— Он самый.
— Это Ан. Вы мне можете уделить несколько минут?
— Кореец, — удивленно произнес Ушаков. Теперь он узнал этот голос. Он действительно принадлежал Александру Ану.
— Нам надо встретиться. — Кореец закашлялся. — Вам это нужнее, чем мне…
— Подожди, дай подумать…
Глава 7
МЕНТЫ И БАНДИТЫ

Кореец очнулся, ощущая, как с трудом его душа возвращается в истерзанное тело.
Голова гудела. Тошнило. Казалось, он никогда не сможет заставить это вдруг ставшее чужим тело сделать хоть что-то. Но он сумел усилием воли разбить сковавшую его ледяную глыбу.
Он лежал в скрюченной позе в «хавире». Во рту был какой-то кислый противный вкус. Все вокруг было поломано.
— Ox, — простонал он, пытаясь подняться.
Не получилось. Черный водоворот начал засасывать его. Кореец собрал волю в кулак. На этот раз ему удалось приподняться на руках. Он уселся на полу, прислонился спиной к холодной стене, с которой обвалилась штукатурка и проступил кирпич.
Взрывная волна переломила крышку стола пополам, но стол спас Корейца.
В помещении было темно. В окно заглядывала будто обрезанная посредине луна, но она не могла разогнать мрака.
Кореец ощупал грудь — то место, куда врезала отлетевшая часть крышки стола, — но переломов, похоже, не было. С трудом достал зажигалку, щелкнул ею, извлекая колеблющийся язычок пламени. Слабого света хватило, чтобы в углу комнаты высветилась темная масса.
— Эх, Ломоносов, — прошептал Кореец, попытался встать на ноги, но не смог. Подполз. Ощупал тело своего ближайшего помощника и друга, уже сведенное трупным окоченением. Значит, без сознания Кореец пробыл долго. — Вот черт, — прошептал он.
Ломоносов мертв. Кореец, в отличие от многих своих коллег и конкурентов, имел слабость привязываться к людям, с которыми прошел огонь и воду, никогда не предавал их, по возможности прощал им слабости. А с Ломоносовым они воевали бок о бок с того первого дня, когда решили брать под контроль первые группы перегонщиков машин.
— Суки, — едва слышно прошептал Кореец. — Ответите. За все…
Самое удивительное, что в этой свалке в боковом кармане ветровки уцелел сотовый телефон. Пластик на крошечной синей коробочке дал трещину, но при нажатии кнопки матово-зеленым загорелось табло, по нему поползли цифры.
Собираясь с остатками сил, сидя на полу, прижавшись спиной к стене. Кореец прокашлялся. Потом нащелкал номер и прохрипел:
— Кунак.
— Слушаю, шеф.
— Тревога. Ломоносова завалили.
— Вы где?!
— На «хавире». — Кореец опять закашлялся, ощущая, как грудь пронзает острая боль, и боль эта, как ни странно, отрезвляет, привязывает его сознание к действительности. — Я еле жив. Присылай людей…
— Сейчас! — взволнованно крикнул Кунак. — Мигом будем, Кореец. Мигом!
— Втроем приезжайте. Ты, Дюк и Бундес… Больше никому ни звука…
— Уже мчимся!..
Теперь можно расслабиться. Не до конца. Немножко… Он прикрыл глаза и положил под руку пистолет. Он не знал, насколько тяжело подстрелил Пробитого и не вернется ли тот добить жертву. Поэтому усилием воли удерживался на краю, не позволяя себе отключиться.
Потом подоспели братишки на двух машинах. Они залетели в дом, уложили Корейца на лежак, начали перевязывать армейским медпакетом. Кунак служил в Афгане и знал, как оказывать первую медицинскую помощь раненым.
— Серега? — спросил Кореец о судьбе шофера.
— Убили, — сообщил Кунак. — Ножом проткнули… Кто посмел. Кореец? Какая сука?!
— Пробитый…
— Всегда чувствовал, что он падла! — Кунак сжал кулак и со злостью врезал им по стене. — Ух, голыми бы руками порвал…
— Не волнуйся. Порвешь, — прошептал Кореец. — Если найдешь…
Корейца хотели поднять и нести в машину, но он с трудом поднялся сам, качнулся, опершись о каменное плечо мощного тяжеловеса Дюка. Кореец знал, что перед своей командой он должен всегда оставаться на ногах.
— Приберите здесь, — велел он.
— Трупы? — спросил Кунак.
— Мне тебя учить? Не в милицию же обращаться… Врач группировки, которого привезли к Корейцу на законспирированную съемную хату, осмотрев главаря, успокоил встревоженную братву:
— Небольшая контузия. Переломов нет. Дней десять отлежаться — и все как рукой снимет.
Десять дней Кореец отлеживаться не собирался. У него имелись свои планы. Он провалялся ровно столько, чтобы быть в состоянии встать и не рухнуть от головокружения.
О том, что он выжил, знали всего четыре человека — самых приближенных, в которых он был уверен. Больше в факт своего спасения посвящать он никого не собирался. Наоборот, в Полесске активно распространяли слух, что Кореец мертв. Положение живого трупа было достаточно выгодным. Правда, пребывать слишком долго в списках отправившихся на тот свет он не собирался — так можно довести до того, что, когда ты воскреснешь, тебя просто не воспримут всерьез. Он собирался отлеживаться на дне ровно столько, сколько хватило бы на решение главной проблемы.
Кореец не то чтобы был слишком злопамятным человеком, но сделанное ему зло не забывал никогда.
— Пробитый, мразь… Надо искать эту суку, — сказал он, полулежа на мягком диване и держась рукой за грудь, сдерживая подступающий кашель. Противный кислый вкус во рту так и не проходил.
— Ищем, — отвечал Кунак.
— Хреново ищем! Он заполз в нору, зализывает раны.
— На деньги Шамиля.
— Сами не можем найти, поможем найти другим, — заключил Кореец.
— Каким макаром? — непонимающе посмотрел на него Кунак.
— Забыл, что есть псы из служебного питомника, которые своего не упустят?
— Ушаков?
— Он! — кивнул Кореец.
…С начальником уголовного розыска Ан мог встречаться без опаски, поскольку в розыске не находился, а то, что ушел он на дно и весь город считает его мертвым, — это милицию не должно волновать.
Из телефонного разговора Кореец понял, что Ушаков тоже был уверен в его смерти. Встречу назначили в чахлом парке за силикатным заводом, где обычно народу бывает мало и чужих глаз можно не опасаться.
Начальник уголовного розыска, как и обещал, приехал один. На нем был длинный синий плащ, защищавший от сильного, не по-сентябрьски прохладного ветра.
В этом видавшем виды дешевом плаще Кореец видел Ушакова четыре года назад, когда тот с СОБРом ставил на уши один из кабаков. Можно представить, что каждый раз, весной или осенью, этот человек смотрит на свой старый верный плащ с мыслями, что уже пора купить новый, этот из моды вышел, да и вообще не пристало ходить в таком старье человеку такого положения. А потом ощупает ткань — крепкая, еще не на один год хватит, да и мода — вещь изменчивая, вроде не так и плохо смотрится. И решает, что деньги, необходимые на новый плащ, лучше потратить на что-то еще. В общем-то, Кореец, который забыл, когда у него в кармане бывало меньше двух-трех тысяч баксов на мелкие расходы, своего противника даже уважал за этот аскетизм и активное нежелание зарабатывать себе на жизнь, а при такой должности сделать деньги нетрудно, даже держась в рамках закона. У главного сыщика области были свои понятия, которым он следовал всю жизнь. В нем ощущался стальной стержень, а Кореец уважал людей, которые ради принципов готовы отречься от многого, в том числе от денег, хотя и считал, что поступают они глупо.
— Не ожидал увидеть, — сказал Ушаков, кинув мимолетный взгляд на две массивные фигуры, маячившие в конце аллеи.
— Меня не так просто убить, — улыбнулся Кореец.
— Поздравляю.
— Спасибо. Присядем, — предложил Кореец, показывая рукой на лавочку.
Ушаков кивнул. Они устроились на лавочке.
— Что звал. Кореец?
— Да вот хотел предложить вам сменить плащ и машину…
— Ну да, — кивнул Ушаков.
— Но ведь вы не согласитесь.
— Ты же знаешь.
— Знаю… И решил помочь вам в другом. Прояснить, что в городе в последнее время происходит.
— А чего происходит? Валите вы друг друга. Если бы вы с таким усердием на лесоповале деревья валили.
— Вы, наверное, слышали, что у нас с Шамилем некоторые разногласия, — не обращая внимания на язвительность тона своего собеседника, произнес Кореец.
— Об этом уже все газеты пишут… Ты мне скажи. Кореец, у тебя что, нет стрелков приличных, кто в цель бьет, а не в молоко?
— Есть. Один из них меня пытался загасить на днях, — усмехнулся Кореец.
— Кто?
— Пробитый.
— Даже так.
— Вы на нас напраслину возвели; давить начали, чтобы мы его сдали, — укоризненно произнес Кореец. — А он давно от рук отбился.
— И что это значит?
Кореец потер грудь, слабо кашлянул, скривился от боли, попытался глубоко вздохнуть. Перевел дух. И сказал:
— Я его на базар притянул. А он меня пытался загасить.
— И что?
— Я жив.
— А он?
— И он жив.
— В общем, все довольны, так? — улыбнулся начальник уголовного розыска.
— Не так… Он меня продал. Он, давно уже с головой не дружит. Но сейчас совсем слетел с резьбы… Надо его остановить. Тут мы союзники.
— Только тут, Кореец. Хочу, чтобы ты это запомнил.
— Я помню… Насколько я просек, этого гаденыша Шамиль давно перекупил. Пробитый наверняка ему исправно барабанил про все мои дела. Хорошо еще, я его к себе близко не подпускал, держал на коротком поводке, как цепного пса.
— Где ты, вообще, такое сокровище подобрал? — полюбопытствовал Ушаков.
— Друзья присоветовали. Говорили, что любые проблемы может урегулировать.
— И какие проблемы регулировал?
— Вот уж не знаю… Но чего он умеет, так это людей из всех видов оружия валить. Кое-чему его в армии научили. До остального своим умом допер.
— А тебе он в чем помог?
— Помог кое-кого на место поставить… Нет, без мокрухи…
— Тяжелая артиллерия.
— Хотите честно? — Кореец помедлил, потом махнул рукой. — Я его держал на крайняк.
— На такие дела, как разбор с Шамилем, — кивнул Ушаков. — Поэтому и встретились?
— Мысли у людей разные в голове бродят. Но за мысли пока еще не судят, Лев Васильевич.
— И что?
— Он кое-кому еще помогал по специальности в ту пору, когда уже на меня работал.
— Людей стрелял?
— Думаю, что так.
— С твоего ведома?
— Ну что вы. Я же не синдикат киллеров. Я бизнесмен. И своим людям такого не позволяю. Он работал за свой страх и риск. И одного из моих парней на это дело подбил.
— Кого?
— Помните Богомола?
— Которого в перестрелке мои опера продырявили, когда Пробитый ушел?
— Точно… Они вместе на заказ подписались. И заказ выполнили. — Кореец опять прокашлялся, грудь у него болела все больше и голова шла кругом. — Я об этой их халтурке буквально несколько дней назад узнал.
— Что за заказ?
— На Сороку. Того табачного капитана, который наших капиталистов местных опустил.
— Нормально, — кивнул Ушаков. Новость была убойная.
— Как Богомол сдох, Пробитый в одиночку другой заказ взял, — не останавливался Кореец. — Это продолжение того дела было.
— Заказ на Глушака? — напрягся Ушаков.
— Верно.
— А кто заказывал?
— Понятия не имею. Да меня это не слишком и волнует… Меня волнует, чтобы эта погань оказалась в гробу или на нарах. Я его сам попытаюсь найти. Но у вас возможностей побольше.
— И чем поможешь?
— Вот набросал вам. — Кореец полез в нагрудный карман кожаного пиджака и вытащил оттуда аккуратно сложенные вчетверо листки.
Ушаков взял их, развернул и удовлетворенно улыбнулся. Это была схема связей Пробитого, исполненная разноцветными ручками, с квадратиками, стрелками, номерами телефонов, кратким описанием связей, адресами — сделано грамотно, хоть сейчас в оперативное дело. Некоторые связи были известны. Другие нет. В общем, с этим можно было работать.
— Чего брату своему родному информацию не передал? — спросил начальник уголовного розыска.
— Это мой принцип, — твердо произнес Кореец. — Семью в дела не вязать. Мы же не итальянцы.
— Правильно…
— Мой братан — честный мент. И я ему в этом не мешаю. Но и помогать не буду.
— По твоим прикидкам, где сейчас может быть Пробитый?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54