Че-то хреново сочиняешь…
ФЭД с интересом склоняет голову набок — лыба его меняется:
— Ты че, Дэн, — с каким-то обескураженным восхищением. — Не, постой… Ты думаешь, я Кристинку — что? Мочканул?
— Ладно. — Меня вдруг подхватывает дикая злость. — Че ты теперь-то муму ебешь? Я что, должен поверить, что ты, блин, ни при чем — это после всего? За кого ты вообще меня держишь?
Он молча мотает башкой, кривится эдак прибалдело.
— Погоди, — выщелкивает недокуренную сигарету в отверстие лестницы, подается вперед, облокачивается на столешницу, — так что я, по-твоему, сделал?
— Вопросы, блядь, — сам чуть наклоняюсь к нему, — я задаю. Как ты ее убил? Как ты убил Глеба?
ФЭД, тараща глаза и уже не лыбясь, медленно откидывается на стуле:
— Кого я убил?
— Хорош под дебила косить.
Новый самолет проходит, завывая, над нашими макушками.
— Ты это серьезно, Дэн? — Он словно не может решить, смеяться ему или охреневать. Нельзя не признать — чрезвычайно правдоподобно у него это выходит.
— И Сашку ты не трогал?
— Сашку? — переспрашивает, как у слабоумного.
— Да иди ты в жопу! — ору. — У нее справа кровоподтек был! И кожа рассечена! Перстнем!
Он хмуро уставляется на массивную печатку на среднем пальце левой.
— Мы посрались, — глядя на руку, не на меня. — Она нахамила… здорово… в общем, я себя в руках не удержал… Но убивать… ты совсем больной?…
— А на диктофон нахрена ее писал? Что — ясновидящий? Знал заранее, что она?…
— Диктофон?… — криво ухмыльнувшись, дергает головой. — Ее телеги я не для тебя, дурака, писал… Для нее самой. Я думал… Почти уверен был… Что она не… А как Лёшич… изменится, в общем… И вот тогда, после этого, я думал дать ей послушать собственные же слова, до изменения сказанные… Про то как раз, как все перерождаются… Я думаю, она и тебе про это говорила… Только она лучше оказалась, чем я про нее думал…
— Ну-ну.
Пожимает плечами.
— Отпечатки со стакана кто стер?
— Мне надо было, чтоб мои “пальчики” нашли в квартире самоубийцы? — смотрит исподлобья.
— Так. Еще раз. Когда она, ты хочешь сказать, прыгнула? До тебя или после?
После паузы, почти убито, опустив взгляд в стол:
— Я был тогда в квартире. На кухне. Я не видел ни хрена. Я говорю, мы посрались… оба из себя вышли… она даже драться пыталась… неважно… ну, она в комнату ушла, дверь закрыла… Ну, а потом… Блядь, я не ожидал, что!…
— Ты хоть сам понимаешь, как это звучит?
— А ты, Дэн? Ты понимаешь, что несешь? — подняв взгляд, задрав брови. — Я всех убил? Ну, кого еще?
— Кого? Ты, блядь, у меня спрашиваешь — кого? После того, как сам полный список составил?
— Ты о чем?… — встряхивает головой. — Так ты думаешь?… — издает какой-то хрюкающий испуганный смешок. — Ну ты даешь… То есть в смысле — Гвидо я тоже завалил?… Ты в курсе хоть, где он пропал?
— Ладно, Гвидо, может, и не ты…
— Кого?… Кобу? Из снайперки — или из чего его там?…
— Кого? — повторяю. — Крэша! Аську! Якушева! Славика! Чего ж ты от него мне привет-то не передал?
— Какого Славика?
— Доренского. Дашкиного брата. Который к сестре мужиков ее ревновал. Кто Дашку пер, когда его в очке утопили?
— Да я его вообще не знал!… — ахает рукой по столу. — Лично в смысле… Между прочим, про него говорили, что он с бандитвой какой-то тусовался… Что ты там про Крэша сказал? При чем тут Крэш?! Крэш блевотиной захлебнулся!
— Ага. Когда ты с ним рядом был.
— Что за бред? С чего ты взял? Кто тебе сказал?
— Гарик.
Да, все-таки чувствую себя идиотом — чем дальше, тем больше…
— Гарик? Нашел кого спрашивать… Он что — до “белочки”, что ли, допился?
(“Не, не помню…” — “Вспомни, Гарик… Не ФЭД?” — “ФЭД?… А, ну да, ФЭД!”)
— И с Якушевым ты знаком не был? И мне ты не врал, что знать его не знаешь?
Снаружи темнеет почти на глазах: сужается и тускнеет полоса над горизонтом, теряет блеск море, перестают различаться отдельные сосны под нами, сливаясь в единую ворсистую массу.
— Ну хорошо… врал. Ну и при чем тут это?
— Ты ж знал, что он с “Ковчегом” связался. А, ну, в секту ушел, умом повредился, суицидальный культ. А я, мол, и знаком-то с ним не был почти… Только культ был никакой не суицидальный…
— Дэн… Дэн! Послушай… Да, я его знал, и про “Ковчег”, конечно, знал… Вообще многих из “Ковчега” знал. И с Кристинкой я тогда еще познакомился… Знаешь, почему я тебе не сказал? Я хотел, чтоб ты раскопал эту историю. Ты. Сам. Тебе б просто нечего было делать, если б я все выложил, что знал… А так — ты полез в это, ты стал спрашивать, ты разворошил весь муравейник…
— Подставился неслабо…
— Имя себе сделал…
— Мне спасибо тебе сказать?
— Мог бы, кстати, и сказать… О чем мы вообще?… — ворошит рукой волосы — замученно. — Я знаю, что культ — не суицидальный. Но Димка… Он же, светлая ему память, в натуре был того… на всю голову… Ты что — стихов его не читал?
— На хрена ты мне их прислал?
— А ты не понял? Да вижу, что не понял… Ни-чер-та ты не понял… — Он опускает лицо в ладони, с нажимом массирует. — Да… Эксперимент дал… парадоксальные результаты… Чего угодно ожидал… Но мне, честно говоря, в голову не приходило, что ты решишь, что это я их всех… — хмыкает: уже вяло, безнадежно даже. — Кстати, кого ты еще-то на мой счет записал? Славика, кого еще? Глеба? Кристинку? Ну, это-то проще простого… Лапа, правда, сейчас уже совсем плохой… А Кристи — набрать ее? Сам с ней поговоришь…
Я живо вспоминаю лейтенанта Кудинова — все повторяется издевательски буквально.
— Набери, — говорю. — Только без резких движений.
Он с демонстративной, гипертрофированной медлительностью сует руку в карман, извлекает телефон, показывает мне. Тычет в кнопки. Интересно, думаю, что если она правда жива?… Ощущение идиотизма происходящего все усиливается.
— Кристин? Да. Я… Кристин, тут с тобой Дэн поговорить хочет. Ага, он самый. Поговоришь с Дэном?… — ФЭД осторожно привстает, левой протягивает мне мобилу над столиком. — Сам ее спроси…
Я делаю шаг навстречу. Тяну свою левую — в правой пистолет. Между нами — столик. Я уже почти перенимаю из ФЭДовой руки черно-оранжевый Alcatel, когда он вдруг разжимает пальцы. Чисто рефлекторно я пытаюсь поймать падающую трубку, дергаюсь вниз — а ФЭД мгновенно перехватывает мое левое запястье, с силой рвет вверх и вбок; я теряю равновесие, а он, правой уцепив меня за акватексовый воротник, опрокидывает спиной на стол и тут же сам наваливается сверху, давит левым локтем на горло, правой выворачивая “макарон” из моей кисти; резкая боль в локтевом суставе, угодившем на ребро столешницы… — и все: я безоружный, задыхающийся, на линолеуме… Все.
На пол рядом со мной что-то падает-подскакивает-катится… патрон, пистолетный патрон: Дейч передернул затвор — проверил, не на понт ли я его брал…
— Ну, молодец, бля, Дэн… И правда ведь валить собрался…
Кашляю, ворочаюсь у него под ногами. Медленно, за стол держась, встаю. Вот сейчас и получу пулю в башку. Вот сейчас… Ни мыслей, ни ощущений. ФЭД смотрит в упор, правой обхватив перед животом запястье левой, в которой “макарон”.
Вот те и его сценарий… Как это он… Обрывочное мельтешение в голове. Как это я… Всегда все по-евоному… Вот и пиздец мне…
Дейч, чуть погодя, резко разворачивается, махнув левой, отходит к стойке пустого, без единой бутылки на полках бара, поворачивается ко мне снова:
— Да, Дэн… Сколько ни пытался… всю жизнь, бля… так я ни хрена про тебя и не понял… — странно приподнятые, прыгающие интонации. — Точно вы, наверное, какие-то другие уже… Разные поколения… только не как у людей — а как в технике… Несовместимость приборов… Ни черта нам друг друга уже не понять… — В такт фразам он пристукивает рукояткой волыны по стойке. — Че я от тебя хотел?… — сам себе (и сам же своим мыслям как бы поражаясь, качает башкой). — Для себя что-то извлечь… Ну вот, бля… Не, ну че, извлек…
Почему-то страха, собственно страха, паники — нет: хотя совершенно же понятно, что отсюда мне не выйти. Но вместо страха — какая-то тупая безмысленная легкость, парадоксальная лихорадочная заторможенность.
— …Че я хотел?… — Он явно разговаривает сам с собой, он и на меня-то смотрит лишь время от времени. — Что я, не понимал, что просто так с тобой базарить про все это бесполезно?… Ты же просто не воспринял бы, в принципе… Вы ж такие все прагматики… — отклеивается от стойки, пинает ближайший столик. — Для тебя ж это демагогия, паранойя… Это у вас замечательная такая черта — игнорировать неудобные для себя факты… Сколько ни тыкай носом — ты бы просто отмахнулся…
Я медленно опускаюсь на стул, на котором раньше сидел он.
— Я хотел, чтоб ты все-таки задумался… — ФЭД ходит от стойки к стене и обратно, слегка помахивая вооруженной рукой (ничего не могу с собой поделать — взгляд как приклеился к этой руке). — Чтоб ты вынужден был задуматься… Чтоб стреманулся… Чтоб тебя все-таки проняло… Ну, блин, за что боролся… Конечно, все это выглядит паранойей… Но ты, Дэн, — что ты сделал? Ты в ответ на эту паранойю по-быстрому придумал другую! Только более удобную — для тебя… Если не хочется думать о чем-то — что может заставить сделать неприятные такие выводы… Безнадежные… Можно убедить себя, что это просто ФЭД ебанулся на всю голову, это он всех убил и съел, псих, маньяк, сериал-киллер… Так?
…Потому и на верхотуру эту меня вел. Дальний угол, да еще над крышей — никто ничего не услышит. Даже и выстрел если услышат, не поймут, что это выстрел…
— …Ты хоть Димкину писанину читал? Да ни хера ты не читал…Ты в этот чат лазил, где я часа два распинался для тебя специально — ты хоть немного вдумался? Ты хоть статью-то саму прочел?… Я вообще не въезжаю — как можно не чувствовать, что что-то происходит?… Не будучи дураком — совершенно не будучи дураком, до такой степени, блин, не будучи… Сашка… Ты думаешь, я ее убил… Да, есть на мне вина — нельзя было ее провоцировать. Надо было помнить, что такие вроде бы максимально адаптивные, такие патологически здравые люди, как она, — если уж сходят с нарезки… Но знаешь, что ее добило? Среди прочего, по крайней мере? То, что ты тогда, в тот вечер, вообще не понял, что она имеет в виду, о чем говорит… Чего, ты думаешь, она ваньку валяла, вид делала, что все типа случайно, встреча ваша? Естественно, она видела, что бесполезно так вот подходить и в лоб спрашивать: что мол, происходит, Дэн? Ты хоть понимаешь, Дэн, что что-то происходит?… Ты б решил, что она обдолбалась просто… Ну, она пыталась так ненавязчиво прощупать, чувствуешь ли ты, хоть в какой-то мере, то же, что она… Какое там!… Честно говоря, вот тогда я и убедился окончательно, что придется тебя раскачать… растормошить…
— Почему я? — спрашиваю, едва ворочая языком.
Он прерывает хождение, опирается кулаками на соседний столик, некоторое время смотрит на меня. Уже настолько стемнело, что мне — против света, остатков света — даже на расстоянии пары метров практически не видно лица, его выражения.
— Почему? — тихо переспрашивает каким-то болезненным, почти искательным тоном. — Да потому что у тебя всегда выходило то, что не получалось ни у кого. Ни у кого, совсем… Потому что все загибаются — все, кто чего-то стоит! Все, без исключения… Чего я тебе про них напоминал? Чтобы ты охренел — так же, как я охренел, когда понял, что среди моих, среди наших знакомых, нет вообще — вообще ни одного человека! — кто сумел остаться собой и выжить. Просто выжить — физически! Потому что либо ты умираешь — как Крэш, как Димка, как Гвидо, как Эйдель, как Аська, как Коба твой, как все, все… — Поворачивается спиной, отходя к стене (дергается мысль рвануть к лестнице — куда: двадцать раз пристрелит). — Даже Глеб заболел неизлечимо… Даже Нурс загнулся… — опирается рукой на стекло: звякает пистолет. — Паранойя? — поворачивает ко мне голову. — Да, выглядит как паранойя — но это что, не объективные факты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
ФЭД с интересом склоняет голову набок — лыба его меняется:
— Ты че, Дэн, — с каким-то обескураженным восхищением. — Не, постой… Ты думаешь, я Кристинку — что? Мочканул?
— Ладно. — Меня вдруг подхватывает дикая злость. — Че ты теперь-то муму ебешь? Я что, должен поверить, что ты, блин, ни при чем — это после всего? За кого ты вообще меня держишь?
Он молча мотает башкой, кривится эдак прибалдело.
— Погоди, — выщелкивает недокуренную сигарету в отверстие лестницы, подается вперед, облокачивается на столешницу, — так что я, по-твоему, сделал?
— Вопросы, блядь, — сам чуть наклоняюсь к нему, — я задаю. Как ты ее убил? Как ты убил Глеба?
ФЭД, тараща глаза и уже не лыбясь, медленно откидывается на стуле:
— Кого я убил?
— Хорош под дебила косить.
Новый самолет проходит, завывая, над нашими макушками.
— Ты это серьезно, Дэн? — Он словно не может решить, смеяться ему или охреневать. Нельзя не признать — чрезвычайно правдоподобно у него это выходит.
— И Сашку ты не трогал?
— Сашку? — переспрашивает, как у слабоумного.
— Да иди ты в жопу! — ору. — У нее справа кровоподтек был! И кожа рассечена! Перстнем!
Он хмуро уставляется на массивную печатку на среднем пальце левой.
— Мы посрались, — глядя на руку, не на меня. — Она нахамила… здорово… в общем, я себя в руках не удержал… Но убивать… ты совсем больной?…
— А на диктофон нахрена ее писал? Что — ясновидящий? Знал заранее, что она?…
— Диктофон?… — криво ухмыльнувшись, дергает головой. — Ее телеги я не для тебя, дурака, писал… Для нее самой. Я думал… Почти уверен был… Что она не… А как Лёшич… изменится, в общем… И вот тогда, после этого, я думал дать ей послушать собственные же слова, до изменения сказанные… Про то как раз, как все перерождаются… Я думаю, она и тебе про это говорила… Только она лучше оказалась, чем я про нее думал…
— Ну-ну.
Пожимает плечами.
— Отпечатки со стакана кто стер?
— Мне надо было, чтоб мои “пальчики” нашли в квартире самоубийцы? — смотрит исподлобья.
— Так. Еще раз. Когда она, ты хочешь сказать, прыгнула? До тебя или после?
После паузы, почти убито, опустив взгляд в стол:
— Я был тогда в квартире. На кухне. Я не видел ни хрена. Я говорю, мы посрались… оба из себя вышли… она даже драться пыталась… неважно… ну, она в комнату ушла, дверь закрыла… Ну, а потом… Блядь, я не ожидал, что!…
— Ты хоть сам понимаешь, как это звучит?
— А ты, Дэн? Ты понимаешь, что несешь? — подняв взгляд, задрав брови. — Я всех убил? Ну, кого еще?
— Кого? Ты, блядь, у меня спрашиваешь — кого? После того, как сам полный список составил?
— Ты о чем?… — встряхивает головой. — Так ты думаешь?… — издает какой-то хрюкающий испуганный смешок. — Ну ты даешь… То есть в смысле — Гвидо я тоже завалил?… Ты в курсе хоть, где он пропал?
— Ладно, Гвидо, может, и не ты…
— Кого?… Кобу? Из снайперки — или из чего его там?…
— Кого? — повторяю. — Крэша! Аську! Якушева! Славика! Чего ж ты от него мне привет-то не передал?
— Какого Славика?
— Доренского. Дашкиного брата. Который к сестре мужиков ее ревновал. Кто Дашку пер, когда его в очке утопили?
— Да я его вообще не знал!… — ахает рукой по столу. — Лично в смысле… Между прочим, про него говорили, что он с бандитвой какой-то тусовался… Что ты там про Крэша сказал? При чем тут Крэш?! Крэш блевотиной захлебнулся!
— Ага. Когда ты с ним рядом был.
— Что за бред? С чего ты взял? Кто тебе сказал?
— Гарик.
Да, все-таки чувствую себя идиотом — чем дальше, тем больше…
— Гарик? Нашел кого спрашивать… Он что — до “белочки”, что ли, допился?
(“Не, не помню…” — “Вспомни, Гарик… Не ФЭД?” — “ФЭД?… А, ну да, ФЭД!”)
— И с Якушевым ты знаком не был? И мне ты не врал, что знать его не знаешь?
Снаружи темнеет почти на глазах: сужается и тускнеет полоса над горизонтом, теряет блеск море, перестают различаться отдельные сосны под нами, сливаясь в единую ворсистую массу.
— Ну хорошо… врал. Ну и при чем тут это?
— Ты ж знал, что он с “Ковчегом” связался. А, ну, в секту ушел, умом повредился, суицидальный культ. А я, мол, и знаком-то с ним не был почти… Только культ был никакой не суицидальный…
— Дэн… Дэн! Послушай… Да, я его знал, и про “Ковчег”, конечно, знал… Вообще многих из “Ковчега” знал. И с Кристинкой я тогда еще познакомился… Знаешь, почему я тебе не сказал? Я хотел, чтоб ты раскопал эту историю. Ты. Сам. Тебе б просто нечего было делать, если б я все выложил, что знал… А так — ты полез в это, ты стал спрашивать, ты разворошил весь муравейник…
— Подставился неслабо…
— Имя себе сделал…
— Мне спасибо тебе сказать?
— Мог бы, кстати, и сказать… О чем мы вообще?… — ворошит рукой волосы — замученно. — Я знаю, что культ — не суицидальный. Но Димка… Он же, светлая ему память, в натуре был того… на всю голову… Ты что — стихов его не читал?
— На хрена ты мне их прислал?
— А ты не понял? Да вижу, что не понял… Ни-чер-та ты не понял… — Он опускает лицо в ладони, с нажимом массирует. — Да… Эксперимент дал… парадоксальные результаты… Чего угодно ожидал… Но мне, честно говоря, в голову не приходило, что ты решишь, что это я их всех… — хмыкает: уже вяло, безнадежно даже. — Кстати, кого ты еще-то на мой счет записал? Славика, кого еще? Глеба? Кристинку? Ну, это-то проще простого… Лапа, правда, сейчас уже совсем плохой… А Кристи — набрать ее? Сам с ней поговоришь…
Я живо вспоминаю лейтенанта Кудинова — все повторяется издевательски буквально.
— Набери, — говорю. — Только без резких движений.
Он с демонстративной, гипертрофированной медлительностью сует руку в карман, извлекает телефон, показывает мне. Тычет в кнопки. Интересно, думаю, что если она правда жива?… Ощущение идиотизма происходящего все усиливается.
— Кристин? Да. Я… Кристин, тут с тобой Дэн поговорить хочет. Ага, он самый. Поговоришь с Дэном?… — ФЭД осторожно привстает, левой протягивает мне мобилу над столиком. — Сам ее спроси…
Я делаю шаг навстречу. Тяну свою левую — в правой пистолет. Между нами — столик. Я уже почти перенимаю из ФЭДовой руки черно-оранжевый Alcatel, когда он вдруг разжимает пальцы. Чисто рефлекторно я пытаюсь поймать падающую трубку, дергаюсь вниз — а ФЭД мгновенно перехватывает мое левое запястье, с силой рвет вверх и вбок; я теряю равновесие, а он, правой уцепив меня за акватексовый воротник, опрокидывает спиной на стол и тут же сам наваливается сверху, давит левым локтем на горло, правой выворачивая “макарон” из моей кисти; резкая боль в локтевом суставе, угодившем на ребро столешницы… — и все: я безоружный, задыхающийся, на линолеуме… Все.
На пол рядом со мной что-то падает-подскакивает-катится… патрон, пистолетный патрон: Дейч передернул затвор — проверил, не на понт ли я его брал…
— Ну, молодец, бля, Дэн… И правда ведь валить собрался…
Кашляю, ворочаюсь у него под ногами. Медленно, за стол держась, встаю. Вот сейчас и получу пулю в башку. Вот сейчас… Ни мыслей, ни ощущений. ФЭД смотрит в упор, правой обхватив перед животом запястье левой, в которой “макарон”.
Вот те и его сценарий… Как это он… Обрывочное мельтешение в голове. Как это я… Всегда все по-евоному… Вот и пиздец мне…
Дейч, чуть погодя, резко разворачивается, махнув левой, отходит к стойке пустого, без единой бутылки на полках бара, поворачивается ко мне снова:
— Да, Дэн… Сколько ни пытался… всю жизнь, бля… так я ни хрена про тебя и не понял… — странно приподнятые, прыгающие интонации. — Точно вы, наверное, какие-то другие уже… Разные поколения… только не как у людей — а как в технике… Несовместимость приборов… Ни черта нам друг друга уже не понять… — В такт фразам он пристукивает рукояткой волыны по стойке. — Че я от тебя хотел?… — сам себе (и сам же своим мыслям как бы поражаясь, качает башкой). — Для себя что-то извлечь… Ну вот, бля… Не, ну че, извлек…
Почему-то страха, собственно страха, паники — нет: хотя совершенно же понятно, что отсюда мне не выйти. Но вместо страха — какая-то тупая безмысленная легкость, парадоксальная лихорадочная заторможенность.
— …Че я хотел?… — Он явно разговаривает сам с собой, он и на меня-то смотрит лишь время от времени. — Что я, не понимал, что просто так с тобой базарить про все это бесполезно?… Ты же просто не воспринял бы, в принципе… Вы ж такие все прагматики… — отклеивается от стойки, пинает ближайший столик. — Для тебя ж это демагогия, паранойя… Это у вас замечательная такая черта — игнорировать неудобные для себя факты… Сколько ни тыкай носом — ты бы просто отмахнулся…
Я медленно опускаюсь на стул, на котором раньше сидел он.
— Я хотел, чтоб ты все-таки задумался… — ФЭД ходит от стойки к стене и обратно, слегка помахивая вооруженной рукой (ничего не могу с собой поделать — взгляд как приклеился к этой руке). — Чтоб ты вынужден был задуматься… Чтоб стреманулся… Чтоб тебя все-таки проняло… Ну, блин, за что боролся… Конечно, все это выглядит паранойей… Но ты, Дэн, — что ты сделал? Ты в ответ на эту паранойю по-быстрому придумал другую! Только более удобную — для тебя… Если не хочется думать о чем-то — что может заставить сделать неприятные такие выводы… Безнадежные… Можно убедить себя, что это просто ФЭД ебанулся на всю голову, это он всех убил и съел, псих, маньяк, сериал-киллер… Так?
…Потому и на верхотуру эту меня вел. Дальний угол, да еще над крышей — никто ничего не услышит. Даже и выстрел если услышат, не поймут, что это выстрел…
— …Ты хоть Димкину писанину читал? Да ни хера ты не читал…Ты в этот чат лазил, где я часа два распинался для тебя специально — ты хоть немного вдумался? Ты хоть статью-то саму прочел?… Я вообще не въезжаю — как можно не чувствовать, что что-то происходит?… Не будучи дураком — совершенно не будучи дураком, до такой степени, блин, не будучи… Сашка… Ты думаешь, я ее убил… Да, есть на мне вина — нельзя было ее провоцировать. Надо было помнить, что такие вроде бы максимально адаптивные, такие патологически здравые люди, как она, — если уж сходят с нарезки… Но знаешь, что ее добило? Среди прочего, по крайней мере? То, что ты тогда, в тот вечер, вообще не понял, что она имеет в виду, о чем говорит… Чего, ты думаешь, она ваньку валяла, вид делала, что все типа случайно, встреча ваша? Естественно, она видела, что бесполезно так вот подходить и в лоб спрашивать: что мол, происходит, Дэн? Ты хоть понимаешь, Дэн, что что-то происходит?… Ты б решил, что она обдолбалась просто… Ну, она пыталась так ненавязчиво прощупать, чувствуешь ли ты, хоть в какой-то мере, то же, что она… Какое там!… Честно говоря, вот тогда я и убедился окончательно, что придется тебя раскачать… растормошить…
— Почему я? — спрашиваю, едва ворочая языком.
Он прерывает хождение, опирается кулаками на соседний столик, некоторое время смотрит на меня. Уже настолько стемнело, что мне — против света, остатков света — даже на расстоянии пары метров практически не видно лица, его выражения.
— Почему? — тихо переспрашивает каким-то болезненным, почти искательным тоном. — Да потому что у тебя всегда выходило то, что не получалось ни у кого. Ни у кого, совсем… Потому что все загибаются — все, кто чего-то стоит! Все, без исключения… Чего я тебе про них напоминал? Чтобы ты охренел — так же, как я охренел, когда понял, что среди моих, среди наших знакомых, нет вообще — вообще ни одного человека! — кто сумел остаться собой и выжить. Просто выжить — физически! Потому что либо ты умираешь — как Крэш, как Димка, как Гвидо, как Эйдель, как Аська, как Коба твой, как все, все… — Поворачивается спиной, отходя к стене (дергается мысль рвануть к лестнице — куда: двадцать раз пристрелит). — Даже Глеб заболел неизлечимо… Даже Нурс загнулся… — опирается рукой на стекло: звякает пистолет. — Паранойя? — поворачивает ко мне голову. — Да, выглядит как паранойя — но это что, не объективные факты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60