный товарищ, ставший теперь вождем повстанцев – Измаел Мухаммед, считает, что Ортега достоин доверия в серьезных делах, касающихся чести и тому подобного. – Трент кивнул на плотину и на тела мертвых беженцев. – Чего только не сделает человек за деньги. Но теперь, когда командор заполучил нас, может быть, он оставит этих людей в покое.
***
Командор Маноло Ортега готов был взорваться. Он судорожно пытался сдержать свою ярость и как-то унять страшную боль, которая, словно раскаленный железный обруч, стягивала ему голову. Он выхватил пистолет и взглянул на девушку, на обрывок цепи, болтавшийся на кольце, которым была скована ее левая щиколотка. Затем он взглянул ей в глаза – они были пусты и ничего не выражали. Посмотрев поверх ее плеча, он увидел в глазах Трента холодное презрение.
Конечно, Тренту помогло то, что он знал, ради чего действует, но этот англо-ирландец действительно держался превосходно, и, странным образом, Ортега даже гордился им – как-никак, они прошли одну и ту же школу. В хвосте колонны беженцев один из солдат избивал женщину прикладом винтовки.
Ортега взвел курок, повернулся и стал пробиваться через толпу, крича солдатам у шлагбаума, чтобы они пропустили беженцев.
Внизу по склону бежал лейтенант с пистолетом в руке.
– Отставить! – пронзительно визжал он, намереваясь уже напомнить солдатам о награде, которую они получат за поимку беглецов.
Ортега застрелил его в упор.
***
Трент смотрел, как Ортега проталкивается к шлагбауму, слышал крики команды и, наконец, выстрел. Какой-то солдат у него за спиной лаял, как собака. Вдруг крышка грузовика захлопнулась, и водитель сказал:
– Ну, дурень англичанин, полезай в бочку. Или ты предпочитаешь идти пешком?
Толпа кругом бурлила, гул голосов становился все громче и злее. Чьи-то руки подтолкнули Трента в кузов. Он мельком увидел солдата, отбивавшегося от разъяренной толпы. Захлопнулась крышка другой бочки, в которую запихнули девушку. Трент оказался в темноте. Заурчал мотор. Грузовик рванулся вперед, толпа восторженно закричала. Опрокидывая брошенные столы, Танака погнал машину в сторону моря.
Глава 24
Военный специалист представил Вонг Фу окончательный отчет о побоище спустя десять дней после извержения вулкана: четверо служащих убиты, никаких известий ни о внучке Ли, ни об англичанине-яхтсмене и его катамаране.
Военный специалист ожидал, что шеф будет разъярен провалом операции. У него даже вспотели ладони, когда он, стоя перед мраморным столом, ожидал, пока Вонг Фу прочитает отчет. Но он видел лишь часть общей картины. А во всем происшедшем были и свои косвенные положительные стороны.
Старик Ли в течение этой драматической недели был поглощен только этим делом, а между тем мышки продолжали играть в свои роли, во всяком случае две из них – племянница Чинь и немец Руди Бекенберг.
Женщину соблазнил управляющий судоходством Вонг Фу, посуливший ей единовременно сто тысяч долларов. Эти деньги были платой за перемещение – она должна была перебраться в Сингапур и работать там у Вонг Фу брокером по фрахту, но только после полного падения Дома Ли.
Немец – Руди Бекенберг – сам вступил с ними в контакт.
Вонг Фу проявил мудрость, когда оставил Тима Брауна на прежнем месте. Благодаря его искусству два новых рекрута получили возможность передать информацию из бухгалтерии Ли непосредственно на квартиру Вонг Фу. Ему уже была известна значительная часть этой информации, но теперь он получил новые бесценные сведения, почерпнутые из частных бесед его новых информаторов со стариной Ли.
Вонг Фу видел, что победа близка.
Внучка Ли и англичанин-яхтсмен – это ерунда, мелкие сошки. Но, так или иначе, дело должно быть завершено, и он написал под текстом доклада:
«Продолжайте следить за Трентом и девушкой».
Вонг Фу показал распоряжение военному специалисту и бросил доклад в машину для уничтожения бумаг.
***
«Как он хотел иметь это – хотя бы самую малость», – думал командор Мануэль Ортега, медленно ведя свой джип вдоль длинного участка дороги в гасиенду сэра Филипа Ли. Ортега уже дважды в течение шести недель с момента извержения вулкана отговаривался от приглашений сэра Филипа под предлогом занятости. Теперь финансист снова приехал из Гонконга, и это третье приглашение передал Ортеге его непосредственный начальник – адмирал.
– Он хочет лично поблагодарить вас, – сказал он.
Подъехав к воротам, Ортега остановился, в восхищении созерцая красоты усадьбы. Увенчанные гирляндами цветов розовой бугенвилии камни высокой стены сияли в свете вечернего солнца, как бледные медовые соты. Белые голуби, распуская хвосты веером и воркуя, расхаживали у трехэтажной голубятни. Их нежное воркование гармонично сливалось с плеском воды, вытекавшей из каменной пасти льва и струившейся в резервуар для водопоя, рядом с которым стояла треугольная подставка для всадников.
Слуга кашлянул, привлекая внимание Ортеги, и попросил ключи от машины, чтобы поставить джип в тень огромных платанов. Высокий дворецкий провел его в обширную прихожую, где царил полумрак.
В толстых беленых стенах высоко под потолком были проделаны ряды маленьких узких окошек. Это свидетельствовало о том, что гасиенда служила не только домом, но и крепостью. И темные картины на стенах, и стулья с высокими спинками, и большой стол из монастырской трапезной – все это были реликвии колониальной эпохи.
Выходящая на патио большая квадратная приемная с хорами представляла собой полный контраст с сумрачной прихожей, но производила не менее тягостное впечатление утрированными приметами власти. Здесь стояли четыре кушетки ручной работы, обтянутые натуральным шелком, в центре – стол с крышкой из толстого, дюймовой толщины стекла, но внимание Ортеги привлекли прежде всего яркие цветные пятна на стенах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Выше, в полутора километрах впереди, оползень соединился со старым холмом, образовав плотину около километра длиной, преградившую путь двум последним потокам лавы. Ручейки лавы начинали постепенно просачиваться через край плотины. А внизу, на дороге, скопилась толпа оставшихся в живых беженцев.
Напуганные извержением, люди вначале пытались бежать через поля вдоль скалы, но солдаты гнали их обратно. Теперь они молча брели вперед по дороге между двумя смертельными угрозами: с одной стороны – плотина, через которую текла раскаленная лава, с другой – солдатские винтовки. Слышалась какая-то скорбная печаль в шуршании ног, идущих по вулканической пемзе, устилавшей дорогу. Вулкан снова кашлянул и забормотал. Где-то наверху раздался одиночный выстрел.
Оглянувшись, Трент увидел на фоне светящейся лавы, пониже ущелья, редкую цепь силуэтов – это были гнавшиеся за ними солдаты Ортеги.
***
Ортега вернулся из Минданао на остров. Пилот посадил самолет на берегу в двух с половиной километрах к северу от вулкана. Отсюда командор трясся на своем джипе по скверной дороге через болота, а затем по вулканической пустоши, с востока и с запада огражденной скалами, опоясывающими весь остров и оставляющими выходы к морю только в двух местах. Его лейтенант оцепил конец коридора своими людьми, расположив их на склоне горы и в полях.
Жар, исходящий от лавы, мгновенно осушил пот на лице командора. Поднимаясь к плотине, он видел кругом валяющиеся на земле трупы.
Лейтенант отдал честь и пояснял:
– Мы не могли остановить их, командор. Они пытались прорвать оцепление. Такая же картина и в полях, но там нам пришлось повозиться подольше.
Судя по рельефу, иного и нельзя было ожидать. Ортеге не нужно было дожидаться рассвета: от скопившейся у плотины и разлившейся везде раскаленной лавы было достаточно светло. Он не раз видел толпы беженцев в кино и на картинах. Все это было одинаково на любой войне. Но ведь здесь не было войны. Он прикидывал – выдержит ли плотина давление лавы. В любом случае у него есть оправдание – его люди разыскивали главаря пиратов и его не менее опасную любовницу. На контрольных постах расклеили фотороботы беглецов, а также раздали их фотографии.
Взглянув на вершину горы, Ортега спросил, давно ли было последнее извержение.
– Полтора часа назад, командор.
– Черт бы его побрал…
Это не был вопрос, но лейтенант ответил:
– Да, сэр.
Ортега спустился к шлагбауму у контрольного поста, где несколько солдат под командованием капрала направляли беженцев к трем установленным на козлах столам. За каждым столом сидел сержант и проверял документы. На столах стояли керосиновые лампы – у одной из них было разбито стекло. Лампы бросали резкий белый свет на лица сержантов. Документы были грязные и потрепанные.
Боясь выдать кипящую в них ненависть, беженцы стояли с каменными лицами. Ортега протолкался через толпу, стараясь показать, что он не боится ни этих людей, ни лавы.
Но люди, все как один, смотрели мимо него. От них пахло потом и страхом, он ощущал в их дыхании запах чеснока и вяленой рыбы. Он вспомнил сэра Филипа Ли и подумал, что тот, наверное, уже улегся спать.
Беженцы толпились возле старого грузовичка, застрявшего на обочине дороги. Капот у него был поднят, и оттуда торчал зад шофера. Сзади, в кузове грузовика, была привязана пара бочек из-под горючего. Ортега снова взглянул на плотину с ее оплавленным верхним краем. Он слышал, как пехотинцы отряда преследования врезались в хвост колонны беженцев – они опасались, что награду перехватят солдаты на контрольных постах, и ругались, избивая беженцев прикладами винтовок.
Старик первым увидел солдат на горе. Он взглянул на Трента и стал что-то шептать своему соседу-туземцу. В толпе тотчас же открылся проход для тележки. Теперь они были уже близко к голове колонны. Трент видел впереди крышу кабины грузовика.
На тележке, по обе стороны от матери, молча сидели дети – они не плакали. Тренту вспомнился день смерти отца: как он спрятался в яслях в конюшне и сидел там, скорчившись и обхватив колени руками. Его мать и опекун думали, что он бесчувственный, потому что он не плакал. А он знал, что должен держать себя в руках, потому что иначе неминуемо пойдет вразнос. А он так этого боялся – как будто стоял на краю бездны…
Солдаты не интересовались ни стариком, ни старухой, ни женщиной с детьми, и вообще никем из беженцев. Трент взглянул наверх, где лава начинала стекать через край плотины. Он не хотел смотреть на девушку, но ему нужно было знать, как она себя чувствует. Да, действительно, у него с самого начала было мало шансов, но он сделал все, что мог…
– Джей, теперь вы можете слезть с тележки, – сказал он ей.
Он не знал, понимает ли девушка, в чем дело, но она подала ему руку. Он поднял ее, поставил на дорогу и подставил ей здоровое плечо.
– Вы можете идти? – спросил он. – Здесь недалеко. – Он был чертовски сердит – сердился на себя за то, что не сумел ее спасти.
Старик что-то возмущенно закричал, и Трент услышал, как ропот недовольства прокатился по толпе, слов не было слышно – раздавался лишь негромкий, но настойчивый гул.
Он увидел Ортегу. Командор стоял, опершись о задний борт грузовика с горючим. В толпе беженцев, возле грузовика образовалось завихрение, как в реке с быстрым течением, и этот водоворот оттеснял людей от Ортеги. Сам командор казался спокойным и уверенным в себе. Он встретился глазами с Трентом и улыбнулся, как будто повстречал старого приятеля.
Одно мгновение Тренту хотелось убить его. Но вместо этого он подвел к нему девушку. Он хотел распахнуть на ней куртку и показать Ортеге рубцы у нее на спине. Но сейчас дело было не в мере страданий, а в принципах чести.
– Командор Маноло Ортега, мисс Джей Ли, – представил он. Потом сжал ее здоровую руку и сказал:
– Командор служит вашему деду, мисс Ли. – Трент говорил слегка витиевато. – Он, видимо, очень гордится собой, мисс Ли. Его бывший школьный товарищ, ставший теперь вождем повстанцев – Измаел Мухаммед, считает, что Ортега достоин доверия в серьезных делах, касающихся чести и тому подобного. – Трент кивнул на плотину и на тела мертвых беженцев. – Чего только не сделает человек за деньги. Но теперь, когда командор заполучил нас, может быть, он оставит этих людей в покое.
***
Командор Маноло Ортега готов был взорваться. Он судорожно пытался сдержать свою ярость и как-то унять страшную боль, которая, словно раскаленный железный обруч, стягивала ему голову. Он выхватил пистолет и взглянул на девушку, на обрывок цепи, болтавшийся на кольце, которым была скована ее левая щиколотка. Затем он взглянул ей в глаза – они были пусты и ничего не выражали. Посмотрев поверх ее плеча, он увидел в глазах Трента холодное презрение.
Конечно, Тренту помогло то, что он знал, ради чего действует, но этот англо-ирландец действительно держался превосходно, и, странным образом, Ортега даже гордился им – как-никак, они прошли одну и ту же школу. В хвосте колонны беженцев один из солдат избивал женщину прикладом винтовки.
Ортега взвел курок, повернулся и стал пробиваться через толпу, крича солдатам у шлагбаума, чтобы они пропустили беженцев.
Внизу по склону бежал лейтенант с пистолетом в руке.
– Отставить! – пронзительно визжал он, намереваясь уже напомнить солдатам о награде, которую они получат за поимку беглецов.
Ортега застрелил его в упор.
***
Трент смотрел, как Ортега проталкивается к шлагбауму, слышал крики команды и, наконец, выстрел. Какой-то солдат у него за спиной лаял, как собака. Вдруг крышка грузовика захлопнулась, и водитель сказал:
– Ну, дурень англичанин, полезай в бочку. Или ты предпочитаешь идти пешком?
Толпа кругом бурлила, гул голосов становился все громче и злее. Чьи-то руки подтолкнули Трента в кузов. Он мельком увидел солдата, отбивавшегося от разъяренной толпы. Захлопнулась крышка другой бочки, в которую запихнули девушку. Трент оказался в темноте. Заурчал мотор. Грузовик рванулся вперед, толпа восторженно закричала. Опрокидывая брошенные столы, Танака погнал машину в сторону моря.
Глава 24
Военный специалист представил Вонг Фу окончательный отчет о побоище спустя десять дней после извержения вулкана: четверо служащих убиты, никаких известий ни о внучке Ли, ни об англичанине-яхтсмене и его катамаране.
Военный специалист ожидал, что шеф будет разъярен провалом операции. У него даже вспотели ладони, когда он, стоя перед мраморным столом, ожидал, пока Вонг Фу прочитает отчет. Но он видел лишь часть общей картины. А во всем происшедшем были и свои косвенные положительные стороны.
Старик Ли в течение этой драматической недели был поглощен только этим делом, а между тем мышки продолжали играть в свои роли, во всяком случае две из них – племянница Чинь и немец Руди Бекенберг.
Женщину соблазнил управляющий судоходством Вонг Фу, посуливший ей единовременно сто тысяч долларов. Эти деньги были платой за перемещение – она должна была перебраться в Сингапур и работать там у Вонг Фу брокером по фрахту, но только после полного падения Дома Ли.
Немец – Руди Бекенберг – сам вступил с ними в контакт.
Вонг Фу проявил мудрость, когда оставил Тима Брауна на прежнем месте. Благодаря его искусству два новых рекрута получили возможность передать информацию из бухгалтерии Ли непосредственно на квартиру Вонг Фу. Ему уже была известна значительная часть этой информации, но теперь он получил новые бесценные сведения, почерпнутые из частных бесед его новых информаторов со стариной Ли.
Вонг Фу видел, что победа близка.
Внучка Ли и англичанин-яхтсмен – это ерунда, мелкие сошки. Но, так или иначе, дело должно быть завершено, и он написал под текстом доклада:
«Продолжайте следить за Трентом и девушкой».
Вонг Фу показал распоряжение военному специалисту и бросил доклад в машину для уничтожения бумаг.
***
«Как он хотел иметь это – хотя бы самую малость», – думал командор Мануэль Ортега, медленно ведя свой джип вдоль длинного участка дороги в гасиенду сэра Филипа Ли. Ортега уже дважды в течение шести недель с момента извержения вулкана отговаривался от приглашений сэра Филипа под предлогом занятости. Теперь финансист снова приехал из Гонконга, и это третье приглашение передал Ортеге его непосредственный начальник – адмирал.
– Он хочет лично поблагодарить вас, – сказал он.
Подъехав к воротам, Ортега остановился, в восхищении созерцая красоты усадьбы. Увенчанные гирляндами цветов розовой бугенвилии камни высокой стены сияли в свете вечернего солнца, как бледные медовые соты. Белые голуби, распуская хвосты веером и воркуя, расхаживали у трехэтажной голубятни. Их нежное воркование гармонично сливалось с плеском воды, вытекавшей из каменной пасти льва и струившейся в резервуар для водопоя, рядом с которым стояла треугольная подставка для всадников.
Слуга кашлянул, привлекая внимание Ортеги, и попросил ключи от машины, чтобы поставить джип в тень огромных платанов. Высокий дворецкий провел его в обширную прихожую, где царил полумрак.
В толстых беленых стенах высоко под потолком были проделаны ряды маленьких узких окошек. Это свидетельствовало о том, что гасиенда служила не только домом, но и крепостью. И темные картины на стенах, и стулья с высокими спинками, и большой стол из монастырской трапезной – все это были реликвии колониальной эпохи.
Выходящая на патио большая квадратная приемная с хорами представляла собой полный контраст с сумрачной прихожей, но производила не менее тягостное впечатление утрированными приметами власти. Здесь стояли четыре кушетки ручной работы, обтянутые натуральным шелком, в центре – стол с крышкой из толстого, дюймовой толщины стекла, но внимание Ортеги привлекли прежде всего яркие цветные пятна на стенах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48