Она замолчала и вызывающе посмотрела на полицейских.
– Почему вы лгали, синьорина? – Наклонившись к девушке, Пизанелли съехал на самый край стула, локтями упираясь в колени. От внимания Тротти не ускользнули его начищенные до блеска, без единого пятнышка ботинки.
Лаура перевела взгляд с Тротти на Пизанелли, потом опять посмотрела на Тротти. Юное лицо было бледно.
Тротти дотронулся до ее руки.
– Почему?
– Я боялась.
– Чего?
Она не отвечала.
– Вы испугались, что вас обвинят в убийстве?
Она склонила голову набок и слегка приподняла плечи.
– Так как?
Девушка молчала.
– Лучше дайте-ка нам его телефон.
– Чей телефон?
– Мне нужно поговорить с Джан-Марией.
Долгая тишина.
– Вы дадите мне его телефон?
Из уголков ее глаз словно сами собой покатились слезы:
– Он меня не любит.
Тротти снова коснулся ее руки:
– Не плачьте, Лаура.
– Как человек я Джан-Марию не интересую. Я для него просто грелка в постели. А для его семьи и друзей – хорошенькая безделушка, которую можно показывать другим. – Она сердито смахнула слезу.
Пизанелли едва сдерживал смех:
– Вы это о своем женихе, синьорина Роберти? О человеке, за которого собрались замуж, как только получите свою степень?
Девушка внезапно встала и холодно посмотрела на полицейских.
– Прошу прощения, – сказала она и, ничего больше не объясняя, вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
– Все она врет, комиссар.
– Зачем ей врать?
– Чтобы кого-то выгородить. Она норовит кого-то выгородить. И вроде бы не себя. – Пизанелли дернул плечами. – Если, конечно, не она убила Беллони.
Тротти поднес к губам чашку с остывающим кофе и залпом опорожнил ее. Поморщившись, он развернул ревеневый леденец и швырнул его в рот.
– Чего она там застряла?
Тротти указал на стоявший на полу телефон, соединенный длинным красным шнуром с розеткой на стене.
– Если сейчас она кому-нибудь названивает, лучше бы послушать.
– Джан-Марии?
Тротти шлепнул ладонью по постели и проговорил:
– Не знаю, где сегодня ночевала синьорина Роберти, но только не на этой кровати. С тех пор как мы тут были, никто на этой кровати не спал. Двоим тут не уместиться.
Пизанелли недобро усмехнулся.
Постель
Тротти постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел в спальню. Как и в прихожей, ее стены были обиты алым шелком. Два кресла, груда подушек и толстый ковер на полу. На стене – старая картина с изображением Мадонны, Младенца и пухлых ангелов. Шторы были задернуты, и утренний свет в комнату не проникал, у изголовья постели горел светильник.
Воздух был спертым.
– Шпионите за мной, комиссар?
Она успела переодеться, и теперь на ней были джинсы и матерчатые тапочки. Она сидела в кресле. Глаза у нее были красные, заплаканные.
– Нам с лейтенантом Пизанелли пора, синьорина Роберти. Но я бы хотел знать ваши планы. Буду вам весьма признателен, если без моего ведома город вы покидать не будете. И очень буду вам благодарен, если вы все-таки дадите мне телефон вашего приятеля.
– Значит, вы думаете, что это я убила Беллони?
– В моем возрасте, синьорина, человек начинает понимать, что лучше всего вообще ни о чем не думать. – В тихом голосе Тротти прозвучало утешение.
Она отвернулась и снова заплакала.
Тротти подошел к ней, сознавая, какое у нее хорошенькое личико и хрупкое тельце.
– Не понимаю, почему вы скрываете правду, Лаура?
– Потому что я была здесь.
– Любить другого – не преступление, синьорина. И провести с ним ночь не зло. Разве что какая-нибудь старая фанатичка, старая озлобленная лягушка из церковной купели способна утверждать, что спать с любимым мужчиной, не будучи за ним замужем, – дело не праведное.
– Лягушка из купели? – Лаура Роберти улыбнулась сквозь слезы. Потом столь же внезапно улыбка исчезла. – Вся беда в том, что я, похоже, его не люблю. Как, наверное, и он меня. Мы просто пользуемся друг другом. Он хочет моего тела, а мне нужна теплота. Неужели я прошу слишком многого? Мне нужно, чтобы меня любили. Если даже любовь будет неискренней, я всегда смогу притвориться.
– Вы не должны были лгать.
Она пожала плечами, не глядя на полицейских. В дверях стоял Пизанелли. Он сопел и чесал нос. На редких, свисавших на воротник волосах, остались следы геля.
– Вы с ним были здесь в субботу ночью?
Лаура не отвечала.
– Вы слышали какие-нибудь звуки? Скорее всего Марию-Кристину убили утром в воскресенье. В квартире Розанны. Вы что-нибудь слышали?
Она покачала головой.
– Вы должны сказать правду, Лаура. Несколько раз вы нам уже лгали. Не делайте себе же хуже.
Она вздохнула.
– До восьми вечера я была в Лидо – всю субботу я провела с друзьями. Туда он за мной и приехал. Вернулись сюда, заказали по телефону пиццу и потом смотрели телевизор. Я очень устала. Слишком много загорала и купалась. Легли где-то в десять.
– И занялись любовью? – спросил Пизанелли. Тротти обернулся и бросил на него раздраженный взгляд.
Ее глаза сверкнули сквозь слезы:
– А это уж не ваше дело.
Тротти кивнул в сторону кровати:
– Вы здесь спали, Лаура?
– Это спальня моих родителей. Но в квартире это единственная двуспальная кровать. – Она дернула плечами.
– Вам не нужно было мне лгать, синьорина.
– Простите меня.
– Джан-Мария высокий?
Она нахмурилась:
– Почему вы спрашиваете?
– Он высокий?
Она снова пожала плечами:
– Среднего роста. Может, чуть выше. Зачем вам это?
– Не знаете ли вы какого-нибудь невысокого мужчину, который бывал в этом доме?
Она подперла рукой щеку:
– Невысокого? Нет, пожалуй. А что?
Тротти ободряюще ей улыбнулся и направился к двери. Девушка встала. В красном свете комнаты ее лицо выглядело иначе.
– Я и впрямь с Марией-Кристиной ни разу не общалась. Хотя вроде бы несколько раз ее видела. Она ведь была сумасшедшей?
– Иногда она принимала седативные препараты.
Девушка проводила их до двери.
– Соберетесь уезжать из города, синьорина, обязательно свяжитесь со мной. И мне все-таки нужно будет поговорить с Джан-Марией.
Лаура Роберти покорно кивнула, затворила за ними дверь, и они услышали, как задвинулся засов.
– Она врет.
Пизанелли завертел головой:
– Нет, не врет.
– Не верю я ей.
– Она не врет – она утаивает правду.
– С чего ты взял?
– Комиссар, когда она спит в этой большой постели?
– Когда у нее гости, наверное?
– Но ведь Джан-Мария в Ферраре. Так она и сама говорит, так, скорее всего, и на самом деле. Но воздух в комнате был тяжелый, спертый. Совершенно очевидно, что там ночевал мужчина.
– Мужчина? Кто? Прошлой ночью?
Пизанелли довольно хихикнул:
– Ее гость смылся, когда она готовила вам ваш кофе «Лавацца». А то вы не заметили на столе у постели портативный диктофон?
Мазерати
– А, комиссар!
Полицейские обернулись. В глаза Тротти ударило солнце, и он зажмурился.
– Я вас искал, – сказал Мазерати и натянуто улыбнулся. Мало кто из сотрудников квестуры видел его без лабораторного халата. – Я иду обедать.
– Не рановато ли?
– Голова болит. Все утро просидел в университете. Не люблю спектрографический анализ. – На нем были джинсы и свободная куртка, три верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. После женитьбы Мазерати немного располнел. Намечался второй подбородок. Несмотря на показную небрежность в одежде, вне стен лаборатории Мазерати чувствовал себя не в своей тарелке. – Слышал, что вы были на вскрытии Беллони, комиссар. – Ни на Тротти, ни на Пизанелли он не смотрел.
– Я досидел только до половины.
– Тошнило?
– Были дела и поважнее.
– Значит, интересовала вас не причина смерти?
Тротти нахмурился:
– Боттоне уже представил отчет?
Мазерати покачал головой.
– Никакого письменного отчета нет. И, думаю, раньше, чем через две недели, не будет. Он ждет нашего лабораторного анализа. И потом Боттоне уже в Америке.
– В Америке?
– На каком-то семинаре по криминалистике. Кажется, в Балтиморе. В одном из этих американских университетов, которые устраивают семинары по расследованию обстоятельств смерти на месте преступления. – Сухой смешок. – Страстный почитатель американцев, наш доктор Боттоне. Что ни скажут американцы, все для него свято. Потому-то он и придает такое большое значение исследованиям на месте преступления. Он чуть не взбесился, когда его не позвали на Сан-Теодоро. На доктора Ансельми Боттоне смотрит свысока. – Мазерати пожал плечами, глядя мимо Тротти. – Но в конце концов доктор Боттоне свысока смотрит на всех, кроме самого доктора Боттоне.
Тротти, Пизанелли и Мазерати стояли у дверей квестуры. Над безлюдным городом сияло солнце. По Новой улице катили на велосипедах две женщины, аккуратно подоткнув под седла юбки.
Italia Felix
Мазерати коснулся руки Тротти и сказал:
– Вам ведь известно, что Беллони утонула?
– Слышал.
– Я, конечно, не химик. Это область Антониони. В большинстве случаев нам приходится отсылать материалы в Милан, так как нужного оборудования у нас нет. Господи, мы даже не в состоянии сделать рентгеноструктурный анализ. Но в этом случае особых проблем не возникло. Видите ли, комиссар, раньше и в голову никому не приходило, что человеческие легкие способны всасывать воду.
– Воду?
– А что вы думаете? Боттоне, может быть, и сноб, но дело свое он знает. И он поступил совершенно правильно, когда помимо образцов крови взял для анализа образцы жидкости из легких. Нам таки удалось сделать ее анализ. Сегодня утром Антониони зашел на фармацевтический факультет и сделал тест на присутствие в жидкости диатомовых водорослей. – Мазерати с профессиональной гордостью улыбнулся. – Это не водопроводная вода. Во всяком случае, не местная водопроводная вода, в которой много серы.
– Вы смогли определить, какая вода была у нее в легких?
– Мы нашли следы водорослей. Вот так.
– И что это значит?
– Это значит, что вода была пресная. – Мазерати засунул руки в карманы. – Осмотическое давление морской воды выше, чем крови, а потому в кровоток через легкие она проникнуть не может. У Беллони же кровь была разбавлена водой. Скорее всего, речной.
– Как вы это узнали, Мазерати?
– На мой профессиональный взгляд, она утонула в По. Во всяком случае, вода в ее легких была речной. Диатомовые водоросли способны жить как в морской, так и в пресной воде. У Беллони они всосались в кровь. Поэтому доктор Боттоне прислал нам еще и образцы ее тканей. Если бы смерть наступила раньше, чем она попала в воду, диатомовых водорослей в тканях тела не было бы. А они есть.
– На теле Марии-Кристины не было никаких признаков погружения в воду. Но на голове и на полу была кровь.
– Если есть сила, – Мазерати бросил на Тротти короткий нервный взгляд, – человека можно утопить и в тазу с водой.
– А кровь?
– Разве нельзя стукнуть утопающего по голове? Поверьте, комиссар, женщину утопили. Перед смертью ее ударили по голове чем-то тупым, но причиной смерти стало не это.
– Значит, Мазерати, по-вашему, Мария-Кристина утонула, возможно, в тазу с водой на квартире своей сестры на Сан-Теодоро?
– Где ее убили, я не знаю. Следов борьбы в квартире вроде бы не было. Зато в крови много адреналина. А это значит, что женщина была сильно напугана, она сознавала, что происходит, – синдром драки или бегства. Но мы с Антониони всегонавсего ученые. В отличие от доктора Боттоне я не претендую на звание детектива-исследователя обстоятельств смерти на месте преступления. Зато все, что мне известно, поддается научной проверке.
– А что вам известно?
Слегка задетый вопросом Пизанелли, Мазерати, прежде чем ответить, глубоко вздохнул. На полицейских он не смотрел.
– Результаты нашего спектрального анализа говорят о том, что жертва, по-видимому, утонула в реке где-то выше по течению. Там, где вода меньше загрязнена промышленными стоками. Но сказать, где именно она утонула – в По или на квартире на Сан-Теодоро, – я не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40