Это Панич заботится! Это он подобрал брошенный участок тайги и наладил производство! Это он подобрал комбинат, основал банк, фонд «Новое поколение», вкладывал деньги в мэрию и город, построил «Тридорожье», отремонтировал Дворец спорта, организовал акционерное общество!.. Рассказывайте мне… про любовь! Конкурента хотите устранить, да? А вот тебе хрен, фестивальный мальчик! Нашел свободные уши лапшу развешивать… Государство… Оно меня и мою сестру бросило на больную мать со смехотворной пенсией, в колонию меня упрятало в четырнадцать лет. И когда бы Панич не подобрал, я бы сдох! Я четыре года металл гонял за бугор, думаете, сам бумаги на вывоз рисовал? Их государственные чиновники выдавали! По двести процентов прибыли наваривали. А попробовали бы они из «общака» украсть — их четвертовали бы! Да ваше государство — первый враг человека, вся эта чиновничья братия только и рыскает, где бы поживиться, кого бы заложить и продать, с кого налоги содрать. Мне в тюрьме было бы жить проще, чем в государстве, там хоть закон есть. Вы выяснили, кто я такой?.. Я — один из тех крепких парней, которые поджидают влюбленных пареньков за углами. Кошка — это кошка, господин Камай. А мышка — это мышка. Я бандит, а вы — генеральный директор. Я сын вора, а вы — сын миллионера. Между нами нет ничего общего!
Камай слушал, как слушают гинекологи, когда им рассказывают, откуда берутся дети. Дождавшись, когда Влад выпустит пар, заговорил негромко:
— Четверть века тому назад один человек украл цистерну с бензином. Красиво украл, как в детективном романе: на полном ходу сумел отцепить и перевести на стрелку, а там уже поджидали бензовозы. Прибыль была по тем временам «баснословная»: двести семьдесят рублей! Влепили ему «десятку» — за хищение в особо крупных. Дело, конечно, не в той цистерне, а в том железнодорожном составе, который к ней «подцепили» — раз уж все равно загремел. Адвокаты продолжали сражение, и правда должна была восторжествовать, и тогда проворовавшиеся деятели решили утопить концы: нет человека — нет проблемы. Подговорил его один бывалый уйти в побег. Человек уже разуверился в правде, понимал, что десять лет не протянет, и согласился — хоть детишек напоследок повидать. Рецидивист его спровоцировал, вывел на «запретку», а сам не пошел. Часовой того человека застрелил, а рецидивиста, как было обещано, выпустили «за хорошее поведение».
— Это… это вы к чему? — насторожился Влад.
— Это о кошках и мышках, господин Мехов. За четверть века эта кошка столько мышек съела, что впору подавиться. И тех, кто к углу подводил, и тех, что за углом стояли — никем не брезговала.
— Кто рецидивист-то? — не унимался Влад.
— Панич. А человек, укравший цистерну с бензином, ваш отец Михаил Мехов. Вместе они сидели.
— ?!.
— Это можно проверить. У меня в СБ, как вы верно уже подметили, не сброд, а бывшие сотрудники МВД. И уж о таких-то китах, как Панич, им известно все. Вы хотели узнать, кто убил вашего друга? Это не по моей части. Прокуратура разберется, если, конечно, захочет. Но знать, с кем мне предстоит иметь дело, я должен был — правило у меня такое. Нравится вам с Паничем — я не переманиваю, к себе не возьму, несмотря на ваш чемпионский титул. Кожухов был председателем Совета директоров одного из крупнейших металлургических предприятий, правая рука и особо доверенное лицо Панича, на их альянсе город да еще сотня человек держались. А убрал — как пылинку сдул с рукава. Друг ваш Земцов не в счет, с такими, как он, Панич вообще не считается — подумаешь, телохранитель! Он и фамилии его, уверен, не запомнил. А если вы думаете, что он вас подобрал, чтобы покормить и обогреть, ошибаетесь. Пантера был не макаренкой, а уголовным авторитетом, правда? И учил он вас явно не сапоги тачать. Вы инструмент, Мехов. Если бы не ваша мать, Панич бы вас раньше «крестил» — она ему цену знала и оберегала вас от него. Зато когда она умерла, никого рядом с вами не оказалось, и Панин проявил участие — это ему ничего не стоило.
Владу показалось, будто он вышел на площадь перед народом, чтобы что-то сказать, и забыл — что.
— Хорошо поработали, — вымолвил едва слышно. — А кого, по-вашему, представляет Мещанинов? — спросил он.
— Поживем — увидим. Как сказал один философ: «Время обнажает нашу нравственную геологию».
— А если его нет, времени? Мещанинов не меньше Кожухова нуждается в средствах. Я читал, он назначен решением самого премьера? Значит, ему проще, чем Кожухову, решить вопрос об этой… как ее… культивации?
Впервые за все время беседы Камай посмотрел на него как на равного.
— И все-таки я бы предпочел подождать.
— Завтра с Мещаниновым собираются встретиться Панич и его компаньоны, — выложил Влад. — Я человек маленький, ни черта в политике не понимаю, но и козе понятно, о чем предстоит разговор: Мещанинову попытаются втолковать, на чьи деньги он собирается тут строить новые рыночные отношения. А мытьем или катаньем — это уж как получится.
— То есть?
— Это я о превентивном ударе. Драка-то уже развязана? Предложение, с которым к вам приезжал Кожухов, может оказаться козырной картой Мещанинова. Да и вам с ним будет проще решить вопрос — при его-то связях в министерствах?
Камай уже не пытался удерживать положение ведущего, позабыл о менторском тоне человека, сознающего свое превосходство.
— То есть вы хотите предложить…
— Я хочу сказать, что для вас это будет более короткий путь, чем через представительства России в Америке.
24
Тайна похожа на «ручную» гюрзу: ту и другую лучше не заводить.
И премьер, и президент поднаторели в кадровых перестановках, выбивали людей Консорциума одного за другим. Второй год делались попытки сформировать «промышленную группу» за счет коммунистов и их попутчиков.
С назначением Мещанинова игра пошла в открытую: дни «краснодольской группировки» были сочтены, и никакие подкупы и даже угрозы, к которым пытались прибегнуть «отцы» Консорциума, не могли спасти положения.
На сей раз полковник Салыков прилетел глубокой ночью в Ухту не для того, чтобы встретиться с Паничем: старик свое отработал.
…Мало кто знал, что в 1983 году Уральск-12 был «заморожен» искусственно. Тогдашнее правительство не пришлось долго убеждать в нецелесообразности его дальнейшего использования: достаточно было волевого решения одного человека. Урана хватало на Украине и в Ферганской области, в Казахстане, Киргизии, Таджикистане и российском Краснокаменске. Другое дело — платиновые руды, они могли дать большую прибыль.
Полковник Салыков тогда еще был капитаном, но в форме со щитом и мечом на петлицах его никто не видел — диплом об окончании Высшей школы КГБ хранился в сейфе его начальника на Лубянке. Сам Салыков носил в ту пору… лагерную робу с номером на груди. Его легенда предполагала использование диплома Ленинградского финансово-экономического института, который он окончил заочно, после чего и был завербован людьми с «чистыми руками».
Зону в верховье Вишеры, охраняемую батальоном краснопогонников, нужно было сохранить в ее статусе «секретного полигона» — со всеми постройками и техническим парком.
Салыков мог считать себя автором дерзкой идеи — отдать базу «теневикам» и позволить им развернуть криминальный бизнес под покровом военной тайны. Оставалось подобрать кандидатуру человека, способного воплотить эту идею.
Выбор пал на Панича, имевшего авторитет и обширные связи в уголовном мире, авантюриста, чей «послужной список» включал в себя половину предусмотренных Уголовным кодексом статей — от экономических преступлений до убийств.
Салыков был осторожен и по-восточному хитер. Внедрившись в лагерную среду, капитан-экономист стал исподволь муссировать возможность раскрутки крупного дела на якобы брошенной властями таежной территории вдали от людских [лаз. Реальности такой затеи способствовала общая неразбериха «перестроечного периода» в стране. При этом сам он не только ни на что не претендовал, но и подвел Панича к авторству идеи, да так ловко, что тот возомнил себя Кампанеллой и стал продумывать план построения Города Солнца, еще не освободившись из ИТУ. Салыкову оставалось направлять его в нужное русло, опираясь на план руководства и полученные в институте знания. Никто и сегодня не мог бы убедить отпетого «пахана», что десять лет он исправно служил тем, кто, как он считал, служит ему.
Привозя Паничу новости из Москвы (в хорошо откорректированном виде), он узнавал от своих агентов о делах в Краснодольске. Одним из этих агентов был выученик Салыкова Зарицкий: следуя избранной в отношении «авторитета» тактике, тот также не стремился разуверять Панина в том, что является его покорным слугой и своей стремительной карьерой обязан его всемогуществу.
Тактика себя оправдала: на откровенный альянс с полковниками Панич никогда бы не пошел, да и вербовать, а тем более подминать его не было необходимости.
…В половине третьего ночи на аэродроме Салыкова встретил «УАЗ» военной контрразведки и доставил в небольшую ведомственную гостиницу. Здесь его ждал Зарицкий.
— Вчера Генерал встречался с Премьером, — сообщил Салыков, усевшись в глубокое кожаное кресло. — Меня в подробности их встречи не посвящали, но, судя по всему, прошла она плохо.
— Судя по чему? — уточнил Зарицкий.
В отношении Салыкова он был сдержан. Самодовольный, обласканный начальством, часто выезжающий за границу полковник вызывал в нем зависть, Зарицкий считал себя нисколько не глупее, но вынужден был сидеть в захолустном Краснодольске без перспективы когда-нибудь выбраться — если не атташе при каком-то посольстве, так хотя бы в столицу. Роль подручного мафиози ему порядком осточертела, все чаще хотелось придушить зарвавшегося старика. Между тем в Москве о нем словно забыли, а Панич набирал обороты.
— Судя по тому, что отдан приказ эвакуировать базу, — говорил Салыков медленно, весомо, предвкушая реакцию Зарицкого.
Известие прозвучало громом с ясного неба.
— Что?!
— Золотой запас, образцы редкозема, готовую продукцию — «снег» и оружие — вывезти двумя «АНами» в Воронеж, — с ленцой продолжал Салыков, давая понять, что все это — дела московские, обсуждению не подлежат и Зарицкого вообще не касаются.
В Воронеже спецподразделение войск госбезопасности поддерживало в запасном режиме объект «База-2», по документам давно прекративший существование. Так же, как Уральск-12, эта территория (бывшее правительственное бомбоубежище) была засекречена и находилась в ведении российского представительства Консорциума.
— А люди?
— Нужные люди будут эвакуированы, — все так же нехотя ответил Салыков, сделав ударение на слове «нужные». О том, что будет с остальными, он распространяться не стал, но Зарицкий был в курсе регламента аварийной ситуации: часть «рабов» сдадут в ИТУ, часть вывезут в различные регионы, кого-то оставят в тайге навсегда. Искать никто никого не будет: этих людей давно уже не было в списках живых.
— Старик уже знает? — спросил Зарицкий и тут же осекся, поняв, что сморозил непростительную глупость.
— Теперь о старике. В последнее время он наломал слишком много дров. По его вине с «базы» исчезло несколько ампул с осмием и порядка двадцати килограммов скандия. Вояж его головорезов в Беларусь привел к тому, что по распоряжению премьера в регион направлена…
— Я знаю. Вчера через Судьина мне удалось утвердить в составе их бригады свою опергруппу.
— Это неплохо, — удовлетворенно кивнул Салыков. — Но так или иначе, старик повел себя безграмотно. В результате премьеру удалось нащупать и перекрыть каналы Консорциума. О «базе» знают уже те, кому не следует. Отдавать бригаду генеральный отказался — чувствует поддержку премьера.
Сердце Зарицкого учащенно забилось, догадка о лучших для себя переменах опередила слова Салыкова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36