Ему сказали, что Розанна – кузина синьоры Боатти. А лотом Розанна стала его крестной матерью.
– Я обвинил его в том, что между ними был роман.
– Он мне об этом тоже рассказал. – Беллони облокотился о скамью. – Вы и впрямь так думали?
– Мне хотелось посмотреть на его реакцию.
– Или вы невероятно жестоки…
– Или?
– Или поразительно невнимательны, Тротти.
Тротти улыбнулся.
– Я никак не мог его понять. Войдите в мое положение, синьор Беллони. Я – полицейский. Мне нужно делать свою работу. В ту ночь, когда Боатти обнаружил тело, он не выглядел ни особенно расстроенным, ни даже взволнованным. Когда я к нему поднялся, он показался мне на удивление равнодушным. Ведь не каждый же день ты находишь трупы. А уж я-то насмотрелся, как люди реагируют на внезапную смерть. А еще через несколько часов он мне сообщает, что решил писать книжку о работе полицейских. – Тротти пожал плечами. – Я не верил ему, потому что не понимал его отношения ко всему этому делу.
– Он любил ее, – просто сказал Беллони. – Джордже всегда любил Розанну.
– Когда он узнал, что Мария-Кристина была его матерью?
– Я совсем не уверен, что он и сейчас об этом знает. В жизни люди обычно верят тому, во что сами хотят верить. Не думаю, что Джордже когда-нибудь подозревал, что он приемыш.
Тротти поднял голову и посмотрел на банкира.
– Действительно ли Джордже Боатти думал, что обнаружил тело Розанны? Ведь если он так хорошо знал Розанну, он должен был сразу понять, что это не она.
– Я и сам думал, что это тело Розанны. – Внезапно Беллони поднялся и начал сворачивать газету. – С тех пор как Мария-Кристина приехала из «Каза Патрициа», она сильно похудела. К тому же и лицо было сильно разбито. Сегодня утром в морге мне пришлось разглядывать тело очень внимательно. Вспомните, что, когда Джордже увидел тело на полу на Сан-Теодоро, лицо было все в крови. Никаких оснований думать, что это кто-то другой, у него не было. Потому что он считал, что Мария-Кристина находится в «Каза Патрициа». И еще…
– Да?
– Джордже никогда с Марией-Кристиной накоротке не был. И виделся с ней довольно редко. А с тех пор, как она переехала в «Каза Патрициа», ее вообще мало кто видел. Прежде, когда она жила в городе, она обычно работала у меня. Но за последние пять лет я виделся с ней не чаще трех раз. – Он поморщился. – Учитывая сегодняшнее утро, четыре раза. – Беллони поежился. – Уже поздно. Я сообщил вам все, о чем, по-моему, вы должны были знать. Думаю, нам пора.
Тротти встал.
– Почему вдруг Боатти так ко мне изменился? В ту ночь, когда я пошел поговорить с ним, он держался очень неприветливо. Очень надменно.
– Такой он обычно со всеми. Возможно, унаследовал это от Виталиано, от отца. – Старик взял Тротти под руку.
– А на следующий день угостил меня ленчем. И был сама любезность и обходительность.
– Он журналист, Тротти.
Сопровождаемые эхом своих шагов, они миновали университетский дворик и вышли на Новую улицу.
– Вы серьезно думаете, что он ее убил? – спросил Беллони.
– Я не имею ни малейшего представления, кто ее убил, – просто ответил Тротти.
– Боатти всегда любил Розанну.
– Но убили-то не Розанну.
– Кто убил Марию-Кристину?
– Понятия не имею.
– Комиссар Тротти не имеет понятия?
– Не знаю. Да, кажется, теперь мне все равно. – Тротти посмотрел на циферблат своих часов.
– Раньше вам все равно не было.
– Раньше я думал, что убили Розанну. А теперь, синьор Беллони, я поймаю такси и поеду домой. А потом отправлюсь на ужин.
– Надеюсь, я вам пригодился, комиссар. Я чувствовал, что должен поговорить с вами ради Розанны.
Они направились к привязанному цепью велосипеду «ради».
– Вы мне очень помогли.
– Осталось еще кое-что.
Тротти остановился и посмотрел на старика:
– Еще кое-что?
– О чем вам тоже следует знать.
– Да?
– Понимаете, Тротти, меня Мария-Кристина тоже никогда не любила. Как и ее сестра, для нее я был одним из тех, кто за ней шпионит. Одного случая она так и не смогла мне простить: когда она переживала один из своих юношеских романов, а мы насильно привезли ее назад, в город. Она всегда ненавидела меня – точно так же, как ненавидела Розанну. Ей всегда чудилось, что мы против нее.
– И?
– Она заходила ко мне две недели назад.
– Куда, синьор Беллони?
– Мария-Кристина пришла в банк Сан-Джованни. Я до сих пор бываю там по утрам. Сказала, что ей нужны деньги, что карманных денег ей не хватает, что ей нужно больше. Особенно сейчас, перед праздниками.
– И вы ей дали?
– Я поинтересовался, не случилось ли что с выплатой ей денег в Гарласко – с очень большой суммой, которую ей регулярно выплачивают в санатории.
– И что же?
– У меня создалось впечатление, что ей хочется поговорить. Что не будь этой старой вражды, она бы разговорилась. Что-то было в ее глазах… Она была на взводе. И мне сразу стало ясно, что своих транквилизаторов она не пила. Она похудела, выглядела моложе – лучше, чем в «Каза Патрициа». И мне показалось, что в глазах у нее был страх. Страх перед чем-то. И что деньги ей были нужны вроде как для защиты.
– Вы дали ей денег?
Сухая усмешка.
– Деньги в банке – ее собственность. Мы с Розанной старались как-то защитить ее и ее деньги, но, в конце концов, она вольна тратить их как и когда ей хочется. Они принадлежат ей. В Гарласко ей выплачивают определенную сумму, все остальное тоже ее. Все ее.
– Сколько?
– Я выплатил ей десять миллионов лир.
Улица Милано
Лобовое стекло побурело от разбившихся комаров и прочих насекомых.
Тротти сидел на заднем сиденье такси. Он устал, чувствовал себя грязным, и ему очень хотелось сбросить с себя липкую одежду.
Вода в легких.
Он закрыл глаза.
(В 1978 году он зашел в школу. В начальную школу Джероламо Кардано, где он и познакомился с Розанной Беллони.
Тротти вспомнил, как он гадал, сколько ей лет. Лет сорок пять – решил он тогда. Из-за седых волос она казалась старше, но в ней еще чувствовалась та живая мягкость, которая у женщин после критического периода жизни обычно пропадает. Пожалуй, на несколько лет старше Аньезе, подумалось тогда Тротти.
Он начал расспрашивать ее об исчезновении Анны Эрманьи.
– Вы не думаете, что Анну похитил маньяк, госпожа директриса?
– Не понимаю.
– Маньяк, жертвами которого становятся дети. Вы не думаете, что Анну Эрманьи мог похитить сексуальный маньяк?
– Мне известен лишь один случай изнасилования ребенка, – довольно холодно проговорила Розанна. – И произошло это два года назад, – продолжала она монотонным бесцветным голосом. Тротти почувствовал, что ей скучно.
– В этой школе?
– На том берегу реки, в Борго-Дженовезе. Забеременела двенадцатилетняя девочка. Она была умственно неполноценной.
– Ее изнасиловали?
– Каждый вечер. Два ее брата).
Когда Тротти открыл глаза, такси ехало уже по улице Милане мимо заново отделанных демонстрационных залов «Фиата».
Тротти подъехал к дому в девять. Расплатился с водителем и вышел из машины. Такси развернулось и покатило обратно в центр города.
Когда Тротти переходил дорогу, к нему подъехала другая машина.
– Чуть припозднились, комиссар?
– Меня задержали, Пизанелли. Что у тебя с волосами?
На сей раз Пизанелли сидел не в полицейском автомобиле, а в своем помятом «ситроене». По причинам, которые Пизанелли никогда не раскрывал, зарегистрирован «ситроен» был в Кремоне. Пизанелли свернул с дороги и поставил автомобиль на площадке перед пиццерией.
– С волосами? А что с ними? – Вместо потертой замшевой куртки на нем была белая рубашка с галстуком. Поверх рубашки – яркий пиджак в клетку. Свисающие с головы пряди волос он намазал каким-то кремом и зачесал за уши. В результате сзади, на шее, из волос образовалась неровная щетка. Он вышел из «ситроена» и хлопнул дверцей. Замок не сработал.
Пизанелли двинул пяткой дверцу, и она захлопнулась. Засунув руки в карманы, Пизанелли широко улыбался.
– Анна прождала вас полчаса с лишним. Ей нужно вернуться домой к одиннадцати.
– Чем ты намазал волосы? От тебя несет… как из публичного дома.
– Всегда-то у вас доброе словцо найдется, комиссар.
Тротти взял Пизанелли под руку, и они перешли улицу.
– Слыхал о вскрытии?
– О Беллони? – Довольная улыбка. – Я в квестуру не заходил.
– Мне не понравилось, как ты смотался с Сан-Теодоро.
– Нужно же человеку отдохнуть и расслабиться.
– Будешь отдыхать и расслабляться, когда я уйду на пенсию, Пизанелли.
– Я в отпуске, комиссар.
– Что?
– Поменялся отпуском с Джордано и собираюсь дней на десять исчезнуть. С Анной.
– Но ты же мне нужен, Пизанелли.
– А разве вы сами отдохнуть не собираетесь?
– Почему ты мне не сказал, что решил пойти в отпуск?
– А какая разница?
Тротти щелкнул языком и принялся рыться в карманах в поисках ключа от квартиры.
– Мария-Кристина умерла не от побоев. Она утонула. В легких нашли воду.
Калитка в сад была открыта.
– Да пусть работает Меренда. Учитесь расслабляться, комиссар.
– Майокки задержал того самого Луку.
– Зачем?
Тротти стал подниматься по лестнице. Света в доме не было.
– Почему бы вам не взять отпуск, комиссар? Розанна скоро объявится. Съездите к дочери. Наслаждайтесь жизнью.
Почти двадцать лет прожил Тротти в особняке, первый этаж которого занимал гараж. Когда подрастала Пьоппи, дом казался слишком тесным, теперь он казался пустым.
– Мария-Кристина была накачана наркотиками. Один Бог ведает, чем они ее там пичкали, в «Каза Патрициа» Карнечине должен был сообщить мне, что она принимала. Ничего он мне так и не сообщил. Не мешает навестить его еще раз.
– Вы и навестите его, комиссар. Я в отпуске.
– Пожалуй, стоит прикрыть этот «Каза Патрициа». Странно, что финансовая полиция до сих пор не выгнала Карнечине с работы. Он же шарлатан. Господи, я бы дорого дал, чтобы узнать, зачем он пичкал ее всей этой химией.
В квартиру вела наружная лестница с железными перилами; на каждой бетонной ступеньке стояли растения в горшках – герани и цикламены. В засуху они требовали частого полива.
Пара горшков была опрокинута. «Ева», – с раздражением подумал Тротти, вынимая из кармана ключ.
Дверь оказалась незапертой.
Сам удивляясь четкости своих рефлексов, Тротти моментально прижался к стене и потянул за собой Пизанелли. Тот едва удержался на ногах.
– Гости, – хрипло прошептал Тротти.
В тусклом свете они увидели, что деревянный косяк двери разломан.
– Надеюсь, пистолет у тебя с собой, Пиза.
Гость
Глупо рисковать жизнью в шестьдесят два года, подумал Тротти. Особенно если ты вот-вот в первый раз станешь дедом, если ты уже пятнадцать лет не проходил переподготовку в Падуе, если ты не в форме и долго не тренировался, так что преодоление одного-единственного лестничного пролета вызывает у тебя на полчаса одышку. И когда от пенсии и домика в горах тебя отделяют всего-то три года.
Но этот особнячок на улице Милано был домом Тротти.
«Я здесь живу», – сказал он себе. А потому выбора у него не было. Территориальный императив. И у него свалилась гора с плеч, когда он увидел, что Пизанелли вытаскивает из кобуры на пояснице пистолет.
В неверном свете уличных фонарей лицо Пизанелли казалось осунувшимся. В правой руке он сжимал свою легкую «беретту», левой поддерживал сжатую в кулак правую кисть.
Света в доме видно не было.
– Появилось у тебя это чувство deja vu, Пиза?
– Deja vu? – Пизанелли лег на пол. – Я готов, комиссар.
Тротти вытянул вперед руку и толкнул входную дверь. Раздался неприятный скрип. Тротти остановился и прислушался.
Потом толкнул дверь сильнее.
Дверь отворилась.
Пизанелли поднял голову и заглянул в прихожую. Затем приподнялся и, согнувшись пополам и тесно прижавшись к правой стене, двинулся в дверной проем.
Тишина.
– Я сзади. – В руке Тротти сжимал трость – он и сам едва помнил, как взял ее с вешалки. Он медленно продвигался по прихожей следом за Пизанелли, чувствуя в ноздрях запах его крема для волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Я обвинил его в том, что между ними был роман.
– Он мне об этом тоже рассказал. – Беллони облокотился о скамью. – Вы и впрямь так думали?
– Мне хотелось посмотреть на его реакцию.
– Или вы невероятно жестоки…
– Или?
– Или поразительно невнимательны, Тротти.
Тротти улыбнулся.
– Я никак не мог его понять. Войдите в мое положение, синьор Беллони. Я – полицейский. Мне нужно делать свою работу. В ту ночь, когда Боатти обнаружил тело, он не выглядел ни особенно расстроенным, ни даже взволнованным. Когда я к нему поднялся, он показался мне на удивление равнодушным. Ведь не каждый же день ты находишь трупы. А уж я-то насмотрелся, как люди реагируют на внезапную смерть. А еще через несколько часов он мне сообщает, что решил писать книжку о работе полицейских. – Тротти пожал плечами. – Я не верил ему, потому что не понимал его отношения ко всему этому делу.
– Он любил ее, – просто сказал Беллони. – Джордже всегда любил Розанну.
– Когда он узнал, что Мария-Кристина была его матерью?
– Я совсем не уверен, что он и сейчас об этом знает. В жизни люди обычно верят тому, во что сами хотят верить. Не думаю, что Джордже когда-нибудь подозревал, что он приемыш.
Тротти поднял голову и посмотрел на банкира.
– Действительно ли Джордже Боатти думал, что обнаружил тело Розанны? Ведь если он так хорошо знал Розанну, он должен был сразу понять, что это не она.
– Я и сам думал, что это тело Розанны. – Внезапно Беллони поднялся и начал сворачивать газету. – С тех пор как Мария-Кристина приехала из «Каза Патрициа», она сильно похудела. К тому же и лицо было сильно разбито. Сегодня утром в морге мне пришлось разглядывать тело очень внимательно. Вспомните, что, когда Джордже увидел тело на полу на Сан-Теодоро, лицо было все в крови. Никаких оснований думать, что это кто-то другой, у него не было. Потому что он считал, что Мария-Кристина находится в «Каза Патрициа». И еще…
– Да?
– Джордже никогда с Марией-Кристиной накоротке не был. И виделся с ней довольно редко. А с тех пор, как она переехала в «Каза Патрициа», ее вообще мало кто видел. Прежде, когда она жила в городе, она обычно работала у меня. Но за последние пять лет я виделся с ней не чаще трех раз. – Он поморщился. – Учитывая сегодняшнее утро, четыре раза. – Беллони поежился. – Уже поздно. Я сообщил вам все, о чем, по-моему, вы должны были знать. Думаю, нам пора.
Тротти встал.
– Почему вдруг Боатти так ко мне изменился? В ту ночь, когда я пошел поговорить с ним, он держался очень неприветливо. Очень надменно.
– Такой он обычно со всеми. Возможно, унаследовал это от Виталиано, от отца. – Старик взял Тротти под руку.
– А на следующий день угостил меня ленчем. И был сама любезность и обходительность.
– Он журналист, Тротти.
Сопровождаемые эхом своих шагов, они миновали университетский дворик и вышли на Новую улицу.
– Вы серьезно думаете, что он ее убил? – спросил Беллони.
– Я не имею ни малейшего представления, кто ее убил, – просто ответил Тротти.
– Боатти всегда любил Розанну.
– Но убили-то не Розанну.
– Кто убил Марию-Кристину?
– Понятия не имею.
– Комиссар Тротти не имеет понятия?
– Не знаю. Да, кажется, теперь мне все равно. – Тротти посмотрел на циферблат своих часов.
– Раньше вам все равно не было.
– Раньше я думал, что убили Розанну. А теперь, синьор Беллони, я поймаю такси и поеду домой. А потом отправлюсь на ужин.
– Надеюсь, я вам пригодился, комиссар. Я чувствовал, что должен поговорить с вами ради Розанны.
Они направились к привязанному цепью велосипеду «ради».
– Вы мне очень помогли.
– Осталось еще кое-что.
Тротти остановился и посмотрел на старика:
– Еще кое-что?
– О чем вам тоже следует знать.
– Да?
– Понимаете, Тротти, меня Мария-Кристина тоже никогда не любила. Как и ее сестра, для нее я был одним из тех, кто за ней шпионит. Одного случая она так и не смогла мне простить: когда она переживала один из своих юношеских романов, а мы насильно привезли ее назад, в город. Она всегда ненавидела меня – точно так же, как ненавидела Розанну. Ей всегда чудилось, что мы против нее.
– И?
– Она заходила ко мне две недели назад.
– Куда, синьор Беллони?
– Мария-Кристина пришла в банк Сан-Джованни. Я до сих пор бываю там по утрам. Сказала, что ей нужны деньги, что карманных денег ей не хватает, что ей нужно больше. Особенно сейчас, перед праздниками.
– И вы ей дали?
– Я поинтересовался, не случилось ли что с выплатой ей денег в Гарласко – с очень большой суммой, которую ей регулярно выплачивают в санатории.
– И что же?
– У меня создалось впечатление, что ей хочется поговорить. Что не будь этой старой вражды, она бы разговорилась. Что-то было в ее глазах… Она была на взводе. И мне сразу стало ясно, что своих транквилизаторов она не пила. Она похудела, выглядела моложе – лучше, чем в «Каза Патрициа». И мне показалось, что в глазах у нее был страх. Страх перед чем-то. И что деньги ей были нужны вроде как для защиты.
– Вы дали ей денег?
Сухая усмешка.
– Деньги в банке – ее собственность. Мы с Розанной старались как-то защитить ее и ее деньги, но, в конце концов, она вольна тратить их как и когда ей хочется. Они принадлежат ей. В Гарласко ей выплачивают определенную сумму, все остальное тоже ее. Все ее.
– Сколько?
– Я выплатил ей десять миллионов лир.
Улица Милано
Лобовое стекло побурело от разбившихся комаров и прочих насекомых.
Тротти сидел на заднем сиденье такси. Он устал, чувствовал себя грязным, и ему очень хотелось сбросить с себя липкую одежду.
Вода в легких.
Он закрыл глаза.
(В 1978 году он зашел в школу. В начальную школу Джероламо Кардано, где он и познакомился с Розанной Беллони.
Тротти вспомнил, как он гадал, сколько ей лет. Лет сорок пять – решил он тогда. Из-за седых волос она казалась старше, но в ней еще чувствовалась та живая мягкость, которая у женщин после критического периода жизни обычно пропадает. Пожалуй, на несколько лет старше Аньезе, подумалось тогда Тротти.
Он начал расспрашивать ее об исчезновении Анны Эрманьи.
– Вы не думаете, что Анну похитил маньяк, госпожа директриса?
– Не понимаю.
– Маньяк, жертвами которого становятся дети. Вы не думаете, что Анну Эрманьи мог похитить сексуальный маньяк?
– Мне известен лишь один случай изнасилования ребенка, – довольно холодно проговорила Розанна. – И произошло это два года назад, – продолжала она монотонным бесцветным голосом. Тротти почувствовал, что ей скучно.
– В этой школе?
– На том берегу реки, в Борго-Дженовезе. Забеременела двенадцатилетняя девочка. Она была умственно неполноценной.
– Ее изнасиловали?
– Каждый вечер. Два ее брата).
Когда Тротти открыл глаза, такси ехало уже по улице Милане мимо заново отделанных демонстрационных залов «Фиата».
Тротти подъехал к дому в девять. Расплатился с водителем и вышел из машины. Такси развернулось и покатило обратно в центр города.
Когда Тротти переходил дорогу, к нему подъехала другая машина.
– Чуть припозднились, комиссар?
– Меня задержали, Пизанелли. Что у тебя с волосами?
На сей раз Пизанелли сидел не в полицейском автомобиле, а в своем помятом «ситроене». По причинам, которые Пизанелли никогда не раскрывал, зарегистрирован «ситроен» был в Кремоне. Пизанелли свернул с дороги и поставил автомобиль на площадке перед пиццерией.
– С волосами? А что с ними? – Вместо потертой замшевой куртки на нем была белая рубашка с галстуком. Поверх рубашки – яркий пиджак в клетку. Свисающие с головы пряди волос он намазал каким-то кремом и зачесал за уши. В результате сзади, на шее, из волос образовалась неровная щетка. Он вышел из «ситроена» и хлопнул дверцей. Замок не сработал.
Пизанелли двинул пяткой дверцу, и она захлопнулась. Засунув руки в карманы, Пизанелли широко улыбался.
– Анна прождала вас полчаса с лишним. Ей нужно вернуться домой к одиннадцати.
– Чем ты намазал волосы? От тебя несет… как из публичного дома.
– Всегда-то у вас доброе словцо найдется, комиссар.
Тротти взял Пизанелли под руку, и они перешли улицу.
– Слыхал о вскрытии?
– О Беллони? – Довольная улыбка. – Я в квестуру не заходил.
– Мне не понравилось, как ты смотался с Сан-Теодоро.
– Нужно же человеку отдохнуть и расслабиться.
– Будешь отдыхать и расслабляться, когда я уйду на пенсию, Пизанелли.
– Я в отпуске, комиссар.
– Что?
– Поменялся отпуском с Джордано и собираюсь дней на десять исчезнуть. С Анной.
– Но ты же мне нужен, Пизанелли.
– А разве вы сами отдохнуть не собираетесь?
– Почему ты мне не сказал, что решил пойти в отпуск?
– А какая разница?
Тротти щелкнул языком и принялся рыться в карманах в поисках ключа от квартиры.
– Мария-Кристина умерла не от побоев. Она утонула. В легких нашли воду.
Калитка в сад была открыта.
– Да пусть работает Меренда. Учитесь расслабляться, комиссар.
– Майокки задержал того самого Луку.
– Зачем?
Тротти стал подниматься по лестнице. Света в доме не было.
– Почему бы вам не взять отпуск, комиссар? Розанна скоро объявится. Съездите к дочери. Наслаждайтесь жизнью.
Почти двадцать лет прожил Тротти в особняке, первый этаж которого занимал гараж. Когда подрастала Пьоппи, дом казался слишком тесным, теперь он казался пустым.
– Мария-Кристина была накачана наркотиками. Один Бог ведает, чем они ее там пичкали, в «Каза Патрициа» Карнечине должен был сообщить мне, что она принимала. Ничего он мне так и не сообщил. Не мешает навестить его еще раз.
– Вы и навестите его, комиссар. Я в отпуске.
– Пожалуй, стоит прикрыть этот «Каза Патрициа». Странно, что финансовая полиция до сих пор не выгнала Карнечине с работы. Он же шарлатан. Господи, я бы дорого дал, чтобы узнать, зачем он пичкал ее всей этой химией.
В квартиру вела наружная лестница с железными перилами; на каждой бетонной ступеньке стояли растения в горшках – герани и цикламены. В засуху они требовали частого полива.
Пара горшков была опрокинута. «Ева», – с раздражением подумал Тротти, вынимая из кармана ключ.
Дверь оказалась незапертой.
Сам удивляясь четкости своих рефлексов, Тротти моментально прижался к стене и потянул за собой Пизанелли. Тот едва удержался на ногах.
– Гости, – хрипло прошептал Тротти.
В тусклом свете они увидели, что деревянный косяк двери разломан.
– Надеюсь, пистолет у тебя с собой, Пиза.
Гость
Глупо рисковать жизнью в шестьдесят два года, подумал Тротти. Особенно если ты вот-вот в первый раз станешь дедом, если ты уже пятнадцать лет не проходил переподготовку в Падуе, если ты не в форме и долго не тренировался, так что преодоление одного-единственного лестничного пролета вызывает у тебя на полчаса одышку. И когда от пенсии и домика в горах тебя отделяют всего-то три года.
Но этот особнячок на улице Милано был домом Тротти.
«Я здесь живу», – сказал он себе. А потому выбора у него не было. Территориальный императив. И у него свалилась гора с плеч, когда он увидел, что Пизанелли вытаскивает из кобуры на пояснице пистолет.
В неверном свете уличных фонарей лицо Пизанелли казалось осунувшимся. В правой руке он сжимал свою легкую «беретту», левой поддерживал сжатую в кулак правую кисть.
Света в доме видно не было.
– Появилось у тебя это чувство deja vu, Пиза?
– Deja vu? – Пизанелли лег на пол. – Я готов, комиссар.
Тротти вытянул вперед руку и толкнул входную дверь. Раздался неприятный скрип. Тротти остановился и прислушался.
Потом толкнул дверь сильнее.
Дверь отворилась.
Пизанелли поднял голову и заглянул в прихожую. Затем приподнялся и, согнувшись пополам и тесно прижавшись к правой стене, двинулся в дверной проем.
Тишина.
– Я сзади. – В руке Тротти сжимал трость – он и сам едва помнил, как взял ее с вешалки. Он медленно продвигался по прихожей следом за Пизанелли, чувствуя в ноздрях запах его крема для волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40