Лучше быть голодным волком, чем жирным кроликом.
Если бы Дымов родился французом, он происходил бы не из Синего леса, а из Северного вокзала. Может быть, для тех, кто происходит из Северного вокзала, слово варвар означает «капитан победы». Или «несущий бурю». Вокзал, конечно, предусматривает наличие дороги. Но ведь все дороги ведут в никуда. Дальше самого себя всё равно не уедешь. И поэтому дорога ничего не решает. Это раньше Дымов думал, что варвар переводится как «вечный странник», но теперь он думал по-иному.
В дверь стучали. Так настойчиво, как это может делать только гостиничная администрация. Дымов спросил, чего им надо. Потом проснулся пришёл в себя и задал тот же вопрос по-французски.
— Проснитесь, месье! Вас просили разбудить.
«Ах, да!» — подумал Дымов. — «Сегодня же бои.»
Он откинулся на подушку и долго смотрел в потолок. До приезда Лорана следовало ещё принять душ. Того обилия воды, которым омывался Дымов могло бы хватить на небольшой и очень грязный город. Чтобы тот вздохнул обновлённым. Дымов мог часами стоять под освежающим потоком, навалясь на кафельную стену душевой кабины и ни о чём не думая.
Лоран приехал не вовремя. Дымов долго не подходил к телефону. Слышал звонок через шум падающей воды, но не подходил. Потом всё-таки выбрался из душевой и, шлёпая босыми ногами по полу, добрался до телефона. Лоран звонил снизу, от портье. У них оставалось очень мало времени.
Они шли бесконечными коридорами, своды которых отвисали пластиковыми трубами, похожими на растянутые человеческие вены. Они шли, и их гулкие шаги то попадали в единый ритм, то разбивали его перестукиванием вразброд. Лоран нервничал. Дымову было всё равно.
Наконец коридоры привели их к лестнице, по которой оживлённо сновал народ. Каждый здесь был занят своим делом, но все они просто тянули время перед основным действием сегодняшнего дня. Дымов знал эту суматоху. Она вносила нервозность и даже какую-то обречённость в ожидание начала главных событий.
Лоран то пропадал, то появлялся. Вместе с ним подходили разные люди, чей интерес к русскому не выходил за пределы каких-то профессиональных обязанностей.
Дымов прошёл через лабораторию антидопингового контроля. Потом долго заполнял юридические бумаги. Ему внушали его права. Очень обстоятельно. До скучноты. То, в чём ему мешало разобраться знание французского языка, растолковывал Лоран. После этого Дымова провели в тренинг-бокс, откуда он выйти уже не мог. Лорана туда не пустили. Дымов слонялся по широкому тренировочному залу, к которому примыкало несколько раздевалок с душевыми и даже был пристроен маленький бассейн. Здесь никому и ни до кого не было дела. Кто-то разминался, кто-то оговаривал с людьми из службы информации.
Стареющий француз, с плоским носом боксёра и порванным лицом, собранным старыми швами, представился Дымову его секундантом.
Когда в зале появился Бурбаки, все вокруг оживились. Бурбаки никого не замечал. Он ходил из угла в угол, растирал руки и отрешённо смотря в потолок.
Нортон вообще не показывался из раздевалки, вход в которую караулили его секунданты.
Ритса Хааса опекун Дымова в лицо не знал. Среди этих парней, вяло растягивающих себе ноги или разминающих спины, сейчас был и голландец Хаас. А впрочем, какая разница в том, где он был и был ли он вообще!
Про Дымова вдруг вспомнили информаторы. У них, видно, что-то не заладилось по списку участников. Очень приветливый человек с биркой организационного комитета принялся расспрашивать Дымова о его подготовке:
— Как называется ваш стиль боя?
— Славяно-горицкая борьба.
— Как?
— Гориц файтинг.
— А, да, слышал. Сколько лет вы занимаетесь? Сколько у вас побед? Каковы ваши лучшие достижения?
Приветливый человек очень спешил, вот-вот должна была начаться жеребьёвка.
— Лучшие достижения? — переспросил Дымов. — Я прошёл по Парку Победы от Насосного завода до площади, девятого мая в двенадцать часов ночи. Вышел живым. Участвовал в четырёх боях. Количество противников не выявлено. От пятнадцати до двадцати. Не больше, врать не буду.
Эта информация вызвала у приветливого человека внутреннее напряжение.
— Ещё участвовал в драке у Второго хлебозавода…
— Что? — переспросил представитель оргкомитета.
— Второй хлебный завод. — Медленно, по-французски повторил Дымов. —Большая драка. Не такая, конечно, как у Насосного завода, но тоже будь здоров! Вот, видите, два зуба выбили. Обломком трубы. Нет, не пластиковой трубой, железной.
Приветливый человек из оргкомитета понял, что ему самому придётся выдумывать и присваивать титулы в послужной список этого русского зверя. Когда он ушёл, старый боксёр, теперешний дымовский секундант спросил:
— Ты что, вообще не дрался на ринге?
— Почему, дрался. Только не на ринге. У нас другая площадка для боя. Да ты не думай, у меня много боёв и много побед.
— Чего же ты ему голову морочил? — поинтересовался бывший боксёр.
Дымов на минуту задумался:
— Понимаешь, в настоящем бое, в том, чем занимаюсь я, ринг ничего не значит. Ринг — это только символ. Главное действие всегда происходит на улице. — Дымов посмотрел в бесцветные глаза своего секунданта и понял, что старался впустую. Он не мог похвастаться хорошим знанием французского языка, а смысл его жизненной позиции таился за оттенкам слова. Дымов попробовал истолковать всё по-другому:
— Я всегда нападаю первым. Я должен это делать, чтобы выжить. Так учит меня закон моей жизни. Этот закон называется «славяно-горицкая борьба». У нас на каждой улице и в каждом дворе есть свои банды. Я нападаю на эти банды тогда, когда уверен, что они могут напасть на меня. Банда — это маленькая, организованная группа людей. Получается, что маленькая, но организованная группа сильнее, чем большое неорганизованное общество. Но я один, и я меньше, чем банда. Кроме того, я лучше организован. Значит, я сильнее!
— Ладно, начинай разминаться, — прервал Дымова секундант.
— Я никогда не разминаюсь. Мне это не нужно. Я и так готов к бою всегда и в любой ситуации.
Бывший боксёр посмотрел на своего подопечного с недоверием. Дымов продолжил:
— То, через что мне пришлось пройти, освободило меня от разминки и, даже от большей части тренировок.
Он хотел ещё что-то сказать, но в этот момент всё началось. Два часа дня. Организаторы следовали своему графику.
В этот день у Дымова было два боя. Оба прошли легко. Заметил, что для него всегда самым трудным противником на соревнования оказывается первый. В этот раз было то же самое. Таких как сегодняшний первый противник Дымова называют «неудобными». Он был несуразен и угловат, но великолепно держал удар. С ним пришлось повозиться. Зато второго Дымов срезал на шестнадцатой секунде.
Заканчивался день. Заметно поубавилось народу в тренировочном зале. Правда, сюда уже пускали всех. Возможно, охрана забыла об изоляции поединщиков в тренинг-боксе. Несколько раз приходил Лоран. По его лицу было заметно, что он доволен.
Лоран сообщил, что завтра поменяются правила. Придётся драться не по олимпийской системе, на выбывание, а с каждым. Даже если он проиграет один бой. Осталось-то всего четверо. Хаас, Бурбаки, Нортон и Дымов.
Нортон уехал сразу после своей второй победы. В машине, что мерно плыла по мосту Александра Третьего в сторону Елисейских Полей, он вдумчиво оценивал сегодняшний день:
— Бурбаки уже не тот. Пошёл на убыль. Помнишь, как пять лет назад, разорвав в Америке своего первого противника, он сказал, что ему для победы ничего не нужно кроме турецкой борьбы?
Собеседник Нортона услужливо кивнул.
— Бурбаки врал, — продолжил Нортон. — Ему понадобился ещё кёку-син, хотя он ему так и не научился. Японцы напрасно теряли время… Послушай, а кто этот русский?
Услужливый человек очень быстро сориентировался в существе вопроса и показал свою профессиональную память:
—Русский, Дымов, Ды-мов, стиль — гориц-файтинг, двадцать девять лет, чемпион России. Нигде в мире не дрался, кроме России, поэтому его никто не знает.
— И всё?
— Да, — робко сказал услужливый человек, уже чувствуя за собой какую-то вину.
Нортон побагровел:
— Нет, подожди, как это всё!? Сюда приезжает какой-то русский, который хочет нас «обуть», побеждает без особого напряжения, и я должен завтра ему подставляться.
— Чего тебе бояться, ты его сильней!
Последняя фраза пришлась Нортону как обухом по голове. Он медленно повернулся к своему собеседнику и посмотрел на него так, что у того сразу вспотели лопатки.
— Спасибо за доверие! — саркастически произнёс Нортон. — Дело не в том, что я сильней, а в том, чего мне завтра ожидать от русского. Понимаешь? Машина выехала на площадь Клемансо, повернула на укрытую каштанами улицу Габриэль.
— Я тебе не нюхрик из службы доверия, чтобы вытаскивать кого-то на свет на своём хребте.
У отеля «Крильён» собирались журналисты. Ждали появления популярной топ-модели. Нортон протолкался ко входу. Ещё раз грозно взглянул на своего человека и растворился за тяжёлыми дверями.
Вечером, когда лимонный свет фонарей с площади Обелиска, заливал окна гостиничного номера, Нортон снова увидел своего директора. Тот был возбуждён и говорлив:
— Русский никакой не чемпион! Это наврали, чтобы поднять его рейтинг. Его притащил Лоран Готье, исполнительный директор одной из фирм, участвующих в финансировании чемпионата. Русский дерётся, главным образом, на улице. Я говорил с его секундантом. Секунданта тоже нанял Готье. Русский живёт в дешёвой гостинице, ездит на городском транспорте и вообще не тренируется.
— Что? — спросил Нортон.
— Не тренируется, — повторил услужливый человек.
— Почему не тренируется?
Услужливый человек снова почувствовал недомогание. Он пожал плечами и промолчал.
Нортон поднялся из кресла и подошёл к окну. Его тяжёлое лицо окунулось в лимонный свет.
— Ты понимаешь, что здесь что-то не так?
— Понимаю, — согласился директор.
— Кто он такой, чтобы не тренироваться?! Вот что, пусть один из наших парней «прилипнет» к нему и не отпускает его ни на шаг.
— Но мы не знаем, где он остановился, — попробовал возразить услужливый человек.
— Разыщи того француза, который пригласил его на турнир.
— Готье?
— Да! Уж он-то знает… Думается мне, что этот парень дёргает какой-то алкалоид, из тех, что не осаждаются в крови. Понял теперь? Действуй.
Утром, когда «Опель» Лорана забрал Дымова на Фобур Сен-Дени, никто не заметил, как из-за спины туристического автобуса, набивавшего в себя ранних туристов из отеля, вынырнул похожий на лягушку лупоглазый «Рено-Твинго». Машины, одна за одной, проехали под чёрными сводами метромоста и повернули на бульвар в сторону Монмартра. Лоран был в хорошем настроении. Он надеялся ещё на одну победу своего подопечного. Хотя бы на одну. А если русский проиграет? Ну и чёрт с ним! Теперь уже все знают, каких парней вытаскивает Лоран. Следующий раз нужно будет поискать в Бразилии. Или в Колумбии. Там тоже дерутся на улицах.
Машина плыла к Порту-де-Севрез по пустым бульварам едва пробуждённого солнцем Парижа.
Первым для Дымова стал Хаас. Ринг распекало от горящих софитов. Голландец выглядел уверенно. Дымов слышал, как его противник, давая кому-то интервью перед боем, сказал, что русский — неплохой боец, но совсем другого класса. Он из тех, кто дрался вчера. Совсем другой класс. Сегодня мастера так уже не дерутся. Это примитивно. Да, русский — лучший среди обычных бойцов. Но Хаас не обычный боец, он уже мастер. Другой класс…
У Дымова эти слова не выходили из головы.
Ритс Хаас стоял в своём углу ринга и спокойно пережидал церемонию начала их поединка с русским. Ритс знал себе цену. Он был абсолютно спокоен.
Вот вышел вперёд рефери. Позвал жестом бойцов. Хаас решительно шагнул вперед и… наткнулся на что-то твёрдое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Если бы Дымов родился французом, он происходил бы не из Синего леса, а из Северного вокзала. Может быть, для тех, кто происходит из Северного вокзала, слово варвар означает «капитан победы». Или «несущий бурю». Вокзал, конечно, предусматривает наличие дороги. Но ведь все дороги ведут в никуда. Дальше самого себя всё равно не уедешь. И поэтому дорога ничего не решает. Это раньше Дымов думал, что варвар переводится как «вечный странник», но теперь он думал по-иному.
В дверь стучали. Так настойчиво, как это может делать только гостиничная администрация. Дымов спросил, чего им надо. Потом проснулся пришёл в себя и задал тот же вопрос по-французски.
— Проснитесь, месье! Вас просили разбудить.
«Ах, да!» — подумал Дымов. — «Сегодня же бои.»
Он откинулся на подушку и долго смотрел в потолок. До приезда Лорана следовало ещё принять душ. Того обилия воды, которым омывался Дымов могло бы хватить на небольшой и очень грязный город. Чтобы тот вздохнул обновлённым. Дымов мог часами стоять под освежающим потоком, навалясь на кафельную стену душевой кабины и ни о чём не думая.
Лоран приехал не вовремя. Дымов долго не подходил к телефону. Слышал звонок через шум падающей воды, но не подходил. Потом всё-таки выбрался из душевой и, шлёпая босыми ногами по полу, добрался до телефона. Лоран звонил снизу, от портье. У них оставалось очень мало времени.
Они шли бесконечными коридорами, своды которых отвисали пластиковыми трубами, похожими на растянутые человеческие вены. Они шли, и их гулкие шаги то попадали в единый ритм, то разбивали его перестукиванием вразброд. Лоран нервничал. Дымову было всё равно.
Наконец коридоры привели их к лестнице, по которой оживлённо сновал народ. Каждый здесь был занят своим делом, но все они просто тянули время перед основным действием сегодняшнего дня. Дымов знал эту суматоху. Она вносила нервозность и даже какую-то обречённость в ожидание начала главных событий.
Лоран то пропадал, то появлялся. Вместе с ним подходили разные люди, чей интерес к русскому не выходил за пределы каких-то профессиональных обязанностей.
Дымов прошёл через лабораторию антидопингового контроля. Потом долго заполнял юридические бумаги. Ему внушали его права. Очень обстоятельно. До скучноты. То, в чём ему мешало разобраться знание французского языка, растолковывал Лоран. После этого Дымова провели в тренинг-бокс, откуда он выйти уже не мог. Лорана туда не пустили. Дымов слонялся по широкому тренировочному залу, к которому примыкало несколько раздевалок с душевыми и даже был пристроен маленький бассейн. Здесь никому и ни до кого не было дела. Кто-то разминался, кто-то оговаривал с людьми из службы информации.
Стареющий француз, с плоским носом боксёра и порванным лицом, собранным старыми швами, представился Дымову его секундантом.
Когда в зале появился Бурбаки, все вокруг оживились. Бурбаки никого не замечал. Он ходил из угла в угол, растирал руки и отрешённо смотря в потолок.
Нортон вообще не показывался из раздевалки, вход в которую караулили его секунданты.
Ритса Хааса опекун Дымова в лицо не знал. Среди этих парней, вяло растягивающих себе ноги или разминающих спины, сейчас был и голландец Хаас. А впрочем, какая разница в том, где он был и был ли он вообще!
Про Дымова вдруг вспомнили информаторы. У них, видно, что-то не заладилось по списку участников. Очень приветливый человек с биркой организационного комитета принялся расспрашивать Дымова о его подготовке:
— Как называется ваш стиль боя?
— Славяно-горицкая борьба.
— Как?
— Гориц файтинг.
— А, да, слышал. Сколько лет вы занимаетесь? Сколько у вас побед? Каковы ваши лучшие достижения?
Приветливый человек очень спешил, вот-вот должна была начаться жеребьёвка.
— Лучшие достижения? — переспросил Дымов. — Я прошёл по Парку Победы от Насосного завода до площади, девятого мая в двенадцать часов ночи. Вышел живым. Участвовал в четырёх боях. Количество противников не выявлено. От пятнадцати до двадцати. Не больше, врать не буду.
Эта информация вызвала у приветливого человека внутреннее напряжение.
— Ещё участвовал в драке у Второго хлебозавода…
— Что? — переспросил представитель оргкомитета.
— Второй хлебный завод. — Медленно, по-французски повторил Дымов. —Большая драка. Не такая, конечно, как у Насосного завода, но тоже будь здоров! Вот, видите, два зуба выбили. Обломком трубы. Нет, не пластиковой трубой, железной.
Приветливый человек из оргкомитета понял, что ему самому придётся выдумывать и присваивать титулы в послужной список этого русского зверя. Когда он ушёл, старый боксёр, теперешний дымовский секундант спросил:
— Ты что, вообще не дрался на ринге?
— Почему, дрался. Только не на ринге. У нас другая площадка для боя. Да ты не думай, у меня много боёв и много побед.
— Чего же ты ему голову морочил? — поинтересовался бывший боксёр.
Дымов на минуту задумался:
— Понимаешь, в настоящем бое, в том, чем занимаюсь я, ринг ничего не значит. Ринг — это только символ. Главное действие всегда происходит на улице. — Дымов посмотрел в бесцветные глаза своего секунданта и понял, что старался впустую. Он не мог похвастаться хорошим знанием французского языка, а смысл его жизненной позиции таился за оттенкам слова. Дымов попробовал истолковать всё по-другому:
— Я всегда нападаю первым. Я должен это делать, чтобы выжить. Так учит меня закон моей жизни. Этот закон называется «славяно-горицкая борьба». У нас на каждой улице и в каждом дворе есть свои банды. Я нападаю на эти банды тогда, когда уверен, что они могут напасть на меня. Банда — это маленькая, организованная группа людей. Получается, что маленькая, но организованная группа сильнее, чем большое неорганизованное общество. Но я один, и я меньше, чем банда. Кроме того, я лучше организован. Значит, я сильнее!
— Ладно, начинай разминаться, — прервал Дымова секундант.
— Я никогда не разминаюсь. Мне это не нужно. Я и так готов к бою всегда и в любой ситуации.
Бывший боксёр посмотрел на своего подопечного с недоверием. Дымов продолжил:
— То, через что мне пришлось пройти, освободило меня от разминки и, даже от большей части тренировок.
Он хотел ещё что-то сказать, но в этот момент всё началось. Два часа дня. Организаторы следовали своему графику.
В этот день у Дымова было два боя. Оба прошли легко. Заметил, что для него всегда самым трудным противником на соревнования оказывается первый. В этот раз было то же самое. Таких как сегодняшний первый противник Дымова называют «неудобными». Он был несуразен и угловат, но великолепно держал удар. С ним пришлось повозиться. Зато второго Дымов срезал на шестнадцатой секунде.
Заканчивался день. Заметно поубавилось народу в тренировочном зале. Правда, сюда уже пускали всех. Возможно, охрана забыла об изоляции поединщиков в тренинг-боксе. Несколько раз приходил Лоран. По его лицу было заметно, что он доволен.
Лоран сообщил, что завтра поменяются правила. Придётся драться не по олимпийской системе, на выбывание, а с каждым. Даже если он проиграет один бой. Осталось-то всего четверо. Хаас, Бурбаки, Нортон и Дымов.
Нортон уехал сразу после своей второй победы. В машине, что мерно плыла по мосту Александра Третьего в сторону Елисейских Полей, он вдумчиво оценивал сегодняшний день:
— Бурбаки уже не тот. Пошёл на убыль. Помнишь, как пять лет назад, разорвав в Америке своего первого противника, он сказал, что ему для победы ничего не нужно кроме турецкой борьбы?
Собеседник Нортона услужливо кивнул.
— Бурбаки врал, — продолжил Нортон. — Ему понадобился ещё кёку-син, хотя он ему так и не научился. Японцы напрасно теряли время… Послушай, а кто этот русский?
Услужливый человек очень быстро сориентировался в существе вопроса и показал свою профессиональную память:
—Русский, Дымов, Ды-мов, стиль — гориц-файтинг, двадцать девять лет, чемпион России. Нигде в мире не дрался, кроме России, поэтому его никто не знает.
— И всё?
— Да, — робко сказал услужливый человек, уже чувствуя за собой какую-то вину.
Нортон побагровел:
— Нет, подожди, как это всё!? Сюда приезжает какой-то русский, который хочет нас «обуть», побеждает без особого напряжения, и я должен завтра ему подставляться.
— Чего тебе бояться, ты его сильней!
Последняя фраза пришлась Нортону как обухом по голове. Он медленно повернулся к своему собеседнику и посмотрел на него так, что у того сразу вспотели лопатки.
— Спасибо за доверие! — саркастически произнёс Нортон. — Дело не в том, что я сильней, а в том, чего мне завтра ожидать от русского. Понимаешь? Машина выехала на площадь Клемансо, повернула на укрытую каштанами улицу Габриэль.
— Я тебе не нюхрик из службы доверия, чтобы вытаскивать кого-то на свет на своём хребте.
У отеля «Крильён» собирались журналисты. Ждали появления популярной топ-модели. Нортон протолкался ко входу. Ещё раз грозно взглянул на своего человека и растворился за тяжёлыми дверями.
Вечером, когда лимонный свет фонарей с площади Обелиска, заливал окна гостиничного номера, Нортон снова увидел своего директора. Тот был возбуждён и говорлив:
— Русский никакой не чемпион! Это наврали, чтобы поднять его рейтинг. Его притащил Лоран Готье, исполнительный директор одной из фирм, участвующих в финансировании чемпионата. Русский дерётся, главным образом, на улице. Я говорил с его секундантом. Секунданта тоже нанял Готье. Русский живёт в дешёвой гостинице, ездит на городском транспорте и вообще не тренируется.
— Что? — спросил Нортон.
— Не тренируется, — повторил услужливый человек.
— Почему не тренируется?
Услужливый человек снова почувствовал недомогание. Он пожал плечами и промолчал.
Нортон поднялся из кресла и подошёл к окну. Его тяжёлое лицо окунулось в лимонный свет.
— Ты понимаешь, что здесь что-то не так?
— Понимаю, — согласился директор.
— Кто он такой, чтобы не тренироваться?! Вот что, пусть один из наших парней «прилипнет» к нему и не отпускает его ни на шаг.
— Но мы не знаем, где он остановился, — попробовал возразить услужливый человек.
— Разыщи того француза, который пригласил его на турнир.
— Готье?
— Да! Уж он-то знает… Думается мне, что этот парень дёргает какой-то алкалоид, из тех, что не осаждаются в крови. Понял теперь? Действуй.
Утром, когда «Опель» Лорана забрал Дымова на Фобур Сен-Дени, никто не заметил, как из-за спины туристического автобуса, набивавшего в себя ранних туристов из отеля, вынырнул похожий на лягушку лупоглазый «Рено-Твинго». Машины, одна за одной, проехали под чёрными сводами метромоста и повернули на бульвар в сторону Монмартра. Лоран был в хорошем настроении. Он надеялся ещё на одну победу своего подопечного. Хотя бы на одну. А если русский проиграет? Ну и чёрт с ним! Теперь уже все знают, каких парней вытаскивает Лоран. Следующий раз нужно будет поискать в Бразилии. Или в Колумбии. Там тоже дерутся на улицах.
Машина плыла к Порту-де-Севрез по пустым бульварам едва пробуждённого солнцем Парижа.
Первым для Дымова стал Хаас. Ринг распекало от горящих софитов. Голландец выглядел уверенно. Дымов слышал, как его противник, давая кому-то интервью перед боем, сказал, что русский — неплохой боец, но совсем другого класса. Он из тех, кто дрался вчера. Совсем другой класс. Сегодня мастера так уже не дерутся. Это примитивно. Да, русский — лучший среди обычных бойцов. Но Хаас не обычный боец, он уже мастер. Другой класс…
У Дымова эти слова не выходили из головы.
Ритс Хаас стоял в своём углу ринга и спокойно пережидал церемонию начала их поединка с русским. Ритс знал себе цену. Он был абсолютно спокоен.
Вот вышел вперёд рефери. Позвал жестом бойцов. Хаас решительно шагнул вперед и… наткнулся на что-то твёрдое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29