— Ты на что намекаешь? — сдвинул брови начальник УБОПа.
— Я намекаю, что пора нам полесское болото начать осушать. И давить бандитов изо дня в день, а не из года в год.
— Желания у нас одни и те же, — кивнул вдруг сразу поскучневший начальник УБОПа.
В этом Ушаков в последнее время сомневался все больше.
— Только это нелегко, — произнес с картинной усталостью начальник УБОПа. — Времена несколько другие, чем при коммунистах. И бандиты другие.
— Бандиты все те же, — возразил Ушаков. — Только обнаглели от безнадзорности.
— Ладно, этот спор у нас старый. — Начальник УБОПа посмотрел на часы. — Пора. У меня третье выступление.
В актовом зале проходило квартальное подведение итогов. На него собрались руководители служб областного Управления, начальники райотделов и их заместители. Все будет как всегда. Долгие нудные отчеты о динамике преступности — а динамика неважная, особенно по тяжким преступлениям. Опять невзначай начальник УВД обронит, что средств выделяет федеральный бюджет все меньше, а значит, нужно сократить еще несколько штатных единиц — не так чтобы много, но все-таки. Пару человек отберут и у угрозыска, а тут каждая сокращенная единица означает то, что останется неприкрытой какая-то линия деятельности и несколько жуликов не ответят за свои преступления.
Начальник штаба объявил подведение итогов открытым. На трибуну вышел сорокачетырехлетний подтянутый начальник УВД генерал Шаповаленко. Его назначил на эту должность бывший министр внутренних дел Куликов, который с дурным упорством расставлял на все руководящие посты офицеров внутренних войск. Обычно это заканчивалось плачевно — такого количества некомпетентных самодуров МВД не видело давно, и очень быстро эти назначенцы после ухода в отставку министра-благодетеля повылетали вон. Но начальник Полесского УВД неожиданно вписался в систему, проявил себя человеком, который способен учиться и на своих, и на чужих ошибках, а главное, стремится к этому, а кроме того, продемонстрировал хорошие качества руководителя. И не стал марионеткой при губернаторе, чего последний добивался всеми силами. Ушакова вполне устраивал начальник УВД, который один из немногих открыто заявил, что главная служба в милиции — уголовный розыск, о чем в МВД позабыли давным-давно.
Шаповаленко отчитал по бумажке свой доклад. Сразу после него на трибуну взошел Ушаков. Слово ему на подобных заседаниях давали не особенно охотно, поскольку знали, что начальник розыска непременно брякнет что-то крайне недипломатичное. Год назад на областном совещании представителей правоохранительных органов он толканул речь, которая сводилась к тому, что уже давно, по большому счету, борьба с преступностью волнует только уголовный розыск. Все остальные мало того, что самоустранились от нее, но и не упускают возможности вставить палку в колесо, да еще так, чтобы все спицы вырвало. Прокуратура отпускает убийц под залог. Суды дают условно закоренелым негодяям… Ох, он готов был наговорить еще много, потому что наболело в душе. За два дня перед тем совещанием из специальной психиатрической больницы вышел главарь банды, которая убивала людей за квартиры — только доказанных на них висело четыре трупа. Отсидел бандит аж год. Мать его, главный психиатр Полесска, постаралась, чтобы сынулю признали невменяемым, он полежал в спецбольнице и получил заключение, что произошло чудо — душевная болезнь отступила. Как только вышел, начал слоняться по городу и предлагаться денежным людям в качестве человека, готового убить за деньги кого угодно, хоть родную маму-психиатра.
Выступая, Ушаков видел, что у прокурора области округляются глаза. Строптивого полковника решили проработать принародно и устроить моральное избиение за политически близорукое выступление, а он взял и брякнул с той же трибуны:
— А ведь знаете, я еще и не то могу сказать.
А что он может сказать много — об этом знали все. Сразу после этого он дал интервью журналистам, где пересказал все выступление. Прокурор области через неделю после этого неописуемого скандала встретился с ним и вздохнул:
— Во многом ты прав, Лев Васильевич. Хотя где-то и нас понять можно… Если районные прокуроры санкции не дают или проблемы — выходи сразу на меня.
— Я могу выйти на вас. Но ведь по каждому случаю, когда ваши члены тайного ордена гуманистов в прокурорских мундирах бандитов на волю отпускают, не выйдешь.
— Ну а что я могу сделать, — развел руками прокурор. — Времена нынче вон какие. Либеральные. И изоляторы переполнены. И тюрьмы. Поэтому выпускаем мерзавцев.
— А они убивают людей. Так что их становится больше, а нас, нормальных, меньше.
— А что мы можем изменить?
— Хоть немного, но можем, — вздохнул Ушаков.
— Ладно. — Прокурор пожал ему руку. Все-таки с ним можно иметь дела…
С того времени Ушакова стали опасаться выпускать на трибуны.
Но на этот раз он держался почти в рамках приличия. Под конец не выдержал, покусал немножко следствие и пнул со смаком УБОП:
— Практически от Управления по борьбе с организованной преступностью не было получено ни одной значимой информации по оргпреступным группам, которая позволила бы сколько-нибудь продвинуться вперед в раскрытии резонансных преступлений. Особенно нас беспокоят табачные дела.
— Вот и послушаем начальника Управления по организованной преступности, — сказал начальник УВД тоном, каким в известной юмореске говорят: «А где наш начальник транспортного цеха?»
Начальник УБОПа, порывистый в движениях, сосредоточенный, деловой, вышел на трибуну, разложил листки и принялся докладывать, читая хорошо поставленным голосом. Голос его журчал, как ручеек, речь была гладкая — и все мимо.
— За текущий год нами изъято… — начал перечислять Еременко достижения своей конторы в изъятии оружия и наркотических веществ. — По оперативной информации, было изъято у преступников более двух тонн тротила, — с нажимом произнес он.
По залу прошел смешок, но начальник УБОПа его не заметил и продолжал бубнить.
Этот тротил — анекдот областного значения. Полгода назад лесник случайно обнаружил в лесу склад, спрятанный еще немцами до лучших времен. Добропорядочный гражданин, вместо того чтобы кидать тротил в сумку и идти на ближайший рынок торговать им, вернулся в Полесск и начал названивать в милицию, по «ноль-два» ему дали телефон УБОПа. Опера быстро въехали в суть проблемы, взяли саперов из ОМОНа и войсковой части и действительно нашли склад с тротилом — более двух тонн. Теперь уже по всем газетам, по телевидению прошло, что УБОП изъял у преступников две тонны тротила, и у обывателя могло возникнуть ощущение, что взрывчатку чуть ли не с руками вырвали у террористов, которые рассчитывали не меньше, чем взорвать Полесский морской порт или недостроенный Дом Советов.
Ушаков хмыкнул, стараясь демонстративно не рассмеяться. Тем временем Еременко начал тем же лекторским тоном рисовать мрачную картину царящего в Полесской области бандитизма. Ничего не забыл — и сколько под боком хорошо организованных, отлично вооруженных преступных групп, и кто их лидеры, и кто из них на чем множит свои преступные капиталы. Старый прокурор области на одном из совещаний, выслушав от Еременко такое же примерно перечисление, вдруг сказал:
— Товарищ полковник, начните все сначала и сделаем вид, что я вас не слышал. Иначе мне придется возбуждать на вас дело.
— За что? — опешил начальник УБОПа.
— За то, что вы все знаете и не принимаете никаких мер. А это преступное бездействие.
Но урок прошел даром, поскольку полковник Еременко сейчас тоном, каким раньше расписывали достижения народного хозяйства и рост удоев, излагал достижения полесского бандитизма. Когда он дошел до успехов в борьбе с ним, он запнулся — тут обстояло немножко хуже.
— Все понятно, — прервал его начальник УВД. — Обращаю внимание всего блока криминальной милиции и службы по борьбе с организованной преступностью. Одним из главных рассадников криминальной заразы является табачный бизнес. Это контрабанда. Это коррумпированные связи. Это уклонение от налогов. Это наемные убийства. Поэтому все силы должны быть направлены на наведение элементарного порядка в этой сфере. Иначе наемные убийства будут продолжаться.
«Пока будут квоты на сигареты — будут убийства», — подумал Ушаков, сдержавшись, чтобы не брякнуть это вслух.
Тут к нему подсел Гринев, он был чем-то сильно озабочен.
— Василич, пошли отсюда, — прошептал он. — Отсовещались на сегодня.
— Что случилось?
— В Суворовске война.
— Что за война?
— С применением всех видов стрелкового оружия. Поехали.
— Поехали. — Ушаков прикинул, как бы лучше отпроситься у генерала. Подведение итогов затянется еще надолго. А война — это серьезно…
Глава 15
«ТОРПЕДЫ» ВЫХОДЯТ НА ЦЕЛЬ

Перед суворовским таможенным переходом выстроилась длинная очередь из стареньких «Мерседесов», новых «СААБов», «Вольво», антикварных «Трабантов» и «Запорожцев». Машины были с польскими, русскими номерами. Граница кормила всех — и русских, и литовцев, и поляков. Таково ее свойство — деньги тут появляются как по волшебству, сами собой.
Погода в пятницу выдалась неважная, хлестал косой дождь, было душновато. Погранцы и таможенники привычно проверяли документы у владельцев машин, челночников, выезжающих за добычей на автобусах, пешеходов — бывают и такие, кто тащится с сумками и котомками на польскую землю.
Пробитый сидел за рулем темно-зеленого «Форда-Мондео», притулившегося на забетонированной площадке около дороги, и критически озирал выстроившуюся очередь, которая отсюда просматривалась отлично. Рядом с ним лежала рация, по которой можно было соединиться со своими как на той стороны границы, так и на этой, если понадобится подмога. Пока она ни разу не понадобилась, но всякое бывает.
— Очередь здоровая, а толку никакого, — нервно ерзал на сиденье Сова — он был новенький в бригаде, пришел туда, решив, что двадцать лет — это тот возраст, когда пора зарабатывать деньги и начинать заботиться о себе самому. Глаза у него были глубоко утопленные, круглые, и он действительно походил на сову, смотря на мир вечно удивленными очами. — Чего-то не прет сегодня клиент. Улова никакого.
— Да не ной хоть ты, — гаркнул на него Пробитый.
— Сегодня хрен норму выберем, — поддакнул Богомол, получивший прозвище из-за того, что кичился своим даном по ушу в стиле Богомола. Впрочем, восточными единоборствами он действительно владел неплохо, зарекомендовал себя в деле, иначе кто бы его взял в бригаду. Ломоносов — правая рука Корейца, ответственный за сбор денег на границе — набирал себе только спортсменов, ввел в бригаде жесткую дисциплину. За наркотики гнали в шею сразу да еще машину отбирали, если выделили. Условия договора — ничего не поделаешь. И излишества в алкоголе не приветствовались. А приветствовалось послушание, уважение к сэнсею, поскольку вышли все из секции восточных единоборств, в основном таэквандо, и впитали в себя дисциплину. Не все, конечно. Были люди и совершенно иного склада. Вон Пробитый — чеканутый авантюрист, бывший контуженный прапорщик морской пехоты. Говорят, погнавшись за деньгами, он ездил воевать в Чечню, естественно, не на стороне федералов, потом прибился к Корейцу, которому оказал какую-то услугу по мокрому делу, и тот определил его командиром пятерки.
В организации своей многочисленной команды Кореец не выдумал велосипед. В практике подполья и спецслужб с незапамятных времен принято разбивать агентурные сети на пятерки, при этом с вышестоящим руководителем должен иметь контакты только командир, так что при провале боец может сдать только четверых. Поэтому «торпеды» — так называют рядовых бойцов — воспринимали Корейца, как простой партиец воспринимал в былые времена секретаря обкома — как очень большое начальство, не допрыгнешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54