Примерно каждые пять минут все полицейские по очереди докладывали Питерсону. Вик слышал их в наушниках. Если Лозадо и заявился на остров Галвестон, он сумел остаться невидимым. Он не зарегистрировался ни в одной гостинице, мотеле или пансионате, что ничуть не удивило Вика.
Питерсон договорился о сигналах, которые Вик должен им подавать. Но Вик уже умел различать голоса, звучащие в его ухе. Если возникнет что-то непредвиденное, он отреагирует соответственно, но пока он следил за филе-миньон, завернутыми в фольгу, а остальное время уходило на созерцание Ренни.
Когда стейки поджарились, они отнесли их в дом. Один раз, пока они ели, ее босая нога под столом коснулась его лодыжки. Ренни не извинилась, что показалось ему своего рода прогрессом. Хотя она просто сделала вид, что ничего не случилось.
Ренни нашла пожелтевшую свечу в ящике комода и поставила ее на блюдце в центре стола, чтобы создать романтическую атмосферу и несколько скрасить убожество его кухни. Но единственной, кто стал выглядеть лучше при свете свечи, была сама Ренни.
Когда она распускала волосы, у нее появлялась привычка причесывать их пальцами. Она делала это бессознательно, но Вику нравилось, как волосы стекали по ее пальцам и снова падали на плечи. «Жидкий лунный свет», – подумал он и удивился: когда это он стал поэтом?
От пламени свечи появились треугольные тени на ее шее и в ложбинке между грудями. Весь вечер он старался не смотреть туда, но есть вещи выше человеческих сил, и это была одна из них.
Ужин получился вкусным и сытным. Он набил себе желудок, но его мучил голод другого сорта. Не надо было ему еще раз целовать ее. Никакой в этом не было необходимости. Он перестарался. Их прогулка в полосе прибоя выглядела достаточно романтично и без поцелуя. Теперь же он хотел ее так, что терпеть не было мочи.
Ренни допила вино и посмотрела на него.
– Ты на меня пялишься, – заявила она.
– Стараюсь наглядеться.
– Наглядеться?
– На тебя, – сказал он. – Запомнить, как ты выглядишь. Когда все это закончится, как бы оно ни вышло, ты вернешься к своей работе и прежней жизни, в которой меня не будет. Ведь не будет, Ренни.
Она медленно покачала головой: не будет.
– Вот я и пялюсь.
Она отодвинула стул, взяла свой поднос, но, когда она проходила мимо него к раковине, он схватил ее за руку.
– Остынь, Ренни. Может, тебе еще повезет и Лозадо меня убьет.
Она выдернула руку, отнесла поднос в раковину и с грохотом поставила.
– Как ты можешь говорить такие ужасные вещи?
– Так тебе будет жалко?
– Конечно!
– Ну, ладно, ладно. Ты же занимаешься спасением людей, что меня удивляет… потому что ты играешь со смертью.
Она засмеялась:
– Играю со смертью?
– Постоянно. Ты бесшабашная. Рискуешь без всякой нужды.
– О чем это ты, черт побери?
– Ни в одном из твоих домов не установлена охранная сигнализация. Глупо, если женщина живет одна. Ты скачешь сломя голову на лошади без седла и прыгаешь через заборы. Какой бы хорошей наездницей ты ни была, это опасно. Ездишь в такие уголки мира, где каждый день смерть собирает богатую жатву. Ты с ней флиртуешь, Ренни.
– Ты слишком много выпил. Он подошел к ней ближе:
– Ты не проживаешь жизнь, Ренни, ты бросаешь ей вызов.
– Ты или пьян, или сошел с ума.
– Нет, я прав. Никаких друзей и закадычных подруг. Не выходишь на люди. Ничего, кроме тех невидимых стен, которые ты воздвигла, чтобы никто не смог к тебе приблизиться. Ты даже своих пациентов держишь на расстоянии вытянутой руки. Ты поэтому и предпочла хирургию другим областям медицины? Потому что твои пациенты находятся под наркозом? Ты можешь их лечить, не вступая с ними ни в какие эмоциональные связи.
В наушнике раздался голос Питерсона:
– Эй, Треджилл, у вас там все в порядке?
– Мне бы хотелось услышать, что он ей говорит, – заметила женщина. – Мне не нравится его поза.
Вик их проигнорировал.
– Ты обожаешь своих лошадей. Ты таешь при виде щенка. Ты скорбишь по дикому зверю, которого пришлось пристрелить. Но если тебя касается другое человеческое существо, ты либо не обращаешь на это внимания, либо бежишь без оглядки.
– Неправда.
– Разве? – Да.
– Докажи.
Он наклонился над столом и задул свечу, погрузив кухню во мрак. Он выдернул из уха наушник, обнял ее одной рукой за талию и привлек к себе.
– Вик, нет.
– Докажи, что я ошибаюсь. – Он прижался губами к ее рту. Когда она промолчала, он поцеловал ее. Сдерживая свой гнев, он мягко раздвинул ее губы языком.
Она резко отвернула лицо.
– Вик…
Он целовал ее шею, слегка покусывая кожу. Она положила руки ему на плечи и впилась в них пальцами.
– Пожалуйста.
– Я могу сказать то же самое, Ренни.
Он наклонил голову и поцеловал ее грудь в вырезе футболки.
– Нет. – Она с силой оттолкнула его.
Руки Вика опустились. Он сделал шаг назад. В темноте слышалось только их учащенное дыхание. Наушник болтался у него на груди, но он все равно слышал, как материт его Питерсон.
Вик старался сдержать гнев, но против природы не попрешь. Желание становилось нестерпимым. Вик с явной обидой сказал:
– Не понимаю, и все.
– Что ты не понимаешь?
– Почему ты говоришь: «Нет».
– У меня есть право сказать: «Нет». Он аж застонал от досады:
– Ведь так замечательно, Ренни. Что тут может не нравиться?
– Мне нравится.
Решив, что он неправильно расслышал ее, Вик протянул руку и зажег свет.
– Что?
Она моргнула от внезапного яркого света, затем заметила его изумленный взгляд.
– Я никогда не говорила, что мне не нравится.
Он таращился на нее с таким глубоким недоумением, что не сразу услышал телефонный звонок. Ренни спросила:
– Это твой?
Он схватил телефон, пристегнутый к поясу, затем покачал головой:
– По-видимому, твой.
Она пошла за своим сотовым. Вик снова сунул в ухо наушник и как раз застал конец гневной тирады. Включил микрофон:
– Успокойся, Питерсон, мы в порядке.
– Что происходит, Треджилл?
– Ничего. Тут что-то с электричеством. Предохранитель, видно, перегорел.
– Теперь все в норме?
– Ага, я собираюсь мыть посуду, а Ренни говорит по своему…
Он замолчал, разглядев выражение ее лица.
– Стойте, ребята. Кто-то только что позвонил ей по сотовому.
Она держала маленькую трубку обеими руками. Послушала секунд пятнадцать, потом медленно опустила и отключилась.
– Лозадо? – спросил Вик. Она кивнула. – Сукин сын… Что он сказал?
– Он здесь.
– Он так сказал?
Ренни машинально поднесла руку к горлу, как будто защищалась.
– В этом не было необходимости. Он нас видел.
– Ребята, вы слышите? – сказал Вик в микрофон. Получив подтверждение через наушник, он кивком предложил Ренни продолжить.
– Он сказал, что мне надо чаще носить черное. Что этот цвет мне подходит. Спросил, можешь ли ты приготовить приличный стейк.
– Он так близко?
– Наверное.
– Что еще?
Она многозначительно и с мольбой взглянула на него. Он медленно поднял руку и отключил микрофон. Потом ему за это нагорит, но его больше беспокоила Ренни, чем негодование полицейского управления Галвестона.
– Они орут мне в ухо, как резаные, но тебя они не услышат. Давай. Повтори, что он сказал.
– Он говорил… такие отвратительные вещи. О тебе и мне. О нас. Вместе.
– Вроде того, что он говорил раньше?
– Хуже. Он сказал, что прежде чем я… прежде чем я… – Она скрестила руки и сжала собственные локти. – Если перефразировать, то он сказал, что, прежде чем я влюблюсь в тебя по уши, мне стоит спросить, каким образом ты похерил расследование убийства твоего брата.
– Она стеснялась повторить все слово в слово. Думаю, он был очень груб.
Орен так устал, что болели глаза. Он постоянно тер их, слушая отчет Вика об их последнем контакте с Лозадо.
– Он заговорил о расследовании убийства Джо, как я все испортил, потому что хотел рассорить нас с Ренни. С этой же целью он раньше врал мне об их любовных утехах.
– Сработало?
– Не совсем, но определенная напряженность в отношениях есть. Ренни сейчас в душе. Уже второй раз после приезда. Надо признать, она чистюля.
– Меня больше волнует местонахождение Лозадо, чем гигиенические привычки доктора Ньютон. Никто из моих полицейских его не заметил?
– Ни малейшего следа.
– Как мог он подобраться так близко, чтобы разглядеть, что ты жаришь, и не попасться им на глаза? Наверное, смотрел в бинокль.
– Или зарылся в песок по уши в десяти футах от входной двери. С Лозадо нет ничего невозможного. Его не поймать, если следовать уставу. Питерсон выглядит вполне компетентным, но…
– Ты плохо ему помогаешь.
– Это он так сказал?
– А ты обиделся?
– Мне не нравится, когда со мной обращаются, как с ребенком.
– Тогда не веди себя, как ребенок. Он говорит, ты редко оставляешь микрофон включенным и часто даже наушник вынимаешь.
– Я держу его в ухе по меньшей мере половину времени.
– Шутить изволите? Эти люди там, на пляже, жизнью ради тебя рискуют, – сердито заметил Орен. – Сообрази, если Лозадо так близко, он наверняка их всех разглядел.
Орен услышал, как Вик тяжело вздохнул:
– Знаю, я об этом думал. И я не шучу. Правда. Я ценю их усилия, честное слово.
– Не помешало бы и им это сказать.
– Первым делом.
– Вполне вероятно, что Лозадо их увидел и именно по этой причине не сделал никакой попытки с вами разделаться.
– Я об этом тоже думал, – сказал Вик.
– Одно меня удивляет.
– Только одно?
– Почему он звонит? Совсем не его стиль. Не в его характере такая беспечность. Он никогда раньше не предупреждал жертву.
Вик немного подумал.
– На этот раз он делает это не из-за денег. Это не работа, а личное дело.
Грейс всунула голову в дверь и вопросительно посмотрела на Орена. Он жестом предложил ей зайти. Она села рядом с ним на диван и положила голову ему на плечо. Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Каждый раз, когда Орен думал, что Лозадо мог с ней сделать, если бы захотел, он немножко умирал. В трубку он сказал:
– Что же, по крайней мере мы знаем, что он в Галвестоне. Мы уже всех известили.
– Надеюсь, их предупредили об осторожности. За что его можно арестовать?
– Он сегодня звонил и говорил пакости, вы с доктором Ньютон можете подтвердить, что он ее преследует.
– Слабовато, Орен.
– Больше ничего нет.
– Ладно, сейчас пойду и приглажу перышки Питерсону, – сказал Вик. – Пока.
Повесив трубку, Орен рассказал Грейс о последних событиях.
– Как это переносит доктор Ньютон?
– Вик говорит, что она молодец. Чистюля.
– Она ему нравится.
– Ему ее внешность нравится, – буркнул Орен.
– Думаю, на этот раз он по-настоящему влюбился.
– Влюбился? – Он фыркнул. – Что тут нового? Вик влюбляется в каждую бабу, с которой переспит. Его романы начинаются с эрекции и кончаются оргазмом.
– Он что, один такой? – засмеялась она. – Таких полно, почти все такие.
– Только не я.
– Ты не все.
Он снова поцеловал ее.
– Я соскучился по девочкам.
– Я тоже. Я сегодня с ними разговаривала. Они прекрасно проводят время. Мама их всячески развлекает, но им не хватает друзей, так что они уже спрашивают, когда смогут вернуться домой.
– Скоро не получится, Грейс. Пока есть хоть какой-то шанс, что Лозадо…
– Я знаю, – сказала она, похлопав его по спине. – И я полностью с тобой согласна. Я девочкам все объяснила.
– Они поняли?
– Может, и не совсем, но поймут, когда сами станут родителями. А теперь пошли в постель.
– Я не могу сейчас спать. Мне еще надо вернуться в офис.
Она встала и потянула его за руку:
– С какого это времени мы с тобой только спим в постели?
– Прости, милая. Я слишком устал, чтобы хорошо себя проявить в этом смысле.
Грейс наклонилась, поцеловала его и сказала, призывно улыбаясь:
– Положись на меня.
– Там женщина-полицейский на кухне.
– Мы с ней душевно поговорили. Нас никто не побеспокоит, разве что в случае крайней необходимости.
Идея показалась ему соблазнительной, но, взглянув на часы, он нахмурился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51