Все выжидательно смотрели на нее, когда она выходила из здания. Было видно, что они наблюдали за их разговором с Айвеном.
Уверенным шагом Джейд прошла по тротуару к своему новенькому джипу и открыла дверцу. Бросив портфель на сиденье, она уже собиралась сесть за руль, когда кто-то схватил ее за руку.
Диллон надел темные очки, но даже сквозь дымчатые линзы она разглядела, что его глаза горят от бешенства. Не обращая внимания на любопытствовавших прохожих, он заговорил низким и громким голосом.
– Что, черт возьми, происходит?
– Сейчас не время и не место обсуждать это.
Он наклонился к ней.
– Нет, черт побери. Я не возьмусь за лопату, пока не буду уверен, что не получу пулю в спину. Кто этот старый ублюдок в коляске?
– Его зовут Айвен Патчетт, и он не всегда передвигался в коляске. – Джейд подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы. Ее рука тряслась. Она надеялась, что Диллон не заметил этого. – Однако он всегда был ублюдком.
– Патчетт? Соевый король?
– Точно. А теперь отпустите мою руку. За это утро я достаточно накрасовалась перед публикой. У меня нет желания начинать кулачный бой с вами здесь, на главной улице.
Диллон посмотрел на свою руку, сжимавшую запястье Джейд. До этой минуты он просто не осознавал, что держит ее. И немедленно отпустил.
– А парень – его сын?
– Нил.
– Из-за чего у вас спор?
– Это мое дело. – Она попыталась сесть в машину, но Диллон опять быстро схватил ее руку, будто поймал в капкан.
– Вы сделали это и моим делом, когда вытащили меня из тюрьмы в Лос-Анджелесе. – Когда он говорил, его усы слегка двигались. – Вы заставили меня поверить, что здесь все будет нормально, что все в городе на сто процентов поддерживают проект, что выстроится целая очередь желающих работать у меня. Но все идет совсем не так. Я хочу знать, против кого я?
– В данный момент, мистер Берк, против меня. – Несмотря на то, что мимо шли последние участники встречи, Джейд вырвала свою руку. – В ваши обязанности не входят связи с общественностью. Это – моя епархия. И на будущее – я буду признательна, если вы не станете обсуждать мои действия и строить догадки о них. Я уволю вас, если вы попытаетесь вмешиваться.
Она нырнула в машину, захлопнула дверцу, вырулила со стоянки и уехала. Джейд понимала, что Диллону нужна поддержка общественности, потому что это непосредственно влияет на его работу. Но ее отношения с Патчеттами – не его дело и никогда его делом не будут. Кроме того, она догадывалась, что он не будет в восторге, если узнает, что ему отведена далеко не главная роль в ее плане мести. В любом случае, она не собирается рассказывать ему больше, чем ему следует знать.
Войдя в дом, Джейд услышала звонок телефона.
– Алло?
– Встреча уже закончилась?
– Мистер Стейн! – воскликнула она. – Да, только что.
– Почему вы не звоните мне? Я же сказал, чтобы вы мне звонили.
– Я и собиралась, но только что вошла.
– Ну, и? Как все прошло?
– Великолепно. Мы даже не могли рассчитывать на лучший прием. – Она коротко рассказала, как все проходило, ни словом не упомянув о Патчеттах.
– Итак, вы все еще убеждены в коммерческих перспективах этого района?
– Безусловно.
– Хорошо. Тогда позвольте мне поделиться с вами несколькими идеями, которые я обмозговал.
Джейд села поудобнее, приготовившись слушать.
– Ты все еще здесь? Не поняла, что я сказал? – носком нового ботинка Диллон слегка подтолкнул в сторону лежащую собаку и отпер дверь вагончика. – Убирайся! – Дворняжка посмотрела на него скорбными глазами и опять легла на ступеньку, положив морду на передние лапы. – Делай как знаешь, – проворчал Диллон. – Но не жди, что я тебе что-нибудь дам.
Он захлопнул дверь с такой силой, что все сооружение закачалось. Достав банку содовой из холодильника, он стал дышать холодным воздухом, шедшим из открытой двери, затем выпил залпом полбанки, приложил ее ко лбу и прошептал:
– Проклятие!
Сейчас Диллон избегал всего, что могло заставить его думать или переживать. Семь лет назад он перестал чувствовать. Тогда он похоронил не только жену и сына, он похоронил свои чувства. Функционировало только тело. В душе было пусто и глухо. И ему это нравилось. Он намеревался так жить и дальше.
Диллон покинул дом, в котором умерли Дебра и Чарли, оставив там все. С того дня он держался особняком: не обзаводился ничем, кроме самого необходимого, что мог уместить в пикапе, оставался равнодушным к другим людям. Не задерживаясь подолгу на одном месте, не искал ни с кем дружбы.
На горьком опыте он убедился, что неважно, хорошо ли ты выполнил работу, неважно, стараешься ли оставаться порядочным человеком, все равно получишь по зубам или тебя накажут за проступок, о котором ты и не ведал. Его долги все накапливались, а платой оказалась жизнь любимых им людей.
Получив жесткий урок, Диллон выработал собственную философию, главным постулатом которой стала заповедь: «Не люби».
Он создал вокруг себя пустоту, где было безопасно и где исчезала любая боль. Иной жизни он не желал. Поэтому ему не нужна была и собака с ее привязанностью, и беспокойство из-за работы, которая уже до такой степени захватила его, что он готов был защищать ее, да еще думать при этом: «моя фабрика». И, безусловно, ему не нужны никакие любовные чувства, никакая женщина.
В сердцах Диллон захлопнул дверцу холодильника. Такая вот петрушка! А тут еще эта бессловесная дворняжка свернулась калачиком у его двери и лижет ему руку каждый раз, когда он выходит. И он уже защищает «Текстиль», как медведица медвежонка, и беспокоится, что земляные работы еще не начаты, и сердится на Джейд Сперри. А злость – это эмоция. А ему не нужны никакие эмоции, тем более, из-за женщины.
После нескольких недель жизни в Нью-Йорке, совещаний и встреч с мужиками в костюмах от «Барберри», чьи ладони никогда не знали мозолей, Диллон не мог дождаться начала строительства. И сейчас, когда он позволил себе впервые за много лет почувствовать интерес к работе, проект может лопнуть.
Дураку было ясно, что Патчетт не укатит в коляске в сторону и не будет разыгрывать из себя умирающего, когда в город ворвется новая компания, которая отодвинет его дело на задний план. Джейд Сперри не была дурочкой. Она заранее знала, что в лице Патчетта будет иметь врага. После тех слов, которыми они обменялись в зале, Диллон понял, что она уже давно враждует с ним и с его сыном.
Старик Патчетт сказал: «Как это у вас, черт возьми, хватило наглости объявиться в этом городе?»
Эти слова наводили на мысль о скандале. Возможно, Джейд покинула Пальметто с позором?
Диллон допил содовую и смял банку в руке. Он не мог представить, как такая спокойная, холодная, собранная, образованная мисс Сперри могла быть причастна к скандалу, особенно к безнравственному поступку. Вообще-то он не хотел думать о ней, но она постоянно занимала его мысли.
Диллон успокаивал себя тем, что это естественно. Она была его боссом. Ведь он думал бы о своем боссе, если бы им оказался мужчина. Но с другой стороны, если бы боссом был мужчина, то у него не возникали бы мысли, подобные тем, которые все чаще вызывала у него Джейд.
Физически он сохранял верность Дебре почти год после ее смерти. Но однажды холодным вечером он почувствовал себя так тоскливо в окружении малоприветливого пейзажа – какой это был штат? Монтана? Айдахо? – что прихватил в баре женщину и отвел ее в свой номер в мотеле. Но после этого он почувствовал к себе такое отвращение, что его одиночество только усилилось. Он оплакивал Дебру скупыми мучительными слезами. В отличие от его эмоционального нездоровья физическое состояние восстанавливалось: он вновь стал сильным и крепким. Во второй раз, когда в его постели оказалась женщина, все произошло без каких-либо затруднений. С третьего раза все пошло совсем легко. Но к тому времени у него появилась способность не смешивать физиологию и душу. Его тело имело право получать свое, и чувство вины было тут ни при чем. Он мог получать физическое удовлетворение без участия сердца и разума.
Подобная независимость физического и душевного только усиливала его влечение к женщинам. Они же находили его скрытую грубоватость даже возбуждающей. Его, казалось бы, оскорбительное поведение пробуждало в них материнские инстинкты. Но ни одна из них не вызывала в нем ничего, кроме похоти. Покидая их, он испытывал все то же непроходящее чувство вины. Имена и лица не задерживались в его памяти.
Теперь же женское имя и лицо снова завладевали его мыслями. Это-то его и беспокоило.
Дворняжка начала лаять.
– Цыц! – крикнул Диллон. Он услышал шум подъехавшей машины и открыл дверь. Джейд Сперри вышла из новенького, сверкающего пикапа с фирменным знаком «Текстиля» на дверце.
– Кусается? – спросила она, кивком головы указывая на собаку.
– Не знаю, она – не моя.
– Не думаю, что она знает об этом. Ведь она охраняет вас.
Слегка наклонившись и почмокивая губами, Джейд стала подзывать собаку:
– Иди сюда, собачка. – Собака перестала лаять, поскулила немного и сделала несколько шагов в ее сторону. Джейд протянула руку, и собака обнюхала ее, потом лизнула. Джейд потрепала ее за ухом.
– Настоящий сторожевой пес, – пошутил Диллон.
Выпрямившись, Джейд бросила ему связку ключей от машины.
– Надеюсь, он вам понравится. – Диллон поймал ключи на лету.
– Он – ваш, пока вы здесь работаете.
– Но у меня уже есть машина.
Джейд взглянула на его побитый обтрепанный пикап.
– Этот – для личного пользования. Для деловых поездок пользуйтесь, пожалуйста, фирменным автомобилем. Ведь вы представляете «Текстиль».
– Слушаюсь, мэм. Что еще изволите?
Она поднялась по ступенькам вагончика. Собака последовала за ней, повиливая хвостом. Джейд вынула из сумочки кредитную карточку бензозаправочной компании и протянула ее Диллону.
– Пользуйтесь этим тоже.
– Благодарю.
– Счета будут поступать прямо ко мне.
– Это, черт возьми, действительно будет лучше.
Он вел себя несносно и грубо, но ему было неприятно получать подарки от женщины. Это напомнило ему, как в свое время миссис Чандлер наставляла его: «Делай это, делай то. Не так резко. Сильнее. Медленнее. Быстрее». Диллон все схватывал на лету, а вскоре овладел своей собственной техникой. Она ему нравилась больше, чем та, которой он овладевал под руководством миссис Чандлер.
Конечно, подобное отношение к Джейд было неуместно и недопустимо, он это знал, но он ничего не мог с собой поделать. Диллон даже испытывал удовлетворение от того, что стоял на верхней ступеньке и Джейд приходилось откидывать голову, чтобы смотреть на него. Пусть она хозяйка и имеет средства на покупку новых джипов, но не надо покушаться на его мужское достоинство.
– Вы отвезете меня домой?
– Конечно.
– Мне бы хотелось сначала осмотреть офис, который вы здесь устроили. – Диллон не сдвинулся с места. Она улыбнулась ему с притворной любезностью. – Конечно, если сейчас подходящее время, мистер Берк.
Их взгляды скрестились, и он понял, что между ними продолжается схватка характеров. В конце концов он посторонился и пригласил ее войти в вагончик. Чтобы внутрь не вошла собака, он быстро закрыл дверь, но потом пожалел. Вагончик был слишком мал для двоих, по крайней мере так ему показалось, когда он остался наедине с Джейд.
Диллон никогда не видел ее одетой иначе, как в деловой костюм. Сейчас она была в джинсах и белом пуловере. Если бы он не знал, то никогда бы не подумал, что она уже рожала: ее бедра и зад были по-девичьи стройны, живот втянут, грудь…
Он прокашлялся.
– Телефон поставят завтра.
– Хорошо, – сказала Джейд, осмотрев конторку. Жилая часть вагончика была превращена в небольшое помещение для офиса. Единственными предметами, не относящимися к деловой обстановке, были радиоприемник и портативный телевизор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Уверенным шагом Джейд прошла по тротуару к своему новенькому джипу и открыла дверцу. Бросив портфель на сиденье, она уже собиралась сесть за руль, когда кто-то схватил ее за руку.
Диллон надел темные очки, но даже сквозь дымчатые линзы она разглядела, что его глаза горят от бешенства. Не обращая внимания на любопытствовавших прохожих, он заговорил низким и громким голосом.
– Что, черт возьми, происходит?
– Сейчас не время и не место обсуждать это.
Он наклонился к ней.
– Нет, черт побери. Я не возьмусь за лопату, пока не буду уверен, что не получу пулю в спину. Кто этот старый ублюдок в коляске?
– Его зовут Айвен Патчетт, и он не всегда передвигался в коляске. – Джейд подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы. Ее рука тряслась. Она надеялась, что Диллон не заметил этого. – Однако он всегда был ублюдком.
– Патчетт? Соевый король?
– Точно. А теперь отпустите мою руку. За это утро я достаточно накрасовалась перед публикой. У меня нет желания начинать кулачный бой с вами здесь, на главной улице.
Диллон посмотрел на свою руку, сжимавшую запястье Джейд. До этой минуты он просто не осознавал, что держит ее. И немедленно отпустил.
– А парень – его сын?
– Нил.
– Из-за чего у вас спор?
– Это мое дело. – Она попыталась сесть в машину, но Диллон опять быстро схватил ее руку, будто поймал в капкан.
– Вы сделали это и моим делом, когда вытащили меня из тюрьмы в Лос-Анджелесе. – Когда он говорил, его усы слегка двигались. – Вы заставили меня поверить, что здесь все будет нормально, что все в городе на сто процентов поддерживают проект, что выстроится целая очередь желающих работать у меня. Но все идет совсем не так. Я хочу знать, против кого я?
– В данный момент, мистер Берк, против меня. – Несмотря на то, что мимо шли последние участники встречи, Джейд вырвала свою руку. – В ваши обязанности не входят связи с общественностью. Это – моя епархия. И на будущее – я буду признательна, если вы не станете обсуждать мои действия и строить догадки о них. Я уволю вас, если вы попытаетесь вмешиваться.
Она нырнула в машину, захлопнула дверцу, вырулила со стоянки и уехала. Джейд понимала, что Диллону нужна поддержка общественности, потому что это непосредственно влияет на его работу. Но ее отношения с Патчеттами – не его дело и никогда его делом не будут. Кроме того, она догадывалась, что он не будет в восторге, если узнает, что ему отведена далеко не главная роль в ее плане мести. В любом случае, она не собирается рассказывать ему больше, чем ему следует знать.
Войдя в дом, Джейд услышала звонок телефона.
– Алло?
– Встреча уже закончилась?
– Мистер Стейн! – воскликнула она. – Да, только что.
– Почему вы не звоните мне? Я же сказал, чтобы вы мне звонили.
– Я и собиралась, но только что вошла.
– Ну, и? Как все прошло?
– Великолепно. Мы даже не могли рассчитывать на лучший прием. – Она коротко рассказала, как все проходило, ни словом не упомянув о Патчеттах.
– Итак, вы все еще убеждены в коммерческих перспективах этого района?
– Безусловно.
– Хорошо. Тогда позвольте мне поделиться с вами несколькими идеями, которые я обмозговал.
Джейд села поудобнее, приготовившись слушать.
– Ты все еще здесь? Не поняла, что я сказал? – носком нового ботинка Диллон слегка подтолкнул в сторону лежащую собаку и отпер дверь вагончика. – Убирайся! – Дворняжка посмотрела на него скорбными глазами и опять легла на ступеньку, положив морду на передние лапы. – Делай как знаешь, – проворчал Диллон. – Но не жди, что я тебе что-нибудь дам.
Он захлопнул дверь с такой силой, что все сооружение закачалось. Достав банку содовой из холодильника, он стал дышать холодным воздухом, шедшим из открытой двери, затем выпил залпом полбанки, приложил ее ко лбу и прошептал:
– Проклятие!
Сейчас Диллон избегал всего, что могло заставить его думать или переживать. Семь лет назад он перестал чувствовать. Тогда он похоронил не только жену и сына, он похоронил свои чувства. Функционировало только тело. В душе было пусто и глухо. И ему это нравилось. Он намеревался так жить и дальше.
Диллон покинул дом, в котором умерли Дебра и Чарли, оставив там все. С того дня он держался особняком: не обзаводился ничем, кроме самого необходимого, что мог уместить в пикапе, оставался равнодушным к другим людям. Не задерживаясь подолгу на одном месте, не искал ни с кем дружбы.
На горьком опыте он убедился, что неважно, хорошо ли ты выполнил работу, неважно, стараешься ли оставаться порядочным человеком, все равно получишь по зубам или тебя накажут за проступок, о котором ты и не ведал. Его долги все накапливались, а платой оказалась жизнь любимых им людей.
Получив жесткий урок, Диллон выработал собственную философию, главным постулатом которой стала заповедь: «Не люби».
Он создал вокруг себя пустоту, где было безопасно и где исчезала любая боль. Иной жизни он не желал. Поэтому ему не нужна была и собака с ее привязанностью, и беспокойство из-за работы, которая уже до такой степени захватила его, что он готов был защищать ее, да еще думать при этом: «моя фабрика». И, безусловно, ему не нужны никакие любовные чувства, никакая женщина.
В сердцах Диллон захлопнул дверцу холодильника. Такая вот петрушка! А тут еще эта бессловесная дворняжка свернулась калачиком у его двери и лижет ему руку каждый раз, когда он выходит. И он уже защищает «Текстиль», как медведица медвежонка, и беспокоится, что земляные работы еще не начаты, и сердится на Джейд Сперри. А злость – это эмоция. А ему не нужны никакие эмоции, тем более, из-за женщины.
После нескольких недель жизни в Нью-Йорке, совещаний и встреч с мужиками в костюмах от «Барберри», чьи ладони никогда не знали мозолей, Диллон не мог дождаться начала строительства. И сейчас, когда он позволил себе впервые за много лет почувствовать интерес к работе, проект может лопнуть.
Дураку было ясно, что Патчетт не укатит в коляске в сторону и не будет разыгрывать из себя умирающего, когда в город ворвется новая компания, которая отодвинет его дело на задний план. Джейд Сперри не была дурочкой. Она заранее знала, что в лице Патчетта будет иметь врага. После тех слов, которыми они обменялись в зале, Диллон понял, что она уже давно враждует с ним и с его сыном.
Старик Патчетт сказал: «Как это у вас, черт возьми, хватило наглости объявиться в этом городе?»
Эти слова наводили на мысль о скандале. Возможно, Джейд покинула Пальметто с позором?
Диллон допил содовую и смял банку в руке. Он не мог представить, как такая спокойная, холодная, собранная, образованная мисс Сперри могла быть причастна к скандалу, особенно к безнравственному поступку. Вообще-то он не хотел думать о ней, но она постоянно занимала его мысли.
Диллон успокаивал себя тем, что это естественно. Она была его боссом. Ведь он думал бы о своем боссе, если бы им оказался мужчина. Но с другой стороны, если бы боссом был мужчина, то у него не возникали бы мысли, подобные тем, которые все чаще вызывала у него Джейд.
Физически он сохранял верность Дебре почти год после ее смерти. Но однажды холодным вечером он почувствовал себя так тоскливо в окружении малоприветливого пейзажа – какой это был штат? Монтана? Айдахо? – что прихватил в баре женщину и отвел ее в свой номер в мотеле. Но после этого он почувствовал к себе такое отвращение, что его одиночество только усилилось. Он оплакивал Дебру скупыми мучительными слезами. В отличие от его эмоционального нездоровья физическое состояние восстанавливалось: он вновь стал сильным и крепким. Во второй раз, когда в его постели оказалась женщина, все произошло без каких-либо затруднений. С третьего раза все пошло совсем легко. Но к тому времени у него появилась способность не смешивать физиологию и душу. Его тело имело право получать свое, и чувство вины было тут ни при чем. Он мог получать физическое удовлетворение без участия сердца и разума.
Подобная независимость физического и душевного только усиливала его влечение к женщинам. Они же находили его скрытую грубоватость даже возбуждающей. Его, казалось бы, оскорбительное поведение пробуждало в них материнские инстинкты. Но ни одна из них не вызывала в нем ничего, кроме похоти. Покидая их, он испытывал все то же непроходящее чувство вины. Имена и лица не задерживались в его памяти.
Теперь же женское имя и лицо снова завладевали его мыслями. Это-то его и беспокоило.
Дворняжка начала лаять.
– Цыц! – крикнул Диллон. Он услышал шум подъехавшей машины и открыл дверь. Джейд Сперри вышла из новенького, сверкающего пикапа с фирменным знаком «Текстиля» на дверце.
– Кусается? – спросила она, кивком головы указывая на собаку.
– Не знаю, она – не моя.
– Не думаю, что она знает об этом. Ведь она охраняет вас.
Слегка наклонившись и почмокивая губами, Джейд стала подзывать собаку:
– Иди сюда, собачка. – Собака перестала лаять, поскулила немного и сделала несколько шагов в ее сторону. Джейд протянула руку, и собака обнюхала ее, потом лизнула. Джейд потрепала ее за ухом.
– Настоящий сторожевой пес, – пошутил Диллон.
Выпрямившись, Джейд бросила ему связку ключей от машины.
– Надеюсь, он вам понравится. – Диллон поймал ключи на лету.
– Он – ваш, пока вы здесь работаете.
– Но у меня уже есть машина.
Джейд взглянула на его побитый обтрепанный пикап.
– Этот – для личного пользования. Для деловых поездок пользуйтесь, пожалуйста, фирменным автомобилем. Ведь вы представляете «Текстиль».
– Слушаюсь, мэм. Что еще изволите?
Она поднялась по ступенькам вагончика. Собака последовала за ней, повиливая хвостом. Джейд вынула из сумочки кредитную карточку бензозаправочной компании и протянула ее Диллону.
– Пользуйтесь этим тоже.
– Благодарю.
– Счета будут поступать прямо ко мне.
– Это, черт возьми, действительно будет лучше.
Он вел себя несносно и грубо, но ему было неприятно получать подарки от женщины. Это напомнило ему, как в свое время миссис Чандлер наставляла его: «Делай это, делай то. Не так резко. Сильнее. Медленнее. Быстрее». Диллон все схватывал на лету, а вскоре овладел своей собственной техникой. Она ему нравилась больше, чем та, которой он овладевал под руководством миссис Чандлер.
Конечно, подобное отношение к Джейд было неуместно и недопустимо, он это знал, но он ничего не мог с собой поделать. Диллон даже испытывал удовлетворение от того, что стоял на верхней ступеньке и Джейд приходилось откидывать голову, чтобы смотреть на него. Пусть она хозяйка и имеет средства на покупку новых джипов, но не надо покушаться на его мужское достоинство.
– Вы отвезете меня домой?
– Конечно.
– Мне бы хотелось сначала осмотреть офис, который вы здесь устроили. – Диллон не сдвинулся с места. Она улыбнулась ему с притворной любезностью. – Конечно, если сейчас подходящее время, мистер Берк.
Их взгляды скрестились, и он понял, что между ними продолжается схватка характеров. В конце концов он посторонился и пригласил ее войти в вагончик. Чтобы внутрь не вошла собака, он быстро закрыл дверь, но потом пожалел. Вагончик был слишком мал для двоих, по крайней мере так ему показалось, когда он остался наедине с Джейд.
Диллон никогда не видел ее одетой иначе, как в деловой костюм. Сейчас она была в джинсах и белом пуловере. Если бы он не знал, то никогда бы не подумал, что она уже рожала: ее бедра и зад были по-девичьи стройны, живот втянут, грудь…
Он прокашлялся.
– Телефон поставят завтра.
– Хорошо, – сказала Джейд, осмотрев конторку. Жилая часть вагончика была превращена в небольшое помещение для офиса. Единственными предметами, не относящимися к деловой обстановке, были радиоприемник и портативный телевизор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71