Я вспомнил, как однажды, уступив его уговорам, прослушал полдюжины заезженных пластинок одного джазового скрипача той поры, американца с итальянским именем, и сейчас, как мне показалось, уловил в игре Роя пару знакомых фразовых поворотов. Даже если бы специально искал, ломал себе голову – лучшего доказательства того, как глубоко застряло в музыкальном сознании Роя полное неприятие всего, что именуется современной поп-индустрией, я найти бы не смог. А это уже кое-что!
Возможно, слушатели вокруг испытали, на свой примитивно-топорный лад, примерно то же, что и я: возможно, и им все, исполнявшееся теперь Роем, просто показалось глубоко чуждым. Во всяком случае, внезапное нарастание шума вокруг отвлекло мое внимание от сцены, и тут я увидел, что центральный проход, где до того наблюдалось легкое снование взад-вперед, как на деревенской улице в относительно активный утренний час, теперь забит людьми, неспешно, но целеустремленно двигающихся в одном направлении: к выходу. Я же возобновил слушание. Исполнение, видимо, подходило к кульминации: звуки скрипки взмыли и задержались на самой высокой ноте, «Свиньи на улице» выдали очередной набор так называемых аккордов и даже затянули что-то весьма смахивающее на доминанту, что в классике – сигнал аккомпанементу сходить на нет, тогда как солист со всей виртуозностью исполняет каденцию.
Я почувствовал, как у меня запылали щеки. Вся эта дичь привела меня в ярость – многие ли из застрявших внутри этой помойной кучи способны оценить «остроумие», «пикантность» такого эксцентричного финального приема или хотя бы не освистать его, при том что свищут беспрерывно? Но случилось самое ужасное: пассаж с молниеносными зажимами двух струн, в который Рой вложил все свое мастерство и что было сделать достаточно трудно даже с помощью скрипичного смычка и дьявольски сложно при помощи контрабасного, прозвучал естественно, безупречно, легко. Боже мой, подумал я, неужто он не видит, что всей этой публике плевать на то, что трудное можно сделать легким, что трудное вообще существует в той или иной форме, – ведь эти любят и видят только легкое!
Не одарив меня трелью в верхней октаве, что в классическом произведении возвещает о вступлении аккомпанемента, Рой, мгновенно воссоединившись со «Свиньями на улице», почти в полной тишине завершил свою композицию. Отдаленный гул свидетельствовал о вытекании остатков публики из зала, где осталось лишь несколько человек, в том числе и мы с Болсовером. «Элевации № 9» завершились полным провалом. Я, с такой страстью этого желавший, ощутил внезапную пустоту и чувство всепоглощающего краха.
Болсовер закурил сигарету:
– Ну и как вам, понравилось хоть чуть-чуть?
– Нет! Все это… Нет, нет! А вам?
– Нет! Придется вставить кое-что в свой отчет, но немного. Могу позвонить вам, если материал пройдет. Во всяком случае, встретимся в редакции!
Мы поднялись и пошли вдоль ряда опустевших стульев.
– Ладно! Всего наилучшего, Терри!
– Послушайте, Дуг, я бы на вашем месте позаботился побыстрей вывести отсюда маэстро. Тут много всяких темных личностей околачивается. Такие мне знакомы по фестивалям: чуть что – в драку. Наш маэстро фигура явно неординарная, может привлечь их внимание.
– Пожалуй, пойду разыщу его! Спасибо!
Когда я наткнулся на Роя в дальнем углу сцены, уже повсюду гасили свет и разбирали оборудование. Он в компании с типом в серебряном парике и еще одним или двумя из «Свиней на улице» стоял молча, задумчиво у низенькой дверцы, через которую (как нетрудно было себе представить) некогда проходили рабочие в комбинезонах и с инструментами, чтобы приступить к ремонту и оснастке трамваев. Рой со скрипичным футляром в руке бросил мне с деланной усмешкой:
– Ну вот, старина! Я и говорю, был дан шанс, я же предпочел поражение.
– Видимо, так.
– Не волнуйтесь, не собираюсь вас пытать, что о моем выступлении думаете. Это подождет, как и все прочее. Как бы то ни было, теперь мне известно мнение большинства.
– Серость поганая! – буркнул кто-то.
– Да овцы они, овцы! – подал голос еще один. – Стоило одному встать, все следом потянулись.
– Пошли отсюда! – сказал я Рою.
– В самом деле, пошли! Хорошо бы где-нибудь выпить и потолковать. Всем доброй ночи! Искренне благодарю и прошу меня извинить!
Последовали рукопожатия, протесты в ответ на его извинения, а также реакция в духе Роя, после чего мы с ним вдвоем почти в кромешной тьме направились вдоль стены к главному входу, напротив которого Рой припарковал свой автомобиль.
– Знаете, Рой, мне очень жаль, что все так…
– Прошу вас, Даггерс, сейчас ни слова, если вы не возражаете! Ни единого слова, пока не выберемся отсюда в какое-нибудь относительно приличное место.
Мы вышли на площадку перед входом, где толпились группками, переговариваясь между собой и расходясь, люди. Мой взгляд мгновенно выделил высокого молодца в кожаной куртке, отделанной замшей, который, резко повернувшись к компании своих дружков, сказал им что-то и вышел с ними нам наперерез.
– Ба, да это сэр Рой Вандервейн! – воскликнул предводитель. – И вон его старая, дрянная скрипка. А ну, ребятишки, гады-подонки, рванем-ка у него скрипочку!
И он изобразил некий условный, как в балете, хватательный жест в направлении скрипичного футляра; условный или нет, но я все же снял свои очки и засунул их в нагрудный карман пиджака. Рой нервно дернул плечом.
– Ну че, ну не в кайф пошло, ясное дело, – произнес Рой в панибратской манере и с наипоганейшим выговором. – Куда деться, всем не потрафишь!
– Пойдемте, Рой!
– Но все же «Свиньи» нормально сбацали, а?
– Да пошел ты! – огрызнулся парень в куртке. – А ну, давай ее сюда!
На сей раз он и впрямь вцепился в футляр, двое других схватили Роя за руки. Еще двое кинулись ко мне. Не успел предводитель отпрыгнуть с футляром в руках, как я двинул ему в ухо, отчего он тут же рухнул на колени, но, к несчастью, футляр со скрипкой грохнулся об асфальт. Кто-то ударил меня головой в живот, и меня согнуло пополам. Чье-то колено, метившее мне в физиономию, угодило в ключицу, причем с такой силой, что меня опрокинуло навзничь. Падая, я ощутил, как вокруг расползается тишина. Не успел я подняться на ноги, как увидал чей-то нацеленный в меня ботинок; я схватил эту ногу, крутанул, но она выскользнула у меня из рук. Очередной удар ногой пришелся. мне в спину, но несильно; наверное, решил я, кто-то прошел сквозь зону нанесения телесных повреждений. Тут я поднялся на ноги и кое-как вступил в сражение по крайней мере с двумя нападавшими. Среди пыхтения, шарканья ног по асфальту, треска расщепляемого дерева, внезапно слух пронзил чудовищный звук, показавшийся мне воплем человека, ударившегося головой об асфальт. Затем послышался шум бегущих ног. Кто-то лягнул меня в челюсть, и все кончилось. Чья-то рука обвила меня за плечи:
– Вам помочь? – спросил испуганный голос, принадлежавший молодому парню в голубоватом вельветовом костюме.
– Нет, спасибо!
Далеко во тьме исчезали бегущие фигуры; среди них я разглядел по крайней мере одного полицейского. Совсем близко от меня лежал скрипичный футляр, отдельно – сорванная с него крышка и расколотый на куски, кое-где держащиеся струнами, страдивариус Роя. Две девушки склонились над неподвижно лежавшим Роем. Вдалеке кто-то кого-то окликал. Вокруг нас начинала собираться толпа.
Глава 9
Тот другой тип
– Ты уверен, что уже чувствуешь себя нормально?
– Да, клянусь, Вив, вполне. Парочка синяков и только.
– В газете это выглядит совсем иначе! – Голос Вивьен в трубке звучал недоверчиво, как будто она подозревала меня в том, что я из оскорбленного самолюбия или ввиду появления финансовых перспектив утаиваю от нее перелом позвоночника.
– Да ну, ты же знаешь этих газетчиков! Что касается меня, то я просто устал. Пришлось иметь разговор с полицией, потом бог знает сколько времени проторчал в больнице, пока врачи не убедились, что у Роя не проломлен череп, только после этого я попал домой.
– Значит, все-таки он вполне оправился после всего! – На сей раз в тоне Вивьен подспудно как бы угадывалось, что она считает череп Роя железным, каковы в глазах общественного мнения черепа гуляк, позеров и тому подобных личностей.
– В какой-то степени. Удар по голове может возыметь множество непредсказуемых последствий. Пока его абсолютно здоровым еще не признали. Состояние удовлетворительное, так мне сказали по телефону, я только что звонил в больницу. Собираюсь попозже к нему заскочить.
– Примерно когда?
– Когда немножко соберусь с силами. Наверное, к одиннадцати. А что?
– Я думала, может, мы вместе пообедаем?
– Отлично. Зайти за тобой в агентство?
Мы условились, что я зайду за Вивьен в четверть первого, а провожу обратно к четверти второго. Это было не самое удобное и не самое продолжительное время для ее обеденного перерыва, но мы редко встречались в середине дня, к тому же в тот вечер нам предстояла традиционная встреча, однако я предвкушал возможность как можно раньше поделиться с ней событиями вчерашнего вечера, а также и тем, что могло ожидать меня в больнице. Перед выходом у меня оставалось еще время, чтобы привести себя в порядок. Что я и сделал без особого напряжения, побрившись в темпе adagio sostenuto вместо обычного allegro con brio, слушая музыку (только те пластинки, которые я уже прорецензировал, ни одной Вебера или его современников, чтобы совершенно исключить всякий намек на работу), немного подремав и погрузившись в раздумья о судьбе малеровских концертов Роя.
День был туманный и душный. Я исходил испариной, когда в мрачном вестибюле больницы пытался найти кого-нибудь, способного объяснить, к кому обратиться, чтобы узнать, в какой палате лежит Рой. В конце концов, многократно вызывая недоумение, а пару раз получив отпор, я столкнулся с одной средних лет дамой в сером, которая прежде всего спросила, не репортер ли я. Я сказал, что нет, назвался, услышал вопрос, не тот ли я самый, что был с сэром Роем, когда его привезли, ответил утвердительно, получил интересующую меня информацию, после чего мне пришлось пройти множеством лестниц.
Рой оказался в отдельной палате и сидел в постели с газетой в руках и в какой-то белой, криво сидевшей на голове нахлобучке. В остальном он выглядел вполне нормально.
– Старина Даггерс, родной вы мой!
– Ну как вы, Рой?
– Точь-в-точь как моя скрипка, старина! Они… – Щеки у него дрогнули. – Хотя едва ли стоит об…
Он осекся, у него перехватило горло. Я испугался, что он разрыдается, и если бы это произошло, и я бы не смог удержаться от слез.
– Но можно найти другую, – сказал я.
– Других не так уж много. Вы, вероятно, слыхали, в этой последней войне четыреста с лишним было уничтожено. И даже если бы этого не произошло, все равно было б немного. Ну да, я, конечно, отыщу себе другую, но только это будет уже совсем не та. Знаете ли вы, что я с этой старушкой прожил почти тридцать лет? Свой первый концерт на ней играл! Поистине была боевая лошадка Макса Бруха! Тем не менее отвечаю на ваш вежливый вопрос: у меня пять швов, ни о каком сотрясении мозга речи нет, завтра меня выпишут и еще сколько-то после этого мне предписано отдыхать. Последнее можно проигнорировать – необходимо думать о Гусе. Джордж – это руководитель Нового Лондонского симфонического оркестра – репетирует с ними сегодня и завтра, но уже послезавтра утром я должен как штык стоять у дирижерского пульта.
Я кивнул. Рой взглянул на меня с усмешкой и медленно покачал головой.
– Отличная работа, Даггерс! Чем именно мазали?
– Маслом. Отличным, новозеландским. Я не ожидал, что у нас в такое выльется. Думал, вы поймете сразу, едва начнете подстраивать скрипку или даже раньше. Простите, что так…
– Что вы, такое волнующее зрелище! Правда, это был для меня в какой-то степени сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Возможно, слушатели вокруг испытали, на свой примитивно-топорный лад, примерно то же, что и я: возможно, и им все, исполнявшееся теперь Роем, просто показалось глубоко чуждым. Во всяком случае, внезапное нарастание шума вокруг отвлекло мое внимание от сцены, и тут я увидел, что центральный проход, где до того наблюдалось легкое снование взад-вперед, как на деревенской улице в относительно активный утренний час, теперь забит людьми, неспешно, но целеустремленно двигающихся в одном направлении: к выходу. Я же возобновил слушание. Исполнение, видимо, подходило к кульминации: звуки скрипки взмыли и задержались на самой высокой ноте, «Свиньи на улице» выдали очередной набор так называемых аккордов и даже затянули что-то весьма смахивающее на доминанту, что в классике – сигнал аккомпанементу сходить на нет, тогда как солист со всей виртуозностью исполняет каденцию.
Я почувствовал, как у меня запылали щеки. Вся эта дичь привела меня в ярость – многие ли из застрявших внутри этой помойной кучи способны оценить «остроумие», «пикантность» такого эксцентричного финального приема или хотя бы не освистать его, при том что свищут беспрерывно? Но случилось самое ужасное: пассаж с молниеносными зажимами двух струн, в который Рой вложил все свое мастерство и что было сделать достаточно трудно даже с помощью скрипичного смычка и дьявольски сложно при помощи контрабасного, прозвучал естественно, безупречно, легко. Боже мой, подумал я, неужто он не видит, что всей этой публике плевать на то, что трудное можно сделать легким, что трудное вообще существует в той или иной форме, – ведь эти любят и видят только легкое!
Не одарив меня трелью в верхней октаве, что в классическом произведении возвещает о вступлении аккомпанемента, Рой, мгновенно воссоединившись со «Свиньями на улице», почти в полной тишине завершил свою композицию. Отдаленный гул свидетельствовал о вытекании остатков публики из зала, где осталось лишь несколько человек, в том числе и мы с Болсовером. «Элевации № 9» завершились полным провалом. Я, с такой страстью этого желавший, ощутил внезапную пустоту и чувство всепоглощающего краха.
Болсовер закурил сигарету:
– Ну и как вам, понравилось хоть чуть-чуть?
– Нет! Все это… Нет, нет! А вам?
– Нет! Придется вставить кое-что в свой отчет, но немного. Могу позвонить вам, если материал пройдет. Во всяком случае, встретимся в редакции!
Мы поднялись и пошли вдоль ряда опустевших стульев.
– Ладно! Всего наилучшего, Терри!
– Послушайте, Дуг, я бы на вашем месте позаботился побыстрей вывести отсюда маэстро. Тут много всяких темных личностей околачивается. Такие мне знакомы по фестивалям: чуть что – в драку. Наш маэстро фигура явно неординарная, может привлечь их внимание.
– Пожалуй, пойду разыщу его! Спасибо!
Когда я наткнулся на Роя в дальнем углу сцены, уже повсюду гасили свет и разбирали оборудование. Он в компании с типом в серебряном парике и еще одним или двумя из «Свиней на улице» стоял молча, задумчиво у низенькой дверцы, через которую (как нетрудно было себе представить) некогда проходили рабочие в комбинезонах и с инструментами, чтобы приступить к ремонту и оснастке трамваев. Рой со скрипичным футляром в руке бросил мне с деланной усмешкой:
– Ну вот, старина! Я и говорю, был дан шанс, я же предпочел поражение.
– Видимо, так.
– Не волнуйтесь, не собираюсь вас пытать, что о моем выступлении думаете. Это подождет, как и все прочее. Как бы то ни было, теперь мне известно мнение большинства.
– Серость поганая! – буркнул кто-то.
– Да овцы они, овцы! – подал голос еще один. – Стоило одному встать, все следом потянулись.
– Пошли отсюда! – сказал я Рою.
– В самом деле, пошли! Хорошо бы где-нибудь выпить и потолковать. Всем доброй ночи! Искренне благодарю и прошу меня извинить!
Последовали рукопожатия, протесты в ответ на его извинения, а также реакция в духе Роя, после чего мы с ним вдвоем почти в кромешной тьме направились вдоль стены к главному входу, напротив которого Рой припарковал свой автомобиль.
– Знаете, Рой, мне очень жаль, что все так…
– Прошу вас, Даггерс, сейчас ни слова, если вы не возражаете! Ни единого слова, пока не выберемся отсюда в какое-нибудь относительно приличное место.
Мы вышли на площадку перед входом, где толпились группками, переговариваясь между собой и расходясь, люди. Мой взгляд мгновенно выделил высокого молодца в кожаной куртке, отделанной замшей, который, резко повернувшись к компании своих дружков, сказал им что-то и вышел с ними нам наперерез.
– Ба, да это сэр Рой Вандервейн! – воскликнул предводитель. – И вон его старая, дрянная скрипка. А ну, ребятишки, гады-подонки, рванем-ка у него скрипочку!
И он изобразил некий условный, как в балете, хватательный жест в направлении скрипичного футляра; условный или нет, но я все же снял свои очки и засунул их в нагрудный карман пиджака. Рой нервно дернул плечом.
– Ну че, ну не в кайф пошло, ясное дело, – произнес Рой в панибратской манере и с наипоганейшим выговором. – Куда деться, всем не потрафишь!
– Пойдемте, Рой!
– Но все же «Свиньи» нормально сбацали, а?
– Да пошел ты! – огрызнулся парень в куртке. – А ну, давай ее сюда!
На сей раз он и впрямь вцепился в футляр, двое других схватили Роя за руки. Еще двое кинулись ко мне. Не успел предводитель отпрыгнуть с футляром в руках, как я двинул ему в ухо, отчего он тут же рухнул на колени, но, к несчастью, футляр со скрипкой грохнулся об асфальт. Кто-то ударил меня головой в живот, и меня согнуло пополам. Чье-то колено, метившее мне в физиономию, угодило в ключицу, причем с такой силой, что меня опрокинуло навзничь. Падая, я ощутил, как вокруг расползается тишина. Не успел я подняться на ноги, как увидал чей-то нацеленный в меня ботинок; я схватил эту ногу, крутанул, но она выскользнула у меня из рук. Очередной удар ногой пришелся. мне в спину, но несильно; наверное, решил я, кто-то прошел сквозь зону нанесения телесных повреждений. Тут я поднялся на ноги и кое-как вступил в сражение по крайней мере с двумя нападавшими. Среди пыхтения, шарканья ног по асфальту, треска расщепляемого дерева, внезапно слух пронзил чудовищный звук, показавшийся мне воплем человека, ударившегося головой об асфальт. Затем послышался шум бегущих ног. Кто-то лягнул меня в челюсть, и все кончилось. Чья-то рука обвила меня за плечи:
– Вам помочь? – спросил испуганный голос, принадлежавший молодому парню в голубоватом вельветовом костюме.
– Нет, спасибо!
Далеко во тьме исчезали бегущие фигуры; среди них я разглядел по крайней мере одного полицейского. Совсем близко от меня лежал скрипичный футляр, отдельно – сорванная с него крышка и расколотый на куски, кое-где держащиеся струнами, страдивариус Роя. Две девушки склонились над неподвижно лежавшим Роем. Вдалеке кто-то кого-то окликал. Вокруг нас начинала собираться толпа.
Глава 9
Тот другой тип
– Ты уверен, что уже чувствуешь себя нормально?
– Да, клянусь, Вив, вполне. Парочка синяков и только.
– В газете это выглядит совсем иначе! – Голос Вивьен в трубке звучал недоверчиво, как будто она подозревала меня в том, что я из оскорбленного самолюбия или ввиду появления финансовых перспектив утаиваю от нее перелом позвоночника.
– Да ну, ты же знаешь этих газетчиков! Что касается меня, то я просто устал. Пришлось иметь разговор с полицией, потом бог знает сколько времени проторчал в больнице, пока врачи не убедились, что у Роя не проломлен череп, только после этого я попал домой.
– Значит, все-таки он вполне оправился после всего! – На сей раз в тоне Вивьен подспудно как бы угадывалось, что она считает череп Роя железным, каковы в глазах общественного мнения черепа гуляк, позеров и тому подобных личностей.
– В какой-то степени. Удар по голове может возыметь множество непредсказуемых последствий. Пока его абсолютно здоровым еще не признали. Состояние удовлетворительное, так мне сказали по телефону, я только что звонил в больницу. Собираюсь попозже к нему заскочить.
– Примерно когда?
– Когда немножко соберусь с силами. Наверное, к одиннадцати. А что?
– Я думала, может, мы вместе пообедаем?
– Отлично. Зайти за тобой в агентство?
Мы условились, что я зайду за Вивьен в четверть первого, а провожу обратно к четверти второго. Это было не самое удобное и не самое продолжительное время для ее обеденного перерыва, но мы редко встречались в середине дня, к тому же в тот вечер нам предстояла традиционная встреча, однако я предвкушал возможность как можно раньше поделиться с ней событиями вчерашнего вечера, а также и тем, что могло ожидать меня в больнице. Перед выходом у меня оставалось еще время, чтобы привести себя в порядок. Что я и сделал без особого напряжения, побрившись в темпе adagio sostenuto вместо обычного allegro con brio, слушая музыку (только те пластинки, которые я уже прорецензировал, ни одной Вебера или его современников, чтобы совершенно исключить всякий намек на работу), немного подремав и погрузившись в раздумья о судьбе малеровских концертов Роя.
День был туманный и душный. Я исходил испариной, когда в мрачном вестибюле больницы пытался найти кого-нибудь, способного объяснить, к кому обратиться, чтобы узнать, в какой палате лежит Рой. В конце концов, многократно вызывая недоумение, а пару раз получив отпор, я столкнулся с одной средних лет дамой в сером, которая прежде всего спросила, не репортер ли я. Я сказал, что нет, назвался, услышал вопрос, не тот ли я самый, что был с сэром Роем, когда его привезли, ответил утвердительно, получил интересующую меня информацию, после чего мне пришлось пройти множеством лестниц.
Рой оказался в отдельной палате и сидел в постели с газетой в руках и в какой-то белой, криво сидевшей на голове нахлобучке. В остальном он выглядел вполне нормально.
– Старина Даггерс, родной вы мой!
– Ну как вы, Рой?
– Точь-в-точь как моя скрипка, старина! Они… – Щеки у него дрогнули. – Хотя едва ли стоит об…
Он осекся, у него перехватило горло. Я испугался, что он разрыдается, и если бы это произошло, и я бы не смог удержаться от слез.
– Но можно найти другую, – сказал я.
– Других не так уж много. Вы, вероятно, слыхали, в этой последней войне четыреста с лишним было уничтожено. И даже если бы этого не произошло, все равно было б немного. Ну да, я, конечно, отыщу себе другую, но только это будет уже совсем не та. Знаете ли вы, что я с этой старушкой прожил почти тридцать лет? Свой первый концерт на ней играл! Поистине была боевая лошадка Макса Бруха! Тем не менее отвечаю на ваш вежливый вопрос: у меня пять швов, ни о каком сотрясении мозга речи нет, завтра меня выпишут и еще сколько-то после этого мне предписано отдыхать. Последнее можно проигнорировать – необходимо думать о Гусе. Джордж – это руководитель Нового Лондонского симфонического оркестра – репетирует с ними сегодня и завтра, но уже послезавтра утром я должен как штык стоять у дирижерского пульта.
Я кивнул. Рой взглянул на меня с усмешкой и медленно покачал головой.
– Отличная работа, Даггерс! Чем именно мазали?
– Маслом. Отличным, новозеландским. Я не ожидал, что у нас в такое выльется. Думал, вы поймете сразу, едва начнете подстраивать скрипку или даже раньше. Простите, что так…
– Что вы, такое волнующее зрелище! Правда, это был для меня в какой-то степени сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40