Старые заляпанные грязью ботинки, измазанный оранжевый дождевик. К лодыжкам спущено клетчатое одеяние без штанин, весьма похожее на килт. На голове дешевая купальная шапочка, сквозь которую просвечивает сияющая лысина. Глаза какие-то странные, но Стоут не мог понять, в чем дело.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Называй меня капитаном.
Голос человека гремел раскатами, словно отдаленный гром.
– Хорошо, капитан. – Стоут несколько оправился от страха, поскольку парень сидел на унитазе. – Почему вы не позвонили? Зачем вламываться в дом? И для чего разнесли дверь в ванную?
– Чтобы у тебя мозги заработали в нужном направлении. К тому же было настроение хорошенько пошуметь.
– Вас прислал Дик Артемус?
– Вроде того.
– Зачем? Вызволить мою собаку?
– Ага. Я из Общества защиты животных. – Человек насмешливо гавкнул.
Палмер Стоут старался сохранять спокойствие. С учетом политического расклада казалось разумным, что губернатор Дик призвал собственного следопыта заняться похитителем – возможно, не убивать, но определенно остановить, пока тот не натворил больших бед. Интересно, где губернатор раскопал такую чокнутую и бездумную скотину? Прямо Гризли Адамс с пневматической винтовкой.
– Вы сыщик? – спросил Стоут.
– Скорее говночист, – ответил гость. – И чистку начну с тебя.
– Послушайте, я все вам расскажу от начала до конца, только позвольте мне сначала вытереться и одеться. Пожалуйста.
– Не-а. – Человек поднялся за туалетной бумагой. – Опыт мне подсказывает, – сказал он, подтягивая клетчатый килт, – что абсолютно голые и до смерти напуганные люди становятся откровеннее. И память у них улучшается. Ну, выкладывай свою печальную собачью историю.
Стоут понял, что не давало ему покоя – глаза сыщика были разные. Искусственный левый глаз сверкал малиновым цветом. Интересно, где он достал такую жуткую штуку, и зачем?
– Ты начнешь когда-нибудь или так и будешь стоять как клоун? – спросил человек.
Роняя капли на осколки, голый Стоут все говорил и говорил. К концу повествования он уже совсем обсох. Стоут рассказал одноглазому незнакомцу обо всем, что, по его мнению, могло помочь в сыске: о преследователе в черном пикапе, о том, как завалили мусором кабриолет, как кто-то проник в дом и надругался над охотничьими трофеями, как напустили кучу навозных жуков в его спортивную машину; поведал о похищении Магарыча и требовании пекущегося о природе вымогателя, о проекте создания курорта на острове Буревестника, бывшем Жабьем, и о том, какие изобретательные ходы и сделки потребовались, чтобы добиться финансирования нового моста; рассказал об издевательской записке незнакомца в темных очках в «Поклоннике» (возможно, это и был похититель), об отрезанном ухе, вскоре прибывшем по почте, и о лапе в сигарной коробке, о согласии губернатора заблокировать строительство моста, и вот теперь он, Стоут, ждет, что сумасшедший со дня на день освободит любимца лабрадора и жену…
Здесь человек с малиновым глазом перебил:
– Погоди, приятель. Никто не говорил о заложнице.
– Она у него, – ответил Стоут. – Я уверен на девяносто девять процентов. Вот почему ситуация такая опасная, и было бы лучше, если б вы дождались, пока он отпустит Дези.
– Отчего ты так уверен, что она захочет вернуться домой?
Палмер Стоут нахмурился.
– А почему ей не захотеть? – И запоздало добавил: – Вы не знаете мою жену.
– Но я знаю, как оно бывает. – Человек передал Стоуту полотенце. – Покажи, где ты хранишь убитых животных.
Стоут обмотался полотенцем и на цыпочках прошел по осколкам. Он провел бородача в кабинет и собрался подробно рассказать историю каждого чучела, но едва начал сагу о канадской рыси, как «капитан» приказал заткнуться.
– Я хочу лишь точно знать, – сказал он, – что этот парень сделал.
– Выковырял глаза и разложил на столе.
– Только у зверей или у рыб тоже?
– У всех. – Стоут мрачно покачал головой. – До единого. И выложил на столе узор. Дези говорит, пентаграмму.
– Серьезно?
– Что это, если не безумие?
– Вообще-то я восхищаюсь стилем этого парня.
Ну еще бы! подумал Стоут. Хмырь в драном дождевике, дурацкой пятидесятицентовой шапочке и с кошмарным вставным глазом. Потом пришла новая мысль: а кто скорее отыщет чокнутого дундука, как не такой же чокнутый дундук?
– А для чего ты вообще убил этих зверюг? – Человек разглядывал рогатую голову черного буйвола. Одноглазый был такого роста, что стоял к чучелу почти нос к носу. – Для забавы, ради пропитания или еще чего? Зачем? – повторил он вопрос, покручивая клювы на концах заплетенной бороды.
– Это охота, – осторожно ответил Стоут. – Спортивный интерес.
– Ага.
– Похоже, вы сами охотитесь.
– Случается.
– В каких местах?
– Обычно на дороге. С оживленным движением. В основном прибираю трупы. Ты меня понимаешь.
Господи, еще один профессиональный убийца, подумал Стоут. Этот убивает свои жертвы на шоссе в автомобильных пробках!
– Но в сезон могу выйти на оленя или индейку, – добавил незнакомец.
Стоут с облегчением ухватился за ниточку общей темы.
– Своего первого белохвостого оленя я подстрелил в семнадцать лет, – поделился он. – Стоял на восьмом номере.
– Хороший зверь, – сказал одноглазый.
– Да уж, это точно. С тех пор охота меня и зацепила. – Стоут приналег на образ рубахи-парня, подпустив южного говора. – А теперь, эва, глянь: на стенке-то свободного места не осталось. Давеча я уложил черного носорога…
– Носорога? Поздравляю.
– Спасибо, кэп. Мой первый. Это было что-то!
– Ну еще бы. Ты его съел?
Стоут подумал, что ослышался.
– Я заказал чучело башки. Вот только прям не знаю, куда ее к черту вешать…
– Потому как местов на стенке ни хрена не осталось!
– Ну! – хихикнул Стоут.
Этот здоровенный сукин сын издевается.
– Пристрой-ка там свою задницу. – Человек кивнул в направлении стола. Кожаное кресло холодило голую спину Стоута; он хотел перекинуть ногу на ногу, но полотенце слишком плотно обтягивало дряблые ляжки. Одноглазый бородач обогнул стол и встал за спинкой кресла. Стоуту пришлось запрокинуть голову, чтобы его видеть. В перевернутом ракурсе лицо «капитана» казалось даже дружелюбным.
– Стало быть, ты лоббист, – сказал он.
– Верно. – Стоут принялся было рассказывать о своей невоспетой роли в махинациях представительной власти, но одноглазый так грохнул кулаком по отполированной столешнице, что опрокинулись рамки с фотографиями.
– Я знаю, чем ты занимаешься, – спокойно сказал он. – Про таких, как ты, мне все известно.
Палмер Стоут мысленно пометил себе, что завтра первым делом нужно будет вызвать риэлтора и выставить дом на продажу, поскольку жилище превратилось в камеру пыток. В нем всюду побывали умалишенные пришельцы: сначала похититель, потом садист мистер Гэш, а теперь этот полоумный лысый циклоп…
– У меня только один вопрос, – продолжил одноглазый. – Где находится этот Жабий остров?
– Где-то у побережья на севере Залива. Точно не скажу.
– Не знаешь точно?
– Нет… капитан… я там никогда не был.
– Превосходно. Ты продал остров с потрохами. Собственноручно смазал рельсы, чтобы это место превратилось в «рай для гольфа» – разве ты не так сказал? – Стоут вяло кивнул. Так он и выразился. – Еще один сказочно блаженный уголок для игроков в гольф. Именно это и нужно миру. И ты все проделал, не побывав на острове, даже не взглянув на него? Так?
Палмер Стоут ответил так робко, что не узнал собственного голоса:
– Так всегда делается. Я разрабатываю политическую сторону вопроса, только и всего. К собственно предмету сделки я не имею никакого отношения.
– К собственно предмету? – сухо рассмеялся человек. – То есть к его чудовищности?
Стоут с трудом сглотнул. От неудобного положения затекла шея.
– Клиент сообщает мне, что заинтересован в том или ином законопроекте. Я делаю пару звонков. Иногда угощаю какого-нибудь сенатора и его секретаршу хорошим обедом. Вот и все. Так это делается.
– И сколько ты за это получаешь?
– По-разному, – ответил Стоут.
– Скажем, за мост?
– Сошлись на ста тысячах долларов. – Палмер Стоут не мог ничего с собой поделать, такой он был хвастун. Даже перед лицом смертельной опасности не удержался и сообщил о своих непомерных гонорарах.
– Тебе по утрам не противно смотреть на себя в зеркало? – спросил капитан. Стоут покраснел. – Невероятно!
Одноглазый обошел кресло и одной рукой легко перевернул тяжелый стол. Потом выбил кресло из-под Стоута, и тот плюхнулся на задницу. Стоут потянулся к размотавшемуся полотенцу, но человек вырвал махровое полотнище и театральным жестом бросил наподобие плаща буйволу на рога.
Затем встал над Стоутом, который, словно жирный тюлень, елозил по ковру.
– Я выполню работу для твоего дружка Дика – прорычал одноглазый. – Но только потому, что у меня нет другого выхода.
– Спасибо, – пискнул съежившийся лоббист.
– Если у твоей собаки нет уха, лапы или даже когтя, я по-своему разберусь с парнем, который это сделал. – Раздумывая, человек помолчал. – Что касается твоей жены… Это она? – Он показал на перевернутую вверх ногами рамку на полу, но ответа дожидаться не стал. – Если она жива, я ее отпущу. – Одноглазый прошелся по комнате. – Как она поступит, это ее дело. Но я настоятельно порекомендую ей рассмотреть все варианты. Наверняка она сможет устроиться в жизни гораздо лучше, чем с жалкой тварью вроде тебя.
Палмер Стоут отполз к стеклянному шкафу с выставкой старинных сигарных коробок. Бородач приблизился; на голых ногах под подолом килта виднелись разводы грязи. Стоут прикрыл голову руками. Человек мурлыкал мелодию. Стоут ее узнал – «Разве не здорово?» или что-то вроде этого, из старого альбома «Бич Бойз». Выглянув из-под рук, он прямо пред собой увидел грязные ботинки незнакомца.
– Знаешь, что мне следует сделать? – услышал Стоут. – Выбить из тебя дерьмовую душу. Вот уж поднялось бы настроение! То-то бы радость была! Но, пожалуй, не стану. – Человек опустился на колено; здоровый глаз вперился в Стоута, а малиновый смотрел в сторону.
– Не бейте меня, – попросил Стоут, опуская руки.
– А знаешь, как хочется?
– Пожалуйста, не надо.
Бородач поболтал клювами перед лицом Стоута.
– Стервятники. Попались мне под плохое настроение.
Стоут зажмурил глаза и не открывал, пока не остался один. После ухода непрошеного гостя он еще два часа не шевелясь сидел на полу. Подтянув к подбородку бледные коленки, он скорчился в углу и пытался прийти в себя. Вспоминая последнее, что сказал «капитан», Палмер Стоут вздрагивал.
Твоя жена очень привлекательная женщина.
17
Пес восхитительно проводил время.
В том-то и прелесть быть лабрадором-ретривером – рождаешься для веселья. Твою взбалмошную башку редко посещают размышления и никогда – мрачная тревога; каждый день – веселая игра. Чего еще требовать от жизни? Поесть – восторг, задрать лапу – наслаждение, раскорячиться и выложить кучку – счастье. А полизать собственные яйца? Блаженство! И везде доверчивые человеческие существа, которые потреплют, обнимут и повозятся с тобой.
Пес балдел, путешествуя в фургоне с Твилли Спри и Дезиратой Стоут. Новое имя? Чудесно. Макгуин – очень красиво. Магарыч – тоже было неплохо. Если честно, псу было все равно, как его называют, он отзывался не на кличку. Позвали бы: «Толстомордый, пора обедать!», и он бы точно так же восторженно поскакал, виляя хвостом-дубинкой. Тут уж ничего не поделаешь. Философия лабрадоров состояла в том, что жизнь слишком коротка, и нельзя тратить ее на иное, как веселье, шалости и стихийные случки.
Скучал ли он по Палмеру Стоуту? Неизвестно. Собачья память больше вбирает ощущения, а не чувства, в ней откладываются звуки и запахи, а не эмоции. Например, в мозгу Макгуина навсегда запечатлелся запах сигар Стоута и звяканье ключа, когда хозяин за полночь в подпитии тыркался в парадную дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56