Мощная штучка, оснащенная 363-сильным четырехлитровым двигателем с турбонаддувом, навигационной системой, встроенным телефоном. Мечта автомобилиста. В Англии он стоит девяносто тысяч долларов. А сколько за него отдал три месяца назад Плут — известно ему одному.
— Здорово, братушка, — произнес Арнольд, подходя к машине, с заднего сиденья которой вылез Сапковский.
— Привет. Тебя каким ветром сюда занесло?
— Проблемы с таможней. А тебя?
— То же самое, — вздохнул Плут. — Эти бандиты, похоже, перепугались москвичей и пытаются доказать, что они не заурядная шайка, а честная государственная служба.
— Это у них вряд ли получится.
— Точно не получится, потому что им есть хочется. Но пока они сдвигают брови. Строго так сдвигают.
— Мне к какому-то хрену надо… Как его?.. — Арнольд вытащил смятый листок, на котором были записаны данные таможенного чиновника. — Бирюков. Что за фрукт?
— Такой же фрукт, как и другие в этом райском садике. Но сейчас его нет. Так что пойдем по рюмке ликерчику хватанем. — Сапковский кивнул на драную, несуразно дорогую забегаловку, стоявшую рядом с терминалом и именуемую рестораном «Граница».
Половина столиков в ресторане была занята. Приятели устроились рядом с эстрадой, на которой валялся раздавленный окурок. К ним подкатил ленивый официант, который подтянул резко живот, узнав в Сапковском одного из табачных авторитетов.
— Что желаете? — склонился он.
Наверное, если бы Сапковский сказал, что ни копейки никогда не оставит в этом гадючнике, все равно халдей гнулся бы с тем же подобострастием, поскольку нутром ощущал присутствие рядом больших денег.
— У нас сегодня прекрасный грибной соус… — начал официант.
— Не напрягайся, — поднял руку Сапковский. — Два пива «Адмиралтейское». И чипсы…
Бровь официанта удивленно поползла вверх.
— Постой, — сказал Арнольд. — Мне соленых огурчиков и стопарик водочки. Не отрави только, хозяин. Чтобы водка была качественная.
— Лучшим образом сделаем. — Официант, улыбаясь, улетел.
Арнольд брезгливо огляделся, потом произнес:
— Что-то редко видимся, Плут. Ты все куда-то исчезаешь.
— Ты тоже… Дела завертели, Арнольд. Дела, будь они неладны…
— Глушак уже сколько мертв.
— Не так много.
— А кажется, сто лет…
— И ни черта до сих пор неизвестно.
— Милиции надо зарплату больше платить, — усмехнулся Арнольд.
— Я бы им, шакалам, вообще ничего не платил, — зло воскликнул Сапковский. — Ты слышал, Дона Педро выпустили.
— Слышал.
— И что думаешь?
— Я ничего не хочу знать! — замахал руками Арнольд. — Для меня все в прошлом. Все это уже всемирная история, понимаешь…
— Понимаю.
— Плохо понимаешь… Я не хочу вообще вспоминать.
— А придется, — с досадой произнес Сапковский. — Менты начали копать наши счета, проводки. Гринев, урод такой горластый. Слышал о нем?
— Еще бы.
— Он в Мюнхен отправился. Компру на нас собирать, — угрюмо улыбнулся Сапковский.
— Зачем?
— Все затем же. Они считают, что денежные потоки как-то связаны с убийством Глушака. И с Сорокой.
Подошел официант и со словами «Приятного аппетита» поставил на стол заказ.
— Хреново. — Арнольд взял рюмку, посмотрел ее на свет. — Могут что-то и накопать. Хотя вроде все проводки грамотно делали.
— Если возьмутся, много чего могут накопать. Ментам почему-то втемяшилось в голову, что те бабки ушли через наши каналы.
— Деньги, которые собрал Сорока?
— Точно. — Сапковский налил в бокал вспенившееся холодное пиво.
— И Глушак так считал. — Арнольд подцепил вилкой огурчик, хрумкнул им. — Отсюда неутешительный вывод напрашивается: кто-то из нашего узкого круга при этих делах.
— Чушь это все!
— Может, так… А может, и не так. Плут…
— И чего ты меня взором Дзержинского буравишь? — раздраженно осведомился Сапковский. — Ты что, считаешь, я при этих поганых делах?
— Я не знаю, Плут…
— Зато я знаю, что ни причем!
— Так ведь и я знаю, чти я ни при чем…
— Ну ты даешь!
— Ладно, дурной какой-то разговор, Плут. — Арнольд махнул разом рюмку, крякнул; — Проехали…
Глава 6
ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА
В Мюнхене Гринев встретился с Марком Шварцманом, тем самым эмигрантом, с которым были общие дела у Глушко и фирмы «Восток». Как и ожидалось, выходец из СССР, привыкший к спокойной европейской жизни, с высоты положения гражданина Германии начал отнекиваться от всего и вообще заявил, что с представителем России общаться не желает. Сопротивлялся он недолго. Гринев в паре емких матерных слов доходчиво расписал ему, что ждет его бизнес, которым он повязан с Россией, и что ждет его самого, появись он сдуру в Полесской области. Давить на людей заместитель начальника уголовного розыска умел и любил, так что выдавил из эмигранта, как из тюбика, все содержимое.
— Забылся ты, браток, — произнес по-отечески Гринев. — Разучился власть уважать.
— Так тут разве власть, — хмыкнул эмигрант, признавший в нем власть настоящую. — Лохи, а не власть… Германия еще жива за счет того, что каждый немец с детства стучать привык. У них это протестантской моралью называется. Увидел, что сосед правила движения нарушил, — позвони в полицию. А так тут все лохи лохами.
— Только живут вон как, — обвел рукой окрест себя Гринев.
Они сидели в кафе, куда заглянули по выходе из Управления криминальной полиции после того, как нашли общий язык.
— А лохи не только бедные, но и богатые бывают, — грустно заметил эмигрант.
Спорить с ним Гринев не стал, хотя и был не во всем согласен.
В результате командировки удалось выяснить теперь совершенно определенно, что Глушко во время последней поездки в Германию на самом деле узнал, что по каналам «Востока» прошли большие деньги.
— Он взбесился, когда мы просчитали по поводу этих денег, — говорил Марк, прихлебывая из кружки пиво. — Орал, что его, Глушака, обули, как пацана. И намекал, что кто-то из его корешей спелся с каким-то воротилой.
— С чего он взял? — осведомился Гринев.
— Мол, только с Сорокой на пару такое дело не потянешь. Сороку потом убрали — его с самого начала использовали втемную. И поделили бабки. — Несмотря на оторванность от родины, современной лексикой Шварцман владел свободно.
— Какой такой воротила?
— Глушко не распространялся…
Немцы пообещали копать в этом направлении дальше, но пока ничего у них не получалось. Задерживаться Гриневу там резона не было, и он вернулся домой.
Гринев прибыл вполне довольный жизнью. Зашел в кабинет к Ушакову сияющий, в новой рубашке и галстуке.
— Отоварился, — заметил начальник уголовного розыска.
— Немножко.
— Давай излагай…
Гринев поведал о своих достижениях.
— И что нам с этим делать? — спросил Ушаков, выслушав своего заместителя.
— Надо повторно трясти окружение Глушко.
— Надо… Людей нет.
— Пусть губоповцы и работают.
— Сейчас, — усмехнулся начальник уголовного розыска. — Пока они отличились тем, что накатали в Москву докладную, будто убийства таксистов раскрутили под их непосредственным руководством, а уголовный розыск там вообще где-то вдали маячил.
— Что-то не помню их там.
— Операция «Ураган», — развел руками Ушаков. — Им результат нужен. А результата нет. Надо воровать чужие результаты. Непонятно?
— Да мне-то давно все понятно.
— А у нас людей нет. Те, что есть, уходят. Скоро отказняк некому будет написать. Полюбуйся, еще два рапорта — Ушаков положил ладонь на две бумажки.
— На увольнение?
— Один на увольнение. Другой на перевод в другую службу.
— И скатертью дорога, — пробежав глазами рапорта, махнул рукой Гринев, как Ленин в старых фильмах. Только вождь пролетариата указывал дорогу к светлому будущему, а заместитель начальника уголовного розыска отсылал куда подальше. — Двумя дурачками меньше… Думаешь, им интересно по двадцать часов в сутки работать? Они на асфальт с жезлом встанут и будут водителей трясти. Или в разрешительную систему пойдут — деньги с бандитских охранных агентств грести лопатой и в ус не дуть. И на шиша им этот розыск нищий сдался?
— С кем останемся? — вздохнул Ушаков. — В райотделах некомплект по двадцать-тридцать процентов.
— Да хоть пятьдесят, — отмахнулся Гринев. — Это лучше, чем дефективных держать, от которых неизвестно что ждать.
— Да уж. Клоунов у нас немало, — кивнул Ушаков. Ему вспомнилось, как два года назад в банде, промышлявшей налетами на квартиры, пригрелись два оперативника Кумаринского уголовного розыска, повышавшие свой профессионализм планированием преступлений. А так как профессионалы они были никчемные, то попались быстро. После этого случая у Ушакова возникло чувство, что ему в душу наплевали.
— Балласт нам не нужен. За борт — и все дела, — Гринев опять рубанул ладонью воздух.
— Нас самих, старичье, скоро за борт…
— Это точно. — Гринев задумался, помолчал. Потом спросил:
— А вот ты знаешь, какой проходной балл нынче в нашу высшую школу милиции?
— Не интересовался.
— Семь тысяч долларов. Скажи, не слышал.
— Слышал.
— Посмотри, вокруг начальника вышки кто крутится. Один Кавказ. Скоро нам та смена придет, которая за семь тысяч поступала. Ты думаешь, они такие деньги выкидывали за образование? Сейчас! Это вложение капитала. Отдал семь тысяч, за год работы их оправдал да еще лишние остались… Тогда уж лучше вообще милицию расформировать. Так что хрен с ними. Пусть рапорта пишут.
— Семь тысяч… Растут цены, — усмехнулся Ушаков.
— Это ж надо — семь тысяч баксов за поступление. — покачал головой Гринев. — Да по паре сотен за каждую сессию. И говорят, еще дешево. В Москве дороже… Василич, смотрю я на все это и жду…
— Чего?
— Когда проснусь. — Гринев поправил свой новый классный галстук и спросил:
— А помнишь, как он в депутаты рвался?
— Помню.
Начальник высшей школы год назад собирался в депутаты Госдумы, принародно заявляя, что надеется на то, что за него будут голосовать сотрудники милиции и их семьи. Те самые детишки, которым он проходной балл в семь тысяч баксов влепил.
Старый немецкий особняк с новым евроремонтом, принадлежавший начальнику высшей школы, но записанный на какого-то его дальнего непонятного родственника, гордо возвышался в центре города рядом с коттеджами табачных королей и по стати, отделке и, главное, цене не слишком им уступал. Знай наших!
— Кто только эту сволочь начальником школы держит? — Гринев выматерился.
— Тот, кого он устраивает, — сказал Ушаков. — Кругооборот денег в природе.
— Деньги, деньги… Тьфу… Чего дальше будет, если все так пойдет… Меня одно успокаивает.
— Что?
— Что жить недолго осталось. Через год-другой на пенсию. А опера долго не живут. Треть в ящик играют в течение двух лет после увольнения. Сдохну, и пускай другие это дерьмо хлебают!
— Ну, тебя занесло…
— А!.. — Гринев хлопнул ладонью по столу.
— Кстати, пока тебя в Германию носило, тут новости появились.
— Грохнули кого?
— Похоже на то.
— И кого?
— Корейца и Ломоносова. Гринев присвистнул и произнес:
— Шамиль. Вот паскудник. Как он Корейца, бедолагу, достал-то?
— А черт знает. Наверное, кто-то продал.
— Да наверняка. — Гринев усмехнулся. — А знаешь, из этой всей шушеры мне Корейца единственного жаль.
— В нем что-то человеческое было, — согласился начальник уголовного розыска.
— Обаятельный был, гад. Не то что Шамиль — тварь холоднокровная. Как крокодил. Лежит в тине и людей жрет, к воде подходящих. Я надеялся, Кореец первым успеет.
— Не успел…
Зазвонил телефон. Ушакову трубку брать не хотелось — это наверняка губоповцы, опять будут ныть, что нужно отметить в сводках совместные мероприятия в рамках операции «Ураган». Но звонили настойчиво.
— Кто такой настырный? — Начальник уголовного розыска взял трубку. — Слушаю, Ушаков.
— Лев Васильевич? — послышался чем-то знакомый сипящий голос. Говорить, похоже, собеседнику было трудновато.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Здорово, братушка, — произнес Арнольд, подходя к машине, с заднего сиденья которой вылез Сапковский.
— Привет. Тебя каким ветром сюда занесло?
— Проблемы с таможней. А тебя?
— То же самое, — вздохнул Плут. — Эти бандиты, похоже, перепугались москвичей и пытаются доказать, что они не заурядная шайка, а честная государственная служба.
— Это у них вряд ли получится.
— Точно не получится, потому что им есть хочется. Но пока они сдвигают брови. Строго так сдвигают.
— Мне к какому-то хрену надо… Как его?.. — Арнольд вытащил смятый листок, на котором были записаны данные таможенного чиновника. — Бирюков. Что за фрукт?
— Такой же фрукт, как и другие в этом райском садике. Но сейчас его нет. Так что пойдем по рюмке ликерчику хватанем. — Сапковский кивнул на драную, несуразно дорогую забегаловку, стоявшую рядом с терминалом и именуемую рестораном «Граница».
Половина столиков в ресторане была занята. Приятели устроились рядом с эстрадой, на которой валялся раздавленный окурок. К ним подкатил ленивый официант, который подтянул резко живот, узнав в Сапковском одного из табачных авторитетов.
— Что желаете? — склонился он.
Наверное, если бы Сапковский сказал, что ни копейки никогда не оставит в этом гадючнике, все равно халдей гнулся бы с тем же подобострастием, поскольку нутром ощущал присутствие рядом больших денег.
— У нас сегодня прекрасный грибной соус… — начал официант.
— Не напрягайся, — поднял руку Сапковский. — Два пива «Адмиралтейское». И чипсы…
Бровь официанта удивленно поползла вверх.
— Постой, — сказал Арнольд. — Мне соленых огурчиков и стопарик водочки. Не отрави только, хозяин. Чтобы водка была качественная.
— Лучшим образом сделаем. — Официант, улыбаясь, улетел.
Арнольд брезгливо огляделся, потом произнес:
— Что-то редко видимся, Плут. Ты все куда-то исчезаешь.
— Ты тоже… Дела завертели, Арнольд. Дела, будь они неладны…
— Глушак уже сколько мертв.
— Не так много.
— А кажется, сто лет…
— И ни черта до сих пор неизвестно.
— Милиции надо зарплату больше платить, — усмехнулся Арнольд.
— Я бы им, шакалам, вообще ничего не платил, — зло воскликнул Сапковский. — Ты слышал, Дона Педро выпустили.
— Слышал.
— И что думаешь?
— Я ничего не хочу знать! — замахал руками Арнольд. — Для меня все в прошлом. Все это уже всемирная история, понимаешь…
— Понимаю.
— Плохо понимаешь… Я не хочу вообще вспоминать.
— А придется, — с досадой произнес Сапковский. — Менты начали копать наши счета, проводки. Гринев, урод такой горластый. Слышал о нем?
— Еще бы.
— Он в Мюнхен отправился. Компру на нас собирать, — угрюмо улыбнулся Сапковский.
— Зачем?
— Все затем же. Они считают, что денежные потоки как-то связаны с убийством Глушака. И с Сорокой.
Подошел официант и со словами «Приятного аппетита» поставил на стол заказ.
— Хреново. — Арнольд взял рюмку, посмотрел ее на свет. — Могут что-то и накопать. Хотя вроде все проводки грамотно делали.
— Если возьмутся, много чего могут накопать. Ментам почему-то втемяшилось в голову, что те бабки ушли через наши каналы.
— Деньги, которые собрал Сорока?
— Точно. — Сапковский налил в бокал вспенившееся холодное пиво.
— И Глушак так считал. — Арнольд подцепил вилкой огурчик, хрумкнул им. — Отсюда неутешительный вывод напрашивается: кто-то из нашего узкого круга при этих делах.
— Чушь это все!
— Может, так… А может, и не так. Плут…
— И чего ты меня взором Дзержинского буравишь? — раздраженно осведомился Сапковский. — Ты что, считаешь, я при этих поганых делах?
— Я не знаю, Плут…
— Зато я знаю, что ни причем!
— Так ведь и я знаю, чти я ни при чем…
— Ну ты даешь!
— Ладно, дурной какой-то разговор, Плут. — Арнольд махнул разом рюмку, крякнул; — Проехали…
Глава 6
ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА
В Мюнхене Гринев встретился с Марком Шварцманом, тем самым эмигрантом, с которым были общие дела у Глушко и фирмы «Восток». Как и ожидалось, выходец из СССР, привыкший к спокойной европейской жизни, с высоты положения гражданина Германии начал отнекиваться от всего и вообще заявил, что с представителем России общаться не желает. Сопротивлялся он недолго. Гринев в паре емких матерных слов доходчиво расписал ему, что ждет его бизнес, которым он повязан с Россией, и что ждет его самого, появись он сдуру в Полесской области. Давить на людей заместитель начальника уголовного розыска умел и любил, так что выдавил из эмигранта, как из тюбика, все содержимое.
— Забылся ты, браток, — произнес по-отечески Гринев. — Разучился власть уважать.
— Так тут разве власть, — хмыкнул эмигрант, признавший в нем власть настоящую. — Лохи, а не власть… Германия еще жива за счет того, что каждый немец с детства стучать привык. У них это протестантской моралью называется. Увидел, что сосед правила движения нарушил, — позвони в полицию. А так тут все лохи лохами.
— Только живут вон как, — обвел рукой окрест себя Гринев.
Они сидели в кафе, куда заглянули по выходе из Управления криминальной полиции после того, как нашли общий язык.
— А лохи не только бедные, но и богатые бывают, — грустно заметил эмигрант.
Спорить с ним Гринев не стал, хотя и был не во всем согласен.
В результате командировки удалось выяснить теперь совершенно определенно, что Глушко во время последней поездки в Германию на самом деле узнал, что по каналам «Востока» прошли большие деньги.
— Он взбесился, когда мы просчитали по поводу этих денег, — говорил Марк, прихлебывая из кружки пиво. — Орал, что его, Глушака, обули, как пацана. И намекал, что кто-то из его корешей спелся с каким-то воротилой.
— С чего он взял? — осведомился Гринев.
— Мол, только с Сорокой на пару такое дело не потянешь. Сороку потом убрали — его с самого начала использовали втемную. И поделили бабки. — Несмотря на оторванность от родины, современной лексикой Шварцман владел свободно.
— Какой такой воротила?
— Глушко не распространялся…
Немцы пообещали копать в этом направлении дальше, но пока ничего у них не получалось. Задерживаться Гриневу там резона не было, и он вернулся домой.
Гринев прибыл вполне довольный жизнью. Зашел в кабинет к Ушакову сияющий, в новой рубашке и галстуке.
— Отоварился, — заметил начальник уголовного розыска.
— Немножко.
— Давай излагай…
Гринев поведал о своих достижениях.
— И что нам с этим делать? — спросил Ушаков, выслушав своего заместителя.
— Надо повторно трясти окружение Глушко.
— Надо… Людей нет.
— Пусть губоповцы и работают.
— Сейчас, — усмехнулся начальник уголовного розыска. — Пока они отличились тем, что накатали в Москву докладную, будто убийства таксистов раскрутили под их непосредственным руководством, а уголовный розыск там вообще где-то вдали маячил.
— Что-то не помню их там.
— Операция «Ураган», — развел руками Ушаков. — Им результат нужен. А результата нет. Надо воровать чужие результаты. Непонятно?
— Да мне-то давно все понятно.
— А у нас людей нет. Те, что есть, уходят. Скоро отказняк некому будет написать. Полюбуйся, еще два рапорта — Ушаков положил ладонь на две бумажки.
— На увольнение?
— Один на увольнение. Другой на перевод в другую службу.
— И скатертью дорога, — пробежав глазами рапорта, махнул рукой Гринев, как Ленин в старых фильмах. Только вождь пролетариата указывал дорогу к светлому будущему, а заместитель начальника уголовного розыска отсылал куда подальше. — Двумя дурачками меньше… Думаешь, им интересно по двадцать часов в сутки работать? Они на асфальт с жезлом встанут и будут водителей трясти. Или в разрешительную систему пойдут — деньги с бандитских охранных агентств грести лопатой и в ус не дуть. И на шиша им этот розыск нищий сдался?
— С кем останемся? — вздохнул Ушаков. — В райотделах некомплект по двадцать-тридцать процентов.
— Да хоть пятьдесят, — отмахнулся Гринев. — Это лучше, чем дефективных держать, от которых неизвестно что ждать.
— Да уж. Клоунов у нас немало, — кивнул Ушаков. Ему вспомнилось, как два года назад в банде, промышлявшей налетами на квартиры, пригрелись два оперативника Кумаринского уголовного розыска, повышавшие свой профессионализм планированием преступлений. А так как профессионалы они были никчемные, то попались быстро. После этого случая у Ушакова возникло чувство, что ему в душу наплевали.
— Балласт нам не нужен. За борт — и все дела, — Гринев опять рубанул ладонью воздух.
— Нас самих, старичье, скоро за борт…
— Это точно. — Гринев задумался, помолчал. Потом спросил:
— А вот ты знаешь, какой проходной балл нынче в нашу высшую школу милиции?
— Не интересовался.
— Семь тысяч долларов. Скажи, не слышал.
— Слышал.
— Посмотри, вокруг начальника вышки кто крутится. Один Кавказ. Скоро нам та смена придет, которая за семь тысяч поступала. Ты думаешь, они такие деньги выкидывали за образование? Сейчас! Это вложение капитала. Отдал семь тысяч, за год работы их оправдал да еще лишние остались… Тогда уж лучше вообще милицию расформировать. Так что хрен с ними. Пусть рапорта пишут.
— Семь тысяч… Растут цены, — усмехнулся Ушаков.
— Это ж надо — семь тысяч баксов за поступление. — покачал головой Гринев. — Да по паре сотен за каждую сессию. И говорят, еще дешево. В Москве дороже… Василич, смотрю я на все это и жду…
— Чего?
— Когда проснусь. — Гринев поправил свой новый классный галстук и спросил:
— А помнишь, как он в депутаты рвался?
— Помню.
Начальник высшей школы год назад собирался в депутаты Госдумы, принародно заявляя, что надеется на то, что за него будут голосовать сотрудники милиции и их семьи. Те самые детишки, которым он проходной балл в семь тысяч баксов влепил.
Старый немецкий особняк с новым евроремонтом, принадлежавший начальнику высшей школы, но записанный на какого-то его дальнего непонятного родственника, гордо возвышался в центре города рядом с коттеджами табачных королей и по стати, отделке и, главное, цене не слишком им уступал. Знай наших!
— Кто только эту сволочь начальником школы держит? — Гринев выматерился.
— Тот, кого он устраивает, — сказал Ушаков. — Кругооборот денег в природе.
— Деньги, деньги… Тьфу… Чего дальше будет, если все так пойдет… Меня одно успокаивает.
— Что?
— Что жить недолго осталось. Через год-другой на пенсию. А опера долго не живут. Треть в ящик играют в течение двух лет после увольнения. Сдохну, и пускай другие это дерьмо хлебают!
— Ну, тебя занесло…
— А!.. — Гринев хлопнул ладонью по столу.
— Кстати, пока тебя в Германию носило, тут новости появились.
— Грохнули кого?
— Похоже на то.
— И кого?
— Корейца и Ломоносова. Гринев присвистнул и произнес:
— Шамиль. Вот паскудник. Как он Корейца, бедолагу, достал-то?
— А черт знает. Наверное, кто-то продал.
— Да наверняка. — Гринев усмехнулся. — А знаешь, из этой всей шушеры мне Корейца единственного жаль.
— В нем что-то человеческое было, — согласился начальник уголовного розыска.
— Обаятельный был, гад. Не то что Шамиль — тварь холоднокровная. Как крокодил. Лежит в тине и людей жрет, к воде подходящих. Я надеялся, Кореец первым успеет.
— Не успел…
Зазвонил телефон. Ушакову трубку брать не хотелось — это наверняка губоповцы, опять будут ныть, что нужно отметить в сводках совместные мероприятия в рамках операции «Ураган». Но звонили настойчиво.
— Кто такой настырный? — Начальник уголовного розыска взял трубку. — Слушаю, Ушаков.
— Лев Васильевич? — послышался чем-то знакомый сипящий голос. Говорить, похоже, собеседнику было трудновато.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54