Однако природное любопытство взяло верх. Орен не зря показал ему эти фотографии, он же не неандерталец, как Тинпен, и слишком занят, чтобы пускать слюни над фотографиями полуодетых женщин. Да Грейс удавила бы его за это.
Нет, у Орена были свои причины для поездки из Форт-Уэрта в Галвестон. Вику все же захотелось узнать, что привело его к нему. Он был заинтригован, как правильно догадался Орен, черт бы его побрал.
Он протянул руку за остальными фотографиями и быстро просмотрел их, потом еще раз, медленнее, внимательно разглядывая каждую.
Большинство фотографий были слегка не в фокусе, но достаточно ясные.
– В чем она провинилась? Перевезла краденое?
– Не-а, – покачал головой Орен. – Но большего ты от меня не добьешься, если не согласишься вернуться.
Вик швырнул фотографии Орену.
– Тогда ты зря съездил. – Он снова дернул за резинку на запястье, и она больно врезалась в кожу.
– Тебе захочется поучаствовать в этом деле, Вик.
– Черта с два.
– Я не прошу тебя помогать мне долго или вернуться в управление. Только это дело.
– Все равно нет.
– Мне нужна твоя помощь.
– Извини.
– Это окончательный ответ?
Вик достал новую бутылку пива, отпил большой глоток и громко рыгнул.
Не обращая внимания на вонь от креветочной шелухи, Орен перегнулся через стол.
– Дело об убийстве. Было во всех газетах.
– Я не смотрю новости и не читаю газеты.
– Оно и видно. Потому что, если бы ты читал, то бы уже сам примчался в Форт-Уэрт, и мне не пришлось бы за тобой тащиться.
Вик не смог удержаться и спросил:
– Это почему?
– Один известный доктор был убит на стоянке больницы Тэррант.
– Трогательно. Орен, ты что, цитируешь заголовки?
– Нет. Я просто рассказываю тебе все, что мы знаем об этом убийстве. Прошло уже пять дней, а это все, что у нас есть.
– Не моя проблема.
– Убийца совершил преступление в нескольких футах от возможных свидетелей, но его никто не заметил. Не услышал. Бесшумный, как пар. Невидимый. И следов никаких. – Орен понизил голос: – Ни малейшего гребаного следа, Вик.
Вик вгляделся в темные глаза своего бывшего напарника. Волосы у него встали дыбом.
– Лозадо?
Орен снова опустился на стул и довольно улыбнулся.
2
Доктор Ренни Ньютон вышла из лифта и подошла к центральному сестринскому пункту. Дежурная сестра, невероятная болтушка, сегодня подавленно молчала.
– Добрый вечер, доктор Ньютон.
– Привет.
Медсестра заметила черное платье под белым халатом Ренни.
– С похорон? Ренни кивнула:
– Не успела заехать переодеться.
– Хорошая была служба?
– Да, насколько так можно сказать о похоронах. Народу много пришло.
– Все любили доктора Хоуэлла. И он только что получил повышение. Какой ужас.
– Да, конечно, ужасно.
Глаза девушки наполнились слезами.
– Мы все, кто тут на этаже работает, видели его почти каждый день. Поверить невозможно.
Ренни тоже было трудно поверить. Всего пять дней назад ее коллега доктор Ли Хоуэлл погиб. Не умер от инфаркта, с чем тоже трудно было смириться, учитывая его возраст. Но Ли был хладнокровно убит. Все, кто его знал, были потрясены не только самим фактом его смерти, но и тем, как он умер. Ренни казалось, что он сейчас внезапно выскочит из-за двери и крикнет:
– Я пошутил!
Но смерть не была одной из бесконечных шуток, на которые Хоуэлл был такой мастер. Совсем недавно, сегодня утром, она видела его закрытый, усыпанный цветами гроб. Слышала эмоциональные речи родственников и коллег. Видела Мирну Хоуэлл и их сына, безудержно рыдавших в первом ряду. Это все делало его смерть реальностью, с которой невозможно было смириться.
– Нам всем потребуется время, чтобы отойти от шока, – тихо сказала Ренни.
Но медсестра еще не закончила.
– Говорят, полиция допрашивает всех, кто был накануне на вечеринке у доктора Хоуэлла.
Во время разговора Ренни изучала карточки пациентов и не заметила подтекста во фразе девушки.
– Доктор Хоуэлл вечно шутил, верно? – Медсестра хихикнула, видимо, вспомнив что-то смешное. – И вы с ним вечно ругались, прямо как кошка с собакой.
– Мы не ругались, – поправила ее Ренни. – Мы иногда ссорились. Большая разница.
– По-моему, иногда эти ссоры проходили довольно бурно.
– Мы были достойными спарринг-партнерами, – сказала Ренни, печально улыбаясь.
Еще до похорон, утром, она провела две операции. В связи со сложившимися обстоятельствами она имела полное право перенести сегодняшние операции и закончить работу раньше времени. Но она и так уже сильно отставала от графика, так как недавно брала отпуск на десять дней, поставив себя и своих пациентов в крайне затруднительное положение.
Было бы несправедливо переносить операции еще раз. Поэтому она решила ничего не менять и принять всех, кому было назначено. Ли бы ее понял.
Последнее, что требовалось сделать за этот трудный и длинный день, – проверить послеоперационных пациентов. Сменив тему, Ренни поинтересовалась у медсестры состоянием мистера Толара. Сегодня утром она прооперировала ему грыжу.
– Он еще не совсем пришел в себя, но с ним полный порядок.
Забрав с собой карточки, Ренни прошла в послеоперационную палату. Здесь была миссис Толар, воспользовавшаяся пятью минутами, на которые раз в час пускали родственников. Ренни встала рядом с ней у постели.
– Здравствуйте, миссис Толар. Он все еще спит?
– Когда я заходила в предыдущий раз, он очнулся и спросил, который час.
– Самый обычный вопрос. Здесь все время одинаковое освещение. Это дезориентирует.
Женщина коснулась щеки мужа.
– А это мое посещение он проспал.
– Сон ему на пользу. – Ренни просмотрела записи. – Ничего неожиданного. Давление хорошее. Через пару недель будет как новенький.
Она заметила, что женщина с сомнением смотрит на мужа, и добавила:
– Он в полном порядке, миссис Толар. После операции все выглядят не лучшим образом. Завтра вы его не узнаете, хотя, возможно, у него будут боли, он станет ворчать, и нам придется снова давать ему обезболивающие.
– Пусть ворчит, только бы больше не мучился. – Женищина повернулась к Ренни и понизила голос до шепота: – Полагаю, теперь можно вам сказать.
Ренни вопросительно наклонила голову.
– Он был недоволен, когда терапевт направил его к вам. Его смущало то, что вы женщина.
Ренни тихо рассмеялась:
– Надеюсь, я завоевала его доверие.
– О, безусловно. Уже после первого визита в ваш кабинет он уверился, что вы свое дело знаете.
– Рада слышать.
– Он только сказал, что не стоит такое симпатичное личико прятать за маской хирурга.
– Надо не забыть поблагодарить его, когда он проснется.
Женщины обменялись улыбками, потом миссис Толар погрустнела.
– Я слышала про доктора Хоуэлла. Вы хорошо его знали?
– Очень хорошо. Мы несколько лет работали вместе. Я считала его своим другом.
– Мне так жаль.
– Спасибо. Нам будет его очень не хватать. – Ренни не хотелось снова начинать разговор про похороны, и она сменила тему: – Ваш муж так крепко спит, что все равно не знает, приходили вы или нет. Отдохните, пока есть возможность. Когда вы заберете его домой, вам достанется.
– Еще раз и пойду домой.
– До завтра.
Ренни подошла ко второму пациенту, вернее пациентке. Никто не пришел ее навестить. Пожилая женщина была доставлена из богадельни. Единственным ее родственником был брат, живущий на Аляске. Старушка чувствовала себя неплохо, но Ренни задержалась возле ее кровати.
С ее точки зрения, благотворительность не должна ограничиваться только отказом от гонорара. Это самое простое. Она подержала женщину за руку, погладила ее по голове в надежде, что на подсознательном уровне женщина ощущает ее присутствие и ей становится легче. Немного погодя она передала заботу о ней медсестрам.
– Я сегодня не на вызовах, – напомнила она дежурной медсестре, возвращая карточки. – Но сообщите мне на пейджер, если кому-нибудь из этих двух пациентов станет хуже.
– Разумеется, доктор Ньютон. Вы уже поужинали?
– Почему вы спрашиваете?
– Простите, но у вас очень усталый вид. Она слегка улыбнулась:
– День получился очень длинным. И печальным.
– Советую съесть чизбургер, картошку, выпить стакан вина и принять ароматическую ванну.
– Если мне удастся так долго продержать глаза открытыми.
Ренни распрощалась со всеми и направилась к лифту. Пока его ждала, она прижала оба кулака к пояснице и потянулась. После вынужденного отсутствия она никак не могла войти в свой обычный жизненный ритм. Он не всегда был равномерным, но зато привычным.
И только она начала возвращаться к старой жизни, убили доктора Хоуэлла. На парковочной площадке, которую она пересекала каждый день, приезжая в больницу.
Она еще не успела оправиться от шока, как началось. Как и всех остальных, кто был на вечеринке у Хоуэлла в тот вечер, ее допросила полиция. Обычный рутинный допрос. И тем не менее Ренни пережила его очень болезненно.
Сегодня она смотрела, как хоронят Ли Хоуэлла. Уже никогда больше она не поспорит с ним по поводу таких важных вопросов, как расписание работы операционной, или таких мелочей, как преимущества цельного молока перед снятым. Уже никогда ей не придется смеяться над его глупыми шутками.
Если учесть все, что случилось, последние три недели совершенно нарушили ее жизненный уклад. И это еще слабо сказано. Доктор Ренни Ньютон фанатично придерживалась своих привычек.
Путь от больницы до дома занимал всего десять минут. Большинство молодых специалистов предпочитали жить в другом, более современном районе Форт-Уэрта. Ренни могла себе позволить жить где угодно, но она предпочитала этот старый, уютный район.
Дело было не только в том, что до больницы рукой подать. Ей нравились узкие, обсаженные деревьями булыжные мостовые, ставшие со временем достопримечательностью их района. Большинство домов были построены еще до Второй мировой войны, что придавало им ауру постоянства и надежности. Ее дом назывался «бунгало». Там было всего пять комнат, идеально для одинокого человека, а она была именно одинокой и собиралась таковой остаться.
Дом два раза реставрировали. Ренни отремонтировала его в третий раз. Оштукатуренные стены были серыми с белой окантовкой. Входная дверь ярко красная со сверкающей медной ручкой и такой же пластиной внизу. На клумбах пестрели красные и белые цветы в обрамлении темной, восковой зелени. Раскидистые деревья защищали лужайку даже от самого свирепого солнца. Ренни щедро платила садовнику за то, что он содержал ее участок в идеальном порядке.
Она не послушалась медсестру и обошлась без чизбургера и картошки, но позволила себе бокал шардоне. Ренни пошла с бокалом в гостиную, где едва не выронила его из рук.
На журнальном столике стояла хрустальная ваза с красными розами.
Пять дюжин превосходных бутонов, готовых вот-вот распуститься. Они казались бархатными. Душистые. Дорогие. Хрустальная ваза была изумительна. Ее грани сверкали так, как может сверкать только очень дорогой хрусталь, бросая тысячи мелких радуг на стены.
Опомнившись, Ренни поставила бокал на столик и стала искать среди роз карточку дарителя, но ничего не нашла.
– Какого черта?
До ее дня рождения было еще далеко, да никто и не знал этой даты. Она больше не отмечала никаких знаменательных дат. Или розы должны означать соболезнование? Она работала с Ли Хоуэллом каждый день в течение многих лет, но довольно странно и даже как-то зловеще получить цветы в день его похорон.
Благодарный пациент? Возможно, но вряд ли. Кто из них мог знать, где она живет? В телефонном справочнике указан только ее рабочий адрес. Если пациент и в самом деле был до такой степени переполнен благодарностью, он послал бы розы в больницу.
Только несколько друзей знали, где она жила. Она никогда никого не приглашала к себе. Чтобы не казаться невежливой, приглашала знакомых на ужин или обед в ресторан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51