Мы с Марией порезвились на ее счет, гадая, как она это заработала: может, муж поколотил или что-нибудь в таком роде? Он для этого не подходил с виду. Красивый мужчина, спокойный и заботливый.
– Заботливый о ком?
– Ну, главным образом о ней. Но о нас, девушках, тоже. Многие пассажиры становятся требовательными в течение долгого рейса. Он не просил ничего особого. Она тоже. Почти все время спала.
– Некоторые стюардессы бывают зарегистрированы в качестве сиделок. Как насчет вас, миссис Райнер?
– Нет.
– Никогда не пробовали ухаживать за больными?
– Только элементарные вещи, входящие в нашу тренировку: как помогать тем, кого тошнит, как давать кислород астматикам и сердечникам и другое в том же роде.
– Значит, вы не поняли бы, сон миссис Келлог был естествен или нет?
– Что значит "естествен"?
– Обошлось ли тут без наркотиков?
Миссис Райнер потеребила свои жемчужные нити:
– Муж дал ей дозу драмамина.
– Как вы догадались, что это драмамин?
– Ну, маленькая белая пилюля, очень похожая на драмамин.
– Множество наркотиков и лекарств – маленькие белые пилюли.
– Пожалуй, я просто восприняла это как драмамин, потому что многие пассажиры пользуются им сейчас. Не забудьте, драмамин часто действует как снотворное. Может быть, это мне показалось, но так случается.
Она связала жемчужные нитки в узел, развязала, потянулась за своей чашкой.
– Не могу поверить – не хочу верить, – что кто-то из моих пассажиров принял наркотик против воли прямо у меня под носом.
– Она не сопротивлялась, получая пилюлю или пилюли?
– Я видела только одну. Могли быть и другие. Нет, она не сопротивлялась. Но показалась мне немного испуганной. Не из-за таблетки, а испуганной вообще. Многие пассажиры выглядят так, особенно в плохую погоду.
– Мистер и миссис Келлог ехали вдвоем или с ними был кто-то третий?
– Они были одни.
– Вы уверены? Предполагалось, что мистер Келлог найдет сиделку – сопровождать его жену в поездке.
– С ними никого не было, – отрезала миссис Райнер. – Они ни на кого не обращали внимания, насколько я знаю. Часто бывает, когда мы пролетаем над чем-нибудь интересным, пассажиры вылезают из своих кресел и завязывают знакомства. Мистер и миссис Келлог не вставали.
– Это был рейс первого класса?
– Да.
– Двойной ряд кресел по обе стороны салона?
– Да. Миссис Келлог сидела у иллюминатора.
– Кто сидел через проход от мистера Келлога?
Миссис Райнер сморщила лоб, потом разгладила морщины кончиками пальцев:
– Не могу поклясться, но кажется, там была пара мексиканок, выглядели они как мать и дочь.
– Которая из них сидела у окна?
– Не помню. Боюсь, вы не понимаете, мистер Додд. Если десятки раз проделаешь один и тот же рейс, как я, например, их уже трудно различать. Я никогда не узнала бы по фотографии миссис Келлог, если бы не подбитый глаз. Только что-нибудь особое, вроде этого, позволяет отличить один рейс от другого и расшевелить память.
– Зато теперь этот рейс выделился, вы вспоминаете все больше подробностей.
– Да. Была там маленькая девочка, которую непрерывно тошнило. И пожилой человек, сердечник. Мне пришлось давать ему кислород.
Додд спросил:
– Мне кажется, авиалинии сохраняют список пассажиров каждого рейса?
– Обычно несколько списков. У меня свой.
– Какая еще информация бывает на списках пассажиров?
– Куда каждый из них направляется.
– Куда направлялись Келлоги?
– У них были обратные билеты до Сан-Франциско. Мы делали только одну остановку в Лос-Анджелесе. – Она опять потянулась за кофейником, но внезапно ее рука повисла в воздухе. – Странно! Могу биться об заклад, что Келлоги имели билеты до Сан-Франциско, и все же... Минутку! Дайте вспомнить. Самолет приземлился в Лос-Анджелесе, и все, как обычно, вышли передохнуть, кроме старичка с больным сердцем. Я осталась при нем. Он был перепуган, бедняжка, и я хлопотала над ним, как могла. Мы взлетели, а мне еще не удалось войти в мои обычные обязанности – устраивать поудобней новых пассажиров, передавать подушки и тому подобное. Я прошла в заднюю часть самолета... Вспомнила! – В ее голосе звучали возбужденные ноты. – Проходя, я заметила двух женщин в креслах, где сидели Келлоги. Я только хотела сказать, что места заняты, когда увидела: пальто и вещевой сак миссис Келлог, шляпа и дипломат мистера Келлога уже не лежат в багажной сетке.
– Значит, они вышли в Лос-Анджелесе?
– Да. Но, может быть, я ошиблась, и билеты у них были до Сан-Франциско?
– Вы не ошиблись.
– Выглядит странно, не так ли? Но можно это как-то объяснить?..
– Убежден, объяснение есть, – согласился Додд. – Но не уверен – достаточно ли логичное. Если вы вспомните что-нибудь еще, пусть самый пустяк, позвоните мне по одному из этих номеров в любое время.
– Ладно.
– И спасибо большое, миссис Райнер, за информацию.
– Надеюсь, она пригодится.
– Она пригодится.
Проводив его, она налила себе оставшийся кофе. Теперь рейс отчетливо виделся ей, и она не могла не думать о нем. Когда самолет приземлился в Сан-Франциско, старик с больным сердцем был так плох, что его увезли в санитарной машине. Девочка, которую укачало, сразу поправилась настолько, что уничтожила несколько пастилок жевательной резинки, а частью ее заклеила волосы. Избавиться от резинки помогли терпение и порция мороженого. Парочка молодоженов отбыла со своим транзистором, настроенным на матч бейсбола. Щеголеватый парень с фляжкой и дурацкими шутками чуть не свалился с посадочной платформы. Две мексиканки, что сидели через проход от Келлогов и походили на мать с дочерью, быть таковыми не могли. Они покинули самолет врозь, не разговаривая друг с другом. Младшая сжимала обеими руками кошелек, словно там было все ее будущее.
– Обычный рейс, – громко заявила она вслух, как если бы Додд еще не ушел и спорил. – Нет ничего зловещего в синяке миссис. Келлог: просто несчастный случай, а не драка. Лекарство, которое дал мистер Келлог, был драмамин. Она выглядела испуганной потому, что не любит самолетов. Они вышли в Лос-Анджелесе... ну тут может быть дюжина причин: нездоровье миссис Келлог, или мистер Келлог мог вспомнить вдруг, что у него там есть дело, или оба решили навестить родственников, которых давно не видели.
Группа реактивных самолетов, вздымаясь, прогрохотала над головой. Дом содрогнулся, окна задребезжали, небо омрачилось.
Глава 14
Хелен Брандон задумала поездку в город как сюрприз для Джилла. Около полудня она объявилась в его конторе, веселая и шикарная в своем отороченном соболем костюме и жемчугах.
Личный секретарь Джилла, миссис Кили, встретила ее сдержанно. "Местом жены должна быть ее собственная контора, а не контора мужа".
– Доброе утро, миссис Брандон. Мистер Брандон ждет вас?
– Нет, не ждет. Это сюрприз.
– О! Он очень занят сегодня утром. Распорядился, чтоб его не беспокоили до времени ленча.
– Сейчас самое время для ленча.
Она бесшумно отворила дверь кабинета, чтобы не помешать, если он диктует или говорит по телефону. Он не делал ни того, ни другого, а сидел за столом, согнувшись и охватив голову руками, пока телеграфный аппарат рядом с ним пытался вежливым покашливанием привлечь к себе внимание. Она остановилась, удивляясь, каким уязвимым он выглядит, и желая никогда не видеть его таким. Пусть лучше бы он спорил с ней, кричал, словом, делал бы что угодно, только бы не сидел так беззащитно.
– Джилл?
Он медленно поднял голову. Его глаза покраснели, как если бы он тер их, стараясь избавиться от мучительных видений.
– Хэлло, Хелен.
– Секретарша предупредила, что ты занят. Это верно?
– Да, верно.
– Чем же?
– Размышляю.
– Неужели... О, Джилл, перестань. Перестань волноваться из-за вещей, с которыми ничего не поделать.
– У меня сейчас больше поводов для волнения, чем до сих пор.
– Почему? Что-то произошло? – Она прошла через комнату и положила руки на его плечи, хрупкие и сутуловатые. – Джилл, милый. Расскажи мне.
– Эми не была дома той ночью, в воскресенье. Руперт вернулся домой один. Каждое им сказанное слово – ложь.
– Не могу поверить... Откуда ты знаешь?
– Додд обнаружил это.
– Ему можно верить?
– Больше, чем Руперту.
Он нетерпеливо повел плечами под ее объятием. Она отступила, и ее руки беспомощно повисли. Мысли всплыли на поверхность мозга, уродливые, острозубые, словно барракуда, вылезающая из засады водорослей и щелей: "Я не жалела бы, если б она никогда не вернулась домой, никогда не вернется домой, никогда не объявится здесь".
– В субботу они вдвоем уехали из Мехико-Сити, – заговорил Джилл, – с билетами до Сан-Франциско. Их багаж был зарегистрирован и прибыл. Но – без них. Они высадились в Лос-Анджелесе. Багаж не был затребован до воскресного вечера.
– Что это доказывает?
– Доказывает то, что я заподозрил с самого начала: все рассказанное Рупертом – куча вранья. Эми не приехала домой в воскресенье вечером, не взяла свою собачонку. Руперт не отвозил ее ни на какую станцию, не она пила виски из стакана со следами губной помады...
– Как ты можешь быть так уверен? Представь себе, что они высадились вдвоем в Лос-Анджелесе и пересели в другой самолет, который летел сюда, все еще вместе.
– Зачем было останавливаться в Лос-Анджелесе без всякого багажа? Мужчина, путешествующий в одиночку, мог бы. Ни одна женщина не стала бы. – Он замолчал, снова протер глаза. – Есть доказательство тому, что Руперт давал ей наркотик, чтобы сделать ее более управляемой.
– Давал ей наркотик? Боже мой, безумие, чистое безумие!
– Мне сдается, – тихо сказал Джилл, – ты предпочла бы верить, что я безумен, чем в то, что Руперт развратен. Разве не так, Хелен?
Внезапно и тяжело она оперлась о стол.
– Я не говорила, что ты безумен. Безумны некоторые твои идеи.
– Ты убеждена, сознайся, что я вроде бы заклинился на Эми и, значит, не могу спокойно оценить факты. Согласись, Хелен. Ты так думаешь уже давно, подкидывая намеки, делая выводы. Не стесняйся, говори прямо.
Ее рот двигался осторожно, словно загнанный в западню зверек пробовал выбраться оттуда:
– Я не верю ни в то, что ты безумен, ни в то, что Руперт развращен.
– Хочешь угодить и нашим и вашим?
– Хочу быть в стороне и благоразумной.
– Ты в стороне – это уж точно. Я знаю, ты уже давно такая во всем, что относится к Эми, да и ко мне тоже.
Она чувствовала, как слова кипят в горле, словно щелок. Но, проглотив их, сказала спокойно:
– Я не могу быть в стороне от тебя, Джилл, ты отлично знаешь. Но это не значит, что я должна соглашаться с тобой всегда и во всем. Тебе не нравится Руперт и никогда не нравился. Мне он нравится.
– Почему? Потому что женился на Эми и освободил нас от нее?
В этом была доля правды.
– Я думала, он станет для нее хорошим мужем. И он стал, до тех пор пока...
– Пока. Да, это весьма широкое понятие.
– Ах, Джилл, перестань. Не делай вид, будто я защищаю Руперта от тебя.
– Ты защищаешь его не от меня, а наперекор фактам. От фактов. Слышишь?
– Наверно, весь дом тебя слышит.
– Плевать!
Они свирепо воззрились через стол друг на друга. Но глубже чем гнев, Хелен чувствовала облегчение. "Хорошо, что он орет. Зато не выглядит таким уязвленным. Он борется, а не сидит склоня шею, словно перед гильотиной".
– Раз уж мы делимся нашими горестями, – сказал он, смягчаясь, – я должен просить тебя не надевать жемчуг, когда ты поездом едешь в город.
– Почему не надевать?
– Последнее время участились кражи драгоценностей.
– Жемчуг застрахован.
– Ниже, чем стоит на самом деле. И я не могу позволить себе что-нибудь взамен. Лучше пойми сразу – с деньгами сейчас туго приходится. Объясняй это моим невезением, или моей неумелостью, или тем и другим вместе. Но это факт: надо сократить расходы, может быть, придется продать дом.
– Продать наш дом?
– Может быть, придется.
– Почему ты не предупредил раньше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Заботливый о ком?
– Ну, главным образом о ней. Но о нас, девушках, тоже. Многие пассажиры становятся требовательными в течение долгого рейса. Он не просил ничего особого. Она тоже. Почти все время спала.
– Некоторые стюардессы бывают зарегистрированы в качестве сиделок. Как насчет вас, миссис Райнер?
– Нет.
– Никогда не пробовали ухаживать за больными?
– Только элементарные вещи, входящие в нашу тренировку: как помогать тем, кого тошнит, как давать кислород астматикам и сердечникам и другое в том же роде.
– Значит, вы не поняли бы, сон миссис Келлог был естествен или нет?
– Что значит "естествен"?
– Обошлось ли тут без наркотиков?
Миссис Райнер потеребила свои жемчужные нити:
– Муж дал ей дозу драмамина.
– Как вы догадались, что это драмамин?
– Ну, маленькая белая пилюля, очень похожая на драмамин.
– Множество наркотиков и лекарств – маленькие белые пилюли.
– Пожалуй, я просто восприняла это как драмамин, потому что многие пассажиры пользуются им сейчас. Не забудьте, драмамин часто действует как снотворное. Может быть, это мне показалось, но так случается.
Она связала жемчужные нитки в узел, развязала, потянулась за своей чашкой.
– Не могу поверить – не хочу верить, – что кто-то из моих пассажиров принял наркотик против воли прямо у меня под носом.
– Она не сопротивлялась, получая пилюлю или пилюли?
– Я видела только одну. Могли быть и другие. Нет, она не сопротивлялась. Но показалась мне немного испуганной. Не из-за таблетки, а испуганной вообще. Многие пассажиры выглядят так, особенно в плохую погоду.
– Мистер и миссис Келлог ехали вдвоем или с ними был кто-то третий?
– Они были одни.
– Вы уверены? Предполагалось, что мистер Келлог найдет сиделку – сопровождать его жену в поездке.
– С ними никого не было, – отрезала миссис Райнер. – Они ни на кого не обращали внимания, насколько я знаю. Часто бывает, когда мы пролетаем над чем-нибудь интересным, пассажиры вылезают из своих кресел и завязывают знакомства. Мистер и миссис Келлог не вставали.
– Это был рейс первого класса?
– Да.
– Двойной ряд кресел по обе стороны салона?
– Да. Миссис Келлог сидела у иллюминатора.
– Кто сидел через проход от мистера Келлога?
Миссис Райнер сморщила лоб, потом разгладила морщины кончиками пальцев:
– Не могу поклясться, но кажется, там была пара мексиканок, выглядели они как мать и дочь.
– Которая из них сидела у окна?
– Не помню. Боюсь, вы не понимаете, мистер Додд. Если десятки раз проделаешь один и тот же рейс, как я, например, их уже трудно различать. Я никогда не узнала бы по фотографии миссис Келлог, если бы не подбитый глаз. Только что-нибудь особое, вроде этого, позволяет отличить один рейс от другого и расшевелить память.
– Зато теперь этот рейс выделился, вы вспоминаете все больше подробностей.
– Да. Была там маленькая девочка, которую непрерывно тошнило. И пожилой человек, сердечник. Мне пришлось давать ему кислород.
Додд спросил:
– Мне кажется, авиалинии сохраняют список пассажиров каждого рейса?
– Обычно несколько списков. У меня свой.
– Какая еще информация бывает на списках пассажиров?
– Куда каждый из них направляется.
– Куда направлялись Келлоги?
– У них были обратные билеты до Сан-Франциско. Мы делали только одну остановку в Лос-Анджелесе. – Она опять потянулась за кофейником, но внезапно ее рука повисла в воздухе. – Странно! Могу биться об заклад, что Келлоги имели билеты до Сан-Франциско, и все же... Минутку! Дайте вспомнить. Самолет приземлился в Лос-Анджелесе, и все, как обычно, вышли передохнуть, кроме старичка с больным сердцем. Я осталась при нем. Он был перепуган, бедняжка, и я хлопотала над ним, как могла. Мы взлетели, а мне еще не удалось войти в мои обычные обязанности – устраивать поудобней новых пассажиров, передавать подушки и тому подобное. Я прошла в заднюю часть самолета... Вспомнила! – В ее голосе звучали возбужденные ноты. – Проходя, я заметила двух женщин в креслах, где сидели Келлоги. Я только хотела сказать, что места заняты, когда увидела: пальто и вещевой сак миссис Келлог, шляпа и дипломат мистера Келлога уже не лежат в багажной сетке.
– Значит, они вышли в Лос-Анджелесе?
– Да. Но, может быть, я ошиблась, и билеты у них были до Сан-Франциско?
– Вы не ошиблись.
– Выглядит странно, не так ли? Но можно это как-то объяснить?..
– Убежден, объяснение есть, – согласился Додд. – Но не уверен – достаточно ли логичное. Если вы вспомните что-нибудь еще, пусть самый пустяк, позвоните мне по одному из этих номеров в любое время.
– Ладно.
– И спасибо большое, миссис Райнер, за информацию.
– Надеюсь, она пригодится.
– Она пригодится.
Проводив его, она налила себе оставшийся кофе. Теперь рейс отчетливо виделся ей, и она не могла не думать о нем. Когда самолет приземлился в Сан-Франциско, старик с больным сердцем был так плох, что его увезли в санитарной машине. Девочка, которую укачало, сразу поправилась настолько, что уничтожила несколько пастилок жевательной резинки, а частью ее заклеила волосы. Избавиться от резинки помогли терпение и порция мороженого. Парочка молодоженов отбыла со своим транзистором, настроенным на матч бейсбола. Щеголеватый парень с фляжкой и дурацкими шутками чуть не свалился с посадочной платформы. Две мексиканки, что сидели через проход от Келлогов и походили на мать с дочерью, быть таковыми не могли. Они покинули самолет врозь, не разговаривая друг с другом. Младшая сжимала обеими руками кошелек, словно там было все ее будущее.
– Обычный рейс, – громко заявила она вслух, как если бы Додд еще не ушел и спорил. – Нет ничего зловещего в синяке миссис. Келлог: просто несчастный случай, а не драка. Лекарство, которое дал мистер Келлог, был драмамин. Она выглядела испуганной потому, что не любит самолетов. Они вышли в Лос-Анджелесе... ну тут может быть дюжина причин: нездоровье миссис Келлог, или мистер Келлог мог вспомнить вдруг, что у него там есть дело, или оба решили навестить родственников, которых давно не видели.
Группа реактивных самолетов, вздымаясь, прогрохотала над головой. Дом содрогнулся, окна задребезжали, небо омрачилось.
Глава 14
Хелен Брандон задумала поездку в город как сюрприз для Джилла. Около полудня она объявилась в его конторе, веселая и шикарная в своем отороченном соболем костюме и жемчугах.
Личный секретарь Джилла, миссис Кили, встретила ее сдержанно. "Местом жены должна быть ее собственная контора, а не контора мужа".
– Доброе утро, миссис Брандон. Мистер Брандон ждет вас?
– Нет, не ждет. Это сюрприз.
– О! Он очень занят сегодня утром. Распорядился, чтоб его не беспокоили до времени ленча.
– Сейчас самое время для ленча.
Она бесшумно отворила дверь кабинета, чтобы не помешать, если он диктует или говорит по телефону. Он не делал ни того, ни другого, а сидел за столом, согнувшись и охватив голову руками, пока телеграфный аппарат рядом с ним пытался вежливым покашливанием привлечь к себе внимание. Она остановилась, удивляясь, каким уязвимым он выглядит, и желая никогда не видеть его таким. Пусть лучше бы он спорил с ней, кричал, словом, делал бы что угодно, только бы не сидел так беззащитно.
– Джилл?
Он медленно поднял голову. Его глаза покраснели, как если бы он тер их, стараясь избавиться от мучительных видений.
– Хэлло, Хелен.
– Секретарша предупредила, что ты занят. Это верно?
– Да, верно.
– Чем же?
– Размышляю.
– Неужели... О, Джилл, перестань. Перестань волноваться из-за вещей, с которыми ничего не поделать.
– У меня сейчас больше поводов для волнения, чем до сих пор.
– Почему? Что-то произошло? – Она прошла через комнату и положила руки на его плечи, хрупкие и сутуловатые. – Джилл, милый. Расскажи мне.
– Эми не была дома той ночью, в воскресенье. Руперт вернулся домой один. Каждое им сказанное слово – ложь.
– Не могу поверить... Откуда ты знаешь?
– Додд обнаружил это.
– Ему можно верить?
– Больше, чем Руперту.
Он нетерпеливо повел плечами под ее объятием. Она отступила, и ее руки беспомощно повисли. Мысли всплыли на поверхность мозга, уродливые, острозубые, словно барракуда, вылезающая из засады водорослей и щелей: "Я не жалела бы, если б она никогда не вернулась домой, никогда не вернется домой, никогда не объявится здесь".
– В субботу они вдвоем уехали из Мехико-Сити, – заговорил Джилл, – с билетами до Сан-Франциско. Их багаж был зарегистрирован и прибыл. Но – без них. Они высадились в Лос-Анджелесе. Багаж не был затребован до воскресного вечера.
– Что это доказывает?
– Доказывает то, что я заподозрил с самого начала: все рассказанное Рупертом – куча вранья. Эми не приехала домой в воскресенье вечером, не взяла свою собачонку. Руперт не отвозил ее ни на какую станцию, не она пила виски из стакана со следами губной помады...
– Как ты можешь быть так уверен? Представь себе, что они высадились вдвоем в Лос-Анджелесе и пересели в другой самолет, который летел сюда, все еще вместе.
– Зачем было останавливаться в Лос-Анджелесе без всякого багажа? Мужчина, путешествующий в одиночку, мог бы. Ни одна женщина не стала бы. – Он замолчал, снова протер глаза. – Есть доказательство тому, что Руперт давал ей наркотик, чтобы сделать ее более управляемой.
– Давал ей наркотик? Боже мой, безумие, чистое безумие!
– Мне сдается, – тихо сказал Джилл, – ты предпочла бы верить, что я безумен, чем в то, что Руперт развратен. Разве не так, Хелен?
Внезапно и тяжело она оперлась о стол.
– Я не говорила, что ты безумен. Безумны некоторые твои идеи.
– Ты убеждена, сознайся, что я вроде бы заклинился на Эми и, значит, не могу спокойно оценить факты. Согласись, Хелен. Ты так думаешь уже давно, подкидывая намеки, делая выводы. Не стесняйся, говори прямо.
Ее рот двигался осторожно, словно загнанный в западню зверек пробовал выбраться оттуда:
– Я не верю ни в то, что ты безумен, ни в то, что Руперт развращен.
– Хочешь угодить и нашим и вашим?
– Хочу быть в стороне и благоразумной.
– Ты в стороне – это уж точно. Я знаю, ты уже давно такая во всем, что относится к Эми, да и ко мне тоже.
Она чувствовала, как слова кипят в горле, словно щелок. Но, проглотив их, сказала спокойно:
– Я не могу быть в стороне от тебя, Джилл, ты отлично знаешь. Но это не значит, что я должна соглашаться с тобой всегда и во всем. Тебе не нравится Руперт и никогда не нравился. Мне он нравится.
– Почему? Потому что женился на Эми и освободил нас от нее?
В этом была доля правды.
– Я думала, он станет для нее хорошим мужем. И он стал, до тех пор пока...
– Пока. Да, это весьма широкое понятие.
– Ах, Джилл, перестань. Не делай вид, будто я защищаю Руперта от тебя.
– Ты защищаешь его не от меня, а наперекор фактам. От фактов. Слышишь?
– Наверно, весь дом тебя слышит.
– Плевать!
Они свирепо воззрились через стол друг на друга. Но глубже чем гнев, Хелен чувствовала облегчение. "Хорошо, что он орет. Зато не выглядит таким уязвленным. Он борется, а не сидит склоня шею, словно перед гильотиной".
– Раз уж мы делимся нашими горестями, – сказал он, смягчаясь, – я должен просить тебя не надевать жемчуг, когда ты поездом едешь в город.
– Почему не надевать?
– Последнее время участились кражи драгоценностей.
– Жемчуг застрахован.
– Ниже, чем стоит на самом деле. И я не могу позволить себе что-нибудь взамен. Лучше пойми сразу – с деньгами сейчас туго приходится. Объясняй это моим невезением, или моей неумелостью, или тем и другим вместе. Но это факт: надо сократить расходы, может быть, придется продать дом.
– Продать наш дом?
– Может быть, придется.
– Почему ты не предупредил раньше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27