нельзя писать препровождение на самом документе.
Имелось еще несколько бумажек, которые Никита наверняка с интересом прочитал бы, но в это время со двора донесся шум автомобильного мотора.
Запихнув бумаги в рюкзачок, Никита, аккуратно отогнув уголок гардины, выглянул во двор и увидел, как к парадному крыльцу дачи подъезжает красивый японский джип «Мицубиси-Паджеро», а из него выходят четверо крупных ребят в кожаных куртках.
Никита воспринял их появление не то чтобы совсем спокойно, но без дрожи в коленках — это точно. В принципе он прекрасно понимал, что, возможно, видит свою приближающуюся смерть. Точно так же, как в Чечне не раз чуял ее приближение по звуку шагов. Особенно тогда, в том самом первом бою, в подъезде.
Но там при нем был автомат а здесь только его «коллекция» пистолетов. И одет он был не по-боевому — в махровый халат на голое тело. Черт его помнит, куда одежда задевалась… Да и не успеть ему одеться. Люська уже встретила этих ребят, не иначе как это те самые, которым она звонила. Может быть, вообще все тихо обойдется?
Шаги забухали на лестнице, потом в коридоре. Дверь отворилась. Первой вошла Люська, должно быть, убежденная, что в нее Никита стрелять не будет. А за Люськой — невероятно, но факт! — вошел человек очень знакомый, и даже в чем-то родной. Правда, теперь в нем было не 86 килограммов, а несколько побольше.
Должно быть, отъелся, накачался после госпиталя. Никита вообще-то даже глазам не поверил, думал, померещилось. Но этот человек узнал его сразу и сказал:
— Бляха-муха! Братан!
— Федя? — Никита еще плохо понимал, чего надо ждать от появления своего однополчанина, то ли хорошего, то ли плохого.
Трое остальных недоуменно поглядели на Мингазова, который в этой славной когорте явно играл основную роль.
— Знакомого встретил, Газпром? — спросил один из них, со шрамом на верхней губе.
— Не то слово, блин! — сказал Федя, которому в этой компании дали кликуху, проистекающую не от имени, а от фамилии. — Это, мужики, тот самый, который меня на плечах вытащил. Я его должен до самой смерти поить.
— Зачем же до смерти? — сказал Никита. — Я жить хочу.
Мужики засмеялись, напряженность в лицах сошла.
— Ну, тогда, может, со встречи? — произнес тот, у которого был шрам на губе, и щелкнул пальцем по кадыку.
— Нет, — покачал головой Федя, — тут дело сложное, поллитра может помешать немного. Надо будет много мозгами работать, братаны.
— Мне бы одеться… — скромно заметил Никита. — А то у меня под халатом — только собственная шерсть, и то в малом количестве…
Все посмотрели на Люську, как бы требуя объяснений.
— Сожгла я все, — произнесла та, — и белье, и куртку, и ботинки. В камине.
Его в этом могли видеть, опять же он там натоптал… Мелочь и все, что в карманах было, — вот. Все вынула.
И она подала Никите его обтрюханный дерматиновый бумажник.
НЕКЛЕВЫЙ РАСКЛАД
Никита, Люська и Фарид-Федя сидели в мужской курилке на первом этаже.
Ветров хорошо понимал, что на Федину благодарность за давнишнее спасение жизни ему не стоит надеяться как на панацею от всех бед. Мир, с которым он сейчас начал общаться, был очень непредсказуем и мог чем угодно огорошить.
Потому что в нем собрались люди с разными биографиями, с разными понятиями о жизни. Одни придумали для себя какой-то кодекс чести, другие довольствуются тем, что не запрещает воровской обычай, а третьим, по большому счету, вообще никаких тормозов по жизни нет. Даже в отношении, условно говоря, «своих». А Никита тут чужой по всем статьям. Его появление тут, у Люськи, уже создало проблемы, о которых он даже догадываться не может. Да и Люська небось слабовато представляет, что из всего этого может получиться. А Федя — по-здешнему, Газпром — тоже не Бог весть кто. Наверняка, если ему поставят вопрос ребром: или — или, он все-таки выберет свою жизнь, а не жизнь своего грозненского спасителя.
Взамен махрового халата на голое тело Люська разыскала для Никиты трусы и майку, которые относительно подходили по размеру, джинсы, которые при хорошо затянутом ремне не сваливались, и кроссовки, которые были на размер больше, чем надо, но на шерстяном носке не болтались (носки Люська тоже откопала в бывшем балясинском шмотье). Байковая рубаха, которая, по словам Люськи, покойному Вальте была два года как мала, сидела на Никите мешком, но и на том спасибо.
Сидеть в курилке и говорить о жизни можно и в обносках.
Фарид про себя и свое социальное положение ничего не поведал. Он лишь внимательно слушал то, что рассказывали Никита и Люська. Не перебивал, не вмешивался, не поддакивал — только слушал, и понять по лицу, верит он или не верит, одобряет или не одобряет, было очень сложно. Хотя сугубо восточных черт во внешности у него было не так уж много — половина граждан с фамилиями Иванов, Петров и Сидоров намного скуластей, да и по-русски Федя говорил скорее с поволжским, чем с татарским акцентом — все-таки какая-то азиатская непроницаемость ощущалась, давала о себе знать.
Никита рассказал о себе ровно столько же, сколько и Люське, не вдаваясь в подробности насчет тех бумаг, что прибрал у Сережки Корнеева. Потому что, хотя и знал прекрасно, никто не помешает ребятам Фарида порыться в рюкзачке, раскрывать все свои карты не торопился. Доберутся, спросят — расскажет, деваться будет некуда. А пока не спрашивают — зачем соваться? Тем более что Никита был уже довольно твердо убежден: и исчезновение Ермолаева, и визит старшего Корнеева, и ночной набег младшего — вещи взаимосвязанные и нанизанные на один стержень — на клад Федьки Бузуна, который обнаружил 78 лет назад капитан Евстратов и оставил об этом упоминание во второй части своего дневника, хранившегося, как выяснилось, у Василия Михайловича. То, что младший Корнеев был бандитом, у Никиты не вызывало сомнений. И если его «уазка» действительно находилась вчерашним утром у дома Ермолаева, то именно на ней, меньше чем за полчаса до прихода Никиты, Сергей мог увезти старика. Куда-нибудь в такое место, где 80-летний Ермолаев мог рассказать о том, где он спрятал вторую часть дневника Евстратова…
А теперь эта очень ценная для любителей халявного богатства тетрадка лежит в Никитином рюкзачке. Поделись этим сведением с Федей — глядишь, и минуты лишней не проживешь.
Последняя часть Никитиного рассказа, связанная с инцидентом на свалочной дороге и приездом в Ново-Сосновку, активно комментировалась и дополнялась Люськой.
— Все? — спросил Мингазов, дослушав их совместные объяснения.
— По-моему, все… — кивнул Никита.
— Неклевый расклад получается, кореш… — вздохнул Федя. — Юрик — крутая фигура вообще-то. То, что Люська ему шьет подставу, — очень похоже на дело. Но в нашей конторе — говорила она тебе или нет, не знаю — у Юрика много четких друганов. Хорошо, что она на меня выскочила, а не на Кузю или Веню. Они уже сейчас землю роют — где Юрик? И наверно, если у них сваты в ментуре есть, уже докопались. Есть еще Альбина, которая вполне может Люське припомнить. А кроме вас двоих — свидетелей ноль. Люська без Вальти — только не обижайся! — пустое место. Ты — чувак со стороны, тебя никто не знает и знать не захочет. Но и это не самое главное. Главное в том, что наша контора, то есть «Прибой», стоит под большим паханом. Вальтя был, если по-армейски, вроде капитана. А над капитанами — майоры есть, полковники, генералы. Так и тут. Если его завалили — стало быть, тот, самый большой, это дело разрешил. А Юрик — человеком этого пахана был.
Возможно, ты, Люська, дурика сгоняла, когда ему не дала. Он бы тебе упасть не дал…
— Пусть его черви жрут, сучьего потроха! — заорала Люська.
— Ладно, не кипешись, уже все уплыло. Юрика не вынешь, надо уже от этого плясать. Но будет эта пляска очень хреновая. Потому что, пока Вальтя был в «Прибое», верхний, все его друзьями были. Тот же Юрик, к примеру. А сколько их останется после завтрашних похорон — не знаю. Потому что определять, кто вместо Вальти станет править, — будут не у нас. И на сто процентов, что тот, кого назначат, не из Вальтиных друзей вырастет. Не затем его мочили. И если завтра на похоронах из его корефанов будет человек пять, то это еще ничего.
— А ты будешь? — спросил Никита.
— Я — буду, — твердо ответил Фарид, — но я — совсем маленький человек.
Пешка. Мне, если на то пошло, даже того, что я тебе сейчас по дружбе сказал, — знать не положено. Наше дело — на стрелки ездить, долги вышибать, кое-кому мозги прочищать. Одним словом, руками работать. А говорить и думать
— другие люди должны, умные, усек?
— Усек, — кивнул Никита, — ну, а из таких умных кто-нибудь порадуется, что Юрика не будет?
— Быстро соображаешь! — хмыкнул Газпром. — Будут такие, но не каждый в этом сознаться рискнет. Причем не только среди тех, кто четко за Вальтю держался. Понимаешь, братан, там на ихнем этаже свои разборки, как в коммуналке. И мне сдается, что Юрика ковали на место Вальти. Не то что он сразу после похорон возбухнет — а вот еще через пару лет, после того, как еще одного-двух завалили бы, он на это кресло мог дозреть. И я знаю, кто сейчас порадуется от души, хотя и в тряпочку. Несмотря на то, что Вальтиной смерти тоже безмерно рады. Но в твоем деле они, по-моему, не помощники. Наоборот, им твой переход в жмурики большое облегчение сделает. Если, конечно вычислят, что это ты сделал. Тогда с них все подозрения спадут.
— Но пока-то они под подозрением?
— Ясное дело. Они сейчас сами начнут суетиться, вспоминать, что и про кого Юрик мог настучать. Жуткое дело! Пара трупов еще будет, точно скажу. Но если ты к ним сейчас пойдешь душу изливать — твой труп первым станет.
— Да что ты все пугаешь да пугаешь! — взъярилась Люська. — Ты придумай, чем помочь можно!
— Ты-то себе запросто сможешь помочь, — осклабился Федя. — Не обижайся, конечно, но трахать тебя мало кто откажется. Если ты завтра, на похоронах, прислонишься к Вене или Кузе, порыдаешь в жилеточку, а потом позволишь себя утешить — считай, что все проблемы сняла. А вот за Никиту этим ты не заплатишь.
— Хам ты, однако! — обиделась Люська.
— Не заводитесь вы, а? — вмешался Никита. — Давай подумаем, можно ли найти у вас человека, который поймет, что я этого Юрика случайно застрелил?
— Не, братан, — усмехнулся Федя. — Случайно ты шмальнул или нет — кому какое дело? Есть труп. И отвечать надо. Машина Юрика здесь, в гараже стоит. Ее вчера на въезде в поселок охрана видела. Заметили тебя за рулем или нет — не знаю. То, что Людмила твои шмотки спалила, честь ей и слава, но теперь на тебе Вальтины надеты, а это тоже не здорово. Потому что ясно, что ты на даче у Люськи был.
— Получается, что мне надо брать пистолет и поскорее застреливаться, пока не зарезали, — заметил Никита.
— Есть в этом мире человек, которому все по фигу и здешний Хрестный в том числе…
— Это еще кто?
— Это пахан, который надо всеми стоит. Кликуха такая. Но это тебе неважно.
Тебе важно, что есть в нашей области система, которая Хрестного знать не хочет и через хрен кидает повсеместно, где только получается. Между прочим, если говорить всерьез, то мы здесь сейчас находимся у нее на территории.
— Ты Светку-Булочку имеешь в виду? — проворчала Люська. — Ты думаешь, что Булочка нас от Хрестного прикроет? — недоверчиво скривилась Люська.
— Если захочет — прикроет… — Федя перешел на шепот. — Но сами понимаете, если что — я ничего не говорил. Иначе мне секир-башка будет.
— А почему ты в этом уверен? — спросил Никита.
— Потому что у нее с Юриком старые счеты. Сам лично присутствовал, когда Юрик вылетал из ее казино «Пан Квинта». Нам тамошние вышибалы очень нехило морду начистили. А недели через две около этого же казино взлетел Светкин «Мерседес». Водила угробился, в заведении все стекла повыбило. Персонал почти весь изрезанный ходил, многим швы накладывать пришлось, одну из барменш прилично об стойку приложило, месяц от сотрясения мозга вылеживалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Имелось еще несколько бумажек, которые Никита наверняка с интересом прочитал бы, но в это время со двора донесся шум автомобильного мотора.
Запихнув бумаги в рюкзачок, Никита, аккуратно отогнув уголок гардины, выглянул во двор и увидел, как к парадному крыльцу дачи подъезжает красивый японский джип «Мицубиси-Паджеро», а из него выходят четверо крупных ребят в кожаных куртках.
Никита воспринял их появление не то чтобы совсем спокойно, но без дрожи в коленках — это точно. В принципе он прекрасно понимал, что, возможно, видит свою приближающуюся смерть. Точно так же, как в Чечне не раз чуял ее приближение по звуку шагов. Особенно тогда, в том самом первом бою, в подъезде.
Но там при нем был автомат а здесь только его «коллекция» пистолетов. И одет он был не по-боевому — в махровый халат на голое тело. Черт его помнит, куда одежда задевалась… Да и не успеть ему одеться. Люська уже встретила этих ребят, не иначе как это те самые, которым она звонила. Может быть, вообще все тихо обойдется?
Шаги забухали на лестнице, потом в коридоре. Дверь отворилась. Первой вошла Люська, должно быть, убежденная, что в нее Никита стрелять не будет. А за Люськой — невероятно, но факт! — вошел человек очень знакомый, и даже в чем-то родной. Правда, теперь в нем было не 86 килограммов, а несколько побольше.
Должно быть, отъелся, накачался после госпиталя. Никита вообще-то даже глазам не поверил, думал, померещилось. Но этот человек узнал его сразу и сказал:
— Бляха-муха! Братан!
— Федя? — Никита еще плохо понимал, чего надо ждать от появления своего однополчанина, то ли хорошего, то ли плохого.
Трое остальных недоуменно поглядели на Мингазова, который в этой славной когорте явно играл основную роль.
— Знакомого встретил, Газпром? — спросил один из них, со шрамом на верхней губе.
— Не то слово, блин! — сказал Федя, которому в этой компании дали кликуху, проистекающую не от имени, а от фамилии. — Это, мужики, тот самый, который меня на плечах вытащил. Я его должен до самой смерти поить.
— Зачем же до смерти? — сказал Никита. — Я жить хочу.
Мужики засмеялись, напряженность в лицах сошла.
— Ну, тогда, может, со встречи? — произнес тот, у которого был шрам на губе, и щелкнул пальцем по кадыку.
— Нет, — покачал головой Федя, — тут дело сложное, поллитра может помешать немного. Надо будет много мозгами работать, братаны.
— Мне бы одеться… — скромно заметил Никита. — А то у меня под халатом — только собственная шерсть, и то в малом количестве…
Все посмотрели на Люську, как бы требуя объяснений.
— Сожгла я все, — произнесла та, — и белье, и куртку, и ботинки. В камине.
Его в этом могли видеть, опять же он там натоптал… Мелочь и все, что в карманах было, — вот. Все вынула.
И она подала Никите его обтрюханный дерматиновый бумажник.
НЕКЛЕВЫЙ РАСКЛАД
Никита, Люська и Фарид-Федя сидели в мужской курилке на первом этаже.
Ветров хорошо понимал, что на Федину благодарность за давнишнее спасение жизни ему не стоит надеяться как на панацею от всех бед. Мир, с которым он сейчас начал общаться, был очень непредсказуем и мог чем угодно огорошить.
Потому что в нем собрались люди с разными биографиями, с разными понятиями о жизни. Одни придумали для себя какой-то кодекс чести, другие довольствуются тем, что не запрещает воровской обычай, а третьим, по большому счету, вообще никаких тормозов по жизни нет. Даже в отношении, условно говоря, «своих». А Никита тут чужой по всем статьям. Его появление тут, у Люськи, уже создало проблемы, о которых он даже догадываться не может. Да и Люська небось слабовато представляет, что из всего этого может получиться. А Федя — по-здешнему, Газпром — тоже не Бог весть кто. Наверняка, если ему поставят вопрос ребром: или — или, он все-таки выберет свою жизнь, а не жизнь своего грозненского спасителя.
Взамен махрового халата на голое тело Люська разыскала для Никиты трусы и майку, которые относительно подходили по размеру, джинсы, которые при хорошо затянутом ремне не сваливались, и кроссовки, которые были на размер больше, чем надо, но на шерстяном носке не болтались (носки Люська тоже откопала в бывшем балясинском шмотье). Байковая рубаха, которая, по словам Люськи, покойному Вальте была два года как мала, сидела на Никите мешком, но и на том спасибо.
Сидеть в курилке и говорить о жизни можно и в обносках.
Фарид про себя и свое социальное положение ничего не поведал. Он лишь внимательно слушал то, что рассказывали Никита и Люська. Не перебивал, не вмешивался, не поддакивал — только слушал, и понять по лицу, верит он или не верит, одобряет или не одобряет, было очень сложно. Хотя сугубо восточных черт во внешности у него было не так уж много — половина граждан с фамилиями Иванов, Петров и Сидоров намного скуластей, да и по-русски Федя говорил скорее с поволжским, чем с татарским акцентом — все-таки какая-то азиатская непроницаемость ощущалась, давала о себе знать.
Никита рассказал о себе ровно столько же, сколько и Люське, не вдаваясь в подробности насчет тех бумаг, что прибрал у Сережки Корнеева. Потому что, хотя и знал прекрасно, никто не помешает ребятам Фарида порыться в рюкзачке, раскрывать все свои карты не торопился. Доберутся, спросят — расскажет, деваться будет некуда. А пока не спрашивают — зачем соваться? Тем более что Никита был уже довольно твердо убежден: и исчезновение Ермолаева, и визит старшего Корнеева, и ночной набег младшего — вещи взаимосвязанные и нанизанные на один стержень — на клад Федьки Бузуна, который обнаружил 78 лет назад капитан Евстратов и оставил об этом упоминание во второй части своего дневника, хранившегося, как выяснилось, у Василия Михайловича. То, что младший Корнеев был бандитом, у Никиты не вызывало сомнений. И если его «уазка» действительно находилась вчерашним утром у дома Ермолаева, то именно на ней, меньше чем за полчаса до прихода Никиты, Сергей мог увезти старика. Куда-нибудь в такое место, где 80-летний Ермолаев мог рассказать о том, где он спрятал вторую часть дневника Евстратова…
А теперь эта очень ценная для любителей халявного богатства тетрадка лежит в Никитином рюкзачке. Поделись этим сведением с Федей — глядишь, и минуты лишней не проживешь.
Последняя часть Никитиного рассказа, связанная с инцидентом на свалочной дороге и приездом в Ново-Сосновку, активно комментировалась и дополнялась Люськой.
— Все? — спросил Мингазов, дослушав их совместные объяснения.
— По-моему, все… — кивнул Никита.
— Неклевый расклад получается, кореш… — вздохнул Федя. — Юрик — крутая фигура вообще-то. То, что Люська ему шьет подставу, — очень похоже на дело. Но в нашей конторе — говорила она тебе или нет, не знаю — у Юрика много четких друганов. Хорошо, что она на меня выскочила, а не на Кузю или Веню. Они уже сейчас землю роют — где Юрик? И наверно, если у них сваты в ментуре есть, уже докопались. Есть еще Альбина, которая вполне может Люське припомнить. А кроме вас двоих — свидетелей ноль. Люська без Вальти — только не обижайся! — пустое место. Ты — чувак со стороны, тебя никто не знает и знать не захочет. Но и это не самое главное. Главное в том, что наша контора, то есть «Прибой», стоит под большим паханом. Вальтя был, если по-армейски, вроде капитана. А над капитанами — майоры есть, полковники, генералы. Так и тут. Если его завалили — стало быть, тот, самый большой, это дело разрешил. А Юрик — человеком этого пахана был.
Возможно, ты, Люська, дурика сгоняла, когда ему не дала. Он бы тебе упасть не дал…
— Пусть его черви жрут, сучьего потроха! — заорала Люська.
— Ладно, не кипешись, уже все уплыло. Юрика не вынешь, надо уже от этого плясать. Но будет эта пляска очень хреновая. Потому что, пока Вальтя был в «Прибое», верхний, все его друзьями были. Тот же Юрик, к примеру. А сколько их останется после завтрашних похорон — не знаю. Потому что определять, кто вместо Вальти станет править, — будут не у нас. И на сто процентов, что тот, кого назначат, не из Вальтиных друзей вырастет. Не затем его мочили. И если завтра на похоронах из его корефанов будет человек пять, то это еще ничего.
— А ты будешь? — спросил Никита.
— Я — буду, — твердо ответил Фарид, — но я — совсем маленький человек.
Пешка. Мне, если на то пошло, даже того, что я тебе сейчас по дружбе сказал, — знать не положено. Наше дело — на стрелки ездить, долги вышибать, кое-кому мозги прочищать. Одним словом, руками работать. А говорить и думать
— другие люди должны, умные, усек?
— Усек, — кивнул Никита, — ну, а из таких умных кто-нибудь порадуется, что Юрика не будет?
— Быстро соображаешь! — хмыкнул Газпром. — Будут такие, но не каждый в этом сознаться рискнет. Причем не только среди тех, кто четко за Вальтю держался. Понимаешь, братан, там на ихнем этаже свои разборки, как в коммуналке. И мне сдается, что Юрика ковали на место Вальти. Не то что он сразу после похорон возбухнет — а вот еще через пару лет, после того, как еще одного-двух завалили бы, он на это кресло мог дозреть. И я знаю, кто сейчас порадуется от души, хотя и в тряпочку. Несмотря на то, что Вальтиной смерти тоже безмерно рады. Но в твоем деле они, по-моему, не помощники. Наоборот, им твой переход в жмурики большое облегчение сделает. Если, конечно вычислят, что это ты сделал. Тогда с них все подозрения спадут.
— Но пока-то они под подозрением?
— Ясное дело. Они сейчас сами начнут суетиться, вспоминать, что и про кого Юрик мог настучать. Жуткое дело! Пара трупов еще будет, точно скажу. Но если ты к ним сейчас пойдешь душу изливать — твой труп первым станет.
— Да что ты все пугаешь да пугаешь! — взъярилась Люська. — Ты придумай, чем помочь можно!
— Ты-то себе запросто сможешь помочь, — осклабился Федя. — Не обижайся, конечно, но трахать тебя мало кто откажется. Если ты завтра, на похоронах, прислонишься к Вене или Кузе, порыдаешь в жилеточку, а потом позволишь себя утешить — считай, что все проблемы сняла. А вот за Никиту этим ты не заплатишь.
— Хам ты, однако! — обиделась Люська.
— Не заводитесь вы, а? — вмешался Никита. — Давай подумаем, можно ли найти у вас человека, который поймет, что я этого Юрика случайно застрелил?
— Не, братан, — усмехнулся Федя. — Случайно ты шмальнул или нет — кому какое дело? Есть труп. И отвечать надо. Машина Юрика здесь, в гараже стоит. Ее вчера на въезде в поселок охрана видела. Заметили тебя за рулем или нет — не знаю. То, что Людмила твои шмотки спалила, честь ей и слава, но теперь на тебе Вальтины надеты, а это тоже не здорово. Потому что ясно, что ты на даче у Люськи был.
— Получается, что мне надо брать пистолет и поскорее застреливаться, пока не зарезали, — заметил Никита.
— Есть в этом мире человек, которому все по фигу и здешний Хрестный в том числе…
— Это еще кто?
— Это пахан, который надо всеми стоит. Кликуха такая. Но это тебе неважно.
Тебе важно, что есть в нашей области система, которая Хрестного знать не хочет и через хрен кидает повсеместно, где только получается. Между прочим, если говорить всерьез, то мы здесь сейчас находимся у нее на территории.
— Ты Светку-Булочку имеешь в виду? — проворчала Люська. — Ты думаешь, что Булочка нас от Хрестного прикроет? — недоверчиво скривилась Люська.
— Если захочет — прикроет… — Федя перешел на шепот. — Но сами понимаете, если что — я ничего не говорил. Иначе мне секир-башка будет.
— А почему ты в этом уверен? — спросил Никита.
— Потому что у нее с Юриком старые счеты. Сам лично присутствовал, когда Юрик вылетал из ее казино «Пан Квинта». Нам тамошние вышибалы очень нехило морду начистили. А недели через две около этого же казино взлетел Светкин «Мерседес». Водила угробился, в заведении все стекла повыбило. Персонал почти весь изрезанный ходил, многим швы накладывать пришлось, одну из барменш прилично об стойку приложило, месяц от сотрясения мозга вылеживалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58