– Хорошо, что я сама не легла спать, да я и не собиралась ложиться, была уверена, что она обязательно явится и замучит вас своими разговорами! Словно вам и без того сегодня было недостаточно!
– О, Джерби, не надо так говорить о ней! – попыталась возразить ей Эннис.
– Никому, кроме вас, мисс, я бы не стала так говорить, да и понятно, после стольких лет работы у вас я, наверное, могу высказать вам свое мнение. Неужели вы скажете, что я не имела права выставить ее отсюда!
– Нет, не скажу, – вздохнула Эннис. – Я так благодарна тебе за то, что ты спасла меня! У меня нет никаких причин, но я очень раздражена – наверное, потому, что мои счета ну никак не хотят сходиться!
– А может быть, и по какой-то другой причине, мисс! – сказала Джерби. – Я ничего не сказала и не собираюсь ничего говорить, вы-то лучше знаете, чего хотите.
Она подоткнула одеяло и принялась задергивать полог.
– Но это вовсе не значит, что я не знаю, откуда дует ветер, я ведь не дура и нахожусь при вас с тех пор, как вы покинули детскую, так что теперь я знаю вас лучше, чем вы думаете, мисс Эннис! А теперь закройте глаза и спите!
И она вышла, предоставив мисс Уичвуд размышлять о том, сколько же еще из ее домашних знают, откуда дует ветер, и уснуть с мыслью, что неплохо было бы ей действительно лучше знать, чего она хочет.
Ночь не принесла ответа на мучивший ее вопрос, но она почти вернула мисс Уичвуд ее обычную жизнерадостность. Утром она со спокойствием, достойным всяческих похвал, поддерживала неудержимо многословную беседу, которая оживляла (а вернее, делала совершенно невыносимым) завтрак. Виноваты в этом были Люсилла и мисс Фарлоу. Мисс Фарлоу решила доказать Люсилле, что не держит на нее зла, и вела с ней бесконечный и весьма оживленный диалог. Люсилла же, стараясь загладить впечатление от своей вчерашней дерзости, отвечала ей с таким же энтузиазмом и всячески демонстрировала свой интерес к разговору. Как раз когда мисс Фарлоу пересказывала один из приключившихся с ней в молодости случаев, Джеймс вручил Люсилле записку со словами, что посыльному от миссис Стинчкоумб велели дождаться ответа. Записка была написана Ко-ризандой в большой спешке, и как только Люсилла прочла ее, она тут же восторженно вскрикнула и быстро обернулась к мисс Уичвуд.
– О, мэм, Коризанда приглашает меня на верховую прогулку в Бадминтон! Можно? Умоляю, не говорите, что нельзя! Я не стану ныть… но мне так хотелось побывать в Бадминтоне, и миссис Стинчкоумб не возражает против нашей поездки, и сейчас такой прекрасный день…
– Стоп, стоп! – прервала ее мисс Уичвуд, смеясь. – Кто я такая, чтобы возражать против того, что одобряет сама миссис Стинчкоумб? Конечно же ты можешь отправляться, милая! Кто еще примет участие в прогулке?
Люсилла спрыгнула со стула и подбежала к мисс Уичвуд, чтобы обнять ее.
– О, спасибо, дорогая, дорогая мисс Уичвуд! – восторженно воскликнула она. – Не пошлете ли вы кого-нибудь в конюшню, чтобы мне сейчас же привели сюда Милую Леди? Коризанда пишет, что если мне разрешат поехать на прогулку, то они заедут за мной сюда, ведь им по пути! Эту поездку устроил мистер Бекнем, и Коризанда говорит, что нас там будет шестеро: она, я, мисс Тенбери, Найниэн и мистер Хоксбери! Не считая, конечно, самого мистера Бекнема.
– Великолепно! – воскликнула мисс Уичвуд с подобающей моменту серьезностью.
– Я была уверена, что вы скажете именно это! И я считаю, что мистер Бекнем – один из самых приятных людей! Только представьте себе, мэм! Он организовал эту поездку только потому, что вчера услыхал, как я сказала кому-то в галерее – я не помню кому, да это и не имеет значения! – что я не бывала в Бадминтоне, но надеюсь, что мне представится случай там побывать. А самое интересное заключается в том, – добавила она еще более восхищенно, – что он сможет провести нас внутрь дома, даже если он не будет открыт для посетителей, потому что он сам часто гостил в этом доме, будучи другом лорда Ворчестера, – так пишет Коризанда!
После этого Люсилла бросилась наверх, чтобы надеть костюм для верховой езды. Прежде чем она спустилась, появился Найниэн и, попросив Джеймса присмотреть за его конем, прошел в дом, чтобы сообщить мисс Уичвуд, что лично он не особенно рвется в Бадминтон, но все же примет участие в поездке, ибо считает своим долгом проследить за тем, чтобы с Люсиллой ничего не случилось.
– И я подумал, что вы тоже хотели бы быть уверенной в этом, мэм! – важно сказал он.
Было трудно представить, что плохого может случиться с Люсиллой в такой изысканной компании, но мисс Уичвуд, тем не менее, поблагодарила юношу, сказав, что теперь она может быть спокойна и что она надеется, что и ему удастся извлечь хотя бы некоторое удовольствие из поездки. Мисс Уичвуд прекрасно понимала, что Найниэн слишком ревниво относится к Гарри Бекнему, и легко догадалась, что его стремление проследить за Люсиллой было всего лишь предлогом, позволившим ему принять это весьма заманчивое приглашение. Ее догадка превратилась в уверенность, когда Найниэн небрежно заметил в ответ на ее слова:
– О да, конечно! Надеюсь, что удастся! Должен признаться, что мне очень хотелось бы полюбоваться на графство Хейтроп! Ведь далеко не каждый может осмотреть дом, так сказать, частным образом, и было бы очень жаль пропустить такую возможность. Уверен, что туда стоит поехать!
Мисс Уичвуд согласилась с этим, и ей даже удалось удержаться от улыбки, вызванной картиной, которая тут же возникла у нее перед глазами: молодой мистер Элмор ошеломляет семью и своих знакомых небрежно брошенными репликами об изысканности и разнообразных прелестях герцогского жилища, которое он посетил – частным образом конечно же – во время своего пребывания в Бате.
Через несколько минут она проводила инспекцию, уверившись, что даже мистер Карлтонн в самом критическом своем настроении не нашел бы к чему придраться в данном случае. А если бы и нашел, она с огромным удовольствием напомнила бы ему, как, уходя с ее приема, он заметил, что поскольку Найниэн и Гарри Бекнем так рьяно заботятся о Люсилле, то ему нет никаких резонов беспокоиться о ней.
Остаток утра прошел спокойно, но вскоре после того, как леди Уичвуд удалилась в свою комнату, чтобы, по своему обыкновению, отдохнуть после ленча, мисс Уичвуд пришлось принять совершенно неожиданную посетительницу.
– К вам леди Айверли, мисс, – сообщил ей Лимбери, протягивая поднос с визитной карточкой. – Я так понял, что это мать мистера Эл-мора, поэтому я проводил ее в гостиную, подумав, что вы не захотите, чтобы я сказал ей, что вас нет дома.
– Леди Айверли? – воскликнула мисс Уичвуд. – Что могло ей здесь… Нет, конечно же нельзя было говорить, что меня нет дома! Я сейчас же поднимусь к ней!
Эннис отложила в сторону счета, которыми собиралась заняться, бросила быстрый взгляд в старинное зеркало, висящее над камином, чтобы убедиться, в порядке ли прическа, и поднялась в гостиную.
Здесь ее ожидала худощавая высокая дама, одетая в облегающее платье с коротким шлейфом из шелка цвета лаванды и шляпу с густой вуалью. С плеч ее уныло свисала шаль, на руке также уныло висел ридикюль, и даже страусовые перья на ее шляпе уныло повисли. В самой осанке незнакомки ощущалось уныние.
Мисс Уичвуд подошла к ней и с милой улыбкой сказала:
– Леди Айверли? Здравствуйте!
Леди Айверли подняла вуаль, и мисс Уичвуд открылось лицо увядшей красавицы, самой заметной чертой которого были огромные, глубоко посаженные глаза.
– Вы мисс Уичвуд? – спросила она, бросив тревожный взгляд на Эннис.
– Да, мэм, – ответила Эннис. – А вы, как я понимаю, мама Найниэна. Счастлива познакомиться с вами.
– Я знала это! – воскликнула леди Айверли дрожащим голосом. – Увы, увы!
– Простите? – недоуменно переспросила ее Эннис.
– Вы так прекрасны! – произнесла гостья, закрыв лицо руками.
В голове мисс Уичвуд пронеслась тревожная мысль о том, что она разговаривает с сумасшедшей, и она постаралась произнести как можно более ласковым тоном:
– Боюсь, что вам нехорошо, мэм; прошу вас, присядьте! Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Может быть, вам принести стакан воды или… или чаю?
Леди Айверли рывком подняла голову и распрямила плечи. Ее руки упали и повисли вдоль тела, глаза сверкнули, и она страстно воскликнула:
– Да, мисс Уичвуд! Вы можете вернуть мне моего сына!
– Вернуть вам вашего сына? – переспросила озадаченно мисс Уичвуд.
– Нельзя ожидать, что вы поймете материнские чувства, но, конечно, вы не можете быть настолько бессердечны, чтобы остаться безучастной к мольбам матери!
Только теперь мисс Уичвуд поняла, что она разговаривает не с сумасшедшей, а с чрезвычайно чувствительной дамой, которая к тому же склонна к мелодраматическим представлениям. Ей никогда не нравились люди, которые вели себя подобным смехотворным, с ее точки зрения, образом. Эннис подумала, что леди Айверли не только глупа, но и не умеет себя вести, но она постаралась скрыть свое отношение и, мило улыбнувшись, объяснила:
– Простите, но вы составили себе неверное представление, мэм. Позвольте мне заверить вас, что Найниэн находится в Бате вовсе не из-за меня! Неужели вы подумали, что он влюблен в меня? Он был бы шокирован, если бы услышал ваши слова! Бог мой, да он относится ко мне скорее как к тетушке!
– Вы что же, считаете меня настолько глупой? – спросила леди Айверли. – Если бы я не увидела вас своими глазами, меня еще можно было бы обмануть, но я увидела вас, и мне совершенно ясно, что вы околдовали его своей роковой красотой!
– О, какая ерунда! – воскликнула мисс Уичвуд, отчаявшись что-либо объяснить. – Околдовала его, вот уж действительно! Я, конечно, делаю скидку на ваши родительские чувства, но чем, по вашему мнению, мог бы заинтересовать меня зеленый юнец вроде Найниэна? Что же касается того, что он пал жертвой моей роковой, как вы выражаетесь, красоты, подобные мысли, уверяю вас, даже не приходили ему в голову! Прошу вас, садитесь и постарайтесь успокоиться!
Леди Айверли упала в кресло, покачала головой и трагическим голосом заявила:
– Я не обвиняю вас в том, что вы намеренно околдовали его. Возможно, вы не поняли, насколько он чувствителен.
– Напротив! – сказала мисс Уичвуд, смеясь. – Я считаю его весьма чувствительным, но не к прелестям женщины моего возраста! Сейчас, насколько мне известно, он очарован дочерью одной из ближайших моих подруг, но нет никакой уверенности в том, что к завтрашнему дню он не убедит себя в том, что влюблен в какую-нибудь другую девушку. Думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем он перерастет свое теперешнее состояние юношеской влюбчивости.
Судя по виду леди Айверли, слова Эннис ее не убедили, но здравый смысл и спокойствие сказанного все же подействовали на нее, и она произнесла гораздо менее драматическим тоном:
– Вы хотите сказать, что он отрекся от своего дома и семьи ради девушки, которую он ни разу не видел до того, как приехал в Бат? Это невозможно!
– Нет, конечно невозможно! И я не думаю, что у него было хоть малейшее намерение отрекаться от своей семьи! Простите меня, ради бога, но если бы вы и отец не настроили его против себя тем, что принялись осыпать его упреками – причем совершенно несправедливыми! – когда он вернулся к вам, то сейчас, по всей вероятности, он был бы с вами.
Леди Айверли не обратила внимания на эти слова мисс Уичвуд, а сказала трагическим голосом:
– Я никогда не поверила бы, что он может повести себя так своенравно! Он всегда был таким хорошим, добрым мальчиком, таким разумным и таким преданным нам обоим! И у него не было никакой причины покидать нас, потому что его папа позволял ему буквально все и ни разу не произнес ни слова упрека, когда нужно было оплачивать его долги! Я убеждена, что он подпал под злое влияние!
– Моя дорогая леди Айверли, но это совсем не так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– О, Джерби, не надо так говорить о ней! – попыталась возразить ей Эннис.
– Никому, кроме вас, мисс, я бы не стала так говорить, да и понятно, после стольких лет работы у вас я, наверное, могу высказать вам свое мнение. Неужели вы скажете, что я не имела права выставить ее отсюда!
– Нет, не скажу, – вздохнула Эннис. – Я так благодарна тебе за то, что ты спасла меня! У меня нет никаких причин, но я очень раздражена – наверное, потому, что мои счета ну никак не хотят сходиться!
– А может быть, и по какой-то другой причине, мисс! – сказала Джерби. – Я ничего не сказала и не собираюсь ничего говорить, вы-то лучше знаете, чего хотите.
Она подоткнула одеяло и принялась задергивать полог.
– Но это вовсе не значит, что я не знаю, откуда дует ветер, я ведь не дура и нахожусь при вас с тех пор, как вы покинули детскую, так что теперь я знаю вас лучше, чем вы думаете, мисс Эннис! А теперь закройте глаза и спите!
И она вышла, предоставив мисс Уичвуд размышлять о том, сколько же еще из ее домашних знают, откуда дует ветер, и уснуть с мыслью, что неплохо было бы ей действительно лучше знать, чего она хочет.
Ночь не принесла ответа на мучивший ее вопрос, но она почти вернула мисс Уичвуд ее обычную жизнерадостность. Утром она со спокойствием, достойным всяческих похвал, поддерживала неудержимо многословную беседу, которая оживляла (а вернее, делала совершенно невыносимым) завтрак. Виноваты в этом были Люсилла и мисс Фарлоу. Мисс Фарлоу решила доказать Люсилле, что не держит на нее зла, и вела с ней бесконечный и весьма оживленный диалог. Люсилла же, стараясь загладить впечатление от своей вчерашней дерзости, отвечала ей с таким же энтузиазмом и всячески демонстрировала свой интерес к разговору. Как раз когда мисс Фарлоу пересказывала один из приключившихся с ней в молодости случаев, Джеймс вручил Люсилле записку со словами, что посыльному от миссис Стинчкоумб велели дождаться ответа. Записка была написана Ко-ризандой в большой спешке, и как только Люсилла прочла ее, она тут же восторженно вскрикнула и быстро обернулась к мисс Уичвуд.
– О, мэм, Коризанда приглашает меня на верховую прогулку в Бадминтон! Можно? Умоляю, не говорите, что нельзя! Я не стану ныть… но мне так хотелось побывать в Бадминтоне, и миссис Стинчкоумб не возражает против нашей поездки, и сейчас такой прекрасный день…
– Стоп, стоп! – прервала ее мисс Уичвуд, смеясь. – Кто я такая, чтобы возражать против того, что одобряет сама миссис Стинчкоумб? Конечно же ты можешь отправляться, милая! Кто еще примет участие в прогулке?
Люсилла спрыгнула со стула и подбежала к мисс Уичвуд, чтобы обнять ее.
– О, спасибо, дорогая, дорогая мисс Уичвуд! – восторженно воскликнула она. – Не пошлете ли вы кого-нибудь в конюшню, чтобы мне сейчас же привели сюда Милую Леди? Коризанда пишет, что если мне разрешат поехать на прогулку, то они заедут за мной сюда, ведь им по пути! Эту поездку устроил мистер Бекнем, и Коризанда говорит, что нас там будет шестеро: она, я, мисс Тенбери, Найниэн и мистер Хоксбери! Не считая, конечно, самого мистера Бекнема.
– Великолепно! – воскликнула мисс Уичвуд с подобающей моменту серьезностью.
– Я была уверена, что вы скажете именно это! И я считаю, что мистер Бекнем – один из самых приятных людей! Только представьте себе, мэм! Он организовал эту поездку только потому, что вчера услыхал, как я сказала кому-то в галерее – я не помню кому, да это и не имеет значения! – что я не бывала в Бадминтоне, но надеюсь, что мне представится случай там побывать. А самое интересное заключается в том, – добавила она еще более восхищенно, – что он сможет провести нас внутрь дома, даже если он не будет открыт для посетителей, потому что он сам часто гостил в этом доме, будучи другом лорда Ворчестера, – так пишет Коризанда!
После этого Люсилла бросилась наверх, чтобы надеть костюм для верховой езды. Прежде чем она спустилась, появился Найниэн и, попросив Джеймса присмотреть за его конем, прошел в дом, чтобы сообщить мисс Уичвуд, что лично он не особенно рвется в Бадминтон, но все же примет участие в поездке, ибо считает своим долгом проследить за тем, чтобы с Люсиллой ничего не случилось.
– И я подумал, что вы тоже хотели бы быть уверенной в этом, мэм! – важно сказал он.
Было трудно представить, что плохого может случиться с Люсиллой в такой изысканной компании, но мисс Уичвуд, тем не менее, поблагодарила юношу, сказав, что теперь она может быть спокойна и что она надеется, что и ему удастся извлечь хотя бы некоторое удовольствие из поездки. Мисс Уичвуд прекрасно понимала, что Найниэн слишком ревниво относится к Гарри Бекнему, и легко догадалась, что его стремление проследить за Люсиллой было всего лишь предлогом, позволившим ему принять это весьма заманчивое приглашение. Ее догадка превратилась в уверенность, когда Найниэн небрежно заметил в ответ на ее слова:
– О да, конечно! Надеюсь, что удастся! Должен признаться, что мне очень хотелось бы полюбоваться на графство Хейтроп! Ведь далеко не каждый может осмотреть дом, так сказать, частным образом, и было бы очень жаль пропустить такую возможность. Уверен, что туда стоит поехать!
Мисс Уичвуд согласилась с этим, и ей даже удалось удержаться от улыбки, вызванной картиной, которая тут же возникла у нее перед глазами: молодой мистер Элмор ошеломляет семью и своих знакомых небрежно брошенными репликами об изысканности и разнообразных прелестях герцогского жилища, которое он посетил – частным образом конечно же – во время своего пребывания в Бате.
Через несколько минут она проводила инспекцию, уверившись, что даже мистер Карлтонн в самом критическом своем настроении не нашел бы к чему придраться в данном случае. А если бы и нашел, она с огромным удовольствием напомнила бы ему, как, уходя с ее приема, он заметил, что поскольку Найниэн и Гарри Бекнем так рьяно заботятся о Люсилле, то ему нет никаких резонов беспокоиться о ней.
Остаток утра прошел спокойно, но вскоре после того, как леди Уичвуд удалилась в свою комнату, чтобы, по своему обыкновению, отдохнуть после ленча, мисс Уичвуд пришлось принять совершенно неожиданную посетительницу.
– К вам леди Айверли, мисс, – сообщил ей Лимбери, протягивая поднос с визитной карточкой. – Я так понял, что это мать мистера Эл-мора, поэтому я проводил ее в гостиную, подумав, что вы не захотите, чтобы я сказал ей, что вас нет дома.
– Леди Айверли? – воскликнула мисс Уичвуд. – Что могло ей здесь… Нет, конечно же нельзя было говорить, что меня нет дома! Я сейчас же поднимусь к ней!
Эннис отложила в сторону счета, которыми собиралась заняться, бросила быстрый взгляд в старинное зеркало, висящее над камином, чтобы убедиться, в порядке ли прическа, и поднялась в гостиную.
Здесь ее ожидала худощавая высокая дама, одетая в облегающее платье с коротким шлейфом из шелка цвета лаванды и шляпу с густой вуалью. С плеч ее уныло свисала шаль, на руке также уныло висел ридикюль, и даже страусовые перья на ее шляпе уныло повисли. В самой осанке незнакомки ощущалось уныние.
Мисс Уичвуд подошла к ней и с милой улыбкой сказала:
– Леди Айверли? Здравствуйте!
Леди Айверли подняла вуаль, и мисс Уичвуд открылось лицо увядшей красавицы, самой заметной чертой которого были огромные, глубоко посаженные глаза.
– Вы мисс Уичвуд? – спросила она, бросив тревожный взгляд на Эннис.
– Да, мэм, – ответила Эннис. – А вы, как я понимаю, мама Найниэна. Счастлива познакомиться с вами.
– Я знала это! – воскликнула леди Айверли дрожащим голосом. – Увы, увы!
– Простите? – недоуменно переспросила ее Эннис.
– Вы так прекрасны! – произнесла гостья, закрыв лицо руками.
В голове мисс Уичвуд пронеслась тревожная мысль о том, что она разговаривает с сумасшедшей, и она постаралась произнести как можно более ласковым тоном:
– Боюсь, что вам нехорошо, мэм; прошу вас, присядьте! Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Может быть, вам принести стакан воды или… или чаю?
Леди Айверли рывком подняла голову и распрямила плечи. Ее руки упали и повисли вдоль тела, глаза сверкнули, и она страстно воскликнула:
– Да, мисс Уичвуд! Вы можете вернуть мне моего сына!
– Вернуть вам вашего сына? – переспросила озадаченно мисс Уичвуд.
– Нельзя ожидать, что вы поймете материнские чувства, но, конечно, вы не можете быть настолько бессердечны, чтобы остаться безучастной к мольбам матери!
Только теперь мисс Уичвуд поняла, что она разговаривает не с сумасшедшей, а с чрезвычайно чувствительной дамой, которая к тому же склонна к мелодраматическим представлениям. Ей никогда не нравились люди, которые вели себя подобным смехотворным, с ее точки зрения, образом. Эннис подумала, что леди Айверли не только глупа, но и не умеет себя вести, но она постаралась скрыть свое отношение и, мило улыбнувшись, объяснила:
– Простите, но вы составили себе неверное представление, мэм. Позвольте мне заверить вас, что Найниэн находится в Бате вовсе не из-за меня! Неужели вы подумали, что он влюблен в меня? Он был бы шокирован, если бы услышал ваши слова! Бог мой, да он относится ко мне скорее как к тетушке!
– Вы что же, считаете меня настолько глупой? – спросила леди Айверли. – Если бы я не увидела вас своими глазами, меня еще можно было бы обмануть, но я увидела вас, и мне совершенно ясно, что вы околдовали его своей роковой красотой!
– О, какая ерунда! – воскликнула мисс Уичвуд, отчаявшись что-либо объяснить. – Околдовала его, вот уж действительно! Я, конечно, делаю скидку на ваши родительские чувства, но чем, по вашему мнению, мог бы заинтересовать меня зеленый юнец вроде Найниэна? Что же касается того, что он пал жертвой моей роковой, как вы выражаетесь, красоты, подобные мысли, уверяю вас, даже не приходили ему в голову! Прошу вас, садитесь и постарайтесь успокоиться!
Леди Айверли упала в кресло, покачала головой и трагическим голосом заявила:
– Я не обвиняю вас в том, что вы намеренно околдовали его. Возможно, вы не поняли, насколько он чувствителен.
– Напротив! – сказала мисс Уичвуд, смеясь. – Я считаю его весьма чувствительным, но не к прелестям женщины моего возраста! Сейчас, насколько мне известно, он очарован дочерью одной из ближайших моих подруг, но нет никакой уверенности в том, что к завтрашнему дню он не убедит себя в том, что влюблен в какую-нибудь другую девушку. Думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем он перерастет свое теперешнее состояние юношеской влюбчивости.
Судя по виду леди Айверли, слова Эннис ее не убедили, но здравый смысл и спокойствие сказанного все же подействовали на нее, и она произнесла гораздо менее драматическим тоном:
– Вы хотите сказать, что он отрекся от своего дома и семьи ради девушки, которую он ни разу не видел до того, как приехал в Бат? Это невозможно!
– Нет, конечно невозможно! И я не думаю, что у него было хоть малейшее намерение отрекаться от своей семьи! Простите меня, ради бога, но если бы вы и отец не настроили его против себя тем, что принялись осыпать его упреками – причем совершенно несправедливыми! – когда он вернулся к вам, то сейчас, по всей вероятности, он был бы с вами.
Леди Айверли не обратила внимания на эти слова мисс Уичвуд, а сказала трагическим голосом:
– Я никогда не поверила бы, что он может повести себя так своенравно! Он всегда был таким хорошим, добрым мальчиком, таким разумным и таким преданным нам обоим! И у него не было никакой причины покидать нас, потому что его папа позволял ему буквально все и ни разу не произнес ни слова упрека, когда нужно было оплачивать его долги! Я убеждена, что он подпал под злое влияние!
– Моя дорогая леди Айверли, но это совсем не так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45