"Ну и ладно, - подумал он, - попью чаю один. А вот уснет Васька, спортит деталь, тогда пожалеет, что Матвеича не пущал". Он доковылял до своей будки, заперся изнутри и обиделся на Василия.
В цеху было тихо. Василий очнулся оттого, что кто-то поливал его больную голову холодной водой. Вода лилась по щекам, по шее, попадая за шиворот и на грудь, окрашенная в бледно-розовый цвет. Василий открыл глаза и осторожно огляделся. Он полусидел-полустоял на коленях лицом к станку, который не работал, махина не крутилась. Василий попытался пошевелиться и чуть не завалился набок от боли в голове. Удержало его лишь то, что его руки были привязаны к барабану станка. Нет, даже не привязаны, а просто рукава крепкой рабочей куртки Василия были зажаты в барабане.
Вася потянул руки на себя, пытаясь вырваться. Но ничего не получилось рукава были зажаты слишком крепко. Захотелось сплюнуть, но рот был заклеен чем-то, кожу тянуло, больно дергало за волоски Васиной небритости. Почему-то не горела лампа под потолком, а светильник на станке бил прямо в глаза. Василий, ослепленный, резко отвернулся и ощутил в голове вместе с болью еле заметный шум. Во рту стоял знакомый привкус водки. Но он не пил сегодня водки.
Василий точно знал, что ни сегодня, ни вчера он не пил водки. Откуда этот привкус? Или ему налили водки в рот? Бесплатно? Василий жил долго, но не мог вспомнить чтобы кому-то наливали насильно в рот водку. Обычно водки не хватает, и все рады выпить даже не насильно, а так, лишь бы выпить. Но чтоб бесплатно наливали водку прямо в рот, такого Василий совершенно не помнил. "Нет, однажды было такое, - вдруг вспомнил Василий, - один раз мы наливали водку насильно прямо в глотку, но это было очень давно. Инне. И после этого мы ее убили".
Василий понял, что то, что он привязан, то, что его напоили - все это часть какого-то зловещего ритуала, отчасти повторяющая то, что произошло семь лет назад с Инной. В одном сомнений не было - его хотят убить. Но умирать Василий совершенно не хотел, особенно на текущем, не самом плохом этапе своей жизни. Смерть перечеркивала все к чему он шел, весь его план. Василий мобилизовал все свои силы, вскочил на ноги и с силой уперся одной ступней в то место, где были зажаты его руки. Рванул на себя что было мочи, но тут же получил сильный удар сзади прямо по позвоночнику. И еще один чем-то твердым и тяжелым по затылку.
Василий упал, ударившись пахом о станину, и повис на зажатых в станке рукавах. Кисти рук вывернулись и хрустнули. Василий вскрикнул от боли. Тут же ему пришла в голову мысль, что можно скинуть с себя куртку и вырваться из этого капкана. Ни на секунду Василий не задумался ни о том, кто зажал его вот в таком положении, ни о том, кто ударил его по спине и по затылку. Все тело, каждая клеточка боролись лишь за то, что бы спастись, вырваться из сомкнутых железных челюстей.
Кисти рук никак не хотели пролезать в рукава, затиснутые в станке. Напрасно Василий дергался и извивался, как червяк. С его разбитой головы по волосам, по носу текла горячая кровь. Один рукав затрещал, ткань лопнула. Обрадованный Василий рванул еще сильнее и высвободил правую руку. Василий вытер рукавом текущую по глазам кровь и в изнеможении оперся спиной на деталь, чтобы набраться сил и освободить вторую руку.
Но в это время станок включился, деталь пошла и с ревом потащила Василия наверх на себя. Зацепиться было не за что. Василий беспомощно шарил рукой по гладкой поверхности болванки, его тело уже оторвалось от земли на несколько сантиметров. Василий зачем-то пытался оторвать с губ прозрачный скотч, как будто это могло его спасти, но ничего не получалось. Между станиной и болванкой внизу была щель сантиметров десять - туда и тащила его безжалостная машина.
Василий из последних сил уперся, зацепился свободной кистью за неподвижную часть станка и попытался в последний раз выдернуть рукав, но вдруг ощутил, что его рука просто привязана железным тросиком, конец которого плотно схвачен железным зубом барабана станка. Боль в привязанной руке заставила Василия отцепиться от неподвижной детали, пальцы даже хрустнули.
Чувство, охватившее Василия в этот миг, когда до его смерти оставалось только четверть поворота барабана было понятным - ему стало нестерпимо жаль! Но не себя. Совсем не себя... Ему-то что? Через минут десять, валяясь на полу, он не будет чувствовать ни боли, ни страха, ни мук, ни разочарования. А вот Леночка... Милая девочка без конца примеряющая перед зеркалом свадебное платье, что будет с ней, когда она узнает о том, что бессердечная машина всмятку размолотила ее любимого? Ее жениха? Что совсем ни к чему теперь свадебное платье и незачем искать ресторан получше для заказа банкета...
Василий оказался на самой вершине болванки и соскользнул вниз, покатился, ударился о станину, сломал руку. Штанина брюк зацепилась за фрезу, острие ее распороло ногу до самой пятки, и в этот же момент рука Василия с хрустом ушла под деталь сначала до локтя, потом до плеча. Мощная махина, ни на секунду не притормозив, подмяла, затащила в свое железное нутро тело Василия, ломая его и скручивая. То, что вышло через несколько секунд с другой стороны, уже не было похоже на тело человека. Раздавило даже голову, багрово-серое месиво образовалось вместо лица. Станок все крутил и крутил свой кровавый фарш. Барабан скрипел, затаскивая и выплевывая, все больше и больше уродуя мертвое тело, рвал одежду.
Все это время невысокий человек в темной одежде безмолвно стоял в тени у большого фрезерного станка и спокойно смотрел на то, как крутится безжизненное тело, как бьет его о станину, как льется, запекаясь, по металлу кровь.
Матвеич проснулся в своей будке и решил проверить, как там работается Василию, а заодно и попенять на то, что тот закрывает дверь в цех. Сторож откусил на дорожку кусок бутерброда с сыром, взял свое ружье и пошел к цеху. Тарзан семенил за ним, подпрыгивая и поскуливая от холода. Ночь была тихой, лунной, где-то вдалеке за забором лаяла собака. Тарзан остановился, тоже полаял и повыл на луну. Вокруг громоздились зловеще-черные силуэты заброшенных зданий. Матвеич спешил, надеясь, что Василий уже открыл дверь.
Неожиданно он увидел, как из двери, ведущей в цех неторопливо вышел человек и спокойно пошел в направлении заводских ворот. Это был не Василий и вообще совершенно незнакомый Матвеичу человек. Сторож на всякий случай пристальней пригляделся, но совершенно не узнал его. Абсолютно точно он его никогда не видел. Матвеич долгое время оберегал достояние завода. За время его дежурств никогда никто из посторонних ни украл ни гвоздя. Свои заводские, правда, крали что попало, но это считалось не воровством, а "возмещением материального ущерба" и поэтому морально не осуждалось. А тот, кто вышел из дверей был чужой и, вполне возможно, мог похитить в цеху какой-нибудь таврошвеллер или того хуже талреп с такелажной скобой. Чувство профессионального долга взыграло, сторож вскинул ружье без патронов и крикнул грозно:
- Стой, стрелять буду!
Незнакомец даже не оглянулся, просто спокойно пошел себе дальше. Матвеич погнался за вором, он даже пробежал три или четыре шага, но быстро запыхался и вынужден был прекратить преследование. Тарзан, лениво семеня, пробежал рядом с Матвеичем какое-то время и сел на снег.
- Фас! - приказал ему сторож, рукой указывая на нарушителя.
Пес хитро поглядев на Матвеича, демонстративно улегся на снег, отказываясь исполнять свой служебный долг и завилял хвостом. Вор уходил, и не было никакого толку ни от ружья, ни от собаки. По правде говоря и от самого Матвеича тоже особого толку не было.
Сторож матюгнулся и решил зайти к Василию, дабы разъяснить недоразумение. Потому, как человек вышел из цеха, где работал Василий и не увидеть его внутри Василий никак не мог. Может это приятель Васьки зашел проведать его. Но почему ночью и на завод, а не домой и днем? И зачем они закрывались в цеху? Поскольку старенький сторож ничего такого не знал об однополой любви, то единственное подозрение, которое зародилось у него было таковым - они выпивали. "Точно, - подумал Матвеич, - довела человека эта женитьба. Уж и не выпить по нормальному. Прятаться нужно".
От этих мыслей Матвеич успокоился и открыл дверь в цех в цех с небольшой обидой на то, что его не позвали остограмиться.
- Васька, просыпайся, алкаш! - закричал Матвеич, идя по направлению к работающему станку. В цеху не было особенно тепло, но все-таки лучше и теплее, чем на улице. Тарзан тоже протиснулся в дверь и сразу устремился к месту работы Василия. Он знал, что тот обязательно принес ему из дома что-нибудь вкусненькое.
- Василий! - громко позвал опять Матвеич, но ему никто не ответил.
"Спит, наверное, а может быть, музыку свою слушает, уши заткнул", подумал сторож.
Лампа светила куда-то в сторону, и поэтому Матвеич едва не споткнулся о груду тряпок, лежащих прямо возле станка. Тарзан, рыча и поскуливая, уже рвал и облизывал эти склизкие тяжелые лохмотья.
- Тарзан, что ты там нашел? - громко спросил Матвеич и нагнулся подвинуть эту груду. Тряпки были мокрые и теплые. Внутри у Матвеича похолодело. Его рука, которой он прикоснулся к тому, что лежало на полу, была вся в чем-то липком и красном. Матвеич поднес ладонь поближе к лицу. Это была кровь! Сторож, не в силах сказать ни слова, отступил на шаг. Под ноги попало что-то маленькое и мягкое. От пяток до мозга по телу пробежало гадливо-мерзкое ощущение, как будто наступил на крысу. Автоматически сторож поднял это с пола и поднес к глазам. Оказалось, что это была кисть руки человека, оторванная от основания.
- А-а-а-а! - заорал что было мочи Матвеич, отбросил от себя руку, его стошнило прямо на лежащий у ног труп Василия. Закололо в левой стороне груди, ужас сдавил железными пальцами сердце, и сторож потерял сознание и повалился на цементный пол. Тарзан схватил упавшую на пол руку, отбежал в дальний угол цеха и стал с наслаждением грызть ее. Давненько он не ел такой вкуснятины, свеженького мяска! Все каши да каши с объедками со стола Матвеича, который сам постоянно постится.
Очнувшись, Матвеича вновь охватил ужас, он побежал звонить, падая и воя от страха. Он потерял ружье и расшиб лоб о железную дверь. Дотащившись до телефона, сторож долго не мог попасть пальцем в дырку телефонного диска. Он звонил, оглядываясь по сторонам и подвывая. Он позвонил прямо домой директору цеха и закричал в трубку:
- А-а-а-а!
Потом трубку бросил и побежал мимо проходной прямо на дорогу, и так и бежал вдоль дороги, где его и задержал наряд милиции. Через полчаса на месте трагедии были уже все те, кому положено быть в подобных случаях. Но то, что увидели работники реанимации на месте трагедии, заставило вздрогнуть даже их стальные нервы. Бездушный станок продолжал вхолостую крутиться, пока не пришел мастер цеха и не выключил его. Впрочем, мастером цеха он оставался еще только полчаса после того, как выключил станок. А после приезда своего начальника и оперативников стал и подследственным, и безработным в одном лице.
10
Утром, когда Семен ждал в машине своего шефа возле его дома, ему на трубку позвонила Галка.
- Привет, - сказала она, - какие новости?
- Никаких, - ответил Семен, - никто его не видел, никому он не звонил. Что, и домой не появился?
- Нет, - ответила Галка.
- Ну, не знаю, - сказал Семен, - обратись в милицию. Все, что мог, я сделал.
Галка ничего не ответила, просто бросила трубку. "Да ну их на фиг! - со злобой подумал Семен. - Своих проблем у меня мало, что ли, чтобы еще и чужие решать?"
В это время из подъезда вышел Антон Сергеевич, и они поехали по делам. Весь день мотались с точки на точку, и опять Семен приехал домой только после десяти вечера, когда стемнело. В дверях торчала записка, написанное женской рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37