Глядя на Джун, мисс Кларво впервые подумала о том, а как же выглядит эта самая Эвелин Меррик. Подумав, сказала:
– Час назад, то есть в половине десятого, мне позвонили. Я буду вам очень благодарна, если вы сообщите мне что-нибудь об этом звонке.
– Вы хотите знать, откуда звонили?
– Да.
– У меня нет возможности установить это, мисс Кларво, если звонок был не по междугородному телефону. Сегодня вечером таких было четыре, но звонили не вам.
– Но вы помните, что кто-то вызывал мой номер?
– Не могу вам сказать.
– Подумайте хорошенько.
– Да, конечно, мисс Кларво, я думаю, как только могу. – И девушка наморщила лоб, чтобы подтвердить свои слова. – Только дело-то вот в чем. Если бы кто-то позвонил и спросил мисс Кларво, я бы это запомнила, но если спрашивают номер 4-25, это совсем другое дело, сами понимаете.
– Значит, тот, кто мне звонил, знал мой телефонный номер в гостинице?
– Наверное.
– Почему вы так думаете, Джун?
Девушка поерзала в кресле, поглядывая то на дверь, то на мисс Кларво, то снова на дверь.
– Я не знаю.
– Но вы же сказали "наверное", Джун.
– Я только хотела сказать... хотела сказать, что не помню, вызывал ли кто-нибудь номер 4-25 сегодня вечером.
– По-вашему, я лгунья?
– О нет, мисс Кларво, я не это хотела сказать, мисс Кларво. Я только...
– Ну?
– Не припомню, только и всего.
На этом разговор и был закончен. Ни изъявлений благодарности, ни благих пожеланий на прощание. Просто мисс Кларво встала и открыла дверь. Джун выскочила в коридор. А мисс Кларво снова осталась одна.
Хохот в соседнем номере сотрясал перегородку, через открытую балконную дверь врывались голоса:
– Ну ты даешь, Джордж, ну даешь!
– Послушайте эту девицу, она дело говорит!
– Черт бы вас побрал, где открывашка?
– А для чего Бог дал тебе зубы?
– Бог дал, Бог взял.
– Долли, куда ты задевала открывашку?
– Не помню.
"Не припомню, только и всего".
Мисс Кларво присела у орехового бюро и взяла золоченую авторучку, подаренную отцом ко дню рождения несколько лет назад.
"Дорогая мама, – писала она. – Я целую вечность ничего о тебе не слышала. Надеюсь, вы с Дугласом по-прежнему живете в гадости".
Элен уставилась на то, что написала, подсознательно подозревая описку. Поначалу все показалось правильно: "...вы с Дугласом по-прежнему живете в гадости".
Я же хотела сказать "в радости". Перо соскочило не на ту букву. Я не желаю зла собственной матери. А все этот шум в соседнем номере, никак не сосредоточиться.
– Бывает, ты ведешь себя как павиан, Гарри.
– Ну так пошли кого-нибудь за бананами, Гарри голоден. Что тут смешного?
– Ладно, я пошутила. Ты что, шуток не понимаешь?
Мисс Кларво закрыла на замок застекленную дверь.
Может, и звонок незнакомки был всего-навсего шуткой? Кто-то из работников гостиницы решил припугнуть ее, потому что она богата и считается немножечко странной. Мисс Кларво понимала, что эти качества делают ее естественной жертвой шутников; она смирилась с этим много лет тому назад, и розыгрыши уже не задевали ее, как раньше, в школе.
Значит, никаких проблем. Девушка с хрустальным шариком пошутила. Эвелин Меррик просто не существует. Однако это имя стало напоминать о чем-то, хоть поначалу мисс Кларво была уверена, что никогда не слыхала его.
Элен отдернула занавески на окнах и вернулась к письму.
"Надеюсь, вы с Дугласом по-прежнему живете в гадости".
Мисс Кларво зачеркнула "в гадости" и написала "в радости".
"Надеюсь, у вас с Дугласом все хорошо. Не могу сказать того же о себе. Я ни на что не надеюсь. Мне все равно".
Мисс Кларво разорвала листок пополам и аккуратно положила в корзину для бумаг рядом с бюро. По сути дела, ей не о чем было писать своей матери, как всегда. Просить у нее совета и утешения казалось совершенно бессмысленным. Ни того ни другого миссис Кларво не даст, даже если бы Элен осмелилась попросить об этом.
Вечеринка в соседнем номере перешла к песням. "Вниз по речке от старой мельницы", "Луна над жнивьем", "Дэйзи, Дэйзи". Иногда пели в лад, иногда – нет.
В груди мисс Кларво поднялась горячая волна гнева. Какое они имеют право поднимать такой шум на ночь глядя? Надо пойти постучать в стену, а если не угомонятся, вызвать администратора.
Поднимаясь со стула, мисс Кларво зацепилась каблуком за нижнюю перекладину бюро и упала вперед, причем ударилась об острый угол выдвижной его части. Немного полежала молча, ощущая металлический привкус крови во рту и слушая, как тревожно стучит пульс в висках.
Немного погодя встала и медленно, негнущимися ногами прошагала к зеркалу над телефонным столиком. На лбу была небольшая царапина, из уголка рта сочилась кровь, там, где выпирающий нижний зуб прорезал губу.
"...У меня есть хрустальный шарик. Я вас вижу. Вполне ярко и отчетливо. С вами произошел несчастный случай. Рассечен лоб, изо рта течет кровь..."
Крик о помощи поднялся к горлу мисс Кларво. Помогите, кто-нибудь! Мама, Дуглас, мистер Блэкшир...
Но крик так и не прорвался наружу. Застрял в глотке, мисс Кларво проглотила его, как и многие другие крики.
Я по-настоящему и не пострадала. Видно, я слишком чувствительна. Отец всегда гордился деликатностью моих чувств. Значит, нечего закатывать истерику. Надо подумать и сделать нечто разумное.
Мисс Кларво вернулась к бюро, взяла ручку и чистый лист бумаги.
"Дорогой мистер Блэкшир, позвольте напомнить Вам, что на похоронах отца Вы предложили мне совет и помощь, если таковые понадобятся. Не знаю, сказали ли Вы это лишь потому, что такие вещи принято говорить на похоронах, или Вы были искренни. Надеюсь на последнее, потому что сейчас у меня возник именно такой случай. Мне кажется, что меня преследует безумная женщина..."
Глава 2
"...Мне очень неприятно сообщать нелепые подробности кому бы то ни было. У меня нет привычки взваливать свою ношу на кого-то еще, но поскольку Вы не раз помогали моему отцу, то мне очень хотелось бы воспользоваться Вашим советом в том положении, в котором я оказалась.
Буду очень благодарна Вам, если по получении этого письма Вы позвоните мне и скажете, что Вы по этому поводу думаете. Разумеется, моя благодарность будет выражена не только словами.
Искренне Ваша Элен Кларво"
Письмо пришло в контору мистера Блэкшира и было переправлено к нему домой, в Лос-Фелис, потому что он уже ушел из конторы. Вообще Блэкшир теперь появлялся на работе нерегулярно. Достигнув пятидесяти лет, он постепенно отходил от дел отчасти потому, что мог себе это позволить, но главным образом из-за того, что на него, подобно ранней зиме, навалилась скука. Все кругом начало для него повторяться: новые ситуации были похожи на старые, люди, которых он встречал впервые, почти ничем не отличались от тех, кого он знал давно. Ничего нового.
Лето прошло. Подступила зимняя скука, и мозговые извилины мистера Блэкшира затянулись ледком. Жена умерла, оба сына женились и жили теперь своей семейной жизнью, а из друзей у него были только партнеры по бизнесу, с которыми он время от времени встречался за ленчем в "Скандии", "Браун Дарби" или в кафе "Рузвельт". Обеды и семейные вечера бывали редко, потому что Блэкширу надо было рано вставать и в шесть утра появляться в конторе к моменту открытия Нью-Йоркской фондовой биржи.
К середине дня он уставал, начинал раздражаться и, когда ему вручили письмо от мисс Кларво, поначалу хотел оставить его нераспечатанным. Через ее отца, который был одним из его клиентов, он много лет знал Элен Кларво, ее натянутая речь и спотыкающаяся мысль угнетали его. Никогда не думал он о ней как о женщине. Она была для него просто мисс Кларво, таких клиенток у него были десятки – одинокие, богатые женщины, старающиеся стать еще богаче, чтобы как-то снять с себя бремя своего одиночества.
– Черт побери эту женщину, – вслух сказал он. – Провались в тартарары все глупые женщины.
Но он все же вскрыл письмо, так как на конверте красивым почерком мисс Кларво, приобретенным в частной школе, было начертано: "Лично. Очень важно".
"...Возможно, Вы думаете, что я преувеличиваю, поэтому спешу заверить Вас в точности моего изложения и телефонного разговора, и последующего разговора с телефонисткой, Джун Салливан. Уверена, Вы поймете, как глубоко я потрясена и смущена. Никому за всю мою жизнь я не причинила зла, во всяком случае умышленно, и теперь просто поражена, что кто-то держит на меня зло..."
Закончив читать письмо, мистер Блэкшир позвонил мисс Кларво в гостиницу скорей из любопытства, чем из желания помочь. Да, мисс Кларво не из тех женщин, которые принимают помощь. Она живет сама по себе, ради себя, отгородившись от остальных стеной банкнот и железной решеткой своего эгоцентризма.
– Мисс Кларво?
– Да.
– Это Пол Блэкшир.
– О-о! – Это было даже не слово, это был вздох облегчения.
– Несколько минут назад я получил ваше письмо.
– Да. Спасибо, что позвонили.
Это больше походило на конец разговора, чем на его начало. Несколько обиженный таким холодным приемом, Блэкшир продолжал:
– Вы просили у меня совета, мисс Кларво.
– Да, конечно.
– У меня мало опыта в подобных делах, но я настоятельно рекомендовал бы вам...
– Пожалуйста, – попросила мисс Кларво. – Пожалуйста, ничего не говорите.
– Но вы же сами попросили меня...
– Нас могут слышать.
– У меня телефон не спаренный.
– А у меня, боюсь, что да.
Должно быть, она имеет в виду эту телефонистку, Джун Салливан, подумал Блэкшир. Действительно, та от нечего делать может подслушивать. Возможно, мисс Кларво общалась с ней свысока или, вполне вероятно, возбудила ее любопытство.
– Были и другие обстоятельства, – осторожно продолжала мисс Кларво. – Но я могу рассказать о них только с глазу на глаз.
– Понимаю.
– Я знаю, как вы заняты, и мне неловко настаивать, но я должна с вами повидаться, мистер Блэкшир, должна.
– Продолжайте, пожалуйста. – За стеной денег и железными прутьями он видел в мисс Кларво девушку в беде, нехотя и неловко взывающую о помощи. Блэкшир сделал кислую, мину, представив себя в роли спасителя поневоле, усталого одинокого рыцаря в твидовом пиджаке из мягкой ткани ручной работы, поставляемой фирмой "Гаррис" с Гебридских островов. – Скажите, что я должен сделать, мисс Кларво?
– Если бы вы приехали сюда в гостиницу, мы смогли бы поговорить наедине.
– По-моему, большего уединения, чем в моем доме, нам не найти.
– Я не могу. Я... боюсь выйти на улицу.
– Ладно. Когда мне прийти к вам?
– Как можно быстрее.
– Тогда до скорого свидания, мисс Кларво.
– Спасибо. Большое спасибо. Я просто не могу сказать, как я вам благодарна.
– И не говорите. До встречи.
Блэкшир быстро повесил трубку. Не хотел слышать доносившиеся из нее слова благодарности, жесткие и нескладные, точно монеты, вылетающие из разменного авто. "Большое спасибо" – это верх ее благодарности.
Какая неинтересная женщина, подумал Блэкшир, корпит над своим богатством, точно скряга, тратится только на самое необходимое для жизни.
Хотя они часто обменивались письмами, Блэкшир не видел Элен с похорон ее отца в прошлом году. Высокая, бледная, она стояла в сторонке от остальных, глаза ее были сухи, и единственным выражением чувств были кислые взгляды, которые она время от времени бросала на рыдающую вдову, Верну Кларво, стоявшую рядом с сыном Дугласом. Чем обильнее текли слезы матери, тем прямее становилась спина Элен, тем крепче сжимались ее губы.
Когда обряд был закончен, Блэкшир подошел к мисс Кларво, ему захотелось смягчить ее безмолвное страдание.
– Какое несчастье, Элен.
Она посмотрела в сторону:
– Да. Для меня тоже.
– Я знаю, как вы с отцом любили друг друга.
– Это не совсем так.
– Да?
– Да. Я его любила, мистер Блэкшир, а он меня – нет.
В последний раз он видел ее, когда она чопорно садилась на заднее сиденье черного "кадиллака", увозившего главных участников похорон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23