А, в общем, гостиница была как гостиница. Типичность происходившего в ней впечатывалась в мирскую круговерть не более чем россыпи дождя в броню асфальта. Её мир составляли командировочные, купчишки что побогаче, да всякий беспричинно шатающийся люд. Пристроенный к какому-то неопределённому делу. Какие всегда трутся возле банкетов, встреч и проводов, открытий и закрытий, организационной неразберихи, а также при исполкомовских обедах по талонам.
Редким исключением становились заезжие эстрадные гастролёры. Однако сезон ещё не начался, афиши по городу никто не развешивал, и в гостинице всё было спокойно. Постояльцев дежурные администраторы знали в лицо, а тех, что жили в двухместном номере на втором этаже, примечали особо. Да, люди эти были нетипичны для гостиницы «Центральная» в досезонное время. Они оказались связанными друг с другом только по воле поселившего их администратора.
Один из них сейчас лежал на заправленной кровати, заломив руки под голову, глядел в потолок и рассуждал:
— Вы знаете жизнь в практике, а я изучаю её в теории. И поверьте, преимущество на моей стороне. Не случайно великий Ницше называл практику умом дураков.
Его собеседник, усталого вида человек, из тех, кто давно уже платит по несдержанности и неразборчивости молодых привычек, слушал скорее ради приличия. Раз уж собеседник обращался к нему. Молодой человек на кровати потянулся и продолжил рассуждать в своё удовольствие.
— Практики строят свою оценку на типичности осознаваемых ими явлений. Но это и есть главное заблуждение! Два схожих явления для них — уже признак закономерности, а три — незыблемое правило. Оттого ум практика просто теряется перед любым отличием. И не допускает возможности его существования. Практика — только отражатель явлений, тогда как теория — их организатор.
— Как скучно, а главное надуманно, — вмешался сосед по номеру.
— Ничего подобного!
Молодой человек вскочил с кровати и подошёл к окну.
— Ничего подобного, — повторил он глядя сквозь застиранный штапель занавесок. — Я только хочу сказать, что теория изначальна. С того момента, когда человек научился понимать жизнь.
— Мне будет трудно оценить все эти старания вашего ума. Я всегда был человеком действия, — заключил невольный собеседник.
— Однако с полной очевидностью могу сказать, что с этими фантазиями вы и шагу не ступите в реальной жизни.
— Представьте, я тоже всегда был человеком действия. И долгие годы человеком сугубо практического действия. Но обстоятельства заставили меня перейти от физических стараний к работе головой.
— Какие обстоятельства? — поинтересовался человек в возрасте.
Теоретик обернулся. Его глаза впитали некоторый интерес к его персоне, появившийся вдруг у соседа по номеру.
— Трюк был моей профессией. Цирковой трюк, сопряжённый с риском. Кино, эстрада… Я ловил стрелы, выпущенные в меня из лука, прыгал с тумбы на расставленные кинжалы, прыгал с трапеции на трапецию с повязкой на глазах. Азарт затягивал меня всё дальше и дальше. К черте невозможного.
— О, значит, вы артист?
— Нет, не артист. Я всегда был воином. Всё это, в моём понимании, исходило не от показушности и публичного признания, а от борьбы с самим собой. Я жил и работал где-то между жизнью и смертью. На моих плакатах никогда не было этой подводки «артист эстрады». Просто Радомир. Красивое славянское имя.
— Что же произошло? — спросил человек в возрасте.
— То, что, вероятно, рано или поздно должно было произойти. Я разбился. На тренировке. Потом полгода лежал без движения и ещё полгода ходил на костылях. У меня появилась уйма свободного времени. Вот тогда я и понял, что даже без рук и без ног всё равно могу быть в жизни только воином. Но у меня перегорело желание добиваться совершенства путём скачков и кульбитов. Я понял, что и тело иногда может являться сопроводителем мысли, а не только её угнетателем. Единственное целое и невредимое из того, что у меня осталось была голова. И я сделал из неё оружие. Вернее, сделал оружие из своих умственных способностей.
— И с кем вы теперь воюете?
— С обстоятельствами. Представьте себе. Человек попадает в критическую ситуацию, и я его вытаскиваю.
— Как же, позвольте вас спросить? — увлёкся разговором сосед по номеру. Бывший трюкач с экзотическим именем Радомир выдержал паузу и произнёс:
— Я — аналитик, и консультирую людей по вопросам, которые не входя компетенцию правовых норм. Человек, к примеру, находит возле своего автомобиля чужой паспорт, а в него вложен пакет с деньгами. Как поступить?
— Это, пожалуй, дело человеческой совести, а не аналитики.
— Да?! Он тоже так подумал. По своей наивности и порядочности. Поехал по адресу прописки, позвонил в дверь. Встретили его, как и следовало ожидать, очень радушно. Напоили чаем, а потом и говорят: «Через десять минут здесь будет милиция, они ждут нашего сигнала и мы вас из квартиры не выпустим. А обвинят вас в получении взятки. Конверт из бумаги особого состава, там ваши отпечатки пальцев, и приехали вы сюда за взяткой. А если примете наши условия, то обойдёмся без милиции. Сигнала подавать не будем, они решат, что мы с вами не договорились. Так что подпишите кое-какие бумаги, и разойдёмся.
— Ну и ну! Неужели такое бывает? И что же здесь мог бы сделать аналитик?
— Конечно, это блеф. Никакой милиции нет. Но ведь вымогатели — искусные актёры, убеждать умеют. Аналитик же, в этой ситуации, во-первых соединит причину и следствие. Паспорт можно потерять в том месте, где вы его доставали или убирали. Например, в сберкассе или в домоуправлении, но никак не перед чужой машиной. Более того, это место, где любой человек, хозяин машины, действует не чисто механически, а с привлечением ситуационного внимания. Ведь ему нужно определить, всё ли в порядке с машиной, подготовить её к отъезду и тому подобное. Значит, любой неординарный предмет будет им замечен. Таким образом, можно почти с уверенностью сказать, что присутствие здесь лежащего паспорта есть следствие чьего-то сознательного поступка. То есть существует большая вероятность того, что его подбросили. Но с какой целью? И, во-вторых, аналитик соединит целое, сам поступок, с конструктивными деталями его построения. В частности, с бумагой, из которой сделан конверт, или с суммой вложенных в него денег. Ведь незначительная сумма в мелких купюрах вряд ли могла бы сделать последующий криминальный ход.
— Да, любопытно, — многозначительно произнёс собеседник в возрасте. Он поднялся из кресла и снова спросил своего соседа по номеру:
— Вы кого-нибудь ждёте?
— Жду. Собственно говоря, ради этого визита я сюда и приехал.
— В таком случае не стану мешать. Консультируйте своих недотеп.
Человека в возрасте звали Аркадием Семеновичем Горбовским. Он раздавил в пепельнице окурок и стал собираться. В этот момент из коридора тихо постучали в дверь.
— Костя!
— Это меня, — уточнил аналитик.
— Сейчас я вас оставлю, — буркнул Горбовский, снимая с вешалки свою шляпу. В узкой прихожей гостиничного номера он притёр к стене вошедшего, поздоровался и вышел в коридор.
Горбовский пил недоваренный кофе в гостиничном буфете и заедал его бутербродами. В открытую форточку дышала весна, и над столиками бродили её пьянящие флюиды. Горбовский чувствовал себя первооткрывателем. В его жизни настало время перемен. Весна и время перемен. Горбовский входил в новую жизнь, которая подкараулила его и разом перевернула всё, что по крупицам собиралось два десятка лет. Кому вообще нужны перемены после пятидесяти? Нужны! Ещё как нужны. Горбовский придумал истину: «Начинать никогда не поздно! Поздно бывает…» Закончить мысль он не смог, поставил чашку и пошёл на улицу.
На город наползали сумерки. Переполненный автобус, рыча двигателем взбирался в гору. В домах зажигались окна. Где-то у локомотивного депо ревели электровозы.
Горбовский пошёл на почту, купил дешёвую открытку и послал её домой. Ему хотелось вместить в двух строках своё первооткрывательство жизни и торжество весны. Получилось обыкновенно и скучно. Он ещё помучился над эпистолярной строкой и послал открытку такой, насколько её смогла осилить его рука.
Когда Аркадий Семёнович снова вернулся в номер, аналитик снова лежал на кровати.
— Как же мне вас называть? — спросил Горбовский. — Неужели Костя?
— Зовите Радомиром, раз уж вы оказались вовлечённым в мою историю. Молодой человек перевернулся с боку на бок.
— Радомиром язык не повернётся. Буду называть Константином… Ну что, проконсультировали своего клиента? — снова спросил Аркадий Семёнович.
— Как вам сказать… Мне самому здесь не всё ясно. Загадка похоже с криминальным уклоном.
— Да? Любопытно. Может быть, посвятите, если, конечно, в этом нет тайны?
Константин принял сидячее положение, прислонился к стене и заговорил:
— Тайны, пожалуй, нет. Тот, кто приходил, является обладателем одной любопытной вещи. По-видимому, для коллекционеров она представляет определённый интерес. Это — браслет. Ножной браслет индийской танцовщицы. Вещь изумительная. Инкрустированное серебро с большими турмалинами. Браслет шириной будет с ладонь, не меньше двухсот граммов серебра. Почти фамильная ценность. Представьте себе, в восемнадцатом году он был на базаре обменён на мыло и на свечной воск. А пять лет спустя невесть как найден и возвращён прежнему хозяину.
— Что же дальше?
— Полгода назад этот браслет был заложен в ломбард. Вскоре хозяину позвонили по телефону с предложением купить у него эту вещь. Он заволновался, к телефонному звонку отнёсся с большим подозрениям. Ему позвонили ещё раз. И вот, постепенно, он даёт себя уговорить. Договаривается о встрече. Выкупает браслет из ломбарда. Показывает его покупателю. Тот очень долго изучает вещь. Не меньше часа. Не выпускает её из рук. Но в хозяине неожиданно взыграли собственнические инстинкты. Ответственность перед потомками за растраты фамильных ценностей и буквально магическое притяжение к браслету. В общем, он покупателю отказал. А едва тот ушёл, хозяин сразу пожалел о своём решении. Всё-таки деньги предлагают немалые. Что делать? И вот, к радости моего подопечного, неделю назад покупатель снова прорезался. Он вторично приезжает посмотреть вещь. Всё повторяется. Разглядывает браслет не более пяти минут и вдруг заявляет, что разочарован. Возвращает вещь хозяину и уходит! Хозяин пребывает в смятении. Он мысленно уже распределил ожидаемые деньги, уверил себя в совершенной бесполезности браслета, и тут всё сорвалось! Смутные сомнения начинают одолевать собственника реликвии. Всё подстроено! Его одурачили! Но браслет-то на месте. Тогда хозяин заподозрил подмену. Ему кажется, что металл изменил цветность, что поубавилось царапин, что потемнели камни и всякое такое. Он идёт к ювелиру. Историческая подлинность вещи подтверждена. Но хозяин вспоминает поведение покупателя при их последней встрече. Уверенность, что это был мнимый покупатель, что он приезжал за другим, не покидает человека. Пара бессонных ночей, — и обладатель браслета вызывает меня.
— Ясно, — подытожил Горбовский. — А вообще вы с ним давно знакомы?
— По телефону — неделю, воочию познакомились два часа назад. Практически при вас. Меня ему рекомендовали. В прошлом году в этом городе я проводил семинар по метаанализу. Горбовский задумался. После непродолжительной паузы снова спросил:
— Ну и что об этом говорит ваша теория?
— То, что помимо логической очевидности здесь может существовать обоснованная непредсказуемость. Аркадий Семёнович даже крякнул от вспыхнувшего в нём сарказма.
— Бросьте вы. Для того чтобы соваться в сферу правопоступка, нужно иметь хотя бы малейшее представление об этом виде деятельности. Это вам не рассуждения о теоретичности чего попало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29