– Я обещал через полчаса вернуться. Грейс улыбнулась и потянулась к нему:
– Мне нравятся трудные задачи.
За свой стол в управлении Орен вернулся через сорок пять минут и, хотя он даже не вздремнул, чувствовал себя посвежевшим после получаса в постели с Грейс. Господи, как же он любил эту женщину.
Даже не спрашивая, он сразу понял, что никаких вестей из Галвестона нет. Если бы были, ему бы позвонили или прислали сообщение на пейджер. Но он все равно спросил.
– Ничего, – ответил другой детектив. – Но там вон тебя какой-то парень ждет.
– Какой парень?
– Вон тот.
Раздрызганный человек в очках, сидящий в углу, ссутулив плечи, с таким остервенением грыз ногти, что казалось, он не рассчитывал когда-нибудь иметь возможность поесть.
– Чего он хочет?
– Не говорит.
– Почему ко мне?
– И этого не говорит. Настаивает, что должен поговорить с тобой и только с тобой.
Орен снова посмотрел на замухрышку, но только лишний раз убедился, что никогда его раньше не видел. Наверняка бы запомнил.
– Как его зовут?
– Это любопытно. Плакса Сойер. Так он представился.
30
Ренни приподнялась на локте. Последние полчаса Вик стоял у окна. Он стоял неподвижно, одна рука на оконной раме сверху, вторая опущена вниз. В этой руке он держал пистолет. Опирался он в основном на левую ногу, щадя рану.
– Что-нибудь не так? – шепотом спросила она. Он взглянул на нее через плечо:
– Да нет. Прости, что побеспокоил.
– Ты что-нибудь слышал…
– Нет, ничего. – Вик вернулся к кровати и положил пистолет на столик. – Иногда мелькают полицейские, а в остальном все тихо.
– Ничего о Лозадо?
– Ни звука. Хоть бы этот сукин сын появился, и все бы закончилось. Ожидание сводит меня с ума. – Он лег рядом с ней и закинул руки за голову.
– Который час? – спросила Ренни.
– Еще целый час до восхода. Ты хоть поспала?
– Подремала.
– Я тоже.
Ради микрофона, болтающегося у него на груди, они оба врали. Они всю ночь лежали рядом, молчаливые и напряженные, спать они не могли, но по разным причинам не желали в этом признаваться.
– Тебе бы не мешало поспать, Ренни.
– Когда я работала интерном, привыкла спать очень мало. Мне сейчас страшно вспоминать о пациентах, которых я лечила в полусонном состоянии.
– Ты всегда знала, что хочешь стать врачом?
– Нет. Только на втором курсе колледжа я решила пойти в медицину.
– С чего это вдруг?
– Причина довольно банальная.
– Ты хотела помогать людям?
– Я же сказала, звучит банально.
– Я так не думаю, – сказал он. – Потому что именно по этой причине я стал копом.
– А я думала, ты хотел пойти по стопам старшего брата.
– И не без этого.
– Это хороший выбор, Вик.
– Ты думаешь?
– Не могу себе представить, как ты сидишь восемь часов за письменным столом. Даже восемь минут. Я должна была догадаться, что ты лгал, когда выдавал себя за разработчика компьютерных программ. Впрочем, ты выполнял свое задание.
– Его еще никто не отменил.
Это снова напомнило им о Лозадо. Ренни перевернулась на бок, лицом к Вику.
– Как ты думаешь, что он сделает?
– Честно? – Да.
– Не имею ни малейшего представления.
– А детектив Уэсли?
– Орен тоже не знает. Я изучал Лозадо многие годы, но единственное, что я о нем знаю, так это то, что он наносит удар внезапно. Как укус одного из этих его скорпионов. Мы ничего не увидим.
– Неприятная мысль.
– Совершенно верно, черт побери. Именно поэтому он и считается таким мастером. – Они немного помолчали, потом он повернул голову и взглянул на нее. – Он тебя сексуально домогался, Ренни?
– Он разорвал мою блузку, чтобы посмотреть, нет ли на мне «жучка».
– Я не о Лозадо. – Вик подчеркнутым жестом выключил микрофон. – Т. Дэн.
– Что? Нет! Никогда!
– Кто-то другой?
– Нет. Почему ты так решил?
– Иногда девушки идут в разнос в подростковом возрасте, если они подвергались насилию в детстве.
Она печально улыбнулась:
– Перестань искать оправдание моим грехам, Вик. Его нет.
– Я не пытаюсь найти тебе оправдание, Ренни. Мне тоже трудно оправдать мое стремление затащить в постель каждую встреченную девушку. Но ведь так было.
– Для мальчиков другие правила.
– Это несправедливо.
– Да, и тем не менее.
– Только не для меня. Поверь, не мне бросать в тебя камень. – Он взял ее за руку. – Одного я не могу понять: зачем ты наказываешь себя за то, что случилось двадцать лет назад?
– А каков срок для самонаказания? – Что?
– Сколько лет прошло после убийства Джо? Он отвернулся:
– Это не одно и то же.
– Разумеется. Но показательно. Вик вдруг резко повысил голос:
– Лозадо возбудил твое любопытство. Так? Он тебя предупредил, что… Что он сказал тебе? Прежде чем ты в меня влюбишься, ты…
– Прежде чем я пущу тебя в задницу. Вот что он сказал.
Вик вздохнул и запустил пальцы в волосы. Сел на край кровати спиной к Ренни, наклонил голову и потер лоб.
– Извини, Ренни. Какую пакость тебе приходится слушать. – И тихо добавил: – И я не должен был заставлять тебя повторять.
– Неважно. Я спросила про Джо без всякой связи с Лозадо.
– Знаю.
– Что произошло, когда его убили? Вик обхватил голову руками.
– Поначалу я вообще не мог ни о чем думать. Я не мог с этим смириться, понимаешь? Джо мертв. Мой брат ушел. Навсегда. Он был рядом всю мою жизнь. И внезапно он превратился в труп в морге с биркой на большом пальце ноги. Это казалось, – он развел руки в сторону, как будто пытался подыскать нужное слово, – нереальным, ненастоящим.
Он встал и заметался вдоль кровати туда-сюда, и снова, и еще раз.
– Я так толком ничего и не осознал до похорон. Орен работал круглосуточно. Я был убит горем, а он его превозмог и старался достать Лозадо. Он заставил своих перевернуть каждый камень на парковке, заглянуть под каждую травинку на лужайке, чтобы найти хоть какой-то след. Ведь Орену для получения ордера на обыск или даже для вызова на допрос требовалась хоть какая-то улика, говорящая о том, что Лозадо был на месте преступления. И вот как раз перед похоронами Орен сказал мне, что они кое-что нашли. Шелковую нитку. Всего лишь нитку, серую, длиной в два дюйма. Ее уже проверили в лаборатории и пришли к выводу, что она от очень дорогого материала, какой продается здесь только в самых роскошных магазинах. Как раз такую одежду и носит Лозадо. И если они найдут у него одежку, сшитую из такой ткани, они его прищучат.
Вик замолчал. Ренни не торопила его. Наконец он продолжил:
– Народу на похороны пришло прорва. Пришли полицейские, чтобы почтить память погибшего, ты знаешь, так всегда бывает. Церковь даже всех не вместила. Пел церковный хор, ангелы не спели бы лучше. Все говорили очень трогательные слова. И священник тоже. Но я ничего не слышал. Ничего. Ни пения, ни прощальных речей, ни слов пастора о загробной жизни. Я мог думать только об одном – этой шелковой нитке.
Он снова отошел к окну и встал там, глядя на океан:
– Я с трудом высидел службу на кладбище, последнюю молитву, салют из двадцати одной винтовки. Грейс и Орен устроили поминки. В их дом набилось до сотни народу, так что мне удалось улизнуть незамеченным. Лозадо тогда жил в доме недалеко от студенческого городка.
Вик обхватил себя руками, будто в ознобе:
– Ты сама можешь догадаться, что случилось. Я перевернул у него все вверх дном. Рылся в стенных шкафах, как маньяк. Переворачивал ящики. Перерыл весь дом. И знаешь, что он в это время делал? Смеялся. Живот надрывал от хохота, потому что знал, что я уничтожаю последний шанс привлечь его к суду за убийство Джо. Когда я не нашел того, что искал, я напал на него. Помнишь шрам у него над глазом? Моя работа. Он носит его с гордостью, он – свидетельство его самой большой победы. Откровенно говоря, я бы его тогда убил, если бы не появился Орен и силой не оттащил меня от него. Я в долгу у Орена за это, в тот раз он спас мою жизнь. Лозадо не убил меня, чтобы потом сослаться на необходимость самообороны, только потому, что знал, насколько мучительно будет для меня жить со всем этим.
Вик обернулся и встретился с ней взглядом в темноте.
– Это меня тебе надо благодарить за все неприятности, причиненные тебе Лозадо. Если бы я не сорвался в тот раз, как последний идиот, Лозадо сидел бы сейчас в камере смертников, и ты не попала бы в эту передрягу. И я бы здесь не был. Я бы не жил в лачуге, зализывая раны, и не носил бы на руке резинку, боясь впасть в панику.
– Ты обычный человек, – перебила Ренни. – Ты же сам сказал, Вик. Слишком много всякого дерьма свалилось на тебя одновременно. Все, что ты чувствовал, все, что ты ощущаешь сейчас, свойственно человеческому существу.
– Ну, иногда я уж чересчур человечен, во вред себе. – Вик слабо улыбнулся, и она ответила на его улыбку. Затем он поморщился и тихо выругался. Протянул руку к микрофону и включил его. – Да, я тебя слышу. Господи, ты что, решил, что я умер? Что случилось? – Он послушал, потом сказал: – Здесь тоже тихо. Я выйду подышать свежим воздухом. Не пристрелите меня.
Он прошел мимо нее, чтобы взять пистолет и сотовый. И направился к двери.
– Я выйду. Если увидишь или услышишь что-нибудь, ори во все горло.
Спать уже явно не придется, поэтому Ренни оделась. Когда он вернулся, она уже варила кофе.
– В чем дело?
– Мы уезжаем, Ренни. Немедленно. Одевайся. – Тут он заметил, что она одета. – Собери вещи. Поторопись.
– Куда мы едем? Что случилось?
Он быстро прошел в спальню и стал собирать вещи.
– Вик! Скажи мне, что происходит? Лозадо что-то сделал?
– Да. Но не в Галвестоне.
Он ничего ей больше не сказал, потому что мало что знал сам.
Пока он дышал свежим воздухом, пытаясь прочистить мозги и успокоить совесть, позвонил Орен. Рассказав Ренни о своем чудовищном поступке, Вик испытывал смешанные чувства.
С одной стороны, ему стало немного легче. Она умела прекрасно слушать. С другой стороны, он снова вспомнил, что именно его идиотизм гарантировал Лозадо свободу.
Сознание того, что Лозадо где-то рядом и смеется над ним, терзало его душу. После звонка Орена он вообще ощутил себя бессильным.
– Мы полагаем, что Лозадо уже нет в Галвестоне, – сказал Орен.
– Почему?
– У нас есть основания так считать.
– Что это ты ходишь вокруг да около? Это же не пресс-конференция. В чем дело?
– У тебя есть доступ к сотовому доктора Ньютон?
– Зачем?
– Было бы лучше, если бы следующие несколько часов ей никто не звонил.
– Почему?
– Дай мне разобраться, и я тебе перезвоню.
– В чем разобраться?
– Пока ничего не могу сказать.
– Что значит не можешь? Ты где?
– Когда-нибудь слышал о Плаксе Сойере?
– Кто это, черт возьми?
– Так слышал?
– Нет! Кто он такой?
– Пока неважно. Ты сиди на месте. Развлекай докторшу. Устрой ей пикник на пляже или что-нибудь в этом роде. Питерсон оставит своих людей на тот случай, если мы ошиблись. Мне пора идти, но я буду держать тебя в курсе.
– Орен…
Но он уже отключился, а когда Вик набрал его номер, он услышал короткие гудки. Он позвонил в убойный отдел, но там ему сказали, что с Ореном нет связи, но все, что нужно, ему передадут.
Секунд десять он раздумывал, потом вернулся в дом и сообщил Ренни, что они немедленно уезжают. «Пикник на пляже? – подумал он. – Как бы не так!» Если полицейское управление Форт-Уэрта сжимает кольцо вокруг Лозадо, он хочет в этом участвовать, хотя ему трудно винить Орена, пытающегося удержать его подальше, пока все не будет кончено.
Кто знает, возможно, глупо тащить с собой Ренни, но вдруг Орен ошибается и Лозадо все еще в Галвестоне? Вполне возможно, что он заставил их думать, что он уехал, как раз для того, чтобы выманить Вика и открыть себе путь к Ренни. Вик не слишком надеялся на Питерсона и его команду. Оставалось только взять ее е собой.
Почему Орен предложил отнять у нее сотовый телефон? Хорошо зная Орена, Вик понимал, что у него для этой просьбы наверняка веские основания. Пока Ренни была в ванной, Вик сунул ее сотовый в свою сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51