Почему мы миримся с ними? Откуда берутся такие покалеченные люди, как Юра Бобошко? Поверьте, у него была чистая, хорошая душа… И пить его научила она! Был только чуть надломленный человек, а она его просто-напросто сломала. Впрочем… — Он вынул платок и вытер со лба выступившие от волнения капли пота. — И я где-то, видимо, виноват. Проворонил… В девятом и десятом классах был у них классным руководителем. Казалось, у парня все в порядке. Очень хороший аттестат, чуть-чуть не дотянул до медали… А двойку на самом деле надо было поставить мне…
— За что? — удивился я такому неожиданному переходу.
— За педагогику. Впрочем, это не только моя беда. Ведь как оценивают нашу работу? Сколько у ребят пятёрок, четвёрок, двоек. Сколько поступило из твоего класса в институт… Но разве в оценках дело? Они не всегда отражают истинные знания… И что такое аттестат зрелости? Сумма оценок. А ведь мы должны давать аттестат духовной, нравственной зрелости человека! — Он сделал нажим на слова «духовной, нравственной». — И нам надо отвечать, быть уверенными: да, этот парень выдержит, эта девушка достойна… А уверены ли мы?
Я слушал Бабаева и уже не обращал внимания на его нескладную фигуру, веснушчатый вздёрнутый нос. В нем было что-то сильное, цельное и в то же время какая-то увлечённость, что не могло, наверное, не привлекать симпатии учеников. А он продолжал:
— Знаете, товарищ прокурор, я не верю в действенность нравоучений. Одними проповедями не воспитаешь. Главное — пример, личный пример. Если ты равнодушен, корыстен, ученики твои примут это как норму в жизни. А вот твоя непримиримость обязательно зажжёт в их душе огонёк справедливости, поиска справедливости! Если ребята вышли из школы настоящими людьми — это, по-моему, только и может радовать нас, учителей!
— Согласен с вами, — улыбнулся я. — А теперь о деле… Мне все-таки непонятна эта история: трехкомнатную квартиру в ЖСК обещали вам, а въехала в неё Калгашкина…
— Я сам не понимаю! Был уверен, что дадут мне. Правда, многие у нас, ну, пайщики, посмеивались. Наивный, говорят, ты человек, Бабаев! — Он вздохнул. — Выходит, были правы… Кое-кто, конечно, сочувствовал. Намекали, что для трехкомнатной надо хорошо подмазать…
— А кто именно?
— Корнеев. Геннадий Ефимович.
— Тоже член кооператива?
— Нет, он имел какое-то отношение к строительству дома… Этот Корнеев даже дал понять, что знает, на кого и где нажать. Я, конечно, тогда не придал значения этому. А сейчас получается, что он, по-видимому, не врал…
Разговор с Бабаевым мало что добавил к его письму. Опять же конкретных фактов нарушения или преступления он сообщить не мог. Кто-то намекнул, кто-то говорил… Но отмахнуться от него, закрыть глаза на его тревоги и, как он сам выразился, поиск справедливости, я не имел права.
Решил проверить: законно ли ему отказали в получении трехкомнатной квартиры в жилищно-строительном кооперативе, и позвонил Валерию Семёновичу Дроздову, начальнику жилуправления горисполкома, пригласил его к себе с документацией по ЖСК «Салют».
Лет сорока пяти, располневший, Дроздов переехал в Зорянск чуть более двух лет тому назад. Он пришёл в новеньком кожаном пиджаке и чёрной водолазке.
— Не долго задержите, Захар Петрович? — спросил Дроздов, кладя мне на стол пухлую папку. — На Комсомольской дом принимаем. Возле кафе.
— Постараюсь, — сказал я.
— Когда будем отдыхать, а? — Дроздов, отдуваясь, вытер шею платком. — Завертишься с самого утра…
— Что ж, можете отдохнуть, — подхватил я. — Пожалуйста, посидите немного в приёмной.
Не хотелось, чтобы Дроздов видел, какими именно документами я интересуюсь.
Когда он вышел, я отыскал документы Калгашкиной.
То, что я прочёл, явно расходилось со сведениями, полученными от Бабаева.
Калгашкина была в списке членов ЖСК на получение однокомнатной квартиры. Затем, по её заявлению, была внесена в список на трехкомнатную в связи с выходом из ЖСК некоего Карапетяна. Трехкомнатная квартира, помимо неё, выделялась ещё на трех человек — мать и отца Калгашкиной, а также её бабушку. Сорок два квадратных метра на четырех человек — вполне законно…
Я попросил Дроздова зайти, предложил сесть.
— Валерий Семёнович, вы помните Бабаева? Учителя? С протезом?..
— Ну? — сказал Дроздов, выжидательно смотря на меня.
— Он был членом ЖСК «Салют» на однокомнатную квартиру. Затем, когда у него появилась семья, подал заявление на трехкомнатную. — Валерий Семёнович кивнул. — Вы обещали ему, что, если освободится трехкомнатная, он её получит?
— Захар Петрович, — покачал головой начальник горжилуправления, — вы же сам законник. У меня положения, инструкции… Жилплощадь ведь не из моего кармана — кому хочу, тому даю. Есть очерёдность. А обещать… Да бог с вами! Все решает общее собрание кооператива, а потом жилищная комиссия смотрит, решает исполком, и тогда ордер…
— Так почему же все-таки не предоставлена Бабаеву трехкомнатная в ЖСК «Салют»?
— А что, жалуется? Ну даёт! — возмутился Дроздов. — Получил за спасибо живёшь государственную квартиру! Государственную! Не заплатив ни копейки! Да ещё, ещё… — Он задохнулся. — Честное слово, не понимаю, какого рожна ему надо? Ну и люди, ну и народ! Где же элементарная человеческая благодарность?
— Благодарен он, Валерий Семёнович, очень благодарен, — успокоил я Дроздова. — Самым искренним образом благодарен… Но меня все-таки интересует вопрос: почему трехкомнатную квартиру дали Калгашкиной, а не Бабаеву?
— Калгашкиной? — растерянно переспросил Дроздов.
— Да, Ирине Алексеевне.
— А-а, Калгашкиной, — закивал Валерий Семёнович. — А потому что очерёдность! Она, насколько я помню, подала заявление раньше. И льготы. Отец
— инвалид войны. Сами вы недавно напоминали на сессии горсовета: их нужды ни в коем случае не забывать. А бабушка, между прочим, ветеран колхозного движения. Одна из первых вступила у себя на селе. Много их осталось, наших ветеранов? По-моему, лишний раз позаботиться о них — наша с вами обязанность. Вот мы и порекомендовали Калгашкину в первую очередь.
Объяснения Дроздова были вполне убедительными. И по документам все выглядело законно. Однако я хотел побеседовать с Калгашкиной. Заведующая магазином пришла ко мне взволнованная. Мне показалось, что от неё чуть-чуть попахивает спиртным.
Ростом немного выше среднего, с хорошо сохранившейся фигурой, с крашенными под рыжеватую блондинку волосами, уложенными явно у парикмахера, она пыталась, как я понял, произвести на меня хорошее впечатление.
— Первый раз в прокуратуре. Хоть посмотреть, что это такое, — с улыбкой говорила она, но улыбка эта была весьма натянутой. — Надеюсь, вы меня не съедите?
Я не ответил на её кокетство.
— Впрочем, и не за что, — продолжала она. — У нас, поди, каждый день народные контролёры. И сегодня были. Никаких к нам претензий. Вас это интересует, товарищ прокурор?
— Нет, Ирина Алексеевна. Я хотел поговорить о квартире. Как вы её получили?
— Законно, товарищ прокурор, на общем основании, — ответила Калгашкина поспешно. — А что? Сколько лет жила в общей! Комнатка — закуток, двенадцать метров. Неужели не имела права?
— Имели, — кивнул я. — А почему решили трехкомнатную?
— Из-за родителей. Сначала я ведь думала вступить на однокомнатную. Подала заявление. Тысяча у меня была. Все мои сбережения. Поехала к своим на хутор, чтобы помогли. Первый-то взнос тысяча пятьсот… Отец мне говорит: а может, доченька, и нас в город возьмёшь? Мы, говорит, дом свой продадим, на трехкомнатную наскребём. И много ли нам, говорит, осталось жить? Помрём, у тебя большая квартира останется. Нет, вы представляете, каково это дочери слушать?.. Конечно, говорю, возьму. А о смерти чтоб и разговору не было! Дай бог вам до ста лет дожить. Мама-то, в общем, тоже хотела бы в город, а с другой стороны, жалко соседей бросать, сад… Конечно, они своё отработали, заслужили отдых. Чтоб и ванная, и горячая вода, и, извините, тёплый туалет. Короче, на семейном совете решили: ко мне. Продали дом, дали мне четыре тысячи…
— А какой первый взнос? — спросил я.
— Пять тысяч.
Пять, а не десять, как говорила она Юре Бобошко! А может быть, парень что-то напутал? Или она прихвастнула перед ним?
— Значит, ваши родители и бабушка прописаны у вас?
— А у кого же ещё? — нервно передёрнула она плечами.
— Ну и как, нравится им в городе?
— Да как вам сказать… — замялась Калгашкина. — С одной стороны, удобства. С другой, в городе не как на хуторе. Никого тут не знают, поговорить не с кем…
— Сейчас они здесь, в Зорянске? — спросил я.
Этот вопрос, как мне показалось, привёл её в замешательство.
— Сейчас? — переспросила она, словно не расслышала.
— Да, в настоящее время.
— Гостят… у сестры.
— Все? Отец, мать и бабушка?
— Все.
— А бабушке сколько лет?
— Восемьдесят третий.
Я видел, что моё любопытство вконец выбивает её из колеи.
— Вы не думайте, она у нас ого-го какая старуха! И ездить любит.
— Где живёт ваша сестра?
— Да на хуторе Мокрая Ельмута, Пролетарский район Ростовской области.
Это были мои родные места. Маныч, степи, детство… Я на миг окунулся в воспоминания. Но они были явно не к месту.
— А где жили ваши родители до того, как переехали в Зорянск? — спросил я, отогнав воспоминания.
— Там же, в Мокрой Ельмуте. Я же и сама оттуда.
Я спросил ещё, как ей удалось получить в ЖСК «Салют» трехкомнатную квартиру, ведь свободных не было. Она повторила почти то же самое, что и Дроздов.
Когда Калгашкина ушла, я попытался разобраться, какие вопросы смущали её больше всего.
Прописка. Да, когда я спросил, где прописаны родители Калгашкиной, она даже побледнела от волнения.
Второе. Живут ли они с ней в Зорянске? Тоже, как мне показалось, очень неприятный вопрос для заведующей магазином.
Я позвонил в паспортный стол и попросил сообщить мне, кто прописан в квартире Калгашкиной.
Буквально через десять минут я получил ответ, который, честно говоря, и ожидал.
В настоящее время Ирина Алексеевна Калгашкина была прописана в своей трехкомнатной квартире одна. Но с сентября 1981 года в этой квартире были прописаны Алексей Кузьмич Калгашкин, Зинаида Прокофьевна Калгашкина и Анастасия Ниловна Рябченко — отец, мать и бабушка заведующей магазином. В сентябре 1981 года дом ЖСК «Салют» заселялся жильцами.
Через два месяца, в ноябре того же года, Калгашкин А.К., Калгашкина З.П. и Рябченко А.Н. выписались в связи с выездом из Зорянска на постоянное место жительства в Мокрую Ельмуту.
Господи, опять Мокрая Ельмута, Пролетарский район Ростовской области… Не зря, наверное, нахлынули на меня воспоминания детства. Ещё тогда, когда Калгашкина упоминала все эти названия, я ощутил, что Калгашкина мне лжёт. Но я пока ещё в ней не разобрался до конца. Одно было ясно: вся эта история с родителями, их желание якобы переехать в Зорянск — просто уловка. Для получения трехкомнатной квартиры Калгашкиной нужны были «мёртвые души». Вот она и прописала у себя родителей. А получив ордер и въехав в кооператив, тут же выписала их.
Но ведь ещё существовала Мокрая Ельмута. Там наверняка должен быть ещё один кончик.
Не теряя времени, я позвонил в районный отдел внутренних дел Пролетарского района начальнику уголовного розыска. Мы с ним познакомились, когда я был последний раз в отпуске и заглянул в родные места.
— По какому случаю, Захар Петрович? — спросил он.
— Хотелось бы срочно получить кое-какие сведения. На хуторе Мокрая Ельмута проживают Калгашкины, Алексей Кузьмич и Зинаида Прокофьевна. Узнайте, прописаны ли они? И на чьей площади?
— Это запросто.
— Не все. У них был свой дом. Продали они его или нет?
— И для этого надо немного времени.
— Сколько?
— Да к вечеру можем сообщить.
— Терпится до завтра. Ещё неплохо бы выяснить: выезжали куда-нибудь за последние полгода Калгашкины из хутора?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— За что? — удивился я такому неожиданному переходу.
— За педагогику. Впрочем, это не только моя беда. Ведь как оценивают нашу работу? Сколько у ребят пятёрок, четвёрок, двоек. Сколько поступило из твоего класса в институт… Но разве в оценках дело? Они не всегда отражают истинные знания… И что такое аттестат зрелости? Сумма оценок. А ведь мы должны давать аттестат духовной, нравственной зрелости человека! — Он сделал нажим на слова «духовной, нравственной». — И нам надо отвечать, быть уверенными: да, этот парень выдержит, эта девушка достойна… А уверены ли мы?
Я слушал Бабаева и уже не обращал внимания на его нескладную фигуру, веснушчатый вздёрнутый нос. В нем было что-то сильное, цельное и в то же время какая-то увлечённость, что не могло, наверное, не привлекать симпатии учеников. А он продолжал:
— Знаете, товарищ прокурор, я не верю в действенность нравоучений. Одними проповедями не воспитаешь. Главное — пример, личный пример. Если ты равнодушен, корыстен, ученики твои примут это как норму в жизни. А вот твоя непримиримость обязательно зажжёт в их душе огонёк справедливости, поиска справедливости! Если ребята вышли из школы настоящими людьми — это, по-моему, только и может радовать нас, учителей!
— Согласен с вами, — улыбнулся я. — А теперь о деле… Мне все-таки непонятна эта история: трехкомнатную квартиру в ЖСК обещали вам, а въехала в неё Калгашкина…
— Я сам не понимаю! Был уверен, что дадут мне. Правда, многие у нас, ну, пайщики, посмеивались. Наивный, говорят, ты человек, Бабаев! — Он вздохнул. — Выходит, были правы… Кое-кто, конечно, сочувствовал. Намекали, что для трехкомнатной надо хорошо подмазать…
— А кто именно?
— Корнеев. Геннадий Ефимович.
— Тоже член кооператива?
— Нет, он имел какое-то отношение к строительству дома… Этот Корнеев даже дал понять, что знает, на кого и где нажать. Я, конечно, тогда не придал значения этому. А сейчас получается, что он, по-видимому, не врал…
Разговор с Бабаевым мало что добавил к его письму. Опять же конкретных фактов нарушения или преступления он сообщить не мог. Кто-то намекнул, кто-то говорил… Но отмахнуться от него, закрыть глаза на его тревоги и, как он сам выразился, поиск справедливости, я не имел права.
Решил проверить: законно ли ему отказали в получении трехкомнатной квартиры в жилищно-строительном кооперативе, и позвонил Валерию Семёновичу Дроздову, начальнику жилуправления горисполкома, пригласил его к себе с документацией по ЖСК «Салют».
Лет сорока пяти, располневший, Дроздов переехал в Зорянск чуть более двух лет тому назад. Он пришёл в новеньком кожаном пиджаке и чёрной водолазке.
— Не долго задержите, Захар Петрович? — спросил Дроздов, кладя мне на стол пухлую папку. — На Комсомольской дом принимаем. Возле кафе.
— Постараюсь, — сказал я.
— Когда будем отдыхать, а? — Дроздов, отдуваясь, вытер шею платком. — Завертишься с самого утра…
— Что ж, можете отдохнуть, — подхватил я. — Пожалуйста, посидите немного в приёмной.
Не хотелось, чтобы Дроздов видел, какими именно документами я интересуюсь.
Когда он вышел, я отыскал документы Калгашкиной.
То, что я прочёл, явно расходилось со сведениями, полученными от Бабаева.
Калгашкина была в списке членов ЖСК на получение однокомнатной квартиры. Затем, по её заявлению, была внесена в список на трехкомнатную в связи с выходом из ЖСК некоего Карапетяна. Трехкомнатная квартира, помимо неё, выделялась ещё на трех человек — мать и отца Калгашкиной, а также её бабушку. Сорок два квадратных метра на четырех человек — вполне законно…
Я попросил Дроздова зайти, предложил сесть.
— Валерий Семёнович, вы помните Бабаева? Учителя? С протезом?..
— Ну? — сказал Дроздов, выжидательно смотря на меня.
— Он был членом ЖСК «Салют» на однокомнатную квартиру. Затем, когда у него появилась семья, подал заявление на трехкомнатную. — Валерий Семёнович кивнул. — Вы обещали ему, что, если освободится трехкомнатная, он её получит?
— Захар Петрович, — покачал головой начальник горжилуправления, — вы же сам законник. У меня положения, инструкции… Жилплощадь ведь не из моего кармана — кому хочу, тому даю. Есть очерёдность. А обещать… Да бог с вами! Все решает общее собрание кооператива, а потом жилищная комиссия смотрит, решает исполком, и тогда ордер…
— Так почему же все-таки не предоставлена Бабаеву трехкомнатная в ЖСК «Салют»?
— А что, жалуется? Ну даёт! — возмутился Дроздов. — Получил за спасибо живёшь государственную квартиру! Государственную! Не заплатив ни копейки! Да ещё, ещё… — Он задохнулся. — Честное слово, не понимаю, какого рожна ему надо? Ну и люди, ну и народ! Где же элементарная человеческая благодарность?
— Благодарен он, Валерий Семёнович, очень благодарен, — успокоил я Дроздова. — Самым искренним образом благодарен… Но меня все-таки интересует вопрос: почему трехкомнатную квартиру дали Калгашкиной, а не Бабаеву?
— Калгашкиной? — растерянно переспросил Дроздов.
— Да, Ирине Алексеевне.
— А-а, Калгашкиной, — закивал Валерий Семёнович. — А потому что очерёдность! Она, насколько я помню, подала заявление раньше. И льготы. Отец
— инвалид войны. Сами вы недавно напоминали на сессии горсовета: их нужды ни в коем случае не забывать. А бабушка, между прочим, ветеран колхозного движения. Одна из первых вступила у себя на селе. Много их осталось, наших ветеранов? По-моему, лишний раз позаботиться о них — наша с вами обязанность. Вот мы и порекомендовали Калгашкину в первую очередь.
Объяснения Дроздова были вполне убедительными. И по документам все выглядело законно. Однако я хотел побеседовать с Калгашкиной. Заведующая магазином пришла ко мне взволнованная. Мне показалось, что от неё чуть-чуть попахивает спиртным.
Ростом немного выше среднего, с хорошо сохранившейся фигурой, с крашенными под рыжеватую блондинку волосами, уложенными явно у парикмахера, она пыталась, как я понял, произвести на меня хорошее впечатление.
— Первый раз в прокуратуре. Хоть посмотреть, что это такое, — с улыбкой говорила она, но улыбка эта была весьма натянутой. — Надеюсь, вы меня не съедите?
Я не ответил на её кокетство.
— Впрочем, и не за что, — продолжала она. — У нас, поди, каждый день народные контролёры. И сегодня были. Никаких к нам претензий. Вас это интересует, товарищ прокурор?
— Нет, Ирина Алексеевна. Я хотел поговорить о квартире. Как вы её получили?
— Законно, товарищ прокурор, на общем основании, — ответила Калгашкина поспешно. — А что? Сколько лет жила в общей! Комнатка — закуток, двенадцать метров. Неужели не имела права?
— Имели, — кивнул я. — А почему решили трехкомнатную?
— Из-за родителей. Сначала я ведь думала вступить на однокомнатную. Подала заявление. Тысяча у меня была. Все мои сбережения. Поехала к своим на хутор, чтобы помогли. Первый-то взнос тысяча пятьсот… Отец мне говорит: а может, доченька, и нас в город возьмёшь? Мы, говорит, дом свой продадим, на трехкомнатную наскребём. И много ли нам, говорит, осталось жить? Помрём, у тебя большая квартира останется. Нет, вы представляете, каково это дочери слушать?.. Конечно, говорю, возьму. А о смерти чтоб и разговору не было! Дай бог вам до ста лет дожить. Мама-то, в общем, тоже хотела бы в город, а с другой стороны, жалко соседей бросать, сад… Конечно, они своё отработали, заслужили отдых. Чтоб и ванная, и горячая вода, и, извините, тёплый туалет. Короче, на семейном совете решили: ко мне. Продали дом, дали мне четыре тысячи…
— А какой первый взнос? — спросил я.
— Пять тысяч.
Пять, а не десять, как говорила она Юре Бобошко! А может быть, парень что-то напутал? Или она прихвастнула перед ним?
— Значит, ваши родители и бабушка прописаны у вас?
— А у кого же ещё? — нервно передёрнула она плечами.
— Ну и как, нравится им в городе?
— Да как вам сказать… — замялась Калгашкина. — С одной стороны, удобства. С другой, в городе не как на хуторе. Никого тут не знают, поговорить не с кем…
— Сейчас они здесь, в Зорянске? — спросил я.
Этот вопрос, как мне показалось, привёл её в замешательство.
— Сейчас? — переспросила она, словно не расслышала.
— Да, в настоящее время.
— Гостят… у сестры.
— Все? Отец, мать и бабушка?
— Все.
— А бабушке сколько лет?
— Восемьдесят третий.
Я видел, что моё любопытство вконец выбивает её из колеи.
— Вы не думайте, она у нас ого-го какая старуха! И ездить любит.
— Где живёт ваша сестра?
— Да на хуторе Мокрая Ельмута, Пролетарский район Ростовской области.
Это были мои родные места. Маныч, степи, детство… Я на миг окунулся в воспоминания. Но они были явно не к месту.
— А где жили ваши родители до того, как переехали в Зорянск? — спросил я, отогнав воспоминания.
— Там же, в Мокрой Ельмуте. Я же и сама оттуда.
Я спросил ещё, как ей удалось получить в ЖСК «Салют» трехкомнатную квартиру, ведь свободных не было. Она повторила почти то же самое, что и Дроздов.
Когда Калгашкина ушла, я попытался разобраться, какие вопросы смущали её больше всего.
Прописка. Да, когда я спросил, где прописаны родители Калгашкиной, она даже побледнела от волнения.
Второе. Живут ли они с ней в Зорянске? Тоже, как мне показалось, очень неприятный вопрос для заведующей магазином.
Я позвонил в паспортный стол и попросил сообщить мне, кто прописан в квартире Калгашкиной.
Буквально через десять минут я получил ответ, который, честно говоря, и ожидал.
В настоящее время Ирина Алексеевна Калгашкина была прописана в своей трехкомнатной квартире одна. Но с сентября 1981 года в этой квартире были прописаны Алексей Кузьмич Калгашкин, Зинаида Прокофьевна Калгашкина и Анастасия Ниловна Рябченко — отец, мать и бабушка заведующей магазином. В сентябре 1981 года дом ЖСК «Салют» заселялся жильцами.
Через два месяца, в ноябре того же года, Калгашкин А.К., Калгашкина З.П. и Рябченко А.Н. выписались в связи с выездом из Зорянска на постоянное место жительства в Мокрую Ельмуту.
Господи, опять Мокрая Ельмута, Пролетарский район Ростовской области… Не зря, наверное, нахлынули на меня воспоминания детства. Ещё тогда, когда Калгашкина упоминала все эти названия, я ощутил, что Калгашкина мне лжёт. Но я пока ещё в ней не разобрался до конца. Одно было ясно: вся эта история с родителями, их желание якобы переехать в Зорянск — просто уловка. Для получения трехкомнатной квартиры Калгашкиной нужны были «мёртвые души». Вот она и прописала у себя родителей. А получив ордер и въехав в кооператив, тут же выписала их.
Но ведь ещё существовала Мокрая Ельмута. Там наверняка должен быть ещё один кончик.
Не теряя времени, я позвонил в районный отдел внутренних дел Пролетарского района начальнику уголовного розыска. Мы с ним познакомились, когда я был последний раз в отпуске и заглянул в родные места.
— По какому случаю, Захар Петрович? — спросил он.
— Хотелось бы срочно получить кое-какие сведения. На хуторе Мокрая Ельмута проживают Калгашкины, Алексей Кузьмич и Зинаида Прокофьевна. Узнайте, прописаны ли они? И на чьей площади?
— Это запросто.
— Не все. У них был свой дом. Продали они его или нет?
— И для этого надо немного времени.
— Сколько?
— Да к вечеру можем сообщить.
— Терпится до завтра. Ещё неплохо бы выяснить: выезжали куда-нибудь за последние полгода Калгашкины из хутора?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51