"
- Добрые люди подсказали... Но я не хочу, чтобы нас вместе видели.
Детский парк был пуст. Из усилителя, на невысоком колесе обозрения, разносилась песня Владимира Высоцкого: "...Но был один - который не стрелял!"
- Садитесь в машину. - Я взглянул на часы. Времени у меня оставалось совсем немного.
В двух шагах находилась витрина "Не проходите мимо" - много лет не обновлявшаяся, хранившая на себе следы воздействия сурового, почти континентального климата. Старик подошел к ней. На выцветших фотографиях изображены были какие-то темные личности, лица задержанных - плохо различимые, мелкие - ничего не выражали. Зато хорошо была видна мертвая белуга. Голый неукрытый труп со рваной раной на животе, беззащитный, как труп человека. Рана зияла под сердцем, как это бывает при умышленных убийствах.
- Алеутдинов... - Прокаженный легко опознал браконьеров на фотографиях. - Афанасий... Алеутдинов утоп в шторм. Перевернулся у самой калады.
- В шторм тоже проверяют калады? - спросил я.
- В пять и шесть баллов. А если больше - только дурак пойдет! В большую волну калада амортизирует - не снимешь рыбу!..
Он отошел от витрины, сравнительно легко взобрался в "Ниву" на заднее сиденье.
- Калада постоянно в море, - объяснил он. - На мертвом якоре. Зимой ставят далеко. Добираются примерно часа за два. А летом ближе, потому что рыбы больше.
- Часто их проверяют?
- Зимой обычно раз. С утра...
Что заставило старика прокаженного быть откровенным со мной? Потому что видел, как я отпустил Касумова?
- ...А летом три раза. Летом рыба быстрее портится. Работа тяжелая. Не успел вернуться - опять надо идти! А пока в море - головы да хвосты отсечь! А то и туши рассечь! - Старик вздохнул.
- А сколько рыбы можно привезти за раз?
Он подтвердил то, что я уже слышал от Вахидова:
- И семьсот, и восемьсот килограммов. Как когда!
- А много в Восточнокаспийске таких лодок? Это мой последний вопрос... Старик помолчал.
- Думаю, не меньше двадцати... Может, тридцать.
Я не представлял раньше гигантский размах браконьерского лова. Счет шел на десятки тонн выловленных ежедневно осетровых! И это при наличии контролирующего аппарата рыбнадзора, милиции!
- ...Не спрашивайте меня, пожалуйста. Мне нельзя врать... - Глаза его стали жалобными, словно он сейчас расплачется.
- Вы искали меня, чтобы мне что-то сказать... - напомнил я.
- Да...
Несколько секунд мы посидели молча. Потом прокаженный сказал:
- Мазут не убивал Сережу... Я приехал в город впервые за сорок лет, чтобы об этом заявить. Мазут дружил с ним. А в ту ночь Мазута вообще не было. Он ездил в колонию, к своему приятелю.
- Точно?
- Да.
- Почему же Касумов не сказал, что он там был? Установили бы его алиби!
- Его приятель сидит! - Старик достал платок, громко высморкался. Колония особого режима. Свиданий нет.
- Свиданий нет, но свидания есть...
- Кто как сумеет. - Старик шевельнул ногой. Я увидел, что на ногах у него огромные ботинки со шнурками и брюки по крайней мере сантиметров на пятнадцать не доходят до щиколоток. Старик словно был в кальсонах. Может, так ходили лет сорок назад?
- Касумов часто к нему ездил?
- По-моему, второй раз.
Живя уединенно - на острове, - старик прокаженный был неплохо осведомлен.
- За какое время?
- В этом месяце.
Внезапно меня осенило. Я вспомнил разговор с Кулиевой.
- Мазут привез записку? От Умара?
Черные зрачки Керима странно кружили - он сидел боком ко мне, и я не знал, кружат ли оба зрачка одинаково, в одном направлении.
- Я не спрашивал, а он мне не сказал. - Старик вздохнул. - Я всем говорю: "Ничего не рассказывайте. Меня будут спрашивать - я вынужден говорить. Мне нельзя врать. Бог не велит".
Впервые он остановил свой черный зрачок на мне, Я заглянул в него и почувствовал затаенную боль, щемящую отверженность и безысходность. Я представил, как старику прокаженному сиротливо на безлюдном острове долгими одинокими ночами, как он уязвим и беззащитен.
"А сейчас, после того, как я уйду, все водные прокуроры страны не смогут его защитить..."
- Завтра Касумов будет на свободе, - сказал я. Теперь я уже спешил. Отвезти вас куда-нибудь? Есть у вас где ночевать?
- А... побуду тут...
Массивная нижняя челюсть старика хищно задвигалась, она казалась чрезвычайно сильной, грубая тяжесть ее как бы уравновешивала пронзительную ранимость глаз.
Я понял, что он не уедет, пока не встретится с Касумовым.
- До свидания!
Я не погнал "Ниву" кратчайшим путем по набережной, а с Баларгимовым, Балой и Гусейном на заднем сиденье сделал короткий крюк через перевал.
С возвышенности Знаменитых Географов на мгновение открылась центральная часть города, окруженного с трех сторон скалами; ниже, науровнезаводскихтруб.у подножия, двигался крохотный, словно игрушечный, тепловозик. Мелькали ставшие привычными похоронные автобусы городских маршрутов. А дальше, близко к воде, виднелись стайки портовых кранов, насыпи щебня, грузовые и рыбоохранные суда.
Еще несколько минут - и мы снова были на набережной.
За нами не было "хвоста".
Капитан "Спутника" встречал нас на трапе.
- Здорово, Садык. - Антонов отдал честь задержанному, потом почтительно поздоровался за руку.
- Здорово, адмирал! - гаркнул Баларгимов. - Здесь-то меня, надеюсь, накормят?
- Что-нибудь найдем... - Антонов взглянул на меня.
- Не сейчас, - отвел я его невысказанный вопрос. - Обед на берегу. И сразу потом отдадим швартовы...
- Маршрут прежний? - уточнил Антонов. - Тот берег?
- Нет. Мы должны выйти по курсу "Советской Нахичевани". Они предупреждены. В море следует обеспечить переход арестованного вместе с конвоем на паром.
- Я готов, - только и сказал Антонов.
- Старший конвоя - мой помощник. - Я показал на Балу. - В мое отсутствие он исполняет обязанности водного прокурора участка.
- Во сколько вас ждать?
- Если в течение двух часов нас не будет, поездка автоматически отменяется.
- Понимаю. - Антонов учтиво наклонил голову, ее положение при этом практически не изменилось, а щеки еще больше покраснели.
Я проехал через центр, мимо казаха, торговавшего дынями. Утром, когда я приезжал к Фурману, перед ним лежало четыре дыни, к вечеру осталось три. Но это не смущало его, и завтра он был готов продолжать свою малоэффективную торговую деятельность.
Я высадил следователя. Гусейн был рад тому, что не едет в командировку.
- Спасибо, Игорь Николаевич.
Я еще несколько минут покрутил по близлежащим улицам и взял курс за город.
- Так мы куда? - Шеф лодок был озадачен. - На метеостанцию?
Мы миновали показавшиеся на берегу здания, вблизи которых был убит Пухов, а потом и место, где стоял когда-то город, нанесенный на карты. Недостоверность здешней жизни, которую я постоянно со дня своего приезда ощущал, шла именно отсюда.
Пыльный участок суши. Несколько проложенных под землей труб, в которых слышен рев каспийской воды. Полный бред. Город, положенный в плотину.
Там, внизу, печи, которые топили хозяйки, стены кухонь и спален; священные домашние очаги; лестницы домов, на которых играли дети, мостовые, перекрестки - все, что сначала вошло в жизнь, а потом разом, бессмысленно, сброшено было в поток
"Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели..." - сказал поэт.
"Ничего не осталось, - снова подумал я, - только рытвины, искореженная земля".
Я свернул к берегу. Тихие овцы лежали на земле спинами друг к другу.
Вода в заливе слегка плескалась, несколько выступавших из моря огромных черных камней метрах в трехстах от берега казались игрушками, плававшими в детской ванне.
- На сигарах пойдем? - Браконьер догадался, а может, просто заметил в темноте дюралевые баки, соединенные с лодкой. - Только сними с меня наручники, прокурор! В наручниках мне как-то непривычно.
- Сниму. Обязательно.
Я обрадовался по-настоящему, когда увидел впереди Мишу Русакова с его разбойной лодкой.
Все было уже готово к отплытию. На баке я заметил прорезиненные комбинезоны, какие носят обычно на сейнерах. Тут же лежали еще три пропахших морем и рыбой тяжелых рыбацких ватника. Я предпочел бы, чтобы они оказались заодно и пуленепробиваемыми.
- Оружие взяли? - продолжал интересоваться Баларгимов. - Если они догонят, без автоматов нечего делать! Перетопят, как котят...
- Не перетопят, - заметил Миша.
Он обернул пленкой привезенные с "Александра Пушкина" кассеты, спрятал в носовом отделении.
Надсадно кричали голодные чайки.
Бала напряженно вслушивался. Я не мог рассмотреть выражение глаз за темными стеклами очков.
- Ты останешься, Бала, - сказал я. - У меня дела на том берегу...
- Но, может, я... - возразил он.
- Ты отведешь машину. Все!
Я снял с Баларгимова наручники, подождал, пока он затянет комбинезон.
Мы отчалили на веслах. Отойдя за камни, Миша Русаков поочередно, один за другим, врубил все четыре мотора "Суд-зуки".
Море наполнилось гулом.
Несколько лысух поднялось в воздух. Они разбегались, низко, словно гидропланы, касаясь воды. После их разбега на поверхности некоторое время еще оставались полосы - подобие взлетных.
Ночь пала сразу - полная невидимых брызг, темноты и ветра. Мы держались в стороне от путей, какими обычно пользуются суда, ориентируясь по звездам и компасу. Интересно: провожала ли меня и моя пухлогрудая сизокрылая синекура?
Мы шли быстро, отбрасывая назад клочки разорванной голубоватой пены, пузырившейся, словно в огромном стиральном корыте.
Один раз нам показалось, что какая-то лодка движется нашим курсом неподалеку от нас.
Миша усилил обороты.
Мы были одни - три крохотные личинки в глубине бескрайней Вселенной, держащие курс на плывущую в толще вязкого неба Рыбацкую звезду.
О, этот отчаянный бросок через море с ревущими моторами за спиной и дюралевыми "сигарами" по бортам! Когда-нибудь он еще приснится мне в горячечном сне и обернется ночным кошмаром, следствием и результатом болезни или кризисного состояния.
7
Недалеко от парикмахерской Гарегина меня окликнул Цаххан Алиев - он покупал пирожки.
- Будете?
Я качнул головой.
- А я, кроме них, по утрам ничего не ем... Продавец знал Алиева плюхнул на страницу из школьной, в клетку, тетради две штуки позажаристее.
- Я тоже в ваши края. К Буракову. - Начальник рыбинспекции на ходу принялся есть. - Я заходил - вас не было. Уезжали?
Мое путешествие на тот берег затянулось не по моей воле. Прокурор бассейна все-таки вытянул меня в Астрахань. Баларгимова я сдал в следственный изолятор и заодно наметил с начальством ближайшие неотложные мероприятия.
- Да, отъезжал по делам.
Я не сомневался, что о моем вояже уже всем хорошо известно.
- А у нас ЧП... - рассказал Алиев. - Слышали? На Челекене опять стреляли в рыбинспектора!
Купив пирожки и начав есть, он так ни разу и не посмотрел на них.
- ...А спросите общественное мнение! Большинство относится к рыбнадзору отвратительно: "Рыбинспектор работает грубо, берет взятки". А где правовая защищенность инспектора? Об этом никто не хочет знать!
В последнее время все больше говорили о правовой защищенности рыбнадзора, милиции в ущерб правовой защищенности граждан.
- Сейчас начальство делает мне втык - как же, водный прокурор задержал Вахидова, а твои инспектора не смогли!.. - Мы почти пришли, и он поспешил с объяснениями. - Но, во-первых, Вахидова задержали на берегу, а рыбинспекция борется с браконьерами в море! На берегу с ними должна работать милиция! Во-вторых, на шоссе с рыбой в багажнике браконьер никуда не денется! А когда она у него на кукане - за лодкой?
Я молча слушал.
- Или другое! Браконьер и в шестибалльный ветер идет в море. А нам запрещено: техника безопасности! Он принялся объяснять:
- Есть характеристика согласно шкале Симпсона. Один балл - тихий, два - легкий, три балла - слабый... Потом умеренный, свежий, сильный... При свежем, тем более сильном ветре мы уже не выходим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
- Добрые люди подсказали... Но я не хочу, чтобы нас вместе видели.
Детский парк был пуст. Из усилителя, на невысоком колесе обозрения, разносилась песня Владимира Высоцкого: "...Но был один - который не стрелял!"
- Садитесь в машину. - Я взглянул на часы. Времени у меня оставалось совсем немного.
В двух шагах находилась витрина "Не проходите мимо" - много лет не обновлявшаяся, хранившая на себе следы воздействия сурового, почти континентального климата. Старик подошел к ней. На выцветших фотографиях изображены были какие-то темные личности, лица задержанных - плохо различимые, мелкие - ничего не выражали. Зато хорошо была видна мертвая белуга. Голый неукрытый труп со рваной раной на животе, беззащитный, как труп человека. Рана зияла под сердцем, как это бывает при умышленных убийствах.
- Алеутдинов... - Прокаженный легко опознал браконьеров на фотографиях. - Афанасий... Алеутдинов утоп в шторм. Перевернулся у самой калады.
- В шторм тоже проверяют калады? - спросил я.
- В пять и шесть баллов. А если больше - только дурак пойдет! В большую волну калада амортизирует - не снимешь рыбу!..
Он отошел от витрины, сравнительно легко взобрался в "Ниву" на заднее сиденье.
- Калада постоянно в море, - объяснил он. - На мертвом якоре. Зимой ставят далеко. Добираются примерно часа за два. А летом ближе, потому что рыбы больше.
- Часто их проверяют?
- Зимой обычно раз. С утра...
Что заставило старика прокаженного быть откровенным со мной? Потому что видел, как я отпустил Касумова?
- ...А летом три раза. Летом рыба быстрее портится. Работа тяжелая. Не успел вернуться - опять надо идти! А пока в море - головы да хвосты отсечь! А то и туши рассечь! - Старик вздохнул.
- А сколько рыбы можно привезти за раз?
Он подтвердил то, что я уже слышал от Вахидова:
- И семьсот, и восемьсот килограммов. Как когда!
- А много в Восточнокаспийске таких лодок? Это мой последний вопрос... Старик помолчал.
- Думаю, не меньше двадцати... Может, тридцать.
Я не представлял раньше гигантский размах браконьерского лова. Счет шел на десятки тонн выловленных ежедневно осетровых! И это при наличии контролирующего аппарата рыбнадзора, милиции!
- ...Не спрашивайте меня, пожалуйста. Мне нельзя врать... - Глаза его стали жалобными, словно он сейчас расплачется.
- Вы искали меня, чтобы мне что-то сказать... - напомнил я.
- Да...
Несколько секунд мы посидели молча. Потом прокаженный сказал:
- Мазут не убивал Сережу... Я приехал в город впервые за сорок лет, чтобы об этом заявить. Мазут дружил с ним. А в ту ночь Мазута вообще не было. Он ездил в колонию, к своему приятелю.
- Точно?
- Да.
- Почему же Касумов не сказал, что он там был? Установили бы его алиби!
- Его приятель сидит! - Старик достал платок, громко высморкался. Колония особого режима. Свиданий нет.
- Свиданий нет, но свидания есть...
- Кто как сумеет. - Старик шевельнул ногой. Я увидел, что на ногах у него огромные ботинки со шнурками и брюки по крайней мере сантиметров на пятнадцать не доходят до щиколоток. Старик словно был в кальсонах. Может, так ходили лет сорок назад?
- Касумов часто к нему ездил?
- По-моему, второй раз.
Живя уединенно - на острове, - старик прокаженный был неплохо осведомлен.
- За какое время?
- В этом месяце.
Внезапно меня осенило. Я вспомнил разговор с Кулиевой.
- Мазут привез записку? От Умара?
Черные зрачки Керима странно кружили - он сидел боком ко мне, и я не знал, кружат ли оба зрачка одинаково, в одном направлении.
- Я не спрашивал, а он мне не сказал. - Старик вздохнул. - Я всем говорю: "Ничего не рассказывайте. Меня будут спрашивать - я вынужден говорить. Мне нельзя врать. Бог не велит".
Впервые он остановил свой черный зрачок на мне, Я заглянул в него и почувствовал затаенную боль, щемящую отверженность и безысходность. Я представил, как старику прокаженному сиротливо на безлюдном острове долгими одинокими ночами, как он уязвим и беззащитен.
"А сейчас, после того, как я уйду, все водные прокуроры страны не смогут его защитить..."
- Завтра Касумов будет на свободе, - сказал я. Теперь я уже спешил. Отвезти вас куда-нибудь? Есть у вас где ночевать?
- А... побуду тут...
Массивная нижняя челюсть старика хищно задвигалась, она казалась чрезвычайно сильной, грубая тяжесть ее как бы уравновешивала пронзительную ранимость глаз.
Я понял, что он не уедет, пока не встретится с Касумовым.
- До свидания!
Я не погнал "Ниву" кратчайшим путем по набережной, а с Баларгимовым, Балой и Гусейном на заднем сиденье сделал короткий крюк через перевал.
С возвышенности Знаменитых Географов на мгновение открылась центральная часть города, окруженного с трех сторон скалами; ниже, науровнезаводскихтруб.у подножия, двигался крохотный, словно игрушечный, тепловозик. Мелькали ставшие привычными похоронные автобусы городских маршрутов. А дальше, близко к воде, виднелись стайки портовых кранов, насыпи щебня, грузовые и рыбоохранные суда.
Еще несколько минут - и мы снова были на набережной.
За нами не было "хвоста".
Капитан "Спутника" встречал нас на трапе.
- Здорово, Садык. - Антонов отдал честь задержанному, потом почтительно поздоровался за руку.
- Здорово, адмирал! - гаркнул Баларгимов. - Здесь-то меня, надеюсь, накормят?
- Что-нибудь найдем... - Антонов взглянул на меня.
- Не сейчас, - отвел я его невысказанный вопрос. - Обед на берегу. И сразу потом отдадим швартовы...
- Маршрут прежний? - уточнил Антонов. - Тот берег?
- Нет. Мы должны выйти по курсу "Советской Нахичевани". Они предупреждены. В море следует обеспечить переход арестованного вместе с конвоем на паром.
- Я готов, - только и сказал Антонов.
- Старший конвоя - мой помощник. - Я показал на Балу. - В мое отсутствие он исполняет обязанности водного прокурора участка.
- Во сколько вас ждать?
- Если в течение двух часов нас не будет, поездка автоматически отменяется.
- Понимаю. - Антонов учтиво наклонил голову, ее положение при этом практически не изменилось, а щеки еще больше покраснели.
Я проехал через центр, мимо казаха, торговавшего дынями. Утром, когда я приезжал к Фурману, перед ним лежало четыре дыни, к вечеру осталось три. Но это не смущало его, и завтра он был готов продолжать свою малоэффективную торговую деятельность.
Я высадил следователя. Гусейн был рад тому, что не едет в командировку.
- Спасибо, Игорь Николаевич.
Я еще несколько минут покрутил по близлежащим улицам и взял курс за город.
- Так мы куда? - Шеф лодок был озадачен. - На метеостанцию?
Мы миновали показавшиеся на берегу здания, вблизи которых был убит Пухов, а потом и место, где стоял когда-то город, нанесенный на карты. Недостоверность здешней жизни, которую я постоянно со дня своего приезда ощущал, шла именно отсюда.
Пыльный участок суши. Несколько проложенных под землей труб, в которых слышен рев каспийской воды. Полный бред. Город, положенный в плотину.
Там, внизу, печи, которые топили хозяйки, стены кухонь и спален; священные домашние очаги; лестницы домов, на которых играли дети, мостовые, перекрестки - все, что сначала вошло в жизнь, а потом разом, бессмысленно, сброшено было в поток
"Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели..." - сказал поэт.
"Ничего не осталось, - снова подумал я, - только рытвины, искореженная земля".
Я свернул к берегу. Тихие овцы лежали на земле спинами друг к другу.
Вода в заливе слегка плескалась, несколько выступавших из моря огромных черных камней метрах в трехстах от берега казались игрушками, плававшими в детской ванне.
- На сигарах пойдем? - Браконьер догадался, а может, просто заметил в темноте дюралевые баки, соединенные с лодкой. - Только сними с меня наручники, прокурор! В наручниках мне как-то непривычно.
- Сниму. Обязательно.
Я обрадовался по-настоящему, когда увидел впереди Мишу Русакова с его разбойной лодкой.
Все было уже готово к отплытию. На баке я заметил прорезиненные комбинезоны, какие носят обычно на сейнерах. Тут же лежали еще три пропахших морем и рыбой тяжелых рыбацких ватника. Я предпочел бы, чтобы они оказались заодно и пуленепробиваемыми.
- Оружие взяли? - продолжал интересоваться Баларгимов. - Если они догонят, без автоматов нечего делать! Перетопят, как котят...
- Не перетопят, - заметил Миша.
Он обернул пленкой привезенные с "Александра Пушкина" кассеты, спрятал в носовом отделении.
Надсадно кричали голодные чайки.
Бала напряженно вслушивался. Я не мог рассмотреть выражение глаз за темными стеклами очков.
- Ты останешься, Бала, - сказал я. - У меня дела на том берегу...
- Но, может, я... - возразил он.
- Ты отведешь машину. Все!
Я снял с Баларгимова наручники, подождал, пока он затянет комбинезон.
Мы отчалили на веслах. Отойдя за камни, Миша Русаков поочередно, один за другим, врубил все четыре мотора "Суд-зуки".
Море наполнилось гулом.
Несколько лысух поднялось в воздух. Они разбегались, низко, словно гидропланы, касаясь воды. После их разбега на поверхности некоторое время еще оставались полосы - подобие взлетных.
Ночь пала сразу - полная невидимых брызг, темноты и ветра. Мы держались в стороне от путей, какими обычно пользуются суда, ориентируясь по звездам и компасу. Интересно: провожала ли меня и моя пухлогрудая сизокрылая синекура?
Мы шли быстро, отбрасывая назад клочки разорванной голубоватой пены, пузырившейся, словно в огромном стиральном корыте.
Один раз нам показалось, что какая-то лодка движется нашим курсом неподалеку от нас.
Миша усилил обороты.
Мы были одни - три крохотные личинки в глубине бескрайней Вселенной, держащие курс на плывущую в толще вязкого неба Рыбацкую звезду.
О, этот отчаянный бросок через море с ревущими моторами за спиной и дюралевыми "сигарами" по бортам! Когда-нибудь он еще приснится мне в горячечном сне и обернется ночным кошмаром, следствием и результатом болезни или кризисного состояния.
7
Недалеко от парикмахерской Гарегина меня окликнул Цаххан Алиев - он покупал пирожки.
- Будете?
Я качнул головой.
- А я, кроме них, по утрам ничего не ем... Продавец знал Алиева плюхнул на страницу из школьной, в клетку, тетради две штуки позажаристее.
- Я тоже в ваши края. К Буракову. - Начальник рыбинспекции на ходу принялся есть. - Я заходил - вас не было. Уезжали?
Мое путешествие на тот берег затянулось не по моей воле. Прокурор бассейна все-таки вытянул меня в Астрахань. Баларгимова я сдал в следственный изолятор и заодно наметил с начальством ближайшие неотложные мероприятия.
- Да, отъезжал по делам.
Я не сомневался, что о моем вояже уже всем хорошо известно.
- А у нас ЧП... - рассказал Алиев. - Слышали? На Челекене опять стреляли в рыбинспектора!
Купив пирожки и начав есть, он так ни разу и не посмотрел на них.
- ...А спросите общественное мнение! Большинство относится к рыбнадзору отвратительно: "Рыбинспектор работает грубо, берет взятки". А где правовая защищенность инспектора? Об этом никто не хочет знать!
В последнее время все больше говорили о правовой защищенности рыбнадзора, милиции в ущерб правовой защищенности граждан.
- Сейчас начальство делает мне втык - как же, водный прокурор задержал Вахидова, а твои инспектора не смогли!.. - Мы почти пришли, и он поспешил с объяснениями. - Но, во-первых, Вахидова задержали на берегу, а рыбинспекция борется с браконьерами в море! На берегу с ними должна работать милиция! Во-вторых, на шоссе с рыбой в багажнике браконьер никуда не денется! А когда она у него на кукане - за лодкой?
Я молча слушал.
- Или другое! Браконьер и в шестибалльный ветер идет в море. А нам запрещено: техника безопасности! Он принялся объяснять:
- Есть характеристика согласно шкале Симпсона. Один балл - тихий, два - легкий, три балла - слабый... Потом умеренный, свежий, сильный... При свежем, тем более сильном ветре мы уже не выходим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32