Приказано не предпринимать никаких действий и ждать дальнейших распоряжений. Думаю, они воспылают ко мне пламенной любовью, когда получат мое следующее послание. Удивляюсь, какого черта они посылают сюда таких людей и приставляют к ним всего жалкую горстку солдат?! Самолет-амфибия! Да тут нужна целая эскадрилья, чтобы выследить его!
— Ты бы лучше последил за репортерами. Не давай им сходить на берег. Моци не настроен шутить, я понял это.
— Да, этот ублюдок умен. Ладно, можешь передать ему, что я буду сидеть здесь сложа руки до полудня и наблюдать, как он увозит моего тестя в Кирению. Кстати, как старик воспринял все это?
— Я пока не виделся с ним.
— Думаю, адмиралтейство не позволит мне вмешаться. Они не станут рисковать — побоятся за сэра Джорджа. А Грейсон… бедолага… Какой бесславный конец…
Он сердито откашлялся, чтобы проглотить подкативший к горлу ком.
— Извини… — Он посмотрел на Джона. — Ты единственный, кто находится там, на месте, и тебе виднее. Скажи, могу я что-нибудь сделать?
— Нет. Просто сиди и жди. А обо мне не беспокойся.
— Он может и тебя прихватить с собой в Кирению. Полагаю, тогда правительство постарается договориться с ними, чтобы освободить тебя и сэра Джорджа.
Джон усмехнулся, скривив губы. Моци никогда не возьмет его с собой. По сравнению с сэром Джорджем он слишком мелкая сошка, чтобы быть заложником. Джон почти наверняка знал, что произойдет дальше. Моци ненавидит его и ничего не забыл. Но вот странная вещь — в глубине души Джон не испытывал страха за собственную судьбу: он чувствовал, что вся ответственность за происходящее ляжет на его плечи, и тут не может быть никаких оправданий, вроде того, что у него было мало людей или что было невозможно уследить за самолетом-амфибией… В его голове сейчас не было места мыслям о себе самом… Они придут потом, позже, но сейчас он с отчаянием осознавал собственную ответственность и злился на себя и свою беспомощность…
Джон повернулся к двери:
— Ладно, я пошел.
Берроуз кивнул, положив руку ему на плечо.
***
Шлюпка с Джоном направилась к берегу, и Тедди Берроуз, проводив ее взглядом, пошел в каюту Дафни. Она стояла возле столика в свободно наброшенном цветастом халате, ее светлые волосы золотились под лучами утреннего солнца, пробивавшегося сквозь стекло иллюминатора.
— Что случилось, Тедди? — спросила она.
— Неприятности в форте, — неловко начал он, зная, что ему сейчас придется открыть ей правду, и испытывая еще большую неловкость оттого, что не знал, как это сделать помягче. — Моци со своими людьми захватил крепость, получив помощь со стороны. Но с твоим отцом все в порядке, и его…
— Но эти выстрелы! Кто-нибудь…
Она подошла и вопрошающе заглянула ему в лицо. Сейчас она была так дорога ему, что он подумал, что если бы в его власти было изменить ход событий, пусть даже так, как хотелось бы ей, он бы сделал это не задумываясь. Он хотел, чтобы Грейсон остался жив, и готов был вынести все, что угодно, лишь бы не видеть, как она… Господи, да что же это за мука!…
— Убиты двое часовых и… — запинаясь, проговорил он, — и Нил Грейсон…
Он взял ее за руку, боясь посмотреть ей в глаза. Он услышал ее отрывистый вздох, и в каюте воцарилась тишина. Тедди держал ее пальцы в своих, бессмысленно разглядывая цветы на ее халате.
Ни единое движение или звук не нарушали тишины, потом ее рука медленно выскользнула и схватила его за рукав. Дафни прижалась к нему, а он обнял ее за плечи и привлек к себе. Он чувствовал, как судорожная дрожь пронзает ее тело, и все сильнее прижимал ее к себе.
— Все в порядке, — утешал он. — Все будет хорошо… — Эти неловкие, корявые слова, вырывающиеся у него, не несли никакого смысла, но они были пронизаны такой нежностью, которая не могла не тронуть ее. Слабым голосом, едва слышно она прошептала:
— О Тедди!…
— Успокойся, моя девочка. — Он погладил ее по голове и прижал ее лицо к своей груди. На руке, гладившей ее по щеке, он почувствовал слезы и вдруг ощутил такую пронзительную любовь к этой женщине, что со внезапным спокойствием почувствовал: только что сорвавшиеся с его губ слова были чистой правдой и теперь действительно все будет хорошо, потому что они оба постараются, чтобы это было так.
***
Остановив джип в двадцати ярдах от ворот, Джон Ричмонд заложил руки за голову и направился к форту. Миетус и Моци уже ждали его. Миетус сразу же принялся обыскивать Джона.
— Итак, майор Ричмонд? — заговорил Моци.
— Капитан-лейтенант Берроуз будет стоять на якоре до полудня.
— Отлично! — Моци посмотрел на часы — было девять утра — и махнул рукой в сторону двора. — Пройдите в столовую.
Джон вышел во двор, Миетус и Моци последовали за ним.
У дверей стоял часовой. Моци пропустил Джона вперед, Миетус вошел за ними, закрыл за собой дверь и остановился, вскинув автомат.
Сэр Джордж, стоя у окна, смотрел на Мору. Когда они вошли, он обернулся, увидел бинты на шее Джона и проговорил:
— С вами все в порядке, Ричмонд?
— Да, сэр.
— Похоже, у нас неприятности. Не так ли?
— Боюсь, что так, сэр.
Полковник Моци сделал шаг вперед:
— Мы выезжаем через полчаса. «Данун» будет стоять на якоре до полудня, к тому времени мы окажемся уже за многие мили отсюда. Думаю, нет необходимости напоминать, что любая оплошность с вашей стороны может вызвать плачевные последствия.
— Да, да, конечно!… — согласился сэр Джордж. — Мы это знаем. — Он произносил слова с раздражением, и Джон почувствовал, что сэр Джордж, так же как и он сам, беспокоится не о себе.
Губернатор подошел к Джону, отечески похлопал его по плечу и, глядя в лицо Моци, проговорил:
— Никто не собирается делать глупости. Мы больше не хотим смертей.
Моци достал мундштук и вставил в него сигарету. Одобрительно кивнув, он проговорил:
— Я вижу, вы здравомыслящий человек, сэр Джордж. Постараюсь сделать ваше пребывание в Кирении по возможности более комфортным.
— Мне на это наплевать, Моци. Очень может статься, что ваше собственное пребывание в Кирении окажется далеко не комфортным. Не обольщайтесь, будто все карты в ваших руках.
Это далеко не так.
— Что вы имеете в виду? — Моци, нахмурившись, вынул изо рта мундштук.
— Полагаю, сэр, — вмешался Джон, догадавшись, что собирается сказать сэр Джордж, — было бы разумнее…
— Чепуха! — перебил его губернатор. — Пусть подергается. — И он, будто не замечая полковника, мотнул головой в его сторону, высунув ее из плеч, словно старая неказистая черепаха.
Джон понял, что старик зол и что гибель Грейсона и двоих солдат настроили его на воинственный лад. А сэр Джордж тем временем продолжал:
— Видите ли, Моци, майор Ричмонд учился в Оксфорде вместе с Хадидом Шебиром, причем знал его довольно неплохо. Так случилось, что несколько дней назад вечером он заглянул к нему в комнату в Колокольной башне и застал его спящим без одежды, поверх одеяла… Ваш Хадид Шебир — не настоящий. У настоящего было родимое пятно на животе, а у этого нет. Мое правительство, Моци, уже информировано об этом, так что, когда власти узнают, что вы с Хадидом Шебиром везете меня в Кирению, оно распространит информацию о том, что Киренийской национальной армией управляет подставное лицо, причем уже несколько лет…
Джон посмотрел на Моци — тот снисходительно улыбался.
Ох, лучше было бы старику помолчать, он только все испортил своим выступлением.
Очень спокойно Моци проговорил:
— Вы, сэр Джордж, не учли одного обстоятельства — Хадид Шебир уже не вернется в Кирению. Во всяком случае, живым.
— Так он мертв?!
— Да, сэр Джордж. Майор Ричмонд сейчас расскажет вам, как он погиб. Мы повезем с собой его тело. А большего нам и не нужно. Он будет похоронен с почестями, и все фальшивые истории, состряпанные вашим правительством, будут восприняты моим народом как гнусная ложь большого государства, захлебнувшегося от обиды и унижения, в которое мы его повергли своим побегом отсюда. Никто не поверит ни вам, ни вашему правительству, а тело Хадида никогда не подвергнется экспертизе.
— Как это понимать, Ричмонд? — Сэр Джордж в недоумении посмотрел на Джона.
— Хадид мертв, сэр. Полковник Моци утверждает, что его застрелил я, но я не делал ничего подобного. Думаю, полковник Моци убил его сам. Скорее всего он давно ждал подходящего момента, так как сам намеревается сделаться вождем Кирении…
— Да, это так, — спокойно подтвердил Моци. — Я стану новым вождем, а память о Хадиде и его мученической судьбе станет грозным оружием в моих руках, руках его преемника. Что бы вы ни говорили, вам не поверят. Вы будете похожи на ту лису, которая, не достав винограда, вещала, что он кислый… — Он помолчал, окинув всех победоносным взглядом. У дверей скрипнула половица — это переминался с ноги на ногу Миетус. Моци же никак не мог остановиться:
— Видите ли, сэр Джордж, очень важно рассчитать время гибели героя. Два года назад, когда был убит настоящий Хадид, наши дела шли из рук вон плохо. В то время его смерть, стань она известна всем, вызвала бы упадок боевого духа наших сторонников и повлекла бы за собой наше окончательное поражение. Поэтому мы подменили Хадида, поставив вместо него его сводного брата. Но сейчас, в момент нашего триумфа и вашего поражения, смерть героя придется как нельзя кстати. Потеря лидера в момент триумфа придает нации силы, и все сказанное против него будет пустыми словами. Думаю, сэр Джордж, что неприятности в настоящее время — удел вашей стороны. — Полковник повернулся, направившись к двери. Проходя мимо Миетуса, он остановился и бросил через плечо:
— Мы скоро отправляемся, но я все же скажу Абу, как обещал, чтобы он принес вам кофе и тосты.
Когда дверь за Моци закрылась, сэр Джордж опустился в кресло и устало провел рукой по лицу:
— Я не знал, что он мертв… Мне сказали, что мы понесли потери, но про эту смерть я не знал. — Он задумчиво посмотрел на Джона и с горечью добавил:
— Моци прав. Никто не поверит ни одному нашему слову.
— Да, но только в том случае, если им удастся добраться до Кирении. Но если мы смогли бы предотвратить это, если бы нам удалось завладеть телом Хадида и извлечь из него пулю… и если бы нам удалось захватить Моци и… — Джон осекся и пожал плечами: ничего не получалось — сплошные «если» да "и"…
***
А тем временем Арианна лежала у себя в хижине в Ардино в приступе горячки. Мать, сидя возле нее на постели, то и дело отирала мокрое лицо девушки и подносила к ее губам стакан воды. Время от времени Арианна вздрагивала и что-то бессвязно лепетала. В комнате было темно, а за окном нещадно палило солнце, заливая своим светом пыльную деревенскую площадь.
За дверью послышались шаги, в хижину вошел Эрколо. Небритый и взъерошенный, он устало приблизился к постели девушки.
— Ну что, еще не приходила в себя? — тихо спросил он.
— Нет. Все время бредит.
— Я пошлю кого-нибудь в Мору. Пусть приедут сеньор Альдобран или священник. Оба лечат не хуже доктора.
— Я все думаю о Торло, — сказала старушка. — Если дочь сорвалась с кручи, то ведь и он мог разбиться.
— Двое мужчин уже отправились на его поиски. Найти будет нетрудно — за ней тянулся кровавый след. Еще хорошо, что эти матросы нашли ее в сосняке, не то умерла бы там…
Старушка перекрестилась.
Эрколо тряхнул головой, дыхнув перегаром, и вспомнил двух матросов, которые на рассвете заявились в бар и, еле держась на ногах, стали выкрикивать что-то про какую-то девушку…, а потом повели его самого и рыбаков в сосновый лесок за деревней. Эрколо с рыбаками перенесли девушку без помощи матросов — те еле шли сами, спотыкались и падали, горланя во все горло песни и смеясь.
— Эти матросы ушли? — спросила пожилая женщина.
— Да.
— Должно быть, их послала сама пресвятая дева Мария. Но я все думаю о Торло. На Ла-Кальдере даже козы срываются в пропасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Ты бы лучше последил за репортерами. Не давай им сходить на берег. Моци не настроен шутить, я понял это.
— Да, этот ублюдок умен. Ладно, можешь передать ему, что я буду сидеть здесь сложа руки до полудня и наблюдать, как он увозит моего тестя в Кирению. Кстати, как старик воспринял все это?
— Я пока не виделся с ним.
— Думаю, адмиралтейство не позволит мне вмешаться. Они не станут рисковать — побоятся за сэра Джорджа. А Грейсон… бедолага… Какой бесславный конец…
Он сердито откашлялся, чтобы проглотить подкативший к горлу ком.
— Извини… — Он посмотрел на Джона. — Ты единственный, кто находится там, на месте, и тебе виднее. Скажи, могу я что-нибудь сделать?
— Нет. Просто сиди и жди. А обо мне не беспокойся.
— Он может и тебя прихватить с собой в Кирению. Полагаю, тогда правительство постарается договориться с ними, чтобы освободить тебя и сэра Джорджа.
Джон усмехнулся, скривив губы. Моци никогда не возьмет его с собой. По сравнению с сэром Джорджем он слишком мелкая сошка, чтобы быть заложником. Джон почти наверняка знал, что произойдет дальше. Моци ненавидит его и ничего не забыл. Но вот странная вещь — в глубине души Джон не испытывал страха за собственную судьбу: он чувствовал, что вся ответственность за происходящее ляжет на его плечи, и тут не может быть никаких оправданий, вроде того, что у него было мало людей или что было невозможно уследить за самолетом-амфибией… В его голове сейчас не было места мыслям о себе самом… Они придут потом, позже, но сейчас он с отчаянием осознавал собственную ответственность и злился на себя и свою беспомощность…
Джон повернулся к двери:
— Ладно, я пошел.
Берроуз кивнул, положив руку ему на плечо.
***
Шлюпка с Джоном направилась к берегу, и Тедди Берроуз, проводив ее взглядом, пошел в каюту Дафни. Она стояла возле столика в свободно наброшенном цветастом халате, ее светлые волосы золотились под лучами утреннего солнца, пробивавшегося сквозь стекло иллюминатора.
— Что случилось, Тедди? — спросила она.
— Неприятности в форте, — неловко начал он, зная, что ему сейчас придется открыть ей правду, и испытывая еще большую неловкость оттого, что не знал, как это сделать помягче. — Моци со своими людьми захватил крепость, получив помощь со стороны. Но с твоим отцом все в порядке, и его…
— Но эти выстрелы! Кто-нибудь…
Она подошла и вопрошающе заглянула ему в лицо. Сейчас она была так дорога ему, что он подумал, что если бы в его власти было изменить ход событий, пусть даже так, как хотелось бы ей, он бы сделал это не задумываясь. Он хотел, чтобы Грейсон остался жив, и готов был вынести все, что угодно, лишь бы не видеть, как она… Господи, да что же это за мука!…
— Убиты двое часовых и… — запинаясь, проговорил он, — и Нил Грейсон…
Он взял ее за руку, боясь посмотреть ей в глаза. Он услышал ее отрывистый вздох, и в каюте воцарилась тишина. Тедди держал ее пальцы в своих, бессмысленно разглядывая цветы на ее халате.
Ни единое движение или звук не нарушали тишины, потом ее рука медленно выскользнула и схватила его за рукав. Дафни прижалась к нему, а он обнял ее за плечи и привлек к себе. Он чувствовал, как судорожная дрожь пронзает ее тело, и все сильнее прижимал ее к себе.
— Все в порядке, — утешал он. — Все будет хорошо… — Эти неловкие, корявые слова, вырывающиеся у него, не несли никакого смысла, но они были пронизаны такой нежностью, которая не могла не тронуть ее. Слабым голосом, едва слышно она прошептала:
— О Тедди!…
— Успокойся, моя девочка. — Он погладил ее по голове и прижал ее лицо к своей груди. На руке, гладившей ее по щеке, он почувствовал слезы и вдруг ощутил такую пронзительную любовь к этой женщине, что со внезапным спокойствием почувствовал: только что сорвавшиеся с его губ слова были чистой правдой и теперь действительно все будет хорошо, потому что они оба постараются, чтобы это было так.
***
Остановив джип в двадцати ярдах от ворот, Джон Ричмонд заложил руки за голову и направился к форту. Миетус и Моци уже ждали его. Миетус сразу же принялся обыскивать Джона.
— Итак, майор Ричмонд? — заговорил Моци.
— Капитан-лейтенант Берроуз будет стоять на якоре до полудня.
— Отлично! — Моци посмотрел на часы — было девять утра — и махнул рукой в сторону двора. — Пройдите в столовую.
Джон вышел во двор, Миетус и Моци последовали за ним.
У дверей стоял часовой. Моци пропустил Джона вперед, Миетус вошел за ними, закрыл за собой дверь и остановился, вскинув автомат.
Сэр Джордж, стоя у окна, смотрел на Мору. Когда они вошли, он обернулся, увидел бинты на шее Джона и проговорил:
— С вами все в порядке, Ричмонд?
— Да, сэр.
— Похоже, у нас неприятности. Не так ли?
— Боюсь, что так, сэр.
Полковник Моци сделал шаг вперед:
— Мы выезжаем через полчаса. «Данун» будет стоять на якоре до полудня, к тому времени мы окажемся уже за многие мили отсюда. Думаю, нет необходимости напоминать, что любая оплошность с вашей стороны может вызвать плачевные последствия.
— Да, да, конечно!… — согласился сэр Джордж. — Мы это знаем. — Он произносил слова с раздражением, и Джон почувствовал, что сэр Джордж, так же как и он сам, беспокоится не о себе.
Губернатор подошел к Джону, отечески похлопал его по плечу и, глядя в лицо Моци, проговорил:
— Никто не собирается делать глупости. Мы больше не хотим смертей.
Моци достал мундштук и вставил в него сигарету. Одобрительно кивнув, он проговорил:
— Я вижу, вы здравомыслящий человек, сэр Джордж. Постараюсь сделать ваше пребывание в Кирении по возможности более комфортным.
— Мне на это наплевать, Моци. Очень может статься, что ваше собственное пребывание в Кирении окажется далеко не комфортным. Не обольщайтесь, будто все карты в ваших руках.
Это далеко не так.
— Что вы имеете в виду? — Моци, нахмурившись, вынул изо рта мундштук.
— Полагаю, сэр, — вмешался Джон, догадавшись, что собирается сказать сэр Джордж, — было бы разумнее…
— Чепуха! — перебил его губернатор. — Пусть подергается. — И он, будто не замечая полковника, мотнул головой в его сторону, высунув ее из плеч, словно старая неказистая черепаха.
Джон понял, что старик зол и что гибель Грейсона и двоих солдат настроили его на воинственный лад. А сэр Джордж тем временем продолжал:
— Видите ли, Моци, майор Ричмонд учился в Оксфорде вместе с Хадидом Шебиром, причем знал его довольно неплохо. Так случилось, что несколько дней назад вечером он заглянул к нему в комнату в Колокольной башне и застал его спящим без одежды, поверх одеяла… Ваш Хадид Шебир — не настоящий. У настоящего было родимое пятно на животе, а у этого нет. Мое правительство, Моци, уже информировано об этом, так что, когда власти узнают, что вы с Хадидом Шебиром везете меня в Кирению, оно распространит информацию о том, что Киренийской национальной армией управляет подставное лицо, причем уже несколько лет…
Джон посмотрел на Моци — тот снисходительно улыбался.
Ох, лучше было бы старику помолчать, он только все испортил своим выступлением.
Очень спокойно Моци проговорил:
— Вы, сэр Джордж, не учли одного обстоятельства — Хадид Шебир уже не вернется в Кирению. Во всяком случае, живым.
— Так он мертв?!
— Да, сэр Джордж. Майор Ричмонд сейчас расскажет вам, как он погиб. Мы повезем с собой его тело. А большего нам и не нужно. Он будет похоронен с почестями, и все фальшивые истории, состряпанные вашим правительством, будут восприняты моим народом как гнусная ложь большого государства, захлебнувшегося от обиды и унижения, в которое мы его повергли своим побегом отсюда. Никто не поверит ни вам, ни вашему правительству, а тело Хадида никогда не подвергнется экспертизе.
— Как это понимать, Ричмонд? — Сэр Джордж в недоумении посмотрел на Джона.
— Хадид мертв, сэр. Полковник Моци утверждает, что его застрелил я, но я не делал ничего подобного. Думаю, полковник Моци убил его сам. Скорее всего он давно ждал подходящего момента, так как сам намеревается сделаться вождем Кирении…
— Да, это так, — спокойно подтвердил Моци. — Я стану новым вождем, а память о Хадиде и его мученической судьбе станет грозным оружием в моих руках, руках его преемника. Что бы вы ни говорили, вам не поверят. Вы будете похожи на ту лису, которая, не достав винограда, вещала, что он кислый… — Он помолчал, окинув всех победоносным взглядом. У дверей скрипнула половица — это переминался с ноги на ногу Миетус. Моци же никак не мог остановиться:
— Видите ли, сэр Джордж, очень важно рассчитать время гибели героя. Два года назад, когда был убит настоящий Хадид, наши дела шли из рук вон плохо. В то время его смерть, стань она известна всем, вызвала бы упадок боевого духа наших сторонников и повлекла бы за собой наше окончательное поражение. Поэтому мы подменили Хадида, поставив вместо него его сводного брата. Но сейчас, в момент нашего триумфа и вашего поражения, смерть героя придется как нельзя кстати. Потеря лидера в момент триумфа придает нации силы, и все сказанное против него будет пустыми словами. Думаю, сэр Джордж, что неприятности в настоящее время — удел вашей стороны. — Полковник повернулся, направившись к двери. Проходя мимо Миетуса, он остановился и бросил через плечо:
— Мы скоро отправляемся, но я все же скажу Абу, как обещал, чтобы он принес вам кофе и тосты.
Когда дверь за Моци закрылась, сэр Джордж опустился в кресло и устало провел рукой по лицу:
— Я не знал, что он мертв… Мне сказали, что мы понесли потери, но про эту смерть я не знал. — Он задумчиво посмотрел на Джона и с горечью добавил:
— Моци прав. Никто не поверит ни одному нашему слову.
— Да, но только в том случае, если им удастся добраться до Кирении. Но если мы смогли бы предотвратить это, если бы нам удалось завладеть телом Хадида и извлечь из него пулю… и если бы нам удалось захватить Моци и… — Джон осекся и пожал плечами: ничего не получалось — сплошные «если» да "и"…
***
А тем временем Арианна лежала у себя в хижине в Ардино в приступе горячки. Мать, сидя возле нее на постели, то и дело отирала мокрое лицо девушки и подносила к ее губам стакан воды. Время от времени Арианна вздрагивала и что-то бессвязно лепетала. В комнате было темно, а за окном нещадно палило солнце, заливая своим светом пыльную деревенскую площадь.
За дверью послышались шаги, в хижину вошел Эрколо. Небритый и взъерошенный, он устало приблизился к постели девушки.
— Ну что, еще не приходила в себя? — тихо спросил он.
— Нет. Все время бредит.
— Я пошлю кого-нибудь в Мору. Пусть приедут сеньор Альдобран или священник. Оба лечат не хуже доктора.
— Я все думаю о Торло, — сказала старушка. — Если дочь сорвалась с кручи, то ведь и он мог разбиться.
— Двое мужчин уже отправились на его поиски. Найти будет нетрудно — за ней тянулся кровавый след. Еще хорошо, что эти матросы нашли ее в сосняке, не то умерла бы там…
Старушка перекрестилась.
Эрколо тряхнул головой, дыхнув перегаром, и вспомнил двух матросов, которые на рассвете заявились в бар и, еле держась на ногах, стали выкрикивать что-то про какую-то девушку…, а потом повели его самого и рыбаков в сосновый лесок за деревней. Эрколо с рыбаками перенесли девушку без помощи матросов — те еле шли сами, спотыкались и падали, горланя во все горло песни и смеясь.
— Эти матросы ушли? — спросила пожилая женщина.
— Да.
— Должно быть, их послала сама пресвятая дева Мария. Но я все думаю о Торло. На Ла-Кальдере даже козы срываются в пропасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49