Лет через десять они снова встретились и почувствовали старую тягу друг к другу. К тому времени Фрунтова уже сдала своего мужа в привилегированный дом ветеранов партии и жила одна в большой кооперативной квартире. А Суховей работал в науч — но — исследовательском институте, с трудом сводил концы с концами, чтобы прокормить жену и двоих детей. Внезапный роман вспыхнул с новой силой и закончился прочной дружбой. Началась перестройка, понадобились люди, умевшие считать деньги. Фрунтова, продолжая работать в отделе бухгалтерского учета МПС, консультировала несколько кооперативов, что дало ей возможность внедрить своего любовника в бизнес, а потом и в политику. Дальше Олег Данилович сам пошел семимильными шагами, все реже вспоминая о Фрунтовой. Но когда она благодаря Ариадне Васильевне стала главным бухгалтером «Крон — банка», вспомнил о нержавеющих чувствах. Любовные радости уступили место партнерским отношениям. Банк получил правительственную поддержку. Артем Давыдов даже не представлял, кому обязан таким расположением власти к нему. Контакты между Фрунтовой и Суховеем оставались в глубокой тайне. Теперь, после отставки Олега Даниловича, им предстояло пережить еще одно испытание.
— Почему слезы? — спросил он с порога.
— Думал, буду радоваться? Столько сил потрачено!
— Отставка была неизбежна, поэтому горевать не о чем.
Он подошел к лежавшей на диване Фрунтовой и провел по ее жестким, покрытым лаком волосам. Поморщившись, Суховей отошел к камину, над которым возвышалось большое зеркало. Внимательно посмотрел на свое отражение. Никаких симптомов нервного потрясения на лице не было.
— Тебе что — нибудь предложили? — спустив ноги с дивана, спросила Фрунтова.
— Старик отказался со мной говорить. Остальные как воды в рот набрали. Они хотели, чтобы я ушел по — английски.
— А ты?
— А я, уходя по — английски, послал их по — русски… — Суховей сделал паузу, вздохнул и закончил. —
В душе. Сегодня мое молчание стоит дороже, чем ракетно — зенитный комплекс С — 300. От меня решили откреститься. Но пока я буду молчать, никто никаких претензий ко мне не предъявит. Поэтому надо действовать быстро.
— Ты имеешь в виду консорциум?
— Естественно. Надеюсь, твой Петелин послушен?
— Он не мой. А Ада собирается делать ставку на Покатова.
Суховей оторвался от зеркала, резко подошел к ней, сел рядом на диван.
— С ума сошла?! Тогда какого хера освобождали место председателя?! Ты поклялась, что после ликвидации Артема банк будет в твоих руках!
— Разве я могла представить, что старуха доверится первому встречному мудаку! — в свою очередь повысила голос Нелли Стасиевна.
Суховей схватил ее за мягкое покатое плечо и притянул к себе. Глядя в упор, тихо произнес:
— Знаешь, во сколько обошелся Артем?
— Знаю, платила я!
— Из общей доли, — грубо напомнил он.
— Ты сам просрал ситуацию! — вспылила Фрунтова. — Залег на дно, вместо того чтобы подписать указ о приватизации «Сибирсо»! Испугался!
Звонкая пощечина отбросила Нелли Стасиевну на спинку дивана.
— Заткнись! Не твоего ума дело. Своди свой дебет — кредит и не лезь в политику! Старик неделю косо смотрел на всех после этого убийства. Нужно было выждать. А тут еще взрыв на Ваганьковском! Какие мерзавцы его устроили? Столько шума и никакого толка!
— Кто устроил, того уж нет… — сгорая от обиды, затемнила Фрунтова. Встала и пошла в ванную комнату, не собираясь отвечать на вопрос отставного вице — премьера — «Так кто же устроил?!».
Суховей развалился на диване, положив ноги на широкий подлокотник. Его отношение к бывшей любовнице всегда определялось силой и грубостью. Он с ней не церемонился. И только поэтому держал в подчинении. Фрунтова, сама державшая в страхе и друзей, и врагов, трепетала перед ним. Любое противодействие с ее стороны подавлялось Суховеем жестоко и часто несправедливо.
Вернулась Неля Стасиевна со свежим, приведенным в порядок лицом, ярко намазанными пухлыми губами, демонстративно застывшими в фарфоровой улыбке.
— Дурак, — миролюбиво ответила она на нанесенное оскорбление. — Нельзя себя так распускать. Потеря кресла — не потеря задницы. Найдем для нее достойное место.
— Кто устроил взрыв? — Суховей не хотел уходить от важного вопроса.
— Суров.
— Почему?
— Потому что его убили.
— Потрясающая логика!
— А ты поменьше задавай вопросов. И вообще привыкай к правилам нашего бизнеса — не вложил деньги, не спрашивай.
— Хорошо. Суров, так Суров. Его нет. А Покатов тем временем садится в мое кресло. Понимаешь, что это значит?
— Естественно. Он твой враг. Даст дорогу «Европейскому альянсу», который сожрет и «Крон — банк», и «Сибирсо»…
— И пойдем мы, солнцем палимые… — обреченно закончил Суховей.
Фрунтова присела на диван возле его ног.
— Он, в отличие от тебя, выжидать не будет. Но теперь многое зависит от позиции Петелина. Вернее, старухи. Она готова броситься в объятия нового вице — премьера.
Олег Данилович, приподнявшись, поцеловал Фрунтову в щеку и тихо спросил:
— А почему она до сих пор жива?
— Теперь уже поздно задавать этот вопрос, — в тон ему ответила Фрунтова.
— Старому человеку умереть никогда не поздно.
— В тебе все еще говорит вице — премьер. Не скоро от этого избавишься. Привык, что каждое твое распоряжение выполнялось беспрекословно и никто не смел перечить. Забудь об этом. Теперь у тебя не больше прав, чем у бомжа с Киевского вокзала. Привыкай к ответственности. Пока ты вне подозрений. Но любой неверный шаг вызовет кучу компромата. Желающих закопать тебя больше, чем могильщиков на всех московских кладбищах.
Суховей вынужден был смириться с тем, что бывшая любовница лучше разбиралась в бытовых вопросах. Спустившись с заоблачной вершины, он ощущал себя человеком, попавшим в чужую страну с незнакомыми ему обычаями и правилами.
— Короче, что предлагаешь?
— Спрятать гордыню в карман, напрячь все связи и, не дожидаясь, пока у Покатова пройдет эйфория от успеха, начать против него войну. Обвинить в коррупции. Доказать, что он через Сарояна пытается передать контроль над «Крон — банком» и «Сибирсо» в руки иностранцев.
— А факты?
— Ты начни, а факты тебе принесут. — Кто?
— Кто на этом захочет заработать. Таких много во всех сферах.
— А если не принесут?
Фрунтова обняла Олега Даниловича и прижала его голову к своей все еще пышной груди. Погладила по голове, словно неразумное дитя.
— Принесут. Рынок есть рынок. Этого дерьма на нем в избытке…
Глава 38
Жизнь в «рае для богатых» текла своим чередом. Ничто не нарушало элегическую атмосферу, царившую в подземелье. Евгений был одним из немногих, кто с жадностью смотрел телевизор. Большинство обитателей уже отказались от этой дурной привычки и понятия не имели, что там за стенами особняка творится. Каждый из них проходил подобный период адаптации и тоже поначалу не отрывался от экрана.
Между тем в стране наступила весна. О ней объявили в программе «Время». Евгению ужасно захотелось вдохнуть свежий, пахнущий грязью и апельсинами легкий оттаявший воздух. Однако, судя по репортажам, в Москве продолжал мести мокрый противный снег. На душе было тошно и скверно. Поэтому обрадовался стуку в дверь. Открыл. В комнату вошла Лиса Алиса. Она была в невероятном ярко — желтом платье с глубоким вырезом, обнажавшим подтянутые округлости грудей.
— Чем занимаешься? — спросила она, стрельнув по комнате маленькими колючими глазками.
— Весну встречаю.
— Где ты ее видел?
— По телевизору.
— Глупости. У нас встречают только смерть. Все остальное уже неважно, а впрочем… — она, сбросив туфли, залезла на застеленную покрывалом постель, — можно и за весну.
— Зачем пришла?
Со дня первой встречи их отношения развивались спонтанно. Евгений, погружаясь в мечты и грезы о Кире, напрочь забывал о существовании Василисы. Ее это злило и заставляло мучиться. Ни один мужчина не позволял себе такого безразличия к ней. Но, возможно, именно поэтому она настаивала на новых встречах. Обычно они заканчивались пьянкой, реже скандалом, еще реже бешеной животной страстью, бросавшей их в объятия друг к другу. Об этих минутах они потом старались не вспоминать. Евгений из — за досады за пошлую измену своему идеалу. Лиса Алиса — чтобы не признаваться себе в зародившемся чувстве.
— Скучно. Ты тут весну встречаешь, а у меня менструация закончилась.
— Налить шампанского?
— Налей. И выключи этот дурацкий телевизор.
— Пусть работает. Все — таки жизнь. Весна… Появление Василисы не вызвало в нем никаких эмоций. Но удивили минорность и задумчивость ее настроения. В ней не было привычной агрессии, жесткости, стремления с первой минуты подавить его волю.
— Иди же… — призывно потребовала она странным грудным голосом.
— Что — нибудь случилось? — удивленно спросил он, наполнив бокал шампанским.
— Раз жива, значит, еще не случилось.
— Тогда выпьем за то, что пока живы! — предложил он ее любимый тост. И чокнулся с ней початой бутылкой виски.
— Лучше за нашу встречу. Не сегодняшнюю, а вообще… В моей жизни было много мужиков. Разных… но не таких. Если бы я встретилась с тобой там, то наверняка не распознала бы своей удачи. Промчалась бы мимо… а здесь мчаться некуда. Здесь нет ничего, кроме тебя… и оказалось достаточно!
Признание озадачило Евгения. Давно женщины не признавались в своих чувствах к нему. А в нынешнем положении и говорить об этом было как — то глупо.
— Тут много интересных людей, — еле внятно пробормотал он.
— Дурак! — обиделась Василиса. Допила шампанское и бросила бокал на пол. Он, не разбившись, упал на толстый ворс ковролина.
Евгений подхватил бокал.
— Зачем же кидаться? Сама каждый раз заявля — ешь, что я дерьмо. Все зависит от настроения… Куда нам деться друг от друга?
— Тоже чувствуешь это? — с надеждой потянулась она к нему.
— Чувствую, — соврал Евгений. Присел на постель, обнял ее за бедра.
— Иди же ко мне, — простонала Василиса.
— Еще выпьем. Дать тебе что — нибудь закусить?
— Вот дурак, ну идиот!
Ее руки вцепились в ворот фланелевой рубашки, да так крепко, что Евгений ощутил легкое удушье. Сопротивляться было не то что бесполезно, а как — то неудобно. Поэтому он уткнулся лицом в ее мягкий живот и принялся целовать платье, ощущая губами через легкую материю шрам от кесарева сеченияВасилиса отозвалась легкими стонами, перешедшими в истеричные придыхания. Подтянула Евгения к себе и усыпала страстными поцелуями его лицо. Ее настойчивость не столько возбуждала, сколько вынуждала соответствовать требованию распаленного тела. Евгений закрыл глаза и потонул в цепких порывистых объятиях.
Василиса не любила долго залеживаться на спине. Несмотря на полноту широкой без талии фигуры, она ловко перевернулась и поднялась на колени. Евгений последовал за ней и оказался лицом к телевизору. На экране мелькали знакомые лица. Шел сюжет о презентации «Крон — банка». И вдруг крупным планом возникла Кира…
Евгений замер.
— Не медли, — стонала Василиса, уперевшись головой в руки.
О каком продолжении можно было говорить, когда он увидел Ее?! В следующее мгновение, грубо оттолкнув от себя застывшее в жадном ожидании тело, скатился с постели на пол и на четвереньках, не спуская глаз с экрана, подполз к телевизору.
Что кричала оставшаяся сзади Василиса, он не слышал. Оператор с завидной настойчивостью возвращался к Кире, кадровал ее напряженное лицо с огромными грустными глазами, с усталой безразличной улыбкой. Волосы у нее были забраны назад, открывая тонкий вытянутый профиль со слегка выдававшейся вперед нижней челюстью, что делало ее надменной, властной и непостижимой.
О большем счастье Евгений и мечтать не мог. Сколько вечеров он провел перед телевизором, постоянно прыгая с канала на канал в надежде услышать хоть слово о своей несбыточной мечте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Почему слезы? — спросил он с порога.
— Думал, буду радоваться? Столько сил потрачено!
— Отставка была неизбежна, поэтому горевать не о чем.
Он подошел к лежавшей на диване Фрунтовой и провел по ее жестким, покрытым лаком волосам. Поморщившись, Суховей отошел к камину, над которым возвышалось большое зеркало. Внимательно посмотрел на свое отражение. Никаких симптомов нервного потрясения на лице не было.
— Тебе что — нибудь предложили? — спустив ноги с дивана, спросила Фрунтова.
— Старик отказался со мной говорить. Остальные как воды в рот набрали. Они хотели, чтобы я ушел по — английски.
— А ты?
— А я, уходя по — английски, послал их по — русски… — Суховей сделал паузу, вздохнул и закончил. —
В душе. Сегодня мое молчание стоит дороже, чем ракетно — зенитный комплекс С — 300. От меня решили откреститься. Но пока я буду молчать, никто никаких претензий ко мне не предъявит. Поэтому надо действовать быстро.
— Ты имеешь в виду консорциум?
— Естественно. Надеюсь, твой Петелин послушен?
— Он не мой. А Ада собирается делать ставку на Покатова.
Суховей оторвался от зеркала, резко подошел к ней, сел рядом на диван.
— С ума сошла?! Тогда какого хера освобождали место председателя?! Ты поклялась, что после ликвидации Артема банк будет в твоих руках!
— Разве я могла представить, что старуха доверится первому встречному мудаку! — в свою очередь повысила голос Нелли Стасиевна.
Суховей схватил ее за мягкое покатое плечо и притянул к себе. Глядя в упор, тихо произнес:
— Знаешь, во сколько обошелся Артем?
— Знаю, платила я!
— Из общей доли, — грубо напомнил он.
— Ты сам просрал ситуацию! — вспылила Фрунтова. — Залег на дно, вместо того чтобы подписать указ о приватизации «Сибирсо»! Испугался!
Звонкая пощечина отбросила Нелли Стасиевну на спинку дивана.
— Заткнись! Не твоего ума дело. Своди свой дебет — кредит и не лезь в политику! Старик неделю косо смотрел на всех после этого убийства. Нужно было выждать. А тут еще взрыв на Ваганьковском! Какие мерзавцы его устроили? Столько шума и никакого толка!
— Кто устроил, того уж нет… — сгорая от обиды, затемнила Фрунтова. Встала и пошла в ванную комнату, не собираясь отвечать на вопрос отставного вице — премьера — «Так кто же устроил?!».
Суховей развалился на диване, положив ноги на широкий подлокотник. Его отношение к бывшей любовнице всегда определялось силой и грубостью. Он с ней не церемонился. И только поэтому держал в подчинении. Фрунтова, сама державшая в страхе и друзей, и врагов, трепетала перед ним. Любое противодействие с ее стороны подавлялось Суховеем жестоко и часто несправедливо.
Вернулась Неля Стасиевна со свежим, приведенным в порядок лицом, ярко намазанными пухлыми губами, демонстративно застывшими в фарфоровой улыбке.
— Дурак, — миролюбиво ответила она на нанесенное оскорбление. — Нельзя себя так распускать. Потеря кресла — не потеря задницы. Найдем для нее достойное место.
— Кто устроил взрыв? — Суховей не хотел уходить от важного вопроса.
— Суров.
— Почему?
— Потому что его убили.
— Потрясающая логика!
— А ты поменьше задавай вопросов. И вообще привыкай к правилам нашего бизнеса — не вложил деньги, не спрашивай.
— Хорошо. Суров, так Суров. Его нет. А Покатов тем временем садится в мое кресло. Понимаешь, что это значит?
— Естественно. Он твой враг. Даст дорогу «Европейскому альянсу», который сожрет и «Крон — банк», и «Сибирсо»…
— И пойдем мы, солнцем палимые… — обреченно закончил Суховей.
Фрунтова присела на диван возле его ног.
— Он, в отличие от тебя, выжидать не будет. Но теперь многое зависит от позиции Петелина. Вернее, старухи. Она готова броситься в объятия нового вице — премьера.
Олег Данилович, приподнявшись, поцеловал Фрунтову в щеку и тихо спросил:
— А почему она до сих пор жива?
— Теперь уже поздно задавать этот вопрос, — в тон ему ответила Фрунтова.
— Старому человеку умереть никогда не поздно.
— В тебе все еще говорит вице — премьер. Не скоро от этого избавишься. Привык, что каждое твое распоряжение выполнялось беспрекословно и никто не смел перечить. Забудь об этом. Теперь у тебя не больше прав, чем у бомжа с Киевского вокзала. Привыкай к ответственности. Пока ты вне подозрений. Но любой неверный шаг вызовет кучу компромата. Желающих закопать тебя больше, чем могильщиков на всех московских кладбищах.
Суховей вынужден был смириться с тем, что бывшая любовница лучше разбиралась в бытовых вопросах. Спустившись с заоблачной вершины, он ощущал себя человеком, попавшим в чужую страну с незнакомыми ему обычаями и правилами.
— Короче, что предлагаешь?
— Спрятать гордыню в карман, напрячь все связи и, не дожидаясь, пока у Покатова пройдет эйфория от успеха, начать против него войну. Обвинить в коррупции. Доказать, что он через Сарояна пытается передать контроль над «Крон — банком» и «Сибирсо» в руки иностранцев.
— А факты?
— Ты начни, а факты тебе принесут. — Кто?
— Кто на этом захочет заработать. Таких много во всех сферах.
— А если не принесут?
Фрунтова обняла Олега Даниловича и прижала его голову к своей все еще пышной груди. Погладила по голове, словно неразумное дитя.
— Принесут. Рынок есть рынок. Этого дерьма на нем в избытке…
Глава 38
Жизнь в «рае для богатых» текла своим чередом. Ничто не нарушало элегическую атмосферу, царившую в подземелье. Евгений был одним из немногих, кто с жадностью смотрел телевизор. Большинство обитателей уже отказались от этой дурной привычки и понятия не имели, что там за стенами особняка творится. Каждый из них проходил подобный период адаптации и тоже поначалу не отрывался от экрана.
Между тем в стране наступила весна. О ней объявили в программе «Время». Евгению ужасно захотелось вдохнуть свежий, пахнущий грязью и апельсинами легкий оттаявший воздух. Однако, судя по репортажам, в Москве продолжал мести мокрый противный снег. На душе было тошно и скверно. Поэтому обрадовался стуку в дверь. Открыл. В комнату вошла Лиса Алиса. Она была в невероятном ярко — желтом платье с глубоким вырезом, обнажавшим подтянутые округлости грудей.
— Чем занимаешься? — спросила она, стрельнув по комнате маленькими колючими глазками.
— Весну встречаю.
— Где ты ее видел?
— По телевизору.
— Глупости. У нас встречают только смерть. Все остальное уже неважно, а впрочем… — она, сбросив туфли, залезла на застеленную покрывалом постель, — можно и за весну.
— Зачем пришла?
Со дня первой встречи их отношения развивались спонтанно. Евгений, погружаясь в мечты и грезы о Кире, напрочь забывал о существовании Василисы. Ее это злило и заставляло мучиться. Ни один мужчина не позволял себе такого безразличия к ней. Но, возможно, именно поэтому она настаивала на новых встречах. Обычно они заканчивались пьянкой, реже скандалом, еще реже бешеной животной страстью, бросавшей их в объятия друг к другу. Об этих минутах они потом старались не вспоминать. Евгений из — за досады за пошлую измену своему идеалу. Лиса Алиса — чтобы не признаваться себе в зародившемся чувстве.
— Скучно. Ты тут весну встречаешь, а у меня менструация закончилась.
— Налить шампанского?
— Налей. И выключи этот дурацкий телевизор.
— Пусть работает. Все — таки жизнь. Весна… Появление Василисы не вызвало в нем никаких эмоций. Но удивили минорность и задумчивость ее настроения. В ней не было привычной агрессии, жесткости, стремления с первой минуты подавить его волю.
— Иди же… — призывно потребовала она странным грудным голосом.
— Что — нибудь случилось? — удивленно спросил он, наполнив бокал шампанским.
— Раз жива, значит, еще не случилось.
— Тогда выпьем за то, что пока живы! — предложил он ее любимый тост. И чокнулся с ней початой бутылкой виски.
— Лучше за нашу встречу. Не сегодняшнюю, а вообще… В моей жизни было много мужиков. Разных… но не таких. Если бы я встретилась с тобой там, то наверняка не распознала бы своей удачи. Промчалась бы мимо… а здесь мчаться некуда. Здесь нет ничего, кроме тебя… и оказалось достаточно!
Признание озадачило Евгения. Давно женщины не признавались в своих чувствах к нему. А в нынешнем положении и говорить об этом было как — то глупо.
— Тут много интересных людей, — еле внятно пробормотал он.
— Дурак! — обиделась Василиса. Допила шампанское и бросила бокал на пол. Он, не разбившись, упал на толстый ворс ковролина.
Евгений подхватил бокал.
— Зачем же кидаться? Сама каждый раз заявля — ешь, что я дерьмо. Все зависит от настроения… Куда нам деться друг от друга?
— Тоже чувствуешь это? — с надеждой потянулась она к нему.
— Чувствую, — соврал Евгений. Присел на постель, обнял ее за бедра.
— Иди же ко мне, — простонала Василиса.
— Еще выпьем. Дать тебе что — нибудь закусить?
— Вот дурак, ну идиот!
Ее руки вцепились в ворот фланелевой рубашки, да так крепко, что Евгений ощутил легкое удушье. Сопротивляться было не то что бесполезно, а как — то неудобно. Поэтому он уткнулся лицом в ее мягкий живот и принялся целовать платье, ощущая губами через легкую материю шрам от кесарева сеченияВасилиса отозвалась легкими стонами, перешедшими в истеричные придыхания. Подтянула Евгения к себе и усыпала страстными поцелуями его лицо. Ее настойчивость не столько возбуждала, сколько вынуждала соответствовать требованию распаленного тела. Евгений закрыл глаза и потонул в цепких порывистых объятиях.
Василиса не любила долго залеживаться на спине. Несмотря на полноту широкой без талии фигуры, она ловко перевернулась и поднялась на колени. Евгений последовал за ней и оказался лицом к телевизору. На экране мелькали знакомые лица. Шел сюжет о презентации «Крон — банка». И вдруг крупным планом возникла Кира…
Евгений замер.
— Не медли, — стонала Василиса, уперевшись головой в руки.
О каком продолжении можно было говорить, когда он увидел Ее?! В следующее мгновение, грубо оттолкнув от себя застывшее в жадном ожидании тело, скатился с постели на пол и на четвереньках, не спуская глаз с экрана, подполз к телевизору.
Что кричала оставшаяся сзади Василиса, он не слышал. Оператор с завидной настойчивостью возвращался к Кире, кадровал ее напряженное лицо с огромными грустными глазами, с усталой безразличной улыбкой. Волосы у нее были забраны назад, открывая тонкий вытянутый профиль со слегка выдававшейся вперед нижней челюстью, что делало ее надменной, властной и непостижимой.
О большем счастье Евгений и мечтать не мог. Сколько вечеров он провел перед телевизором, постоянно прыгая с канала на канал в надежде услышать хоть слово о своей несбыточной мечте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56