Он никогда не смотрит в одну точку дольше десятой доли секунды, бросает взгляды то в одну сторону, то в другую, будто дротики, и создается впечатление, что он или показывает фокусы, или просто тренирует глазные мышцы. Человек он музыкальный, а посему все время подпрыгивает и дергает руками, будто колет окружающих.
— Малыш! — воскликнул он, молниеносно посмотрев на мое правое плечо, левое ухо, кадык, правый локоть, левую ноздрю и пятно на воротнике моей рубахи, и резко выбросил руки в стороны. — Рад, что ты смог выбраться!
— Мне надо где-то переночевать! — заорал я.
— Все, что пожелаешь, малыш! — крикнул Арти в ответ. Он оглядел с десяток частей моего тела и добавил:
— Будь как дома!
И исчез.
Превосходно. Было уже почти половина пятого утра, и я так устал, что валился с ног. Я протолкался сквозь толпу гостей, каждый из которых успевал сказать мне несколько слов, пока я шел мимо, и открыл дверь спальни. Тут было темно, и это пришлось мне по душе. Я закрыл дверь, но не стал зажигать свет, а начал ощупью пробираться к постели.
Однако в ней уже были люди. Не скажу точно, сколько именно.
— Осторожней, ты! — рявкнул кто-то.
— Прошу прощения, — ответил я.
На полу лежал коврик. Я прилег на него, прикрыл глаза, и шумная гулянка для меня кончилась.
* * *
Самое странное заключалось вот в чем: я знал, что сплю и вижу сон, но понятия не имею, что мне снится. Я в жизни не видел такого гадкого сна будто ты спишь и знаешь, что спишь, и видишь сон, и знаешь, что это дурной сон, кошмарный сон, но не знаешь, о чем он, этот сон.
Наверное, это самое страшное. Ужас перед лицом неведомого, и все такое.
Мне так отчаянно хотелось познакомиться с содержанием моих сновидений, что я вылетел из мира снов, будто пробка из бутылки.
Я лежал на каком-то полу, в широком снопе солнечного света.
Что-то было не так. Окна моей спальни выходят на север, и солнце светит в них под острым углом, причем только в разгар лета, да и тогда в комнату просачивается лишь тоненький лучик. Кроме того, у себя в спальне я дрыхну на кровати, а не на полу. Тут что-то не так, совсем не так, как надо.
Сначала просыпается тело, а мозги — уже потом. Я открыл глаза, пошевелил руками и все вспомнил.
Я рывком принял сидячее положение. Спина болела так, будто из меня выдернули позвоночник.
— Н-да! — произнес я и снова лег. Сон на полу — не самый лучший отдых даже в самые лучшие времена.
Я предпринял вторую попытку подняться, на этот раз медленно, и мне удалось проделать все телодвижения, необходимые для того, чтобы встать на ноги. Я чуть подался вперед и оглядел комнату.
Теперь на кровати возлежал Арти, и он был один. На всех горизонтальных поверхностях — трюмо, ночном столике, сиденьях стульев — стояли полупустые стаканы. Дверь шкафа была открыта, и на полу перед ним высилась груда одежды.
В воздухе стоял кофейный дух, и я, выйдя из спальни, направился к его источнику. Возле кухонной ниши мне на глаза попалась лиловоокая красотка с волосами цвета воронова крыла, одетая в грубые полотняные штаны и черный свитер с высоким горлом. Она готовила яичницу-болтунью. Красотка была босая и совсем маленькая. На вид — гибрид негритянки, китаянки и француженки.
Такой облик обычно принимают еврейские девушки, обучающиеся в музыкально-художественных школах.
Она заговорила первой.
— Вы спали на полу. — Это было произнесено сухим и прозаичным тоном, каким обычно говорят о погоде.
— Похоже, да, — ответил я. Спина у меня болела, руки были грязные, рот, казалось, забит шерстью, а в довершение всего я прекрасно помнил, почему нахожусь здесь, а не в своей собственной уютной квартирке над гриль-баром «Я не прочь». — Можно мне немножко кофе?
Она указала на чайник вилкой, с которой капал яичный белок.
— Угощайтесь. Что, похмелье, да?
— Нет, я вчера не пил. Который теперь час?
— Начало третьего.
— Сейчас день?
Она уставилась на меня.
— Разумеется, день. — Девушка снова принялась взбивать яйца. — Видать, вечеринка была ого-го!
— Так вас тут не было? — спросил я, открывая дверцы буфета в поисках чашки.
— Они все в мойке, — сказала красотка. — Нет, не было. Я девушка-вытрезвитель.
— О! — изрек я.
Мы стояли недалеко друг от друга, она у плиты, а я возле мойки.
Порывшись в груде посуды, я вытащил чашку, как мог, вымыл ее и налил себе кофе.
— Что-то я вас раньше тут не видела, — сказала девушка.
— Я редко сюда выбираюсь.
— Откуда выбираетесь?
— Из Канарси.
Она скорчила такую гримасу, будто я отпустил сальную шуточку, и сказала:
— Ну-ну, давай заливай.
— Нет, правда.
Красотка взяла себе тарелку, выложила на нее болтунью, а сковородку поставила обратно на плиту — Если хочешь яичницы, стряпай сам, — сказала она. Девица не хотела меня обидеть, просто ставила в известность.
— Нет, спасибо, — ответил я, — хватит с меня и кофе.
Она отнесла свою тарелку и чашку к нагромождению мебели на середине комнаты и села. У Арти нет кухонного стола. Я уселся напротив нее и стал с хлюпаньем тянуть свой кофе, еще слишком горячий. Девушка не обращала на меня никакого внимания, кидая в рот кусочки яичницы, будто уголь в топку печи ш-шик, ш-шик, ш-шик. Как патрульный Циккатта с его буль-буль-буль.
Размеренно, как это делала бы машина.
— Когда проснется Арти, как вы думаете? — спросил я.
— Когда я соберу завтрак, — ответила она. — Ты не обязан его дожидаться.
— Еще как обязан, — сказал я. — Мне надо с ним поговорить.
На этот раз она удостоила меня взгляда.
— О чем это?
— О затруднениях, — ответил я. — О той луже, в которую я сел.
— А что тут может поделать Арти?
— Не знаю, — сказал я, и это было правдой. Просто мне не пришло в голову, с кем бы еще поговорить.
— Если речь о деньгах, то Арти на мели, можешь мне поверить, — сообщила она.
— Не в деньгах дело. Мне просто нужно с ним посоветоваться.
Она подняла глаза от своей исчезающей яичницы и возобновила эти ш-шик, ш-шик, ш-шик. Потом на миг остановилась и спросила:
— Что случилось? Тебе нужен гинеколог?
— Господи, нет! Ничего подобного.
— Если дело не в деньгах и не в сексе, то я уж и не знаю, что сказать.
Вы ведь не старьевщик?
— Я? Нет, только не я. — Эта идея удивила меня не меньше, чем мысль о том, что ко мне подослали двух наемных убийц для исполнения своих служебных обязанностей. Я — старьевщик? Я — угроза для организации?
— Да, я тоже так не думаю, — сказала девица. — У вас слишком здоровый вид.
Это замечание можно было воспринять едва ли не как оскорбление, высказанное сухим деловым тоном в мгновения отдыха от пережевывания яичницы.
— Просто у меня возникли сложности, — сказал я. Сделав несколько глотков кофе, я сделал несколько шагов по комнате. Спал я полностью одетым и теперь чувствовал себя помятым и взопревшим, как человек, который спал полностью одетым. У меня было ощущение, будто я спал в автобусе, ехавшем по бездорожью.
— Извините, что темню, — сказал я, — но мне думается, что об этом деле лучше не распространяться.
Девица пожала плечами, прикончила яичницу и встала.
— Мне плевать, — сказала она.
Когда девушка пошла относить свою тарелку в раковину, я вспомнил, что располагаю сведениями, которыми вполне могу с нею поделиться.
— Меня зовут Чарли, — сообщил я — Чарли Пул.
— Привет, — сказала она, стоя над мойкой спиной ко мне. Своего имени она так и не назвала. — Ты хочешь разбудить Арти?
— А можно?
— Если ты этого не сделаешь, я сама разбужу.
— О. Ну что ж.
— Только долго не возитесь.
— Ладно.
Я вернулся в спальню с полупустой кофейной чашкой в руках. Арти лежал на животе, раскинув руки и ноги, и был похож на кривую свастику. Спал он, судя по всему, очень глубоко.
— Арти, — позвал я. — Эй, Арти.
Удивительное дело. Он тотчас открыл глаза, перевернулся на спину, сел и, посмотрев на меня, сказал:
— Хло?
— Нет, — ответил я. — Чарли. Чарли Пул.
Арти заморгал, потом одарил меня широченной улыбкой и произнес:
— Чарли, малыш! Рад тебя видеть. Давно не виделись, малыш!
— Я пришел вчера ночью, — напомнил я ему, еще не совсем веря, что он проснулся.
Арти по-прежнему широко улыбался и смотрел на меня сияющими глазами.
— Шикарная вечеринка! — воскликнул он. — Какая же шикарная вечеринка!
Потом Арти снова заморгал, улыбка сползла с его лица, и он уставился в пол.
— Ты спал на полу, — сказал Арти таким тоном, каким мог бы произнести «Ты шел по воде аки посуху». В нем слышалось недоверие, приглушенное благоговейным страхом. Арти еще дважды повторил свое высказывание, причем оба раза одинаково:
— Ты спал на полу. Ты спал на полу.
— Арти, — сказал я, решив, что он впрямь пробудился, — я вроде попал в переплет. Мне нужна помощь, Арти.
Он оторвал взгляд от пола. На этот раз улыбка Арти была растерянной, а глаза казались стеклянными.
— Чарли Пул, — задумчиво проговорил он. — Маленький Чарли Пул. Спал на полу. Попал в переплет. Маленький Чарли Пул.
— Мне нужна помощь, — повторил я.
Арти развел руками.
— Рассказывай, малыш, — сказал он так тихо и проникновенно, как ни разу еще не говорил на моей памяти. — Расскажи мне все. Начинай.
Начинать. С чего начинать? Во-первых, попытка парней убить меня.
Во-вторых, история про дядю Эла, организацию и бар в Канарси. В-третьих, блуждание по улицам почти без денег и без пальто. Но где же тут начало?
И тут я вспомнил имя, которое слышал прошлой ночью, когда мой дядя Эл разговаривал с убийцами. Агрикола. Вот с кого, наверное, все началось. С Агриколы, человека, который приказал убийцам убить меня. Поэтому я сказал:
— Арти, ты не знаешь человека по имени Агрикола? Он в какой-то преступной шайке.
— Агрикола? Фермер? Черт, конечно.
— Так ты его знаешь?
— Фермер Агрикола. Его все знают. По крайней мере, знают о нем. Сам я с ним, разумеется, никогда не встречался — он слишком большая шишка. Кроме того, большую часть времени он сидит у себя на ферме в Стейтен-Айленде.
— Стейтен-Айленд, — повторил я.
— Естественно, я слыхал о нем, когда торговал пилюлями, понятно? Он из высших эшелонов. А может, и вообще всем заправляет, почем мне знать. Тебе известно, что я бросил торговать этим зельем? Посмотрел по телеку документальный фильм о вреде пристрастия к наркотикам и, скажу тебе, малыш, это было как откровение. Перед тобой — новый Арти Декстер, совсем другой человек, хочешь — верь, хочешь — не верь. А теперь так нагрузился сознанием общественной пользы, что...
— Агрикола, — сказал я.
— Если ты задумал сорвать лишнюю копейку, сбывая пилюли в своем баре, послушайся моего совета, не делай этого. Настанет утро, когда ты посмотришь на себя в зеркало и скажешь...
— Нет, — сказал я. — Не в том дело. Этот парень, Агрикола, послал...
Но тут открылась дверь, и в спальню вошла лиловоокая красотка с волосами цвета воронова крыла.
— Время, господа, — сказала она — Прошу вас.
— Хло! — заорал Арти, сбрасывая одеяло и растопыривая руки. — Ты идешь к своему папочке?
— Надеюсь, что не к нему, — ответила красотка.
На Арти не было пижамы. Чувствуя, как мои щеки заливает давно забытый юношеский румянец, я забормотал:
— Э... Арти... ну... потом... э... поговорим... э...
И попятился прочь. Я покинул комнату через дверь в ванную, потому что этот маршрут позволял мне держаться подальше от Хло, которая уже стягивала портки, не обращая на меня никакого внимания.
Оказавшись за закрытой дверью ванной, я почувствовал себя намного лучше. Я услышал, как Арти вопит: «Ах-ха!..», а потом настала тишина.
Поскольку я очутился в ванной и делать мне было нечего, я умылся. Я не стал снимать грязную одежду, потому что ее все равно пришлось бы натягивать снова, а мне не хотелось этого делать. К примеру, я знал, что воротник моей рубашки уже наверняка почернел, но пока я не видел его, это меня не очень беспокоило. Поэтому я просто омыл руки и лицо, почистил зубы, нанеся пасту на палец, прополоскал горло и покинул ванную через другую дверь, чувствуя себя значительно бодрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Малыш! — воскликнул он, молниеносно посмотрев на мое правое плечо, левое ухо, кадык, правый локоть, левую ноздрю и пятно на воротнике моей рубахи, и резко выбросил руки в стороны. — Рад, что ты смог выбраться!
— Мне надо где-то переночевать! — заорал я.
— Все, что пожелаешь, малыш! — крикнул Арти в ответ. Он оглядел с десяток частей моего тела и добавил:
— Будь как дома!
И исчез.
Превосходно. Было уже почти половина пятого утра, и я так устал, что валился с ног. Я протолкался сквозь толпу гостей, каждый из которых успевал сказать мне несколько слов, пока я шел мимо, и открыл дверь спальни. Тут было темно, и это пришлось мне по душе. Я закрыл дверь, но не стал зажигать свет, а начал ощупью пробираться к постели.
Однако в ней уже были люди. Не скажу точно, сколько именно.
— Осторожней, ты! — рявкнул кто-то.
— Прошу прощения, — ответил я.
На полу лежал коврик. Я прилег на него, прикрыл глаза, и шумная гулянка для меня кончилась.
* * *
Самое странное заключалось вот в чем: я знал, что сплю и вижу сон, но понятия не имею, что мне снится. Я в жизни не видел такого гадкого сна будто ты спишь и знаешь, что спишь, и видишь сон, и знаешь, что это дурной сон, кошмарный сон, но не знаешь, о чем он, этот сон.
Наверное, это самое страшное. Ужас перед лицом неведомого, и все такое.
Мне так отчаянно хотелось познакомиться с содержанием моих сновидений, что я вылетел из мира снов, будто пробка из бутылки.
Я лежал на каком-то полу, в широком снопе солнечного света.
Что-то было не так. Окна моей спальни выходят на север, и солнце светит в них под острым углом, причем только в разгар лета, да и тогда в комнату просачивается лишь тоненький лучик. Кроме того, у себя в спальне я дрыхну на кровати, а не на полу. Тут что-то не так, совсем не так, как надо.
Сначала просыпается тело, а мозги — уже потом. Я открыл глаза, пошевелил руками и все вспомнил.
Я рывком принял сидячее положение. Спина болела так, будто из меня выдернули позвоночник.
— Н-да! — произнес я и снова лег. Сон на полу — не самый лучший отдых даже в самые лучшие времена.
Я предпринял вторую попытку подняться, на этот раз медленно, и мне удалось проделать все телодвижения, необходимые для того, чтобы встать на ноги. Я чуть подался вперед и оглядел комнату.
Теперь на кровати возлежал Арти, и он был один. На всех горизонтальных поверхностях — трюмо, ночном столике, сиденьях стульев — стояли полупустые стаканы. Дверь шкафа была открыта, и на полу перед ним высилась груда одежды.
В воздухе стоял кофейный дух, и я, выйдя из спальни, направился к его источнику. Возле кухонной ниши мне на глаза попалась лиловоокая красотка с волосами цвета воронова крыла, одетая в грубые полотняные штаны и черный свитер с высоким горлом. Она готовила яичницу-болтунью. Красотка была босая и совсем маленькая. На вид — гибрид негритянки, китаянки и француженки.
Такой облик обычно принимают еврейские девушки, обучающиеся в музыкально-художественных школах.
Она заговорила первой.
— Вы спали на полу. — Это было произнесено сухим и прозаичным тоном, каким обычно говорят о погоде.
— Похоже, да, — ответил я. Спина у меня болела, руки были грязные, рот, казалось, забит шерстью, а в довершение всего я прекрасно помнил, почему нахожусь здесь, а не в своей собственной уютной квартирке над гриль-баром «Я не прочь». — Можно мне немножко кофе?
Она указала на чайник вилкой, с которой капал яичный белок.
— Угощайтесь. Что, похмелье, да?
— Нет, я вчера не пил. Который теперь час?
— Начало третьего.
— Сейчас день?
Она уставилась на меня.
— Разумеется, день. — Девушка снова принялась взбивать яйца. — Видать, вечеринка была ого-го!
— Так вас тут не было? — спросил я, открывая дверцы буфета в поисках чашки.
— Они все в мойке, — сказала красотка. — Нет, не было. Я девушка-вытрезвитель.
— О! — изрек я.
Мы стояли недалеко друг от друга, она у плиты, а я возле мойки.
Порывшись в груде посуды, я вытащил чашку, как мог, вымыл ее и налил себе кофе.
— Что-то я вас раньше тут не видела, — сказала девушка.
— Я редко сюда выбираюсь.
— Откуда выбираетесь?
— Из Канарси.
Она скорчила такую гримасу, будто я отпустил сальную шуточку, и сказала:
— Ну-ну, давай заливай.
— Нет, правда.
Красотка взяла себе тарелку, выложила на нее болтунью, а сковородку поставила обратно на плиту — Если хочешь яичницы, стряпай сам, — сказала она. Девица не хотела меня обидеть, просто ставила в известность.
— Нет, спасибо, — ответил я, — хватит с меня и кофе.
Она отнесла свою тарелку и чашку к нагромождению мебели на середине комнаты и села. У Арти нет кухонного стола. Я уселся напротив нее и стал с хлюпаньем тянуть свой кофе, еще слишком горячий. Девушка не обращала на меня никакого внимания, кидая в рот кусочки яичницы, будто уголь в топку печи ш-шик, ш-шик, ш-шик. Как патрульный Циккатта с его буль-буль-буль.
Размеренно, как это делала бы машина.
— Когда проснется Арти, как вы думаете? — спросил я.
— Когда я соберу завтрак, — ответила она. — Ты не обязан его дожидаться.
— Еще как обязан, — сказал я. — Мне надо с ним поговорить.
На этот раз она удостоила меня взгляда.
— О чем это?
— О затруднениях, — ответил я. — О той луже, в которую я сел.
— А что тут может поделать Арти?
— Не знаю, — сказал я, и это было правдой. Просто мне не пришло в голову, с кем бы еще поговорить.
— Если речь о деньгах, то Арти на мели, можешь мне поверить, — сообщила она.
— Не в деньгах дело. Мне просто нужно с ним посоветоваться.
Она подняла глаза от своей исчезающей яичницы и возобновила эти ш-шик, ш-шик, ш-шик. Потом на миг остановилась и спросила:
— Что случилось? Тебе нужен гинеколог?
— Господи, нет! Ничего подобного.
— Если дело не в деньгах и не в сексе, то я уж и не знаю, что сказать.
Вы ведь не старьевщик?
— Я? Нет, только не я. — Эта идея удивила меня не меньше, чем мысль о том, что ко мне подослали двух наемных убийц для исполнения своих служебных обязанностей. Я — старьевщик? Я — угроза для организации?
— Да, я тоже так не думаю, — сказала девица. — У вас слишком здоровый вид.
Это замечание можно было воспринять едва ли не как оскорбление, высказанное сухим деловым тоном в мгновения отдыха от пережевывания яичницы.
— Просто у меня возникли сложности, — сказал я. Сделав несколько глотков кофе, я сделал несколько шагов по комнате. Спал я полностью одетым и теперь чувствовал себя помятым и взопревшим, как человек, который спал полностью одетым. У меня было ощущение, будто я спал в автобусе, ехавшем по бездорожью.
— Извините, что темню, — сказал я, — но мне думается, что об этом деле лучше не распространяться.
Девица пожала плечами, прикончила яичницу и встала.
— Мне плевать, — сказала она.
Когда девушка пошла относить свою тарелку в раковину, я вспомнил, что располагаю сведениями, которыми вполне могу с нею поделиться.
— Меня зовут Чарли, — сообщил я — Чарли Пул.
— Привет, — сказала она, стоя над мойкой спиной ко мне. Своего имени она так и не назвала. — Ты хочешь разбудить Арти?
— А можно?
— Если ты этого не сделаешь, я сама разбужу.
— О. Ну что ж.
— Только долго не возитесь.
— Ладно.
Я вернулся в спальню с полупустой кофейной чашкой в руках. Арти лежал на животе, раскинув руки и ноги, и был похож на кривую свастику. Спал он, судя по всему, очень глубоко.
— Арти, — позвал я. — Эй, Арти.
Удивительное дело. Он тотчас открыл глаза, перевернулся на спину, сел и, посмотрев на меня, сказал:
— Хло?
— Нет, — ответил я. — Чарли. Чарли Пул.
Арти заморгал, потом одарил меня широченной улыбкой и произнес:
— Чарли, малыш! Рад тебя видеть. Давно не виделись, малыш!
— Я пришел вчера ночью, — напомнил я ему, еще не совсем веря, что он проснулся.
Арти по-прежнему широко улыбался и смотрел на меня сияющими глазами.
— Шикарная вечеринка! — воскликнул он. — Какая же шикарная вечеринка!
Потом Арти снова заморгал, улыбка сползла с его лица, и он уставился в пол.
— Ты спал на полу, — сказал Арти таким тоном, каким мог бы произнести «Ты шел по воде аки посуху». В нем слышалось недоверие, приглушенное благоговейным страхом. Арти еще дважды повторил свое высказывание, причем оба раза одинаково:
— Ты спал на полу. Ты спал на полу.
— Арти, — сказал я, решив, что он впрямь пробудился, — я вроде попал в переплет. Мне нужна помощь, Арти.
Он оторвал взгляд от пола. На этот раз улыбка Арти была растерянной, а глаза казались стеклянными.
— Чарли Пул, — задумчиво проговорил он. — Маленький Чарли Пул. Спал на полу. Попал в переплет. Маленький Чарли Пул.
— Мне нужна помощь, — повторил я.
Арти развел руками.
— Рассказывай, малыш, — сказал он так тихо и проникновенно, как ни разу еще не говорил на моей памяти. — Расскажи мне все. Начинай.
Начинать. С чего начинать? Во-первых, попытка парней убить меня.
Во-вторых, история про дядю Эла, организацию и бар в Канарси. В-третьих, блуждание по улицам почти без денег и без пальто. Но где же тут начало?
И тут я вспомнил имя, которое слышал прошлой ночью, когда мой дядя Эл разговаривал с убийцами. Агрикола. Вот с кого, наверное, все началось. С Агриколы, человека, который приказал убийцам убить меня. Поэтому я сказал:
— Арти, ты не знаешь человека по имени Агрикола? Он в какой-то преступной шайке.
— Агрикола? Фермер? Черт, конечно.
— Так ты его знаешь?
— Фермер Агрикола. Его все знают. По крайней мере, знают о нем. Сам я с ним, разумеется, никогда не встречался — он слишком большая шишка. Кроме того, большую часть времени он сидит у себя на ферме в Стейтен-Айленде.
— Стейтен-Айленд, — повторил я.
— Естественно, я слыхал о нем, когда торговал пилюлями, понятно? Он из высших эшелонов. А может, и вообще всем заправляет, почем мне знать. Тебе известно, что я бросил торговать этим зельем? Посмотрел по телеку документальный фильм о вреде пристрастия к наркотикам и, скажу тебе, малыш, это было как откровение. Перед тобой — новый Арти Декстер, совсем другой человек, хочешь — верь, хочешь — не верь. А теперь так нагрузился сознанием общественной пользы, что...
— Агрикола, — сказал я.
— Если ты задумал сорвать лишнюю копейку, сбывая пилюли в своем баре, послушайся моего совета, не делай этого. Настанет утро, когда ты посмотришь на себя в зеркало и скажешь...
— Нет, — сказал я. — Не в том дело. Этот парень, Агрикола, послал...
Но тут открылась дверь, и в спальню вошла лиловоокая красотка с волосами цвета воронова крыла.
— Время, господа, — сказала она — Прошу вас.
— Хло! — заорал Арти, сбрасывая одеяло и растопыривая руки. — Ты идешь к своему папочке?
— Надеюсь, что не к нему, — ответила красотка.
На Арти не было пижамы. Чувствуя, как мои щеки заливает давно забытый юношеский румянец, я забормотал:
— Э... Арти... ну... потом... э... поговорим... э...
И попятился прочь. Я покинул комнату через дверь в ванную, потому что этот маршрут позволял мне держаться подальше от Хло, которая уже стягивала портки, не обращая на меня никакого внимания.
Оказавшись за закрытой дверью ванной, я почувствовал себя намного лучше. Я услышал, как Арти вопит: «Ах-ха!..», а потом настала тишина.
Поскольку я очутился в ванной и делать мне было нечего, я умылся. Я не стал снимать грязную одежду, потому что ее все равно пришлось бы натягивать снова, а мне не хотелось этого делать. К примеру, я знал, что воротник моей рубашки уже наверняка почернел, но пока я не видел его, это меня не очень беспокоило. Поэтому я просто омыл руки и лицо, почистил зубы, нанеся пасту на палец, прополоскал горло и покинул ванную через другую дверь, чувствуя себя значительно бодрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26