Затем он собрал сток. Вытер душевую кабинку полотенцем и положил его в мешок для белья. По дороге к выходу он спустит пакет в специальный люк, который донесет его до контейнера в подвале здания. Дважды в неделю все белье забирали в стирку. Он никогда не оставлял использованное полотенце в ванной комнате.
Он допил текилу, пока надевал сделанные на заказ легкие брюки и шелковую футболку. Ему нравилось ощущение прикосновения щелка к коже. Он ласкал его соски, такой же мягкий и нежный, как язык женщины. Он очень надеялся, что Ренни понравится его татуировка.
Сверху он надел спортивную куртку контрастного цвета. Он понимал, что слишком вырядился для мексиканского ресторана, но ему хотелось праздника. Он позвонил вниз дежурному по этажу и попросил приготовить его «Мерседес».
Перед тем как выйти из квартиры, он сделал еще один звонок.
Дежурный уже держал открытой дверцу «Мерседеса»:
– Приятного вечера, мистер Лозадо.
Лозадо, зная, что выглядит он на все сто и что молодой человек, скорее всего, ему завидует, дал ему щедрые чаевые.
18
Выйдя из лифта, Ренни сразу же увидела розы.
Не заметить их было невозможно. Букет стоял на столе у дежурных сестер. Сестры и санитары толпились вокруг, очевидно, в ожидании ее реакции. Все улыбались.
– Это для вас, доктор Ньютон.
– Их принесли полчаса назад.
– За ними почти не было видно мальчишку, который их принес.
– Кто ваш таинственный вздыхатель?
– Точно не коп. – Это высказался полицейский, которого Уэсли поставил около реанимационной палаты, где лежал Вик. – Ни один коп не сможет себе такого позволить.
Ренни поморщилась:
– Это наверняка ошибка. Это не мне.
– Но там карточка, – заикаясь, произнесла сестра. – На ней ваше имя.
– Избавьтесь от роз и карточки. И от вазы.
– Вы хотите, чтобы мы их выбросили?
– Раздайте больным. Отнесите в холл, в часовню, куда хотите. Мне наплевать. Только уберите их с глаз моих. Дайте мне, пожалуйста, карточку мистера Треджилла.
Медперсонал, уже без улыбок, разошелся. Полицейский вернулся на свой пост. Одна из сестер унесла тяжелый букет. Другая подала Ренни требуемую карточку и смело последовала за ней в палату Вика.
– Он теперь чаще приходит в себя, – сообщила ей сестра. – Ненавидит спирометр. – Пациентов заставляли периодически дуть в этот прибор, чтобы очистить легкие.
Показатели Вика были отличными. Ренни проверила повязки. Он застонал во сне, когда она отодвинула бинт, чтобы взглянуть на рану. Снова закрыв шов, она спросила сестру, пил ли он что-нибудь.
– Только лед.
– Если он попросит пить, дайте ему несколько глотков спрайта.
– Шкаплейбурбоха, – вдруг произнес Вик. Ренни подошла поближе к кровати и наклонилась.
– Не поняла?
– Бурбох. В шпрайт. – Он едва мог двигать головой, но пытался найти ее взглядом. Чтобы облегчить ему задачу, Ренни села на край стула около кровати.
– Разве бурбон можно мешать со спрайтом?
– Вше равно. Она улыбнулась:
– Полагаю, вам уже дали достаточно лекарств.
– Не доштатошно.
Сестра помчалась за спрайтом. Вик повернул голову. Лицо его немного высвободилось из подушек.
– Это вы со мной сотворили, Ренни?
– Каюсь.
– Придется вычеркнуть вас, – он поморщился и шумно втянул воздух, – из моего рождественского списка.
– Если вы можете шутить, значит, чувствуете себя лучше.
– Как расплющенное молотком дерьмо.
– Ну, выглядите вы, во всяком случае, именно так.
– Ха-ха. – Глаз закрылся и больше не открылся. Ренни встала и приложила стетоскоп к его груди.
– Стучит? – спросил он, к ее удивлению, поскольку она решила, что он впал в забытье.
– Четко и громко, мистер Треджилл. – Она снова села на стул. – В ваших легких чисто, так что продолжайте дуть в спирометр, когда сестра попросит.
– Детские игрушки.
– Зато не будет пневмонии.
– Ренни.
– Да?
– В меня стреляли?
– Нет, колотая рана, отверткой.
– Здорово задело?
– Порядочно, но восстановимо.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– У меня яйца болят, – вдруг заявил он.
– Я скажу, чтобы вам дали пакет со льдом.
Даже удивительно, насколько выразителен может быть один глаз.
– При таких ранах, как у вас, там скапливается лишняя кровь. Это пройдет.
– Клянетесь?
– Клянусь, – улыбнулась она.
– Славно, славно. – Вик закрыл глаз. – Странный разговор у нас с вами, Ренни. – Он снова посмотрел на нее: – Они его поймали?
Она отрицательно покачала головой.
– Черт!
Ренни все не уходила, хотя это было против всяких правил. Ей снова показалось, что Вик уснул, но он пробормотал:
– Мое лицо. Чертовски болит. Что он с ним сделал?
– По-видимому, он напал на вас сзади.
– Точно.
– Вы упали вперед, сильно ударились щекой. Поранили подбородок, но швов не требуется. Лицо, конечно, опухло и все в синяках, но кости целы.
– И я стану таким же красивым, как прежде?
– И таким же тщеславным, вне всякого сомнения. Вик улыбнулся, но она поняла, что даже это легкое движение причинило ему боль.
Вернулась сестра со спрайтом в пластмассовом стаканчике. Она как-то странно взглянула на Ренни, когда та взяла стакан из ее рук. Немногие хирурги так носились со своими пациентами. Ренни прижала согнутую соломинку к губам Вика. Он сделал несколько осторожных глотков.
– Хватит? – спросила она.
– Не хочу блевануть.
Затем он затих. Ренни осталась. Она так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав тихий голос:
– Как он?
Ренни подняла голову и увидела стоящую в дверях Грейс Уэсли. Ренни не слышала, как подошла Грейс, ничего не замечая и потеряв счет времени. Боже, vi как долго она сидит тут, всматриваясь в разбитое лицо Вика?
Ренни быстро поднялась на ноги.
– Он, гм, ему лучше. Часто просыпается. Говорит связно. Немного попил спрайта. – Она поставила стаканчик на столик у кровати. Почему-то ей стало неловко. – Сейчас он спит.
– Мне можно войти?
– Конечно.
– Я бы не хотела его беспокоить.
– Вряд ли вам это удастся. Он спит крепко.
Грейс Уэсли была миловидной и стройной женщиной. Волосы она забирала назад в пучок, что очень ей шло, поскольку природа наградила ее высокими скулами и изящными чертами лица. Миндалевидные глаза свидетельствовали об уме и целостности характера. Двигалась она тихо и мягко. Ренни еще раньше заметила, что легкое прикосновение Грейс сразу же успокаивает ее огромного мужа.
Грейс подошла к кровати и несколько минут смотрела на Вика.
– Мне трудно поверить, что это он, – сказала Грейс, улыбаясь. – Я никогда не видела его неподвижным. Он не сидит спокойно больше чем несколько секунд, постоянно в движении.
– Я это тоже заметила.
Грейс повернулась и с интересом взглянула на нее.
– Разумеется, я плохо его знаю, – заторопилась Ренни. – Можно сказать, совсем не знаю.
– Вик учился в предпоследнем классе средней школы, когда Орен, мой муж…
Ренни кивнула.
– Когда Орен и брат Вика Джо поступили в полицейскую академию. Мы очень подружились с Джо. Он пригласил нас на школьный баскетбольный матч «посмотреть на моего младшего братишку», как он сказал. – Грейс тихо рассмеялась. – Вик непрерывно зарабатывал фолы.
– Он так агрессивен? – спросила Ренни.
– У него горячая голова. Он легко заводится. Но обычно так же быстро остывает и извиняется, если есть за что.
Они немного помолчали, потом Ренни сказала:
– Я ничего не знала про его брата, до того как меня спросил о нем репортер.
– Джо умер три года назад. Мы до сих пор не можем это пережить. Особенно Вик. Он считал, что Джо всегда прав, он очень его любил.
Зашла сестра, чтобы переставить капельницу. Они замолчали, ожидая, когда она уйдет.
– Я так поняла, что Джо… – осторожно начала Ренни.
– Убили, – прямо сказала Грейс.
В один миг все встало на свои места.
– Лозадо, – уверенно произнесла Ренни.
– Совершенно верно, Лозадо.
– Как ему удалось уйти от наказания?
– Его даже не обвинили.
– Почему?
Грейс поколебалась, потом подошла поближе к Ренни и тихо произнесла:
– Доктор Ньютон, я спросила моего мужа сегодня утром, что между вами происходит. Что-то не так, я это почувствовала.
– Две недели назад я была членом жюри, которое оправдало Лозадо.
– Об этом Орен сказал.
– Так из-за этого ваш муж и относится ко мне плохо. Особенно сейчас. Лозадо убил его друга и теперь покушался на другого. – Ренни посмотрела на Вика. – Если бы жюри приняло другое решение, на Вика бы никто не напал, и та молодая женщина, которую вчера убили, тоже осталась бы жива.
– Могу я задать вам вопрос? – тихо спросила Грейс. Когда Ренни повернулась к ней, она сказала: – Если бы вам пришлось делать это снова, проголосовали бы вы за оправдание Лозадо?
– На основании того, что я знала тогда, или того, что я знаю сейчас?
– Того, что вы знали тогда.
Ренни задумалась так же, как и перед тем голосованием.
– На основании того, что я тогда знала, и инструкций судьи я была бы вынуждена снова проголосовать за оправдание.
– Тогда ваша совесть чиста, доктор Ньютон. Вы не должны считать себя виноватой в том, что Лозадо напал на Вика.
– Скажите это вашему мужу, – печально заметила Ренни.
– Я уже сказала.
Ренни удивилась. Грейс мягко улыбнулась и сжала руку Ренни.
– Я пойду. Но когда Вик проснется, пожалуйста, скажите ему, что я приходила.
– Я передам сестрам, они обязательно скажут.
– Вы не знаете, когда его переведут в обычную палату?
– Через пару дней, если все пойдет хорошо. Я внимательно слежу, нет ли признаков инфекции.
– Что мне сказать моим девочкам?
– У вас есть дочки?
– Две. Очень жизнерадостные.
– Как вам повезло.
– Они умоляли меня взять их с собой сегодня, но Орен не хочет, чтобы они выходили из дома.
Ренни не стала спрашивать, почему. Уэсли боялся за их безопасность, подозревая, что Лозадо не ограничится попыткой убить Вика. Он расставил полицейских по всей больнице, и Ренни заметила, что около реанимации сейчас стоят еще двое. Не иначе, это охрана Грейс.
– Мои девочки обожают дядю Вика, – сказала Грейс. – Если бы существовал плакат с его изображением, он висел бы у них на стене рядом с их любимыми певцами.
– Скажите им, с их дядей Виком все будет в порядке.
– Мы должны за это благодарить вас. Девочкам ужасно хочется с вами познакомиться.
– Со мной?
– Я им все про вас рассказала. А после случайно слышала, как они между собой разговаривали. Обе решили стать хирургами. Хотят спасать людей, как вы спасли Вика.
Ренни так растрогалась, что не знала, что сказать. Грейс, вероятно, это почувствовала и ушла, быстро попрощавшись. Полицейские сопровождали ее к лифту.
Ренни вернулась на сестринский пункт.
Пришлось порыться в нескольких ящиках, пока не нашлась склянка с бальзамом для губ. Ренни взяла ее и вернулась к Вику. Он все еще спал, дышал ровно. Она села на стул у кровати, но прошла почти целая минута, прежде чем она отвернула крышку с баночки, откуда сразу приятно запахло ванилином.
Губы Вика пересохли и потрескались. Это иногда случается при операциях в результате потери жидкости. Более того, это обычное явление. Но его губы были просто невероятно сухими. На это невыносимо было смотреть. Она решила: что особенного, если она смажет ему губы?
Ренни взяла немного бальзама, подождала, чтобы мазь согрелась, и смазала его губы, касаясь настолько легко, что это и касанием назвать было трудно.
Только Ренни собралась убрать руку, как он проснулся, и их взгляды встретились.
Оба молчали. Ее палец все еще лежал на его губах. Ренни замерла и внезапно осознала, что не слышит его глубокого и ровного дыхания. Она была уверена, что если кто-нибудь из них шевельнется, что-нибудь случится. Что-то значительное. Что именно, она не знала. Во всяком случае, она опасалась пошевелиться. И не знала, сможет ли. Его голубой взгляд ее гипнотизировал.
Она так просидела не шевелясь… сколько? Позже она не могла вспомнить. Это продолжалось, пока глаз Вика не закрылся снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51