— Главное набраться нахальства, вспомнить, так сказать, молодость.
— Ты набралась! — заявила Маринка ехидно. — Чего только на себя не нацепила! Прямо какая-то сумасшедшая примадонна! И вся в духах! Ах, ах!
— Значит, вызываю абсолютное восхищение?
— Но чуть-чуть и сомнение в качестве своего разума, — ввернула подружка. — Но почему б и не поприкалываться? Сыгранем! А то будень, будень серый, длинный и противный. Сыгранем, Ольга! Отколем номерок!
Мы сбежали по каменным ступенькам в глубины метро
На лесной тропинке, в безлюдье, я повторила Маринке:
— Ольга я, Ольга! Говорим друг с другом мало. Мне хочется понаблюдать за всеми, кто войдет в комнату Мордвиновой. Пригодится. Ты же не стесняйся — забирай все мало-мальски ценное. Стесняться нечего. Тебе жить на что-то надо, Олежку тянуть заодно с Пабло Пикассо, пока он не выберется из своего «зеленого» периода с помощью Библии.
… Как я и рассчитывала, наша парочка тотчас привлекла внимание всех, кто в этот момент находился на территории Дома. С большим, серьезным интересом уставились на нас интеллигентные старушечки, сидевшие в своих лоджиях и гревшиеся на солнышке. Повернулся к нам лицом и молодой, чернобровый парень, стоявший возле серого пикапчика с синей надписью на боку «ДВРИ», видимо, шофер, засмотрелся, естественно, на меня, даже рот приоткрыл. А новенькая тетя-дежурная, кудрявенькая, пухловатая, приторно любезно спросила на входе:
— Вы к кому же, гражданочки? Будьте добреньки, скажите.
Первое мое предположение сбылось почти сразу, едва мы вошли в кабинет директора. Он глянул на меня и не смог сдержать любопытства, сразу спросил:
— Марина Васильевна, это…
— Двоюродная сестра… приехала утром из Петербурга.
— И хочу спра-асить, — в растяжку, чуть в нос, вклинилась я, барабаня пальцами, обтянутыми черным кружевом по своему высоко поднятому колену, — почему вы похоронили Мордвинову, не дожидаясь нас?
— Понимаете ли, вас как зовут? Ольга Владимировна? Видите ли, Ольга Владимировна, — Виктор Петрович явно смутился, затоптался на месте, пытаясь это смущение скрыть, — мы поздновато нашли завещание… А в морге отказались держать. Видите ли, май, жарко… неполадки с подачей электроэнергии… Пришлось поторопиться.. конечно, конечно, лучше бы было, если бы, — он крепко сжал пальцами обеих рук края полированной столешницы, костяшки пальцев от ненужного усилия заметно побелели, — лучше было бы… Но в отделе кадров был ремонт, снесли всю документацию в подвал… Вы уж извините нас! Но, признаюсь, лучше вам было бы и не видеть… то, что осталось. Все-таки, девяносто лет, все-таки, огонь, дым, синтетика выделяет яд.
— Какая синтетика, позвольте узнать? — прикидывалась я дотошной и в своей дотошности препротивной.
— Ну… понимаете ли… сгорели занавески… синтетические.
— Зачем же вы вешаете эти опасные занавески?
— Кто же знал… ничего подобного не происходило до сих пор. Где сейчас нет синтетики? Всюду.
На меня он старался не смотреть.
В кабинет постучали. Вошла тетенька, которую я мимоходом заметила в приемной. Там она сидела за машинкой и отстукивала нечто, косясь, в бумажку. От неё на нас никакой вредностью не пахнуло — сразу позволила нам войти в кабинет, а сама пошла стучать дальше.
Сейчас же, когда она появилась, стало очевидно — нелепое это существо, как забавна и нелепа женщина, чей возраст близок к половине столетия, а она словно бы не догадывается. Или не хочет догадываться. Натянула желтые узкие брюки и все ещё мнит себя в обольстительницах. Оттого и кофточку носит изумрудного шелка с широким, глубоким вырезом, не догадываясь, что таким вот образом дает возможность уже никому не сомневаться в том, что кожа у неё отнюдь не первой свежести.
Впрочем, я недолго разглядывала эту кудреватую дамочку с выщипанными и наново нарисованными бровками.
— Что вам? — раздраженно спросил её Удодов.
— Я тут отпечатала, где прах… какое кладбище, в каком секторе могила, — неуверенно, сбиваясь, ответила она, глядя то на директора, то на Маринку с неуверенностью зависимого человека и смирившегося с этим своим положением.
— Оставьте бумагу, разберемся! — все так же недовольно оборвал её Удодов. — Идите занимайтесь своими делами, Валентина Алексеевна!
Маринка успела сказать ей «спасибо», пока она не скрылась за дверь. Сложила, спрятала бумажку в сумку. А я успела удивиться: такой интересный, в соку мужчина и держит в приемной не броскую девицу, что было бы как-то логичней, а почти что бабульку… Видно, на стороне погуливает, здесь, на рабочем месте, не позволяет-с…
— Держу, — как-то же догадался Виктор Петрович о моих тайных мыслях. — Жалко. Беженка. Со странностями… Но старается. — Посетовал: — Очень, очень подвела нас Ангелина Борисовна Вознюк, наш отдел кадров. Свалила весь архив в подвале во время ремонта. Еле-еле отыскали дело Мордвиновой с завещанием. Я вам говорил уже… Но в порядке борьбы за дисциплину, я хотел бы в вашем присутствии сказать несколько крепких слов этой Вознюк. Чтоб в дальнейшем она не допускала подобных оплошностей.
Он нажал кнопку. В дверь просунулась кудреватая голова секретарши с выражением испуга в глазах, в подскочивших бровках:
— Слушаю, Виктор Петрович!
— Ангелину Борисовну! Пусть поторопится!
— Сейчас, сейчас… Я быстренько… — заискивающе, видимо, чувствуя свою второсортность, пообещала она.
Зато красавица «Быстрицкая» не дала ему повода сомневаться в своей принадлежности к избранным, элитным представителям общества. Она вошла в начальственный кабинет легким шагом, выбрасывая ноги «от бедра», как требуется от каждой настоящей женщины, желающей произвести впечатление на мужчин. Темно-синее шелковое платье в обтяжку отчетливо прорисовывало изящный контур её совершенного тела. От неё пахнуло хорошими духами.
Удодов предложил ей сесть. Она села, положив одну длинную ногу на другую, ни на миг не преклонив голову, коронованную высокой прической. Ее большие глаза со вниманием устремились точно к глазам начальствующего мужчины.
— Нехорошо получилось, Ангелина Борисовна, — сказал Удодов. — Нехорошо. Имею в виду папки с делами… с завещанием Мордвиновой-Табидзе… Я бы на вашем месте извинился перед родственниками, имею в виду наследницей.
«Быстрицкая» дернула плечиком, тяжко вздохнула, словно сбросила с себя груз, произнесла, покосившись на Маринку:
— Извиняюсь… Но сами знаете, эти маляры спешили ужасно, я еле уберегла эти самые папки, а то бы они все их белилами заляпали. Хорошо, Володя помог…
— Володя, Володя… дыхнуть парню не даете, все пользуетесь, раз он отказать не умеет, — проворчал Удодов. — Хорошо. Идите.
Мысль: «Чем сладок труд в Доме престарелых для такой ягодки? Здесь же и оплата убогая… Во всяком случае, если бы на выставке работала — уже бы получала прилично».
И опять Удодов ухватил за хвост мою мысль, едва «Быстрицкая» удалилась.
— Уходить собралась от нас. И уйдет, к сожалению. Чем мы особенно можем удержать? Мы, признаюсь, эксплуатируем её внешность. Я лично брал её с собой в те органы, где надо было что-то выбивать для Дома, к предположительным спонсорам тоже… Чтоб черствые души смягчала. Приходится, приходится всячески изворачиваться, в такое время живем… Где же, однако, нотариус? — поднес ближе к глазам запястье с часами. — Пора ей…
Дверь распахнулась, и, шурша какими-то развевающимися хламидами болотного цвета, в кабинет ворвалась дама лет тридцати трех с сумкой-портфелем через плечо. Дверь она оставила открытой.
— Здравствуйте. Готовы? Пошли! Где понятые?
— Сейчас, сейчас, — заторопился Удодов. — Валентина Алексеевна! Ко мне опять Ангелину Борисовну и сестру-хозяйку!
Удодов встал. Было ясно, что дама с сумкой-портфелем — нотариус, но он уточнил:
— Марина Васильевна… Ольга Владимировна, знакомьтесь, это нотариус…
— Айвазова Лия Марковна, — четко отрекомендовалась деловая дама с мясистым носом и большими, темно-карими глазами.
Удодов пригладил ладошкой полировку стола и счел необходимым сообщить:
— Все произошло… имею в виду пожар… внезапно, никто не ожидал. Меня сразу вызвали по телефону. Я был в театре на Леонтьеве, меня там нашли, я сразу же на машину… Концерт не дослушал… сразу сюда. Сам уже вызвал пожарных.
— Получается, — подала голос Маринка, — все горело и все здесь ждали вас? Почему же сотрудники не вызвали пожарных?
— Видите ли, — Удодов открыл ящик стола, вынул оттуда и надел очки в золоченой оправе, — видите ли, они не решились делать что-либо без меня… Я же приехал очень быстро.
— Странно, — сказала Маринка.
— Видите ли, — Удодов очки снял и аккуратно сложил дужку к дужке, — видите ли, сотрудники сами сначала пытались потушить… я тоже попытался… Мы были в шоке. Этим можно объяснить. Многие сотрудники проявили себя при тушении самоотверженно. Шофер Володя опалил волосы, секретарь обожгла руку, уборщица Лида надышалась дыму и никак не могла прокашляться. Я всем им объявил благодарность. Пожарных мы вызвали… ну минут через десять, не позже, я вызвал, они приехали, залили.. Как, как вас зовут? — обратился к нотариусу. — Лия…
— Марковна, — подсказала та без обиды.
— Хочу проинформировать вас, уважаемая Лия Марковна… когда пожар был потушен, мы, то есть медсестра наша дежурная, мой шофер Владимир и я, вместе с инспектором госпожнадзора вошли в квартиру Мордвиновой-Табидзе и изъяли все ценное… На всякий случай, то, что попалось на глаза… Я взял все это… ну, кольца там, бусы… и положил в коробку, а коробку спрятал в сейф. — Удодов показал рукой на металлический ящик в углу. — Я, конечно, не знаю, не разбираюсь, действительно ли это ценное и насколько, но собрал, собрал.. Все-таки в сейфе надежнее. Может быть, с этих вещей и начнем?
— Не совсем понимаю, зачем вы собирали эти вещи… но, разумеется, если…
— Это же второй этаж! Кто-нибудь проговорится, и кто мне мог дать гарантию, что воры не влезут? Решеток же нет!
— Резонно. Вынимайте! — приказала Лия Марковна, присаживаясь к столу и вытащила из сумки-портфеля свои бумаги. Одну из них положила перед собой. На ней сверху чернела типографская надпись «Акт описи».
Я ещё ни разу не видела, как происходит вся эта процедура по передаче имущества согласно завещанию. Мне было интересно и это. Я встала, чтобы лучше видеть, что там пишется.
— Мне ждать? — просунулась в дверь голова в белой косынке.
— Подождите пока, Анна Романовна, — сказал Удодов, повернувшись от сейфа, откуда уже извлек деревянную коробку.
Рука Лии Марковны, маленькая, но энергичная, стремительно вписывала в «Акт…»: «Мною, государственным нотариусом 1-й Московской государственной нотариальной конторы Айвазовой Лией Марковной… при участи… представителя отдела государственного пожарного надзора Гуляева Владимира Ивановича…»
— А где же? — вырвалось у меня.
— В коридоре ждет, — не отрывая ручки от листа бумаги, отозвалась Шахерезада.
«… умершая умерла дома в связи с пожаром, возникшим в комнате… Поскольку комната была сильно обгоревшей, то при тушении пожара комиссией были извлечены ценности и составлен акт. Ценности хранились в сейфе…»
Далее Лия Марковна ухватывала двумя пальцами из коробки то брошь, то перстень, то бусы и стремглав записывала:
«1. Серьги белого металла, с желтым покрытием, в виде цветка, в центре камушек, красный, прозрачный, граненый.
2. Часы наручные женские желтого металла, квадратные.
3. Серьги белого металла… 284 пробы…
4. Бусы янтарные…
5. Перстень белого металла 284 пробы с камушком желтого цвета…»
Ну и так далее. То есть для меня стало ясно одно — никаких особых ценностей тут, в коробке, нет, хотя нотариус тщательно описывала каждый предмет…
Но и она скоро бросила словно в сердцах:
— Остальное бижутерия!
Коробку со всем этим хламом Удодов протянул Маринке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Ты набралась! — заявила Маринка ехидно. — Чего только на себя не нацепила! Прямо какая-то сумасшедшая примадонна! И вся в духах! Ах, ах!
— Значит, вызываю абсолютное восхищение?
— Но чуть-чуть и сомнение в качестве своего разума, — ввернула подружка. — Но почему б и не поприкалываться? Сыгранем! А то будень, будень серый, длинный и противный. Сыгранем, Ольга! Отколем номерок!
Мы сбежали по каменным ступенькам в глубины метро
На лесной тропинке, в безлюдье, я повторила Маринке:
— Ольга я, Ольга! Говорим друг с другом мало. Мне хочется понаблюдать за всеми, кто войдет в комнату Мордвиновой. Пригодится. Ты же не стесняйся — забирай все мало-мальски ценное. Стесняться нечего. Тебе жить на что-то надо, Олежку тянуть заодно с Пабло Пикассо, пока он не выберется из своего «зеленого» периода с помощью Библии.
… Как я и рассчитывала, наша парочка тотчас привлекла внимание всех, кто в этот момент находился на территории Дома. С большим, серьезным интересом уставились на нас интеллигентные старушечки, сидевшие в своих лоджиях и гревшиеся на солнышке. Повернулся к нам лицом и молодой, чернобровый парень, стоявший возле серого пикапчика с синей надписью на боку «ДВРИ», видимо, шофер, засмотрелся, естественно, на меня, даже рот приоткрыл. А новенькая тетя-дежурная, кудрявенькая, пухловатая, приторно любезно спросила на входе:
— Вы к кому же, гражданочки? Будьте добреньки, скажите.
Первое мое предположение сбылось почти сразу, едва мы вошли в кабинет директора. Он глянул на меня и не смог сдержать любопытства, сразу спросил:
— Марина Васильевна, это…
— Двоюродная сестра… приехала утром из Петербурга.
— И хочу спра-асить, — в растяжку, чуть в нос, вклинилась я, барабаня пальцами, обтянутыми черным кружевом по своему высоко поднятому колену, — почему вы похоронили Мордвинову, не дожидаясь нас?
— Понимаете ли, вас как зовут? Ольга Владимировна? Видите ли, Ольга Владимировна, — Виктор Петрович явно смутился, затоптался на месте, пытаясь это смущение скрыть, — мы поздновато нашли завещание… А в морге отказались держать. Видите ли, май, жарко… неполадки с подачей электроэнергии… Пришлось поторопиться.. конечно, конечно, лучше бы было, если бы, — он крепко сжал пальцами обеих рук края полированной столешницы, костяшки пальцев от ненужного усилия заметно побелели, — лучше было бы… Но в отделе кадров был ремонт, снесли всю документацию в подвал… Вы уж извините нас! Но, признаюсь, лучше вам было бы и не видеть… то, что осталось. Все-таки, девяносто лет, все-таки, огонь, дым, синтетика выделяет яд.
— Какая синтетика, позвольте узнать? — прикидывалась я дотошной и в своей дотошности препротивной.
— Ну… понимаете ли… сгорели занавески… синтетические.
— Зачем же вы вешаете эти опасные занавески?
— Кто же знал… ничего подобного не происходило до сих пор. Где сейчас нет синтетики? Всюду.
На меня он старался не смотреть.
В кабинет постучали. Вошла тетенька, которую я мимоходом заметила в приемной. Там она сидела за машинкой и отстукивала нечто, косясь, в бумажку. От неё на нас никакой вредностью не пахнуло — сразу позволила нам войти в кабинет, а сама пошла стучать дальше.
Сейчас же, когда она появилась, стало очевидно — нелепое это существо, как забавна и нелепа женщина, чей возраст близок к половине столетия, а она словно бы не догадывается. Или не хочет догадываться. Натянула желтые узкие брюки и все ещё мнит себя в обольстительницах. Оттого и кофточку носит изумрудного шелка с широким, глубоким вырезом, не догадываясь, что таким вот образом дает возможность уже никому не сомневаться в том, что кожа у неё отнюдь не первой свежести.
Впрочем, я недолго разглядывала эту кудреватую дамочку с выщипанными и наново нарисованными бровками.
— Что вам? — раздраженно спросил её Удодов.
— Я тут отпечатала, где прах… какое кладбище, в каком секторе могила, — неуверенно, сбиваясь, ответила она, глядя то на директора, то на Маринку с неуверенностью зависимого человека и смирившегося с этим своим положением.
— Оставьте бумагу, разберемся! — все так же недовольно оборвал её Удодов. — Идите занимайтесь своими делами, Валентина Алексеевна!
Маринка успела сказать ей «спасибо», пока она не скрылась за дверь. Сложила, спрятала бумажку в сумку. А я успела удивиться: такой интересный, в соку мужчина и держит в приемной не броскую девицу, что было бы как-то логичней, а почти что бабульку… Видно, на стороне погуливает, здесь, на рабочем месте, не позволяет-с…
— Держу, — как-то же догадался Виктор Петрович о моих тайных мыслях. — Жалко. Беженка. Со странностями… Но старается. — Посетовал: — Очень, очень подвела нас Ангелина Борисовна Вознюк, наш отдел кадров. Свалила весь архив в подвале во время ремонта. Еле-еле отыскали дело Мордвиновой с завещанием. Я вам говорил уже… Но в порядке борьбы за дисциплину, я хотел бы в вашем присутствии сказать несколько крепких слов этой Вознюк. Чтоб в дальнейшем она не допускала подобных оплошностей.
Он нажал кнопку. В дверь просунулась кудреватая голова секретарши с выражением испуга в глазах, в подскочивших бровках:
— Слушаю, Виктор Петрович!
— Ангелину Борисовну! Пусть поторопится!
— Сейчас, сейчас… Я быстренько… — заискивающе, видимо, чувствуя свою второсортность, пообещала она.
Зато красавица «Быстрицкая» не дала ему повода сомневаться в своей принадлежности к избранным, элитным представителям общества. Она вошла в начальственный кабинет легким шагом, выбрасывая ноги «от бедра», как требуется от каждой настоящей женщины, желающей произвести впечатление на мужчин. Темно-синее шелковое платье в обтяжку отчетливо прорисовывало изящный контур её совершенного тела. От неё пахнуло хорошими духами.
Удодов предложил ей сесть. Она села, положив одну длинную ногу на другую, ни на миг не преклонив голову, коронованную высокой прической. Ее большие глаза со вниманием устремились точно к глазам начальствующего мужчины.
— Нехорошо получилось, Ангелина Борисовна, — сказал Удодов. — Нехорошо. Имею в виду папки с делами… с завещанием Мордвиновой-Табидзе… Я бы на вашем месте извинился перед родственниками, имею в виду наследницей.
«Быстрицкая» дернула плечиком, тяжко вздохнула, словно сбросила с себя груз, произнесла, покосившись на Маринку:
— Извиняюсь… Но сами знаете, эти маляры спешили ужасно, я еле уберегла эти самые папки, а то бы они все их белилами заляпали. Хорошо, Володя помог…
— Володя, Володя… дыхнуть парню не даете, все пользуетесь, раз он отказать не умеет, — проворчал Удодов. — Хорошо. Идите.
Мысль: «Чем сладок труд в Доме престарелых для такой ягодки? Здесь же и оплата убогая… Во всяком случае, если бы на выставке работала — уже бы получала прилично».
И опять Удодов ухватил за хвост мою мысль, едва «Быстрицкая» удалилась.
— Уходить собралась от нас. И уйдет, к сожалению. Чем мы особенно можем удержать? Мы, признаюсь, эксплуатируем её внешность. Я лично брал её с собой в те органы, где надо было что-то выбивать для Дома, к предположительным спонсорам тоже… Чтоб черствые души смягчала. Приходится, приходится всячески изворачиваться, в такое время живем… Где же, однако, нотариус? — поднес ближе к глазам запястье с часами. — Пора ей…
Дверь распахнулась, и, шурша какими-то развевающимися хламидами болотного цвета, в кабинет ворвалась дама лет тридцати трех с сумкой-портфелем через плечо. Дверь она оставила открытой.
— Здравствуйте. Готовы? Пошли! Где понятые?
— Сейчас, сейчас, — заторопился Удодов. — Валентина Алексеевна! Ко мне опять Ангелину Борисовну и сестру-хозяйку!
Удодов встал. Было ясно, что дама с сумкой-портфелем — нотариус, но он уточнил:
— Марина Васильевна… Ольга Владимировна, знакомьтесь, это нотариус…
— Айвазова Лия Марковна, — четко отрекомендовалась деловая дама с мясистым носом и большими, темно-карими глазами.
Удодов пригладил ладошкой полировку стола и счел необходимым сообщить:
— Все произошло… имею в виду пожар… внезапно, никто не ожидал. Меня сразу вызвали по телефону. Я был в театре на Леонтьеве, меня там нашли, я сразу же на машину… Концерт не дослушал… сразу сюда. Сам уже вызвал пожарных.
— Получается, — подала голос Маринка, — все горело и все здесь ждали вас? Почему же сотрудники не вызвали пожарных?
— Видите ли, — Удодов открыл ящик стола, вынул оттуда и надел очки в золоченой оправе, — видите ли, они не решились делать что-либо без меня… Я же приехал очень быстро.
— Странно, — сказала Маринка.
— Видите ли, — Удодов очки снял и аккуратно сложил дужку к дужке, — видите ли, сотрудники сами сначала пытались потушить… я тоже попытался… Мы были в шоке. Этим можно объяснить. Многие сотрудники проявили себя при тушении самоотверженно. Шофер Володя опалил волосы, секретарь обожгла руку, уборщица Лида надышалась дыму и никак не могла прокашляться. Я всем им объявил благодарность. Пожарных мы вызвали… ну минут через десять, не позже, я вызвал, они приехали, залили.. Как, как вас зовут? — обратился к нотариусу. — Лия…
— Марковна, — подсказала та без обиды.
— Хочу проинформировать вас, уважаемая Лия Марковна… когда пожар был потушен, мы, то есть медсестра наша дежурная, мой шофер Владимир и я, вместе с инспектором госпожнадзора вошли в квартиру Мордвиновой-Табидзе и изъяли все ценное… На всякий случай, то, что попалось на глаза… Я взял все это… ну, кольца там, бусы… и положил в коробку, а коробку спрятал в сейф. — Удодов показал рукой на металлический ящик в углу. — Я, конечно, не знаю, не разбираюсь, действительно ли это ценное и насколько, но собрал, собрал.. Все-таки в сейфе надежнее. Может быть, с этих вещей и начнем?
— Не совсем понимаю, зачем вы собирали эти вещи… но, разумеется, если…
— Это же второй этаж! Кто-нибудь проговорится, и кто мне мог дать гарантию, что воры не влезут? Решеток же нет!
— Резонно. Вынимайте! — приказала Лия Марковна, присаживаясь к столу и вытащила из сумки-портфеля свои бумаги. Одну из них положила перед собой. На ней сверху чернела типографская надпись «Акт описи».
Я ещё ни разу не видела, как происходит вся эта процедура по передаче имущества согласно завещанию. Мне было интересно и это. Я встала, чтобы лучше видеть, что там пишется.
— Мне ждать? — просунулась в дверь голова в белой косынке.
— Подождите пока, Анна Романовна, — сказал Удодов, повернувшись от сейфа, откуда уже извлек деревянную коробку.
Рука Лии Марковны, маленькая, но энергичная, стремительно вписывала в «Акт…»: «Мною, государственным нотариусом 1-й Московской государственной нотариальной конторы Айвазовой Лией Марковной… при участи… представителя отдела государственного пожарного надзора Гуляева Владимира Ивановича…»
— А где же? — вырвалось у меня.
— В коридоре ждет, — не отрывая ручки от листа бумаги, отозвалась Шахерезада.
«… умершая умерла дома в связи с пожаром, возникшим в комнате… Поскольку комната была сильно обгоревшей, то при тушении пожара комиссией были извлечены ценности и составлен акт. Ценности хранились в сейфе…»
Далее Лия Марковна ухватывала двумя пальцами из коробки то брошь, то перстень, то бусы и стремглав записывала:
«1. Серьги белого металла, с желтым покрытием, в виде цветка, в центре камушек, красный, прозрачный, граненый.
2. Часы наручные женские желтого металла, квадратные.
3. Серьги белого металла… 284 пробы…
4. Бусы янтарные…
5. Перстень белого металла 284 пробы с камушком желтого цвета…»
Ну и так далее. То есть для меня стало ясно одно — никаких особых ценностей тут, в коробке, нет, хотя нотариус тщательно описывала каждый предмет…
Но и она скоро бросила словно в сердцах:
— Остальное бижутерия!
Коробку со всем этим хламом Удодов протянул Маринке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52