Роман пожал плечами:
– В целом нормально. Он хотел конфисковать фотографии Лейлы, но она всучила ему какую-то ненужную пленку.
– У того типа, что проверял документы у нас, был довольно странный акцент, – задумчиво заметил Ян.
– Какой? – поинтересовался Маттео Сальвани.
– Не знаю. Не думаю, что он иранец. Эта манера тянуть гласные…
Он был в явном недоумении.
– Я бы сказал, есть тут какая-то нелепость…
– Только не ты, Шерлок! – поддела Татьяна.
– Нет, в самом деле, если бы я его не видел, я бы подумал о семье балтийских языков.
– Что? Неужели литовец? – изумленно спросил Д'Анкосс, подняв голову от своих дорогих листочков.
– Гм… Но его лицо… Странная смесь! – сделал заключение молодой ученый и откинулся назад, облокотившись на спинку сиденья.
Стражи революции. Балтийский акцент. Тайваньские часы. Казалось, на запотевшем переднем стекле ярко-красной краской само написалось слово «наркодилер». Да, похоже, они еще дешево отделались.
– Проклятый денек! – внезапно пробормотал Влад, выразив общее мнение.
Три часа подряд они ехали без всяких происшествий по хаотичному ландшафту, где огромные темно-красные куски горных пород нависали над сверкающими на солнце соляными озерами.
– Преддверие Даште-Кевира, – сообщил Влад.
– По последней теории, Большая соляная пустыня и ее младшая сестра, пустыня Луг, – это остатки внутреннего моря, где город Йезд был островом, – заметила Татьяна.
– Ох уж мне этот славянский романтизм! – хохотнул Ян. – А случайно забредшие сюда кельты бросили свои алебастровые рукописи в воду, чтобы мы их случайно выудили три тысячи лет спустя.
– Татьяна права, – заметил Маттео. – Впрочем, мне не терпится взять кое-какие образцы.
– Когда видишь эту пустыню, трудно себе представить, что человеческие существа могли поселиться в таких неприветливых местах, – заметил Д'Анкосс, поправляя узел своего шелкового шейного платка небесно-голубого цвета.
– Чудо канатов, профессоре, шедевр ирригационных сооружений, не правда ли, Татьяна?
Маттео повернулся к женщине, по-прежнему погруженной в изучение листочков.
– Весьма примечательно и изобретательно, – ответила она, не поднимая головы. – Когда подумаешь, что этим сооружениям более трех тысяч лет… Подземные каналы! Просто и эффективно! Я написала об этом монографию…
– Да, я ее читал. Очень интересно…
Роман слушал их беседу, между тем небо медленно темнело, а соляные озера мраморно поблескивали уже при свете луны, молчаливые, словно огромные могилы.
Влад зажег фары.
– Через час будем в Кутчахе, – объявил он. – Нужно будет там остановиться и предупредить Сефир Руда, что мы прибудем на место только завтра утром.
– Ладно, – согласился Роман, чувствуя, как спину сводит судорога.
Путь заканчивали в полном молчании. Наконец в лунном свете стали вырисовываться приземистые силуэты домов крошечного поселения Кутчах, похожие на игрушечные домики. Остервенело залаяли черные собаки, бросаясь к машинам, которые постепенно замедляли ход. Влад затормозил возле общинного колодца, за ним остановился автобус, и все с удовольствием стали мыться, между тем как собачий лай, казалось, стал вдвое громче и яростнее. Роман подумал, что сейчас, наверное, весь поселок выскочит посмотреть, что происходит, но почему-то не открылась ни одна дверь.
Он спрыгнул на землю, и собаки отбежали назад со вздыбленной шерстью. Они боялись людей. «Убирайтесь!» – бросил он им, щелкнув языком, этому фокусу его научил Уул; собаки отбежали еще дальше.
Влад долго потягивался, а остальные разгружали имущество, чтобы начать устраиваться на ночь.
– Я спрошу у них, можно ли разбить палатки возле хлева, – сказал Роман, направляясь к ближайшему дому; собаки плелись за ним, обнюхивая его сапоги, низко наклонив головы и опустив хвосты.
– Я с тобой.
Лейла уже обогнала его, предусмотрительно набросив на лицо край платка.
Что-то здесь не так, подумал Роман. Он слышал, как Омар шутит с Уулом, Ли ругается, Влад помогает Татьяне выйти из автобуса, Маттео и Д'Анкосс продолжают свой вечный спор, Ян насвистывает песню «Команданте Че Гевара», насвистывает крайне фальшиво, но главное, что он воспринимал, была тишина, совершенно неестественная тишина.
Он постучал кулаком в старую деревянную дверь, выкрашенную в ярко-синий цвет. Ответа не последовало. Какая-то собака стала громко выть, обнюхивая дверь, потом принялась яростно скрести створку, которая со скрипом открылась на несколько сантиметров. Лейла на мгновение застыла от удивления, затем повернулась к Роману: она, женщина, первой заговорить не могла.
– Есть кто-нибудь? – крикнул Роман. – Можно войти?
Ответа по-прежнему не было. Он легонько нажал на створку, и она распахнулась. Комната была погружена в полумрак. Собака прошмыгнула между их ног и принялась глухо ворчать, затем с визгом отпрянула, волоча по земле хвост.
Лейла тут же вытащила карманный фонарик и зажгла его, направив желтый пучок света на глинобитные стены, утоптанный земляной пол, застланный пластиковыми циновками, зеленой и синей, самодельный низкий деревянный столик, мягкие кожаные сиденья и два тела в черных платьях.
– Боже мой! – воскликнул Роман, бросаясь к женщинам, лежащим на земле лицом вниз.
Сбивчиво дыша, он склонился над той, что лежала ближе к нему, и осторожно перевернул ее на спину. Огромные черные глаза смотрели на него поверх хиджаба. Он слегка приподнял платок. Кровь медленно сворачивалась на открытом горле, длинные ярко-красные струйки текли по белоснежной шее женщины. Он заметил, что его рука, которую он положил ей на грудь, запачкана темно-красным, и, прежде чем перевернуть другое тело, вытер ладонь о джинсы. Вторая женщина оказалась старше – мать и дочь? – но когда он приподнял хиджаб, то увидел такие же раны.
Он слышал, как Омар снаружи произнес: «Darbm aspirin , у меня есть аспирин». – «Спасибо, – ответил Д'Анкосс, – проклятая мигрень…»
– Они мертвы? – спокойно спросила Лейла.
– Да. Перерезали горло.
– Следов борьбы нет, – заметила Лейла все так же спокойно. – Думаешь, они были знакомы с теми, кто напал на них?
Роман, стоя на коленях возле трупов, вздохнул, чувствуя, как у него скрутило живот.
– Не знаю. Я не могу понять, где же мужчины.
– Думаю, они тоже мертвы, – прошептала Лейла. Роман выпрямился:
– Пойдем посмотрим в другой комнате.
Она пошла за ним, без особого волнения перешагнув через два трупа, и Роман сказал себе, что ценит ее в том числе и за это тоже. Не то чтобы она была холодной или безразличной. Просто она привыкла к войне, к смерти во всех ее проявлениях и умела сдерживать свои порывы в обстоятельствах, когда ни в коем случае нельзя было давать волю эмоциям, следовало беречь энергию. В этом заключалась своего рода система самозащиты, которую ему самому удалось выработать на практике за долгие пятнадцать лет.
Они вошли в комнату размером поменьше первой, где находились двуспальная кровать, покрытая темно-коричневым шерстяным одеялом, большой кожаный сундук, пластиковый поднос, разрисованный ярко-красными вишнями, на котором стояли три глиняные пиалы, где еще оставался чай. В углу помещения занавеска закрывала альков, за ним находилась кровать поменьше и примитивная этажерка, на которой стояла алюминиевая кружка, лежали черепаховый гребень и Коран на маленькой белой салфетке.
– Кровать матери, – прошептала Лейла, в то время как Роман поднимал крышку большого сундука.
Внутри лежал человек. Он смотрел на Романа. Кровь пропитала его бороду с проседью и стекала на белую рубашку. При свете карманного фонаря он походил на восковой манекен.
– Почему его запихали в сундук? – спросила пораженная Лейла.
– Не знаю. Возможно, просто так. Или убийца не хотел больше видеть своей жертвы.
– Но вид женщин его не смущал?
– Наверное, женщины не имели никакого значения…
– Эй! Вы здесь?
Хриплый голос Влада заставил их подскочить.
– Да. У нас проблемы, – ответил Роман. – Иди сюда.
Они услышали, как заскрипела дверь, затем раздался поток брани.
– Черт возьми, это еще что?
– Надо сходить в другие дома, – сказал Роман, подталкивая Лейлу к двери. – Влад, скажи остальным, чтобы опять садились в машины и были готовы к отъезду. Здесь мы ночевать не можем.
– Но ехать ночью мы тоже не можем! Это слишком опасно. Ты знаешь, сколько людей здесь разбивается ночью?
– Влад, прекрати. Делай, как я сказал.
Роман вышел на свежий ночной воздух, вслед за ним Лейла. Собаки стояли неподвижно, сбившись в стаю, низко опустив морды.
– Что происходит? Ян преградил им путь:
– Так можно разбивать палатки или нет?
– Нет, – ответил Роман, обходя молодого человека. – Наверно, нам прямо сейчас придется ехать.
Краем глаза он видел, что Ли внимательно наблюдает за ними, прислонившись спиной к трейлеру, не выпуская изо рта сигареты.
– Но почему? – упрямился взлохмаченный Ян. – Это люди против того, чтобы мы здесь останавливались?
– Ян, дай мне, пожалуйста, пять минут. Ровно пять минут.
– Всегда одно и то же! Ты обращаешься с нами как с детьми.
Роман пожал плечами и постучал в дверь второго домика, чувствуя спиной пристальный взгляд Лейлы.
Здесь тоже дверь была приоткрыта, и он медленно толкнул ее: ему не хотелось видеть того, что, без всякого сомнения, находилось по ту сторону.
И все-таки в дрожащем круге желтого света он увидел. Трое детей лежали свернувшись калачиками возле старой печки, две женщины были брошены на землю у ножек кресла, где сидел старик, из горла которого продолжала медленно сочиться кровь, и еще один мужчина, более молодой, сильный, он сидел, прислонившись к стене, его голова почти отделилась от туловища, залитого красным.
Несмотря на отвращение, Роман подошел и склонился над маленькими детскими телами. Их залитые кровью футболки открывали плоские, мускулистые животы, под футбольными трусами виднелись расцарапанные коленки. Они ушли играть в футбол, мечтая о чемпионате мира, они вернулись, чтобы поужинать этим супом с чечевицей и помидорами, чугунок с которым стоял в печке, и они умерли.
Черты самого старшего, красивого мальчика лет двенадцати, выражали недоумение и недоверие. А на лице его младшего брата явственно читался ужас. Должно быть, его очередь пришла позже, он знал, что с ним произойдет, и он от страха обмочился. У самого маленького рот до сих пор был открыт в последнем крике, а струйка крови прочертила на полу нечто вроде ореола вокруг растрепанных волос.
Роман быстро осмотрел тела двух женщин – и здесь тоже молодая и пожилая, – затем тела двух мужчин и не обнаружил ничего нового: все та же глубокая рана от ножа, перерезавшего сонную артерию. Один-единственный убийца не мог бы справиться с целым семейством, тем более что и у старика, и у молодого мужчины – его сын? зять? – на поясе висели ножи. Значит, было несколько убийц, решительных, быстрых. Ни изнасилования, ни пыток, только смерть. Несколько минут – и поселение стерто с лица земли.
Он вновь наклонился над молодым мужчиной и вытащил бумажник, который оттопыривал на груди карман темно-синей рубашки. Деньги, несколько аккуратно сложенных купюр, и монеты. Кроме того, у обоих мужчин на руках остались часы. Значит, ограбление тоже не являлось мотивом.
– Да плевать мне на приказы!
Голос Яна раздался эхом в ночи. В ответ послышался другой, глуховатый. Роман узнал Влада:
– Он сказал подождать, значит, подождем!
– Хватит изображать верных псов, это просто смешно. Я требую… мы требуем, чтобы нам сказали, что случилось.
Лейла, не произнесшая ни единого слова с тех пор, как переступила порог, повернулась к Роману:
– Что будем делать?
– Не знаю. Думаю, нужно уезжать, и как можно быстрее.
– Может, стоит им сообщить?
Ответить ему не пришлось. Ян ворвался в комнату, хотя Влад и пытался его удержать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– В целом нормально. Он хотел конфисковать фотографии Лейлы, но она всучила ему какую-то ненужную пленку.
– У того типа, что проверял документы у нас, был довольно странный акцент, – задумчиво заметил Ян.
– Какой? – поинтересовался Маттео Сальвани.
– Не знаю. Не думаю, что он иранец. Эта манера тянуть гласные…
Он был в явном недоумении.
– Я бы сказал, есть тут какая-то нелепость…
– Только не ты, Шерлок! – поддела Татьяна.
– Нет, в самом деле, если бы я его не видел, я бы подумал о семье балтийских языков.
– Что? Неужели литовец? – изумленно спросил Д'Анкосс, подняв голову от своих дорогих листочков.
– Гм… Но его лицо… Странная смесь! – сделал заключение молодой ученый и откинулся назад, облокотившись на спинку сиденья.
Стражи революции. Балтийский акцент. Тайваньские часы. Казалось, на запотевшем переднем стекле ярко-красной краской само написалось слово «наркодилер». Да, похоже, они еще дешево отделались.
– Проклятый денек! – внезапно пробормотал Влад, выразив общее мнение.
Три часа подряд они ехали без всяких происшествий по хаотичному ландшафту, где огромные темно-красные куски горных пород нависали над сверкающими на солнце соляными озерами.
– Преддверие Даште-Кевира, – сообщил Влад.
– По последней теории, Большая соляная пустыня и ее младшая сестра, пустыня Луг, – это остатки внутреннего моря, где город Йезд был островом, – заметила Татьяна.
– Ох уж мне этот славянский романтизм! – хохотнул Ян. – А случайно забредшие сюда кельты бросили свои алебастровые рукописи в воду, чтобы мы их случайно выудили три тысячи лет спустя.
– Татьяна права, – заметил Маттео. – Впрочем, мне не терпится взять кое-какие образцы.
– Когда видишь эту пустыню, трудно себе представить, что человеческие существа могли поселиться в таких неприветливых местах, – заметил Д'Анкосс, поправляя узел своего шелкового шейного платка небесно-голубого цвета.
– Чудо канатов, профессоре, шедевр ирригационных сооружений, не правда ли, Татьяна?
Маттео повернулся к женщине, по-прежнему погруженной в изучение листочков.
– Весьма примечательно и изобретательно, – ответила она, не поднимая головы. – Когда подумаешь, что этим сооружениям более трех тысяч лет… Подземные каналы! Просто и эффективно! Я написала об этом монографию…
– Да, я ее читал. Очень интересно…
Роман слушал их беседу, между тем небо медленно темнело, а соляные озера мраморно поблескивали уже при свете луны, молчаливые, словно огромные могилы.
Влад зажег фары.
– Через час будем в Кутчахе, – объявил он. – Нужно будет там остановиться и предупредить Сефир Руда, что мы прибудем на место только завтра утром.
– Ладно, – согласился Роман, чувствуя, как спину сводит судорога.
Путь заканчивали в полном молчании. Наконец в лунном свете стали вырисовываться приземистые силуэты домов крошечного поселения Кутчах, похожие на игрушечные домики. Остервенело залаяли черные собаки, бросаясь к машинам, которые постепенно замедляли ход. Влад затормозил возле общинного колодца, за ним остановился автобус, и все с удовольствием стали мыться, между тем как собачий лай, казалось, стал вдвое громче и яростнее. Роман подумал, что сейчас, наверное, весь поселок выскочит посмотреть, что происходит, но почему-то не открылась ни одна дверь.
Он спрыгнул на землю, и собаки отбежали назад со вздыбленной шерстью. Они боялись людей. «Убирайтесь!» – бросил он им, щелкнув языком, этому фокусу его научил Уул; собаки отбежали еще дальше.
Влад долго потягивался, а остальные разгружали имущество, чтобы начать устраиваться на ночь.
– Я спрошу у них, можно ли разбить палатки возле хлева, – сказал Роман, направляясь к ближайшему дому; собаки плелись за ним, обнюхивая его сапоги, низко наклонив головы и опустив хвосты.
– Я с тобой.
Лейла уже обогнала его, предусмотрительно набросив на лицо край платка.
Что-то здесь не так, подумал Роман. Он слышал, как Омар шутит с Уулом, Ли ругается, Влад помогает Татьяне выйти из автобуса, Маттео и Д'Анкосс продолжают свой вечный спор, Ян насвистывает песню «Команданте Че Гевара», насвистывает крайне фальшиво, но главное, что он воспринимал, была тишина, совершенно неестественная тишина.
Он постучал кулаком в старую деревянную дверь, выкрашенную в ярко-синий цвет. Ответа не последовало. Какая-то собака стала громко выть, обнюхивая дверь, потом принялась яростно скрести створку, которая со скрипом открылась на несколько сантиметров. Лейла на мгновение застыла от удивления, затем повернулась к Роману: она, женщина, первой заговорить не могла.
– Есть кто-нибудь? – крикнул Роман. – Можно войти?
Ответа по-прежнему не было. Он легонько нажал на створку, и она распахнулась. Комната была погружена в полумрак. Собака прошмыгнула между их ног и принялась глухо ворчать, затем с визгом отпрянула, волоча по земле хвост.
Лейла тут же вытащила карманный фонарик и зажгла его, направив желтый пучок света на глинобитные стены, утоптанный земляной пол, застланный пластиковыми циновками, зеленой и синей, самодельный низкий деревянный столик, мягкие кожаные сиденья и два тела в черных платьях.
– Боже мой! – воскликнул Роман, бросаясь к женщинам, лежащим на земле лицом вниз.
Сбивчиво дыша, он склонился над той, что лежала ближе к нему, и осторожно перевернул ее на спину. Огромные черные глаза смотрели на него поверх хиджаба. Он слегка приподнял платок. Кровь медленно сворачивалась на открытом горле, длинные ярко-красные струйки текли по белоснежной шее женщины. Он заметил, что его рука, которую он положил ей на грудь, запачкана темно-красным, и, прежде чем перевернуть другое тело, вытер ладонь о джинсы. Вторая женщина оказалась старше – мать и дочь? – но когда он приподнял хиджаб, то увидел такие же раны.
Он слышал, как Омар снаружи произнес: «Darbm aspirin , у меня есть аспирин». – «Спасибо, – ответил Д'Анкосс, – проклятая мигрень…»
– Они мертвы? – спокойно спросила Лейла.
– Да. Перерезали горло.
– Следов борьбы нет, – заметила Лейла все так же спокойно. – Думаешь, они были знакомы с теми, кто напал на них?
Роман, стоя на коленях возле трупов, вздохнул, чувствуя, как у него скрутило живот.
– Не знаю. Я не могу понять, где же мужчины.
– Думаю, они тоже мертвы, – прошептала Лейла. Роман выпрямился:
– Пойдем посмотрим в другой комнате.
Она пошла за ним, без особого волнения перешагнув через два трупа, и Роман сказал себе, что ценит ее в том числе и за это тоже. Не то чтобы она была холодной или безразличной. Просто она привыкла к войне, к смерти во всех ее проявлениях и умела сдерживать свои порывы в обстоятельствах, когда ни в коем случае нельзя было давать волю эмоциям, следовало беречь энергию. В этом заключалась своего рода система самозащиты, которую ему самому удалось выработать на практике за долгие пятнадцать лет.
Они вошли в комнату размером поменьше первой, где находились двуспальная кровать, покрытая темно-коричневым шерстяным одеялом, большой кожаный сундук, пластиковый поднос, разрисованный ярко-красными вишнями, на котором стояли три глиняные пиалы, где еще оставался чай. В углу помещения занавеска закрывала альков, за ним находилась кровать поменьше и примитивная этажерка, на которой стояла алюминиевая кружка, лежали черепаховый гребень и Коран на маленькой белой салфетке.
– Кровать матери, – прошептала Лейла, в то время как Роман поднимал крышку большого сундука.
Внутри лежал человек. Он смотрел на Романа. Кровь пропитала его бороду с проседью и стекала на белую рубашку. При свете карманного фонаря он походил на восковой манекен.
– Почему его запихали в сундук? – спросила пораженная Лейла.
– Не знаю. Возможно, просто так. Или убийца не хотел больше видеть своей жертвы.
– Но вид женщин его не смущал?
– Наверное, женщины не имели никакого значения…
– Эй! Вы здесь?
Хриплый голос Влада заставил их подскочить.
– Да. У нас проблемы, – ответил Роман. – Иди сюда.
Они услышали, как заскрипела дверь, затем раздался поток брани.
– Черт возьми, это еще что?
– Надо сходить в другие дома, – сказал Роман, подталкивая Лейлу к двери. – Влад, скажи остальным, чтобы опять садились в машины и были готовы к отъезду. Здесь мы ночевать не можем.
– Но ехать ночью мы тоже не можем! Это слишком опасно. Ты знаешь, сколько людей здесь разбивается ночью?
– Влад, прекрати. Делай, как я сказал.
Роман вышел на свежий ночной воздух, вслед за ним Лейла. Собаки стояли неподвижно, сбившись в стаю, низко опустив морды.
– Что происходит? Ян преградил им путь:
– Так можно разбивать палатки или нет?
– Нет, – ответил Роман, обходя молодого человека. – Наверно, нам прямо сейчас придется ехать.
Краем глаза он видел, что Ли внимательно наблюдает за ними, прислонившись спиной к трейлеру, не выпуская изо рта сигареты.
– Но почему? – упрямился взлохмаченный Ян. – Это люди против того, чтобы мы здесь останавливались?
– Ян, дай мне, пожалуйста, пять минут. Ровно пять минут.
– Всегда одно и то же! Ты обращаешься с нами как с детьми.
Роман пожал плечами и постучал в дверь второго домика, чувствуя спиной пристальный взгляд Лейлы.
Здесь тоже дверь была приоткрыта, и он медленно толкнул ее: ему не хотелось видеть того, что, без всякого сомнения, находилось по ту сторону.
И все-таки в дрожащем круге желтого света он увидел. Трое детей лежали свернувшись калачиками возле старой печки, две женщины были брошены на землю у ножек кресла, где сидел старик, из горла которого продолжала медленно сочиться кровь, и еще один мужчина, более молодой, сильный, он сидел, прислонившись к стене, его голова почти отделилась от туловища, залитого красным.
Несмотря на отвращение, Роман подошел и склонился над маленькими детскими телами. Их залитые кровью футболки открывали плоские, мускулистые животы, под футбольными трусами виднелись расцарапанные коленки. Они ушли играть в футбол, мечтая о чемпионате мира, они вернулись, чтобы поужинать этим супом с чечевицей и помидорами, чугунок с которым стоял в печке, и они умерли.
Черты самого старшего, красивого мальчика лет двенадцати, выражали недоумение и недоверие. А на лице его младшего брата явственно читался ужас. Должно быть, его очередь пришла позже, он знал, что с ним произойдет, и он от страха обмочился. У самого маленького рот до сих пор был открыт в последнем крике, а струйка крови прочертила на полу нечто вроде ореола вокруг растрепанных волос.
Роман быстро осмотрел тела двух женщин – и здесь тоже молодая и пожилая, – затем тела двух мужчин и не обнаружил ничего нового: все та же глубокая рана от ножа, перерезавшего сонную артерию. Один-единственный убийца не мог бы справиться с целым семейством, тем более что и у старика, и у молодого мужчины – его сын? зять? – на поясе висели ножи. Значит, было несколько убийц, решительных, быстрых. Ни изнасилования, ни пыток, только смерть. Несколько минут – и поселение стерто с лица земли.
Он вновь наклонился над молодым мужчиной и вытащил бумажник, который оттопыривал на груди карман темно-синей рубашки. Деньги, несколько аккуратно сложенных купюр, и монеты. Кроме того, у обоих мужчин на руках остались часы. Значит, ограбление тоже не являлось мотивом.
– Да плевать мне на приказы!
Голос Яна раздался эхом в ночи. В ответ послышался другой, глуховатый. Роман узнал Влада:
– Он сказал подождать, значит, подождем!
– Хватит изображать верных псов, это просто смешно. Я требую… мы требуем, чтобы нам сказали, что случилось.
Лейла, не произнесшая ни единого слова с тех пор, как переступила порог, повернулась к Роману:
– Что будем делать?
– Не знаю. Думаю, нужно уезжать, и как можно быстрее.
– Может, стоит им сообщить?
Ответить ему не пришлось. Ян ворвался в комнату, хотя Влад и пытался его удержать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47