И наверняка немалая их часть идет на подкуп различных должностных лиц, в том числе и польских. А продажность в польской полиции — явление хотя и не поголовное, но достаточно широко распространенное. Так что подручных Корейца о рейде полиции предупредили с завидной оперативностью. Полицейские еще усаживались в машины, а бандиты уже делали ноги… Через час пришло сообщение:
— Задержана автомашина «Москвич» с двумя гражданами Латвии и одним гражданином России. В салоне обнаружено два пистолета «ТТ».
…В участке отдыхали двое латышей, обладавших внешностью типичных представителей этой нации. Там же горевал и грузин Ваха — мастер спорта по борьбе, из ближнего круга Корейца. В бригаде Ана был полный интернационал.
— Ваха, — развел руками Ушаков, заходя в комнату, где на привинченном, по всемирным стандартам для таких помещений, к полу табурете сидел грузин. — Приятно встретить земляка на чужбине. Какими судьбами?
— Не знаю, за что взяли, — пожал могучими плечами Ваха. — В Варшаву ездил, да. Задержали поляки, да. Что такое, да?
— Влип ты. — Гринев присел напротив него. — По уши в дерьме. И не выбраться тебе, Ваха, без нашей помощи.
— Какой помощи? — насторожился грузин.
— Ты рассказываешь, как тебя Кореец на работу на польскую землю посылал, — проинформировал Гринев. — Глядишь, не червонец за бандитизм, а трешник условно за хулиганство получишь.
— Не, — покачал головой Ваха, даже из вежливости не тратя времени на обдумывание предложения. — Что говоришь такое, да? Не сегодня на свет родился. Я скоро выйду. Гадом буду, выйду. Адвокат, да. Деньги, да. Поляк деньги любит. Кореец длинный бакс не жалеет на своих.
Ушаков кивнул. Что же, скорее всего так и будет. В лучшем случае поляки продержат Ваху с полгода в тюрьме, будут проводить вялые следственные действия. Потом увидят, что с доказательствами туговато, поскольку их никто и не стремился добыть, арестованного отпустят, а дело направят в Прокуратуру России, чтобы русские привлекали своих граждан к уголовной ответственности сами. Из Прокуратуры дело отправится в Следственный комитет МВД. Там оно проваляется еще полгода, пока будут искать переводчика, чтобы сделать письменный перевод. Потом дело направят по месту жительства обвиняемых. Там следователь, чертыхаясь, примет его к производству и увидит, что потерпевших ему собирать по всей России, поскольку мариманы обычно из разных ее концов, и что работы там непочатый край, и что это всего лишь одно дело из сорока в его сейфе. А потому, поразмыслив, просто сунет папку в сейф, написав справку, что обвиняемый скрылся от следствия, в то время как обвиняемый живет спокойно на съемной хате и занимается тем, чему учили, — бандитизмом. Но если даже случится невероятное и поляки доведут дело до суда, то сроки у них гуманные. Притом обидели не русские граждане польских, а русские русских, а это их личное дело. Так что срок будет символичный, скорее всего условный. Вот и выходило, что Вахе колоться незачем. И он сам прекрасно понимает это.
Вновь Ушаков подумал о том, что с русским бандитом никто в мире не может бороться. С ними способен бороться только наш голодный мент, которому хоть немножко развязали руки. Да вот только руки в последние годы менту не развязывают, а вяжут все крепче и крепче.
— Вот свинство, — воскликнул Гринев, когда вечером их машина двигалась в сторону России. — Считай, сорвался Ваха с крючка.
— Игрушки это все. Надо брать Корейца на своей территории, — сказал Ушаков. — Крепко брать, чтобы не выскользнул змеей.
— Крепко, — хмыкнул Гринев. — Он у Управления по оргпреступности в разработке уже который год? Чего эти балбесы его крепко не берут?
— Вопрос риторический. Они не берут, мы возьмем, — произнес Ушаков многообещающе.
Глава 8
КУРЯТНИК
Из женских клубов Полесска «Афродита» считалась самым престижным. Точнее, это был курятник, куда «новые русские» и чиновная братия отправляли одуревших от безделья в четырех евроремонтных стенах своих жен. Чтобы те на других куриц посмотрели, себя показали, покудахтали всласть да почистили бы крылышки — маникюр, прическа, солярий, бассейн. Ну а главное, похвастались бы всласть друг перед другом, без этого никакие деньги не в радость, кто там детеныша в детсад в Англию отправил, кому муж «мере» цвета «мокрый асфальт» подарил, у кого новое бриллиантовое кольцо, кто только что вернулся из кругосветного путешествия на дорогом суперлайнере, а кто отстегнул тридцать тысяч долларов за вступление в московский гольф-клуб.
Лена Колпашина потянула через соломинку коктейль «Афродита» — фирменное местное угощение, поставила бокал на подставку, руки у нее слегка тряслись.
— Еще закажем? — спросила Вика Сапковская, поболтав ногой в воде. Бассейн был отделан голубой плиткой, так что вода в нем тоже казалась ярко-голубой. Ее бокал уже дано опустел.
— Не хочу, — произнесла вяло Лена.
В бассейне было еще трое молоденьких, будто с одной распродажи, «новорусских» жен. Вика и Лена были куда старше их — им перевалило недавно за тридцать, ветер уже в голове не гулял, как раньше, да и пришли они немножко из другого времени, так что, глядя на этих девчонок, Лена ощущала, что между ними пропасть.
— Ты какая-то не такая сегодня, — покачала головой Вика. — Ну, расслабься, подруга. Чего тоскуешь?
— Да все то же.
— Я тебе так скажу, подруга… — Пухленькая Вика строчила словами со скоростью пулемета и в отличие от немного флегматичной и часто задумчивой худосочной Лены являла собой типичный образец машины, которая поглощает и перерабатывает слухи и способна завести своей энергией кого угодно. — Ты на них меньше внимания обращай. Это их работа — делать деньги и сходить с ума от этого.
— А наша работа?
— А наша работа — эти деньги тратить и не лезть к нашим мужикам, когда не просят. Вон мой после тех дел вообще какой-то чумной стал, глаза стеклянные. И пусть. Его проблемы…
— Да ну тебя…
— Станешь чумным. Такие деньги проворонили.
— Деньги, деньги, деньги, тугрики, — протянула Лена.
— С другой стороны — что, последние деньги? Не последние. Зато дуракам наука… Кстати, твой-то как?
— Я вижу, что ему тяжело. Такой удар.
— Ничего. Еще заработают. А не заработают — других найдем. А, подруга?
— Ну чего ты говоришь, — поморщилась Лена.
— А чего. Вон Инессу возьми. Ей вообще на все наплевать. Ей плевать, что Глушак злобой изошел. Для нее мужик — существо сугубо утилитарное. Как вол. Свое отслужил, перестал поле пахать — под нож.
— Ты скажешь…
— Сколько она уже мужей пережила? И один другого круче. И ей плевать, что у Глушака чердак сносит, что он как идиот по всему городу бегает и клянется найти того, кто его деньги стырил. Учись у этой шалавы.
— Я его вчера видела в китайском ресторане. Действительно, какой-то немного…
— Дурной. — Вика нагнулась и зачерпнула в ладонь воду. — Так это у него всегда было. Он же козел. Козел натуральный… Мой Казимирчик — тоже козел хороший. Но по сравнению с Глушаком — просто ангел. Вот тот козел. Всем козлам козел… Нет, все-таки по коктейлю.
Она жестом подозвала официанта и кинула ему:
— Толик, две «Афродиты». И соленый огурчик… Ну, чего вылупился? Шучу. Два коктейля…
Официант мягко и уважительно испарился, как умеют испаряться официанты в шикарных заведениях, чтобы потом так же уважительно возникнуть.
— Нет, ну ты скажи, Глушак не козел?
— Козел, — с чистым сердцем согласилась Лена.
— Грубая такая сволочь. Я вообще не знаю, как он деньги зарабатывает. И по виду, и по повадкам — чистейший снежный человек. Дикий, да. Питекантроп. Предок человека цивилизованного. Ты слышала, чтобы он с кем-нибудь по-человечески обошелся, слово доброе сказал? У него же все, как он говорит, «гниды», «уроды» и «падлы». Во, — она постучала по кафелю рядом со своим лежаком. — Откройте, стучат… Из-за чего они с благоверным твоим разлаялись?
— Глушак решил, что Арнольд две фуры с «Мальборо» мимо него провел.
— А он провел?
— Знаешь, это их дела. Я в них не лезу, — раздраженно воскликнула Лена.
— Может, проводил, может, и не проводил, — не обращая внимания на нервный тон подруги, произнесла Вика. — Но Глушак — он же психованный. И Арнольд твой тоже хорош, но он хоть человек интеллигентный, с высшим образованием. А этот питекантроп вместо разговора по душам ему сразу в лоб. Не так?
— Так.
Лена вспомнила, как Арнольд появился дома после конфликта с Глушко в черных очках. Под глазом мужа светился фингал, и ребро было сломано. Пришел и сказал тогда:
— Я больше в офис ни ногой. Пусть этот гад один работает. У него две извилины в башке, так что быстро по миру пойдет.
Но за те месяцы, что они поделили пополам бизнес и до сих пор пытались безуспешно поделить фирму «Восток», по миру Глушак не пошел. А в первый раз по-настоящему он влетел с деньгами, которые передал Сороке. Жадность подвела — хотел получить сразу и много, поэтому вложился в это дело куда щедрее, чем требовала элементарная осторожность.
— Он же с людьми обращаться не умеет, — продолжала поливать Вика нелюбимого ей Глушко. — Сразу рычит. Так что во всей этой истории с кидком Арнольда и моего дурака еще жалко. А этого питекантропа… Так ему и надо.
— Глушак подлец, — согласилась Лена. — Муж мой с ним сколько лет были друзья — не разлей вода. Арнольд его от тюрьмы пять лет назад спас. Если бы не он, Глушак бы до сих пор сидел. А этот подлец его избил. Ну почему так, Вик? Ведь друзья же… А сейчас один на другого волком смотрят…
— Деньги, подруга, деньги. Друзья друзьями, а табачок врозь.
— Нет, я этого не понимаю.
— А мы много чего не понимаем.
— Ох, Вика, — вдруг с грустью произнесла Лена. — Как же мне все осточертело! Ну почему так? В последнее время все с цепи сорвались. Одни разговоры — кинули, как деньги возвращать, как фуру растаможить… А я жру таблетки горстями.
— Тебе-то чего, подруга?
— Я боюсь. Понимаешь. Просыпаюсь, и мне страшно. Я не знаю, чем закончится этот день.
— А ты меньше напрягайся.
— Я не могу меньше напрягаться… Я выглядываю в окно, где Арнольд оставил джип, и не знаю, на месте ли он или его опять угнали. Две машины угнали за полтора года, почему бы не угнать третью. Я провожаю его на работу и не знаю, придет ли он обратно. Сороку убили, а я его неплохо знала еще до сигаретных дел. И жену его знаю… И самое страшное, постоянно примеряю все на себя — а как, если бы не его, а моего Арнольда…
— Нет, я тебя, конечно, понимаю…
— Я по ночам просыпаюсь… И мне кажется, что сейчас снова грохот этот услышу. Когда нам в гараж мину заложили полтора года назад. И мне опять страшно… Эти деньги. Опять будет что-то. Я чувствую.
— Когда будет, тогда и будешь голосить, — отмахнулась Вика. Ее оптимизму и жизнерадостному фатализму можно было только позавидовать. И издергавшаяся за последние два года больше, чем за всю предыдущую жизнь, Лена ей завидовала, поскольку сама так легко жить не умела. После взрыва ее гаража, когда Арнольд чудом остался жив, у нее начала дергаться щека. Чуть разволнуется — дергается.
Вика выбросила соломинку и одним махом проглотила коктейль. Потом оглянулась.
— Во, королева, — хохотнула она. — Собственной персоной.
Инесса Глушко неторопливо вошла в помещение. На ней был вызывающе открытый купальник. Миниатюрная, с черными пышными волосами, красивая, смуглая, лицо с правильными, чуточку восточными чертами, она выглядела очень эффектно. Оглянулась лениво, завидев двух подруг, помахала им снисходительно и торпедой вошла в воду бассейна. Ее движения были сильные и отточенные.
— Чего она сюда ходит? — усмехнулась Вика. — Тут мужиков нет. Не с кем рога Глушаку наставлять.
— Наставляет, думаешь? — озабоченно спросила Лена.
— А ты на нее посмотри. Она что, может не вырастить своему благоверному такие красивые, тяжелые, разветвленные рога?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Задержана автомашина «Москвич» с двумя гражданами Латвии и одним гражданином России. В салоне обнаружено два пистолета «ТТ».
…В участке отдыхали двое латышей, обладавших внешностью типичных представителей этой нации. Там же горевал и грузин Ваха — мастер спорта по борьбе, из ближнего круга Корейца. В бригаде Ана был полный интернационал.
— Ваха, — развел руками Ушаков, заходя в комнату, где на привинченном, по всемирным стандартам для таких помещений, к полу табурете сидел грузин. — Приятно встретить земляка на чужбине. Какими судьбами?
— Не знаю, за что взяли, — пожал могучими плечами Ваха. — В Варшаву ездил, да. Задержали поляки, да. Что такое, да?
— Влип ты. — Гринев присел напротив него. — По уши в дерьме. И не выбраться тебе, Ваха, без нашей помощи.
— Какой помощи? — насторожился грузин.
— Ты рассказываешь, как тебя Кореец на работу на польскую землю посылал, — проинформировал Гринев. — Глядишь, не червонец за бандитизм, а трешник условно за хулиганство получишь.
— Не, — покачал головой Ваха, даже из вежливости не тратя времени на обдумывание предложения. — Что говоришь такое, да? Не сегодня на свет родился. Я скоро выйду. Гадом буду, выйду. Адвокат, да. Деньги, да. Поляк деньги любит. Кореец длинный бакс не жалеет на своих.
Ушаков кивнул. Что же, скорее всего так и будет. В лучшем случае поляки продержат Ваху с полгода в тюрьме, будут проводить вялые следственные действия. Потом увидят, что с доказательствами туговато, поскольку их никто и не стремился добыть, арестованного отпустят, а дело направят в Прокуратуру России, чтобы русские привлекали своих граждан к уголовной ответственности сами. Из Прокуратуры дело отправится в Следственный комитет МВД. Там оно проваляется еще полгода, пока будут искать переводчика, чтобы сделать письменный перевод. Потом дело направят по месту жительства обвиняемых. Там следователь, чертыхаясь, примет его к производству и увидит, что потерпевших ему собирать по всей России, поскольку мариманы обычно из разных ее концов, и что работы там непочатый край, и что это всего лишь одно дело из сорока в его сейфе. А потому, поразмыслив, просто сунет папку в сейф, написав справку, что обвиняемый скрылся от следствия, в то время как обвиняемый живет спокойно на съемной хате и занимается тем, чему учили, — бандитизмом. Но если даже случится невероятное и поляки доведут дело до суда, то сроки у них гуманные. Притом обидели не русские граждане польских, а русские русских, а это их личное дело. Так что срок будет символичный, скорее всего условный. Вот и выходило, что Вахе колоться незачем. И он сам прекрасно понимает это.
Вновь Ушаков подумал о том, что с русским бандитом никто в мире не может бороться. С ними способен бороться только наш голодный мент, которому хоть немножко развязали руки. Да вот только руки в последние годы менту не развязывают, а вяжут все крепче и крепче.
— Вот свинство, — воскликнул Гринев, когда вечером их машина двигалась в сторону России. — Считай, сорвался Ваха с крючка.
— Игрушки это все. Надо брать Корейца на своей территории, — сказал Ушаков. — Крепко брать, чтобы не выскользнул змеей.
— Крепко, — хмыкнул Гринев. — Он у Управления по оргпреступности в разработке уже который год? Чего эти балбесы его крепко не берут?
— Вопрос риторический. Они не берут, мы возьмем, — произнес Ушаков многообещающе.
Глава 8
КУРЯТНИК
Из женских клубов Полесска «Афродита» считалась самым престижным. Точнее, это был курятник, куда «новые русские» и чиновная братия отправляли одуревших от безделья в четырех евроремонтных стенах своих жен. Чтобы те на других куриц посмотрели, себя показали, покудахтали всласть да почистили бы крылышки — маникюр, прическа, солярий, бассейн. Ну а главное, похвастались бы всласть друг перед другом, без этого никакие деньги не в радость, кто там детеныша в детсад в Англию отправил, кому муж «мере» цвета «мокрый асфальт» подарил, у кого новое бриллиантовое кольцо, кто только что вернулся из кругосветного путешествия на дорогом суперлайнере, а кто отстегнул тридцать тысяч долларов за вступление в московский гольф-клуб.
Лена Колпашина потянула через соломинку коктейль «Афродита» — фирменное местное угощение, поставила бокал на подставку, руки у нее слегка тряслись.
— Еще закажем? — спросила Вика Сапковская, поболтав ногой в воде. Бассейн был отделан голубой плиткой, так что вода в нем тоже казалась ярко-голубой. Ее бокал уже дано опустел.
— Не хочу, — произнесла вяло Лена.
В бассейне было еще трое молоденьких, будто с одной распродажи, «новорусских» жен. Вика и Лена были куда старше их — им перевалило недавно за тридцать, ветер уже в голове не гулял, как раньше, да и пришли они немножко из другого времени, так что, глядя на этих девчонок, Лена ощущала, что между ними пропасть.
— Ты какая-то не такая сегодня, — покачала головой Вика. — Ну, расслабься, подруга. Чего тоскуешь?
— Да все то же.
— Я тебе так скажу, подруга… — Пухленькая Вика строчила словами со скоростью пулемета и в отличие от немного флегматичной и часто задумчивой худосочной Лены являла собой типичный образец машины, которая поглощает и перерабатывает слухи и способна завести своей энергией кого угодно. — Ты на них меньше внимания обращай. Это их работа — делать деньги и сходить с ума от этого.
— А наша работа?
— А наша работа — эти деньги тратить и не лезть к нашим мужикам, когда не просят. Вон мой после тех дел вообще какой-то чумной стал, глаза стеклянные. И пусть. Его проблемы…
— Да ну тебя…
— Станешь чумным. Такие деньги проворонили.
— Деньги, деньги, деньги, тугрики, — протянула Лена.
— С другой стороны — что, последние деньги? Не последние. Зато дуракам наука… Кстати, твой-то как?
— Я вижу, что ему тяжело. Такой удар.
— Ничего. Еще заработают. А не заработают — других найдем. А, подруга?
— Ну чего ты говоришь, — поморщилась Лена.
— А чего. Вон Инессу возьми. Ей вообще на все наплевать. Ей плевать, что Глушак злобой изошел. Для нее мужик — существо сугубо утилитарное. Как вол. Свое отслужил, перестал поле пахать — под нож.
— Ты скажешь…
— Сколько она уже мужей пережила? И один другого круче. И ей плевать, что у Глушака чердак сносит, что он как идиот по всему городу бегает и клянется найти того, кто его деньги стырил. Учись у этой шалавы.
— Я его вчера видела в китайском ресторане. Действительно, какой-то немного…
— Дурной. — Вика нагнулась и зачерпнула в ладонь воду. — Так это у него всегда было. Он же козел. Козел натуральный… Мой Казимирчик — тоже козел хороший. Но по сравнению с Глушаком — просто ангел. Вот тот козел. Всем козлам козел… Нет, все-таки по коктейлю.
Она жестом подозвала официанта и кинула ему:
— Толик, две «Афродиты». И соленый огурчик… Ну, чего вылупился? Шучу. Два коктейля…
Официант мягко и уважительно испарился, как умеют испаряться официанты в шикарных заведениях, чтобы потом так же уважительно возникнуть.
— Нет, ну ты скажи, Глушак не козел?
— Козел, — с чистым сердцем согласилась Лена.
— Грубая такая сволочь. Я вообще не знаю, как он деньги зарабатывает. И по виду, и по повадкам — чистейший снежный человек. Дикий, да. Питекантроп. Предок человека цивилизованного. Ты слышала, чтобы он с кем-нибудь по-человечески обошелся, слово доброе сказал? У него же все, как он говорит, «гниды», «уроды» и «падлы». Во, — она постучала по кафелю рядом со своим лежаком. — Откройте, стучат… Из-за чего они с благоверным твоим разлаялись?
— Глушак решил, что Арнольд две фуры с «Мальборо» мимо него провел.
— А он провел?
— Знаешь, это их дела. Я в них не лезу, — раздраженно воскликнула Лена.
— Может, проводил, может, и не проводил, — не обращая внимания на нервный тон подруги, произнесла Вика. — Но Глушак — он же психованный. И Арнольд твой тоже хорош, но он хоть человек интеллигентный, с высшим образованием. А этот питекантроп вместо разговора по душам ему сразу в лоб. Не так?
— Так.
Лена вспомнила, как Арнольд появился дома после конфликта с Глушко в черных очках. Под глазом мужа светился фингал, и ребро было сломано. Пришел и сказал тогда:
— Я больше в офис ни ногой. Пусть этот гад один работает. У него две извилины в башке, так что быстро по миру пойдет.
Но за те месяцы, что они поделили пополам бизнес и до сих пор пытались безуспешно поделить фирму «Восток», по миру Глушак не пошел. А в первый раз по-настоящему он влетел с деньгами, которые передал Сороке. Жадность подвела — хотел получить сразу и много, поэтому вложился в это дело куда щедрее, чем требовала элементарная осторожность.
— Он же с людьми обращаться не умеет, — продолжала поливать Вика нелюбимого ей Глушко. — Сразу рычит. Так что во всей этой истории с кидком Арнольда и моего дурака еще жалко. А этого питекантропа… Так ему и надо.
— Глушак подлец, — согласилась Лена. — Муж мой с ним сколько лет были друзья — не разлей вода. Арнольд его от тюрьмы пять лет назад спас. Если бы не он, Глушак бы до сих пор сидел. А этот подлец его избил. Ну почему так, Вик? Ведь друзья же… А сейчас один на другого волком смотрят…
— Деньги, подруга, деньги. Друзья друзьями, а табачок врозь.
— Нет, я этого не понимаю.
— А мы много чего не понимаем.
— Ох, Вика, — вдруг с грустью произнесла Лена. — Как же мне все осточертело! Ну почему так? В последнее время все с цепи сорвались. Одни разговоры — кинули, как деньги возвращать, как фуру растаможить… А я жру таблетки горстями.
— Тебе-то чего, подруга?
— Я боюсь. Понимаешь. Просыпаюсь, и мне страшно. Я не знаю, чем закончится этот день.
— А ты меньше напрягайся.
— Я не могу меньше напрягаться… Я выглядываю в окно, где Арнольд оставил джип, и не знаю, на месте ли он или его опять угнали. Две машины угнали за полтора года, почему бы не угнать третью. Я провожаю его на работу и не знаю, придет ли он обратно. Сороку убили, а я его неплохо знала еще до сигаретных дел. И жену его знаю… И самое страшное, постоянно примеряю все на себя — а как, если бы не его, а моего Арнольда…
— Нет, я тебя, конечно, понимаю…
— Я по ночам просыпаюсь… И мне кажется, что сейчас снова грохот этот услышу. Когда нам в гараж мину заложили полтора года назад. И мне опять страшно… Эти деньги. Опять будет что-то. Я чувствую.
— Когда будет, тогда и будешь голосить, — отмахнулась Вика. Ее оптимизму и жизнерадостному фатализму можно было только позавидовать. И издергавшаяся за последние два года больше, чем за всю предыдущую жизнь, Лена ей завидовала, поскольку сама так легко жить не умела. После взрыва ее гаража, когда Арнольд чудом остался жив, у нее начала дергаться щека. Чуть разволнуется — дергается.
Вика выбросила соломинку и одним махом проглотила коктейль. Потом оглянулась.
— Во, королева, — хохотнула она. — Собственной персоной.
Инесса Глушко неторопливо вошла в помещение. На ней был вызывающе открытый купальник. Миниатюрная, с черными пышными волосами, красивая, смуглая, лицо с правильными, чуточку восточными чертами, она выглядела очень эффектно. Оглянулась лениво, завидев двух подруг, помахала им снисходительно и торпедой вошла в воду бассейна. Ее движения были сильные и отточенные.
— Чего она сюда ходит? — усмехнулась Вика. — Тут мужиков нет. Не с кем рога Глушаку наставлять.
— Наставляет, думаешь? — озабоченно спросила Лена.
— А ты на нее посмотри. Она что, может не вырастить своему благоверному такие красивые, тяжелые, разветвленные рога?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54