– Я не собираюсь с вами спорить. Я слишком устала, чтобы препираться. Я сказала вам только о том, что произошло.
– Должно быть, вы ошиблись. – Лицо миссис Меррик пухло, как тесто на дрожжах. – По крайней мере признайте возможность того, что вы могли ошибиться.
– Нет такой возможности.
– В какое время она... в какое время она вам позвонила?
– Около десяти.
– Ну вот видите? Вы ошиблись. Вчера вечером Эви была с друзьями. У них были билеты на какую-то пьесу в театр "Билтмор Боул".
– Со мной говорила Эвелин. Я узнала ее голос. А кто еще, какая еще женщина могла бы знать такие вещи о Дугласе?
– А как вы можете быть уверены, что вам сказали правду?
– Мой сын признал, что это правда. А потом убил себя. – Верна начала раскачиваться взад-вперед, прижав руки к тощей груди. – Дуги. Дуги умер. В свой день рождения. Мы собирались его отметить... О Господи, уходите, оставьте меня одну.
– Миссис Кларво, выслушайте меня.
– Нет, нет, нет.
– Я хотела бы помочь вам.
– Уходите. У меня умер сын.
Миссис Меррик ушла тем же путем, каким пришла, – через внутренний дворик. Блэкшир дожидался ее на подъездной дорожке, подняв воротник от ветра, его губы посинели от холода.
– Я отвезу вас на работу, миссис Меррик, – сказал он.
– Спасибо, не нужно. Лучше идите к ней. – Она начала натягивать замшевые перчатки. – Слава Богу, хоть Эвелин жива. Неважно, что она сделала, но она жива. За что я и благодарю Господа.
Миссис Меррик повернулась и быстрыми шагами пошла навстречу ветру, высоко держа голову.
Глава 13
Мокрые пятна на платье, в тех местах, где она отмывала кровь в уборной публичной библиотеки, теперь уже высохли, и можно было осмелиться снова выйти на улицу. Даже если ветер распахнет полы ее пальто, никто не заметит бледных пятен на лифе платья, а если и заметит, то не поймет, что это такое.
Она закрыла книгу, которую якобы читала почти час, и поставила ее обратно на полку открытого доступа. Она никого не знала в библиотеке, и ее никто не знал. Однако опасно было сидеть долго на одном месте, особенно в тишине читального зала, потому что по временам мозг ее довольно громко тикал, как метроном, и по его ритму какой-нибудь шпион мог узнать, о чем она думает.
Таким шпионом был, например, старик, сидевший за столиком неподалеку от справочного отдела и загораживавшийся номером "Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт". Он делал вид, что углублен в чтение, точно мальчик, уткнувшийся в книжку с картинками, но угол поворота головы выдавал его. Чтобы старик не мог подслушать ее мысли, она начала довольно громко жужжать. Тот опустил журнал и кисло посмотрел на нее, понимая, что его обнаружили.
Проходя мимо его столика, она немного наклонилась и прошептала: "Бесполезно следовать за мной". Потом направилась к двери, запахнув полы пальто.
Она победила, конечно. Однако тиканье ее мозга становилось назойливым. Оно возникало в самые неподходящие моменты, меняясь в зависимости от интенсивности ее мыслей, и страшно было, как бы тиканье не стало оглушительным и не довело бы ее до сумасшествия.
Сумасшествие. Это слово, которым нельзя бросаться. Терола попробовал.
Она быстро спустилась по ступенькам ведущей в библиотеку лестницы и пошла на север, думая о Тероле. Она держалась с ним обходительно, вежливо. У него не было никаких оснований сказать ей то, что он сказал.
Когда он открыл ей дверь, на нем были полосатые пижамные брюки и нижняя рубашка.
– Хелло, мистер Терола.
– Тебе-то чего надо?
– Я просто подумала, что зайду и...
– Слушай, малютка, мотай отсюда. Я с похмелья.
Он начал закрывать дверь у нее перед носом, но она оказалась проворней.
– Я могла бы сварить вам кофе, мистер Терола.
– Я сто лет варю себе кофе сам.
– Значит, самое время попробовать моего. Где у вас плитка?
Зевая, он провел ее в спальню и сел на край кровати, а она включила плитку и налила воды в кофейник.
– Как это ты стала милосердным ангелом, малютка?
– Я рада время от времени постараться для друга.
– А потом, думаешь, друг постарается для тебя?
– Это было бы чудесно.
– В чем закавыка?
– В тех снимках, что вы с меня сделали, – сказала она. – Сожгите их.
– Почему?
– Я на них плохо получилась.
Его брови зашевелились, как черные волосатые гусеницы.
– Вот как?
– Сожгите их и сфотографируйте меня снова. Сделайте такие снимки, чтобы их показывали в музеях.
– Послушай, Элейн, Эйлин или как тебя там...
– Эвелин.
– Послушай, Эвелин, будь пай-девочкой и шагай домой, а я подумаю над твоим предложением.
– Вы этого не сделаете.
– Что ты, конечно, сделаю.
Он лег на кровать и прикрыл одеялом нижнюю часть тела до пояса.
– Вы обещаете, мистер Терола?
– Что?
– Сделать меня бессмертной?
– Рехнулась ты или что? – сердито сказал он, взбивая подушку. – Услышат люди такие слова и упекут тебя в дурдом.
– Мистер Терола...
– Уматывай, я сказал. Сегодня мне не до тебя. Славно провел ночь.
– Мистер Терола, как вы думаете, я хорошенькая?
– Великолепная, – сказал он, закрывая глаза. – Просто милашка.
– Вы смеетесь надо мной.
– Нет, не смеюсь. Зачем мне это надо? А теперь будь пай-девочкой, исчезни, Эйлин.
– Эвелин, – сказала она. – Э-ве-лин.
– Ну да, конечно.
– Скажите: Эвелин.
Терола открыл глаза и увидел, что она склонилась над ним.
– Да что с тобой, малютка? Ты сумасшедшая?
Сумасшедшая. Такими словами не бросаются.
* * *
Заворачивая за угол, она оглянулась на библиотеку. Шпион, загримированный под старика, стоял на лестнице и наблюдал за ней, держа под мышкой "Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт". Она бросилась бежать.
Старик вернулся в библиотеку и остановился у справочного стола, за которым сидела рыжая девица, обложенная телефонными справочниками по всем городам страны.
Девушка улыбнулась и сказала:
– Я уж было подумала, вы опять сбежали с нашим журналом, мистер Хофман.
– На этот раз нет. Вы не обратили внимание на молодую женщину, которая только что вышла? В темном пальто.
– Да нет. А что?
– Последние полчаса я наблюдал за ней. Она показалась мне очень странной.
– У нас здесь бывает немало странных людей, – бодро сказала девушка. – Публичное заведение, сами понимаете.
– Я подумал, что, может быть... В общем, я случайно заметил на груди ее платья пятна.
– Наверно, ела спагетти за ленчем. Знаете, какие они скользкие?
– Все то время, что я за ней наблюдал, она держала перед собой открытую книгу, но не читала. Книга, кажется, о птицах, точно не скажу, глаза уже не те, что прежде. Когда она уходила, то наклонилась ко мне и что-то шепнула. Я не разобрал, что именно. Странно, правда ведь?
– Довольно странно.
– Я и подумал, не позвонить ли в полицию.
– Ну вот, опять вы за свое, мистер Хофман, все выдумываете!
* * *
Из-за тиканья в мозгу и страха перед шпионами она старалась не заходить в один и тот же бар дважды, но было трудно отличить один бар от другого, они были так похожи. Как будто интерьер, неоновые вывески, мебель, завсегдатаи, бармены – все поступило партиями из одного и того же универмага.
Существенным различием было расположение телефонной кабины. В баре "Мекка" она располагалась в дальнем конце зала, рядом с мужской уборной, и была скрыта от взглядов сидящих за стойкой большой кадкой с филодендроном.
Плотно закрыв за собой складывающуюся дверь, она почувствовала себя в безопасности и тепле, вне досягаемости посетителей, как ребенок в игрушечном домике или поэт в башне из слоновой кости.
Она набирала номер, улыбалась, глубоко вдыхая затхлый воздух бара, словно это был чистый кислород. Крествью, 15115. Пока ждала ответа, складывала цифры. Получилось тринадцать. Если, скажем, прибавить один и разделить на два – получится семь. Все должно сводиться к семи. Большинство людей этого не знают, а когда им говоришь, проявляют скептицизм или открытое неверие. После пятого гудка (плюс два) откликнулся женский голос:
– Алло?
– Это дом Кларво?
– Да.
– Миссис Кларво?
– Ее нет дома.
– Но я узнала ваш голос, миссис Кларво.
По проводам донесся резкий звук, будто на пол упал металлический предмет.
– Кто... это вы, Эвелин?
– Вы не ожидали услышать меня так скоро?
– Ожидала. Да, я ожидала.
Короткая пауза на другом конце линии, какая-то суета, звуки шагов, затем низкий мужской голос торопливо, но отчетливо произнес: "Спросите ее об Элен. Спросите, где Элен".
– Кто там с вами? – спросила Эвелин. Как будто она не знала. Бедный старый Блэкшир, неуклюже разыскивающий ее по всему городу, точно слепой, бредущий по лесу. "На днях я выскочу к нему из-за дерева".
– Никого со мной нет, Эвелин. Был, но я его отослала. Подумала, что вам... что нам с вами лучше говорить наедине. Эвелин? Вы слушаете?
Она слушает. В тепле, в безопасности, ребенок в башне из слоновой кости, поэт в игрушечном домике.
Мимо кабины прошел осанистый мужчина, она посмотрела на него сквозь грязное узкое стекло в двери. Но он даже не заметил ее. Думал совсем о другом.
– Эвелин? Отвечайте. Отвечайте.
– Не нужно кричать, – холодно сказала Эвелин. – Знаете, я не глухая. У меня стопроцентный слух.
– Извините, что я... кричала.
– Так-то лучше.
– Послушайте меня, пожалуйста. Вы видели Элен? Говорили с ней?
– Почему... – Она довольно улыбнулась, ибо голос ее звучал серьезно и рассудительно, тогда как ей хотелось прыснуть. Видела ли она Элен? Чудесная игра. Надо ее продолжить. Поддержать. Чтобы она сразу не кончилась. – Почему вы спрашиваете об Элен, миссис Кларво?
– Она должна была приехать сюда много часов тому назад. Сказала, что едет домой.
– Ах вон оно что.
– Что вы хотите этим сказать? Вы ее...
– Она передумала. Во всяком случае, ей по-настоящему домой не хотелось. Она не желала, чтобы вы увидели ее в ее нынешнем положении.
– А в каком она... положении?
– Я обещала ей никому не говорить. В конце концов, мы были когда-то подругами, а слово, данное подруге, надо держать.
– Пожалуйста. Ради Господа Бога...
– Опять вы кричите. Мне это не нравится.
– Хорошо, – прошептала Верна. – Я не буду кричать. Только скажите мне, где Элен и что с ней.
– Ну, это долгая история. – На самом деле это было не так. История была короткая и чудесная. Но надо преподать урок этой миссис Кларво: как грубо с ее стороны кричать в трубку.
– Эвелин, пожалуйста, я прошу вас...
– О правде просить не надо. Я говорю ее по собственной воле. Разве не так?
– Так.
– Что бы там обо мне ни болтали, я не лгунья.
– Нет. Конечно, нет. Вы не лгунья. Так что с Элен? С ней все в порядке?
– Я не знаю.
– Но вы сказали...
– Я не сказана, что у нее все в порядке или все не в порядке. Я сказала, что она передумала возвращаться домой.
– Где она?
Мужчина с богатырской грудью снова прошел мимо кабины, на этот раз в обратном направлении. У него были стеклянные глаза и деревянные губы.
– Она работает в доме для call girls, – сказала Эвелин. И заранее задрожала от возбуждения, ожидая реакции Верны, – шок, неверие, протест. Ничего этого не последовало. – Вы слышали, миссис Кларво? Элен работает в доме для call girls. Он – на Саут-Флауэр-стрит. Не место для леди, доложу я вам. Но Элен никогда и не хотела быть леди. Все, что ей требуется, – немного возбуждения. И она его получит. Еще бы! Она его получит.
Снова молчание, трубку не положили. Возбуждение начало выливаться из Эвелин, как кровь из поврежденной артерии. Она затыкала рану словами, чтобы остановить поток.
– Это я устроила ее на работу. Сегодня утром я повстречала ее возле гостиницы. Она сказала, что ей опротивела праздная жизнь, которую она ведет, и она хотела бы заняться чем-нибудь интересным. "Пойдем со мной", – сказала я. И она пошла.
– Теперь я знаю, что вы лжете, – ровным голосом сказала Верна. – Элен никуда с вами не пошла бы. Она предупреждена.
– Предупреждена? Насчет меня?
– Что вы с ней сделали?
– Я вам сказала: устроила на работу.
– Это нелепо.
– Да?
И она мягко положила трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23