Было тихо и сумрачно. Перепрыгивая через потоки воды, влюбленные добежали до подъезда. Пропуская Юльку вперед, Игорь стряхнул с себя воду. Он уже думал о теплом ратиновом халате, о кофейном вареве из порошка в картоновой коробке… Они стояли на лестнице, привалившись к стенам и перилам. Встреча оказалась неожиданной для обеих сторон.
Не-е, ты глянь, кто идет! — пропел мелкий по стати зацепляла.
Предъявите входные билеты! — хрипло отозвался кто-то из голосов поддержки.
Юлька решительно шагнула вперед. Она собралась идти напролом. И тут один из подростков схватил ее за руку.
Не трогай ее, подонок! — крикнул Игорь и бросился наперехват. Кто подонок? Я подонок?
Игорь сразу же оказался в кольце. Один из парней тащил Юльку вверх по лестнице. А там, на верхней площадке, равнодушно смотрел на это Черный Ритвер…
Жена Николая Егоровича выгружала съестные припасы.
Теперь продержимся, — шутил Игорев сосед, подмигивая палатному братству. — Папиросы принесла? Вечная история — купит, а курить не дает.
Он отобрал у жены коробку «Дуката», и сунул ее в карман больничной пижамы.
А, вот и статейка.
Николай Егорович извлек из распаковки пожелтевшую газетную вырезку, передал ее Игорю.
Прочти.
Любопытство побитого аспиранта не удовлетворилось ничем. Так, частный случай практической небывальщины. Что-то из области бесполезных сенсаций. Заметка несла в себе следующее: «Неожиданный случай произошел в детско-юношеской спортивной школе ДСО „Урожай“ города Первоуральска. Заслуженный мастер спорта по боксу Виктор Амельченко был нокаутирован в учебно-тренировочном бою тринадцатилетним подростком. Еще большую невероятность ситуации составляет тот факт, что подросток впервые надел боксерские перчатки.
Этот случай мог бы войти в разряд спортивных курьезов, если бы ни то обстоятельство, что по мнению спортивного врача Л.Бурского, подросток легко управляет состоянием аффекта, применяя его для увеличения своих физических возможностей.
Вероятно, мы скоро узнаем имя нового олимпийского чемпиона».
Не понимаю, какая тут связь с вашими высказываниями. — Игорь отложил газетную вырезку.
А ты не спеши понимать. Просто думай и все. Странный он человек, этот Николай Егорович. И говорит загадками.
Однако Игорь чувствовал, что здесь сокрыто нечто большее, чем просто чудачество или пустая назидательность, И, вероятно, он знает, о чем говорит.
Когда молчаливая жена Николая Егоровича ушла, разговор возобновился.
Ты не про бокс читай. Здесь дело в существе этого явления. ? Мальчишка-то, о котором написано, — берсерк. Слыхал про такое? Игорь недоверчиво посмотрел на соседа.
Да, что-то слышал. Это были воины-одиночки в древности у германцев. Причем же тут мальчишка из Первоуральска?
Обычное заблуждение. Берсерки действительно германцы. Но так называется целое явление. У него просто нет другого названия. Берсерк — значит бешеный . А то, что я имею в виду касается не размахивания секирой, пожирания сердца противника или чего-то подобного. Все это интересно, только причем здесь я?
Николай Егорович замолчал. Задумался. Глаза его сузились, и взгляд вдруг сдавил Игоря тисками.
Да, действительно, причем? А вот что, давай-ка посмотрим, кто кому сильнее руку пожмет, и тогда я отвечу на твой вопрос.
«Ну да», — подумал Игорь, — как же, знаю я эти штучки! Есть такая категория ломовых мужиков, которые всем руки ужимают до закатывания глаз. Некая форма физической избыточности при умственной недостаточности.
Ну так что, будем тягаться? Только по моим правилам. Предупреждаю — может быть у тебя и не получиться. Чему ж тут не получиться — жми до одури! Э, нет. Говори, будешь тягаться? Ладно, давайте. Игорь сел на койку, протянул соседу руку.
Подожди, подожди, ты сперва правила мои послушай, — Николай Егорович заволновался. — Во-первых, ты должен полностью отключиться от чувствительности кожи. Как это?!
Внуши себе. До тех пор, пока ладонь что-либо чувствует — ты к бою не готов. Закрой глаза и запрети себе чувствовать ладонью… Во-вторых, это не должна быть концентрация силы. Напротив. Нельзя сжиматься. Тебя должно распереть. Ну словно бы у тебя внутри разорвалась граната. И вот эту энергию взрыва ты направляешь в рукопожатие. Понятно? И, в-третьих, никаких мыслей о моей руке. Будто бы ее и нет. Выходи на предел своих взрывных возможностей. Больно мне не будет, не думай. Ну, все понял? Игорь кивнул. Непонятно почему, но он волновался.
Давай попробуем твою готовность. Только не открывай глаза! — Николай Егорович что-то положил Игорю в ладонь. — Говори, что это? Не знаю, не чувствую. Правда не знаешь или прикидываешься? Не знаю.
Ну ладно, поверю. Значит, готов. Не открывай глаза! Сейчас я досчитаю до трех и положу в твою ладонь свою руку. У тебя есть только три секунды, чтобы ее сжать. Потом все, уже не считается. Приготовься… Раз…два…три!
Игорю показалось, что у него перед глазами взорвалась электрическая лампочка. В какой-то миг голова потеряла устойчивость на плечах, и он провалился в невесомость. Но вот чувства начали обретать свое былое пристанище. И только тогда он осознал, что у него по руке что-то течет. Игорь шевельнул пальцами. Крошево раздавленного стекла. Почему-то вместе с водой. Это была бутылка «Боржоми».
Ну и шутки у вас!
Какие тут шутки, — обиделся Николай Егорович, — часто тебе приходится бутылки руками давить? А ты говоришь — шутки. Это, брат, не шутки. Я — то ведь не умею так бутылки хряпать, а рука у меня будет посильнее твоей — всю жизнь слесарем проработал. Они принялись собирать с пола осколки стекла.
Тряпка нужна, — сказал Игорь.
Тряпка у санитарки. Не даст. Ты вот что, ты про бутылку не говори. Лучше скажи, что описался. Это вы сами скажите. Значит, не скажешь? Нет. Видно, мне придется врать. Ладно.
Николай Егорович удобно уселся на койку. Он был похож на обветшалого скрипача, полуглухого и полусумасшедшего в своей неразделенной любви к музыке, открывающего на склоне своих лет миру молодое дарование. Да, примерно так он и выглядел.
Так вот, теперь я скажу какое отношение к тебе имеют разговоры о берсерках. Самое прямое. Ибо ты и есть берсерк.
Игоря потянуло на улыбку. Однако отставной слесарь вовсе и не думал шутить. Он продолжил свою мысль:
В тебе есть задатки. Необыкновенные задатки.
Что ж мне теперь идти боксом заниматься? Да ведь уже поздно — двадцать семь лет. Не возьмут.
Зачем боксом? Что в этом проку? А ты думаешь, те берсерки, что в одиночку бросали на толпы врагов, все были боксерами? Но ведь кем-то они были.
Нет, я не думаю. Этот вопрос меня давно интересует, и что-то удалось узнать. Я даже саги читал в одной научной библиотеке, куда меня не хотели записывать. Игорь посмотрел на соседа с нескрываемым удивлением:
А зачем это все вам нужно?
Здоровье, понимаешь ли. Но ведь хочется еще пожить. Когда мне попалась на глаза та статейка, я на нее даже внимания не обратил. Но потом услышал историю еще более удивительную. Знакомый рассказал. У них на стройке одного бедолагу, по-пьяни, замуровали кирпичной стеной. Ну вот представь себе, выпили и то ли из озорства, то ли правда его не заметили — сложили кладку в два кирпича. Он проспался, встает и приходит в ужас — кругом стены. Воскресенье, тишина, никого нет. А он понять не может, где находится. Перепугался и с испугу как дал, и всю стену развалил. Сам щуплый, дохленький и пить не может. Так вот, на нем ни единой ссадины, ни синяка. Я и подумал, если человек может такую силу на разрушение направлять, почему бы ее не подарить здоровью? Какой из меня берсерк? А здоровью польза.
Все это очень интересно, но как мне кажется, явление давно изучено психологами. Здесь речь скорее идет об уникальных явлениях. Ведь этому не обучаются, просто явление , а вы пытаетесь преподать мне какие-то уроки. Для чего? Чтобы развалить стену в подъезде?
Для чего? Хороший вопрос! Может, для того чтобы ты стал берсерком? Настоящим. А будешь ли ты разваливать стены или взрывать взглядом сердца, — так это уж дело твоей совести или твоей нужды.
«Взрывать взглядом сердца!» — неплохое образное мышление для слесаря, « — подумал Игорь. „Взрывать взглядом…“ Это именно то, что не давало ему покоя долгое время. У людей, как в стае, — взгляд не отводит тот, в ком есть покоя долгое время. У людей, как в стае, — взгляд не отводит тот, в ком есть самцовая воля, особое мужское достоинство. А если ты прячешь взгляд, не смотришь твердо в глаза других, значит, ты — мелочь, подкладка под чью-то волю.
Николай Егорович продолжил:
Подумай. Если бы ты был берсерком, то не попал бы в больницу и, возможно, у тебя не отбили бы почки. Как это так?
А вот так. Расскажу тебе еще один случай. Есть такая передача, по телевизору идет, «Подвиг» называется. Смотрел, нет? Ее ведет писатель Сергей Смирнов. Передача эта о ветеранах войны. Так вот там один полковник вспомнил, как его фронтовой товарищ вернулся из разведки в свой блиндаж с немецким штык-ножом в спине. Причем он этого даже не заметил. Они вели рукопашный бой. Вчетвером против взвода эсэсовцев. Дрались так, что всех немцев перебили. Но уцелели только вдвоем. Полковник этот…, ну тогда он, понятно, еще не был полковником, так вот он говорит другу, что у того нож в спине торчит. Говорит и глазам своим не верит. И что ж ты думаешь? Разведчик вытащил этот нож и как ни в чем не бывало пошел в санбат забинтоваться. Это называется болевой порог, — прокомментировал Игорь. Что? Повышен болевой порог, то есть, низкая чувствительность к боли.
Вот-вот, низкая чувствительность, — согласился Николай Егорович. — Так что ты подумай, парень.
Подумать Игорю не удалось. Его стали готовить к просвечиванию. Процедуры эти не прибавляют вам достоинства, хотя и заботятся, некоторым образом, о вашей фотогеничности. Изнутри.
«Интересно, — рассуждал Игорь лежа на кушетке, — засчитываются ли санитарам поставленные клизмы? Ну, как у парашютистов прыжки, к примеру. И достигая профессиональных высот, говорят ли санитары: „Всему, чего я достиг в жизни, я обязан… этой части человеческого тела?“
Какое-то специальное вещество Игорю должны были ввести внутривенно. Капельница соединялась с иглой длинным резиновым хоботком. Медсестры из процедурных кабинетов — это существа, по своей человеческой сути стоящие где-то между охотниками на динозавров и духовными пастырями. Любовь и забота в их глазах уживается с такой жестокой беспощадностью рук и сердец, какой мог бы позавидовать любой берсерк.
Улыбчивая девушка в накрахмаленной косынке, кокетливо пристроенной поверх рыжей челки, проткнула Игорю вену. Он лежал под белой простыней, как покойник, и скучно наблюдал за происходящим. Почему-то стала гореть голова. Будто ее натерли ревматической мазью. Все вокруг стало сжиматься в одну белую точку. Игорь услышал торопливый голос медсестры:
Это аллергическая реакция… Дышите глубже. Сейчас я позову врача. Он не мог дышать глубже, он отключался. Игорь уходил в кому.
С визгом рассек небо падающий сокол. Он ударил перелетыша по бойкой спине и отвернул в сторону. Заиграл, валясь в небе то на один, то на другой бок. Взял атакованную птицу беспощадными когтями и потянул ее вниз, к скалистым утесам. Рассыпался по небу пух. Не ходи под соколом, перелетыш!
Его сердце отозвалось смертоносному, пронзительному крику атакующей птицы. Он не замечал хлеста веток, тяжелого подъема сыпучей тропы и собственной усталости. Он бежал туда, где разбивались хрустальные струи водограя. Холодом повеяло от приближающегося Источника. Поток размывал гору, перемешивался с землей и уходил в долину. Там это была уже топкая грязь. Любой источник, смешиваясь с разноземами, забивается грязью. Но здесь, у Небесного порога, струи были чисты.
Он встал против обжигающего холода водяной стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Не-е, ты глянь, кто идет! — пропел мелкий по стати зацепляла.
Предъявите входные билеты! — хрипло отозвался кто-то из голосов поддержки.
Юлька решительно шагнула вперед. Она собралась идти напролом. И тут один из подростков схватил ее за руку.
Не трогай ее, подонок! — крикнул Игорь и бросился наперехват. Кто подонок? Я подонок?
Игорь сразу же оказался в кольце. Один из парней тащил Юльку вверх по лестнице. А там, на верхней площадке, равнодушно смотрел на это Черный Ритвер…
Жена Николая Егоровича выгружала съестные припасы.
Теперь продержимся, — шутил Игорев сосед, подмигивая палатному братству. — Папиросы принесла? Вечная история — купит, а курить не дает.
Он отобрал у жены коробку «Дуката», и сунул ее в карман больничной пижамы.
А, вот и статейка.
Николай Егорович извлек из распаковки пожелтевшую газетную вырезку, передал ее Игорю.
Прочти.
Любопытство побитого аспиранта не удовлетворилось ничем. Так, частный случай практической небывальщины. Что-то из области бесполезных сенсаций. Заметка несла в себе следующее: «Неожиданный случай произошел в детско-юношеской спортивной школе ДСО „Урожай“ города Первоуральска. Заслуженный мастер спорта по боксу Виктор Амельченко был нокаутирован в учебно-тренировочном бою тринадцатилетним подростком. Еще большую невероятность ситуации составляет тот факт, что подросток впервые надел боксерские перчатки.
Этот случай мог бы войти в разряд спортивных курьезов, если бы ни то обстоятельство, что по мнению спортивного врача Л.Бурского, подросток легко управляет состоянием аффекта, применяя его для увеличения своих физических возможностей.
Вероятно, мы скоро узнаем имя нового олимпийского чемпиона».
Не понимаю, какая тут связь с вашими высказываниями. — Игорь отложил газетную вырезку.
А ты не спеши понимать. Просто думай и все. Странный он человек, этот Николай Егорович. И говорит загадками.
Однако Игорь чувствовал, что здесь сокрыто нечто большее, чем просто чудачество или пустая назидательность, И, вероятно, он знает, о чем говорит.
Когда молчаливая жена Николая Егоровича ушла, разговор возобновился.
Ты не про бокс читай. Здесь дело в существе этого явления. ? Мальчишка-то, о котором написано, — берсерк. Слыхал про такое? Игорь недоверчиво посмотрел на соседа.
Да, что-то слышал. Это были воины-одиночки в древности у германцев. Причем же тут мальчишка из Первоуральска?
Обычное заблуждение. Берсерки действительно германцы. Но так называется целое явление. У него просто нет другого названия. Берсерк — значит бешеный . А то, что я имею в виду касается не размахивания секирой, пожирания сердца противника или чего-то подобного. Все это интересно, только причем здесь я?
Николай Егорович замолчал. Задумался. Глаза его сузились, и взгляд вдруг сдавил Игоря тисками.
Да, действительно, причем? А вот что, давай-ка посмотрим, кто кому сильнее руку пожмет, и тогда я отвечу на твой вопрос.
«Ну да», — подумал Игорь, — как же, знаю я эти штучки! Есть такая категория ломовых мужиков, которые всем руки ужимают до закатывания глаз. Некая форма физической избыточности при умственной недостаточности.
Ну так что, будем тягаться? Только по моим правилам. Предупреждаю — может быть у тебя и не получиться. Чему ж тут не получиться — жми до одури! Э, нет. Говори, будешь тягаться? Ладно, давайте. Игорь сел на койку, протянул соседу руку.
Подожди, подожди, ты сперва правила мои послушай, — Николай Егорович заволновался. — Во-первых, ты должен полностью отключиться от чувствительности кожи. Как это?!
Внуши себе. До тех пор, пока ладонь что-либо чувствует — ты к бою не готов. Закрой глаза и запрети себе чувствовать ладонью… Во-вторых, это не должна быть концентрация силы. Напротив. Нельзя сжиматься. Тебя должно распереть. Ну словно бы у тебя внутри разорвалась граната. И вот эту энергию взрыва ты направляешь в рукопожатие. Понятно? И, в-третьих, никаких мыслей о моей руке. Будто бы ее и нет. Выходи на предел своих взрывных возможностей. Больно мне не будет, не думай. Ну, все понял? Игорь кивнул. Непонятно почему, но он волновался.
Давай попробуем твою готовность. Только не открывай глаза! — Николай Егорович что-то положил Игорю в ладонь. — Говори, что это? Не знаю, не чувствую. Правда не знаешь или прикидываешься? Не знаю.
Ну ладно, поверю. Значит, готов. Не открывай глаза! Сейчас я досчитаю до трех и положу в твою ладонь свою руку. У тебя есть только три секунды, чтобы ее сжать. Потом все, уже не считается. Приготовься… Раз…два…три!
Игорю показалось, что у него перед глазами взорвалась электрическая лампочка. В какой-то миг голова потеряла устойчивость на плечах, и он провалился в невесомость. Но вот чувства начали обретать свое былое пристанище. И только тогда он осознал, что у него по руке что-то течет. Игорь шевельнул пальцами. Крошево раздавленного стекла. Почему-то вместе с водой. Это была бутылка «Боржоми».
Ну и шутки у вас!
Какие тут шутки, — обиделся Николай Егорович, — часто тебе приходится бутылки руками давить? А ты говоришь — шутки. Это, брат, не шутки. Я — то ведь не умею так бутылки хряпать, а рука у меня будет посильнее твоей — всю жизнь слесарем проработал. Они принялись собирать с пола осколки стекла.
Тряпка нужна, — сказал Игорь.
Тряпка у санитарки. Не даст. Ты вот что, ты про бутылку не говори. Лучше скажи, что описался. Это вы сами скажите. Значит, не скажешь? Нет. Видно, мне придется врать. Ладно.
Николай Егорович удобно уселся на койку. Он был похож на обветшалого скрипача, полуглухого и полусумасшедшего в своей неразделенной любви к музыке, открывающего на склоне своих лет миру молодое дарование. Да, примерно так он и выглядел.
Так вот, теперь я скажу какое отношение к тебе имеют разговоры о берсерках. Самое прямое. Ибо ты и есть берсерк.
Игоря потянуло на улыбку. Однако отставной слесарь вовсе и не думал шутить. Он продолжил свою мысль:
В тебе есть задатки. Необыкновенные задатки.
Что ж мне теперь идти боксом заниматься? Да ведь уже поздно — двадцать семь лет. Не возьмут.
Зачем боксом? Что в этом проку? А ты думаешь, те берсерки, что в одиночку бросали на толпы врагов, все были боксерами? Но ведь кем-то они были.
Нет, я не думаю. Этот вопрос меня давно интересует, и что-то удалось узнать. Я даже саги читал в одной научной библиотеке, куда меня не хотели записывать. Игорь посмотрел на соседа с нескрываемым удивлением:
А зачем это все вам нужно?
Здоровье, понимаешь ли. Но ведь хочется еще пожить. Когда мне попалась на глаза та статейка, я на нее даже внимания не обратил. Но потом услышал историю еще более удивительную. Знакомый рассказал. У них на стройке одного бедолагу, по-пьяни, замуровали кирпичной стеной. Ну вот представь себе, выпили и то ли из озорства, то ли правда его не заметили — сложили кладку в два кирпича. Он проспался, встает и приходит в ужас — кругом стены. Воскресенье, тишина, никого нет. А он понять не может, где находится. Перепугался и с испугу как дал, и всю стену развалил. Сам щуплый, дохленький и пить не может. Так вот, на нем ни единой ссадины, ни синяка. Я и подумал, если человек может такую силу на разрушение направлять, почему бы ее не подарить здоровью? Какой из меня берсерк? А здоровью польза.
Все это очень интересно, но как мне кажется, явление давно изучено психологами. Здесь речь скорее идет об уникальных явлениях. Ведь этому не обучаются, просто явление , а вы пытаетесь преподать мне какие-то уроки. Для чего? Чтобы развалить стену в подъезде?
Для чего? Хороший вопрос! Может, для того чтобы ты стал берсерком? Настоящим. А будешь ли ты разваливать стены или взрывать взглядом сердца, — так это уж дело твоей совести или твоей нужды.
«Взрывать взглядом сердца!» — неплохое образное мышление для слесаря, « — подумал Игорь. „Взрывать взглядом…“ Это именно то, что не давало ему покоя долгое время. У людей, как в стае, — взгляд не отводит тот, в ком есть покоя долгое время. У людей, как в стае, — взгляд не отводит тот, в ком есть самцовая воля, особое мужское достоинство. А если ты прячешь взгляд, не смотришь твердо в глаза других, значит, ты — мелочь, подкладка под чью-то волю.
Николай Егорович продолжил:
Подумай. Если бы ты был берсерком, то не попал бы в больницу и, возможно, у тебя не отбили бы почки. Как это так?
А вот так. Расскажу тебе еще один случай. Есть такая передача, по телевизору идет, «Подвиг» называется. Смотрел, нет? Ее ведет писатель Сергей Смирнов. Передача эта о ветеранах войны. Так вот там один полковник вспомнил, как его фронтовой товарищ вернулся из разведки в свой блиндаж с немецким штык-ножом в спине. Причем он этого даже не заметил. Они вели рукопашный бой. Вчетвером против взвода эсэсовцев. Дрались так, что всех немцев перебили. Но уцелели только вдвоем. Полковник этот…, ну тогда он, понятно, еще не был полковником, так вот он говорит другу, что у того нож в спине торчит. Говорит и глазам своим не верит. И что ж ты думаешь? Разведчик вытащил этот нож и как ни в чем не бывало пошел в санбат забинтоваться. Это называется болевой порог, — прокомментировал Игорь. Что? Повышен болевой порог, то есть, низкая чувствительность к боли.
Вот-вот, низкая чувствительность, — согласился Николай Егорович. — Так что ты подумай, парень.
Подумать Игорю не удалось. Его стали готовить к просвечиванию. Процедуры эти не прибавляют вам достоинства, хотя и заботятся, некоторым образом, о вашей фотогеничности. Изнутри.
«Интересно, — рассуждал Игорь лежа на кушетке, — засчитываются ли санитарам поставленные клизмы? Ну, как у парашютистов прыжки, к примеру. И достигая профессиональных высот, говорят ли санитары: „Всему, чего я достиг в жизни, я обязан… этой части человеческого тела?“
Какое-то специальное вещество Игорю должны были ввести внутривенно. Капельница соединялась с иглой длинным резиновым хоботком. Медсестры из процедурных кабинетов — это существа, по своей человеческой сути стоящие где-то между охотниками на динозавров и духовными пастырями. Любовь и забота в их глазах уживается с такой жестокой беспощадностью рук и сердец, какой мог бы позавидовать любой берсерк.
Улыбчивая девушка в накрахмаленной косынке, кокетливо пристроенной поверх рыжей челки, проткнула Игорю вену. Он лежал под белой простыней, как покойник, и скучно наблюдал за происходящим. Почему-то стала гореть голова. Будто ее натерли ревматической мазью. Все вокруг стало сжиматься в одну белую точку. Игорь услышал торопливый голос медсестры:
Это аллергическая реакция… Дышите глубже. Сейчас я позову врача. Он не мог дышать глубже, он отключался. Игорь уходил в кому.
С визгом рассек небо падающий сокол. Он ударил перелетыша по бойкой спине и отвернул в сторону. Заиграл, валясь в небе то на один, то на другой бок. Взял атакованную птицу беспощадными когтями и потянул ее вниз, к скалистым утесам. Рассыпался по небу пух. Не ходи под соколом, перелетыш!
Его сердце отозвалось смертоносному, пронзительному крику атакующей птицы. Он не замечал хлеста веток, тяжелого подъема сыпучей тропы и собственной усталости. Он бежал туда, где разбивались хрустальные струи водограя. Холодом повеяло от приближающегося Источника. Поток размывал гору, перемешивался с землей и уходил в долину. Там это была уже топкая грязь. Любой источник, смешиваясь с разноземами, забивается грязью. Но здесь, у Небесного порога, струи были чисты.
Он встал против обжигающего холода водяной стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29