— Я… Я, кажется, заболел.
— Вы что, перебрали вчера?
Баранову было стыдно признаться, что он не может вспомнить подробности предыдущего вечера. В следующие несколько секунд, словно проявляющаяся в растворе фотография, в его сознании стали всплывать фрагменты случившегося накануне: ресторан «Планета Голливуд», смазливая журналистка, пиво, виски…
«Господи, — с ужасом подумал Баранов, — сколько раз я себе говорил — не смешивай».
— Алло, Сергей Тимофеевич! — обеспокоено кричал в трубку советник. — Вы меня слышите?
— Да слышу, слышу… — раздраженно буркнул депутат.
— Ничего не предпринимайте, я сейчас заеду на машине и захвачу с собой врача, он быстро поставит вас на ноги. И вообще, — укоризненно добавил он, — вы ведете себя безответственно. Хотя бы в этот, такой важный для вас, период могли бы воздержаться…
— Да заткнись ты! — морщась от невыносимой головной боли, рявкнул Баранов. — Давай быстрее!
Другой телефон на минуту замолк, но затем снова разразился оглушающим трезвоном. Баранов в этот момент, тяжело перебирая ногами, направлялся к туалету. Вынужденный вернуться, он схватил трубку и заорал:
— Да кто там еще?! Мы же только что поговорили!
— Слышь, ты, Баран? Ты базар фильтруй, — услышал он голос своего томского покровителя, человека, известного в криминальном мире как Лепило.
Кличку эту он получил благодаря тому, что в свое время успел отучиться один семестр в томском мединституте.
— Э… — Баранов осекся. — Игорь Валерианович? Вы уже здесь?
— Мы в вашей долбаной Москве уже второй час паримся. Ты че к телефону не подходишь?
— Да я тут это… занят был.
— Надеюсь, что ты был занят нашими делами, — чуть смягчившись, сказал Лепило. — Писак организовал?
Баранов, и без того чувствовавший себя не лучшим образом, испытал внезапный приступ тошноты. «О черт! Что делать? Они же мне яйца оторвут… Я ведь обещал устроить паблисити этим, блин, борцам с наркоманией…» И вдруг он вспомнил о журналистке, с которой вчера после концерта поплелся в ресторан.
— Да-да, — облизывая пересохшие губы, торопливо проговорил он в трубку.
— Я все организовал, не беспокойтесь, Игорь Валерианович.
— Забивай «стрелку».
Сдавив пальцами виски, Баранов мучительно задумался.
— Я могу только после трех.
— Ладно, давай в четыре в кабаке каком-нибудь.
При мысли о необходимости идти в ресторан Баранову снова стало дурно.
— Нет-нет, только не кабаке, — торопливо возразил он.
— Что ж нам, в твою сраную Думу тащиться? Как ходоки к Ленину…
— Лучше… на Речном вокзале.
— Нам дела надо решать, а не на корабликах кататься, мудила. — Собеседник на другом конце провода был явно не в духе.
Но Баранов принялся уговаривать его:
— Все будет в порядке, не беспокойтесь. У меня все схвачено.
— Ну-ну, хватало. Ладно, добазарились.
С облегчением положив трубку, Баранов плюхнулся на измятую постель.
Обхватив обеими руками одеревеневшую голову, он почти физически ощущал болезненные толчки мысли. «Господи, как же ее зовут? Леночка, Олечка?.. — Перебрав с десяток-другой женских имен, он понял, что это глухой номер, и перестал заниматься самоистязанием. — Ну и набрался же я вчера, ни хрена вспомнить не могу. Пожалуй, надо бросать пить! А, черт! Какой же я идиот!» Он поднял с пола пиджак, обшарил карманы, вытряхивая их содержимое прямо на пол, и наконец обнаружил то, что искал, — визитную карточку Натальи Мазуровой.
«Ну конечно, Наташа… Как я мог забыть? — Он набрал номер сотового телефона, указанный на карточке, с трудом попадая в кнопки дрожащим пальцем. — Только бы она ответила, — молился он про себя. — Может, я вчера учудил чего, и она не захочет со мной разговаривать?» Услышав знакомый голос, он радостно завопил:
— Наташенька, это Баранов!…
— А, Сергей Тимофеевич, — дружелюбно отозвалась та. — Как вы себя чувствуете После вчерашнего?
— А что было вчера? — с некоторой опаской спросил он.
— Мы очень мило провели вечер в ресторане «Планета Голливуд». Правда, потом вы… слегка подустали.
— Надеюсь, я вел себя не по-хамски?
— Все было в рамках приличий. Просто… чувствовалось, что у вас сейчас несколько напряженный период в жизни.
— Это уж точно, — с облегчением вздохнул Баранов. Однако спустя мгновение снова заволновался:
— Я там, наверное, нес всякую околесицу?
— Ну почему? Мне было очень любопытно узнать о секрете приготовления клея из осетровых пузырей, которым крепят к лыжам олений мех.
— Да? — изумленно произнес Баранов. — Я такое говорил? Но ведь его рецепт считается утраченным….
— Не знаю, не знаю. Еще вы очень интересно рассказывали про охоту на медведей.
Баранов почувствовал, как тревожные сомнения, которые угнетали его, рассеиваются.
— Наташенька, нам обязательно надо сегодня встретиться. Только не говорите «нет». Это вопрос жизни и смерти.
— В таком случае я не могу вам отказать. Когда и где?
— В четыре, на Речном вокзале.
* * *
Переговорить с Еленой Добржанской тоже удалось не сразу. Несколько раз на звонки Старостина отвечал грубый мужской голос, обладатель которого заявлял, что Елены нет дома и когда она появится ему неизвестно. Но вот однажды на другом конце провода сработал автоответчик, и майор наговорил на пленку просьбу связаться с ним и номер своего служебного телефона.
Звонок последовал на следующий день. Добржанская разговаривала со следователем сухо и настороженно. Когда выяснилось, что Старостин хочет побеседовать о ее подруге Наталье Мазуровой, она выразила сдержанное удивление, но все-таки согласилась встретиться на нейтральной территории.
В назначенное время майор сидел за столиком в кафе «Патио-пицца» неподалеку от Белорусского вокзала у широкого, раскрашенного яркими надписями окна. Он очень медленно потягивал кофе, ловя на себе недружелюбные взгляды обслуживающего персонала. «Интересно, — думал Старостин, — по каким внешним признакам он» определяют сотрудников МУРа? Или все дело в том, что я заказал скромную чашечку кофе, а не дорогое французское вино? Так у них эта чашка стоит, как моя дневная зарплата!"
На платной стоянке перед кафе припарковалась спортивная машина бирюзового цвета. Из нее вышла молодая невысокая женщина со стройной фигурой и слегка подпрыгивающей походкой, по которой человек посвященный без труда мог распознать профессиональную балерину. На ней были синие обтягивающие джинсы и белая рубашка с широким воротом, под которым виднелась изящная золотая цепочка венецианского плетения.
Добржанская спокойно и уверенно вошла в кафе, где безошибочно определила среди посетителей своего предполагаемого собеседника, и направилась к нему.
— Здравствуйте. Вы майор Старостин? — спросила она, усаживаясь напротив.
Он слегка приподнялся на стуле:
— К вашим услугам. Елена?
— Да. — Она небрежно взмахнула рукой, подзывая официантку. — Салат из креветок и апельсиновый сок.
Молоденькая симпатичная официантка в форменной одежде вопросительно посмотрела на Старостина. Он приподнял пустую чашку кофе:
— Повторите, пожалуйста.
Народу в кафе было немного — посетителей отпугивали непомерно высокие для заведений подобного рода цены.
— Времени у меня мало, — сразу же поставила майора в известность Добржанская, — поэтому давайте побыстрее и поконкретнее. В чем причина такого интереса МУРа к скромной персоне театральной гримерши? Перерасход белил, тонального крема или что-нибудь в этом роде?
Усмехнувшись, Старостин парировал:
— Это — по другому ведомству. А относительно скромности ее особы я бы не был столь категоричен. Насколько мне известно, не каждая гримерша может причислить к своим подругам артистов с мировым именем.
Добржанская лишь неопределенно повела плечами.
— Я занимаюсь расследованием одного преступления. Все выглядит довольно неясно, неопределенно…
— И поэтому вы решили, что Наташа Мазурова — преступница.
— Я этого пока не утверждал.
Официантка принесла заказ и удалилась. Осторожно поглядывая на балерину, которая занялась салатом, Старостин сказал:
— Если коротко, то меня интересует внеслужебная деятельность вашей подруги. Ведь Наталья ваша подруга?
— Да.
— А толчком ко всему послужила одна маленькая деталь ее внешности.
Елена подняла глаза.
— Какая деталь?
— Шрам на лице, причем довольно странной формы.
— На такую мысль натолкнуло вас знакомство с идеями господина Ломброзо — детали внешности и тому подобное?..
— Ну, положим, — осторожно отвел иронию Старостин, — Ломброзо интересовали врожденные признаки, а не приобретенные. Полагаю, вы не станете возражать против того, что шрам в форме креста на лице молодой девушки — это явление довольно необычное для нашего общества?
— Ну и что? — спросила Добржанская. — Среди людей, причастных к искусству, вам едва ли удастся найти слишком много нормальных, с точки зрения общества, людей. Вообще-то от вашего любопытства попахивает климовщиной.
— У вас, надо отметить, широкий кругозор, — хмыкнул Старостин.
— Читаю, знаете ли, на досуге.
— Так вы мне что-нибудь скажете о происхождении этого шрама?
— Мне об этом ничего не известно, — односложно заявила Елена.
Старостин, который внутренне не был готов к такому повороту событий, слегка растерялся. Собственно, все его догадки основывались на этой одной малозначительной детали. Больше уцепиться ему было не за что. Скудные, обрывочные сведения о детстве и юности Натальи Мазуровой не добавляли ярких красок к ее портрету. И все же он предпринял еще одну попытку:
— Я полагал, что это — результат каких-то бурных событий в прошлом.
— А какое вам дело до ее прошлого?
И снова Старостин задумался: действительно, что в прошлом этой девушки может интересовать следователя, ведущего дело об убийстве вокзальной проститутки? Разговор явно не клеился.
— Что вы знаете про ее родителей?
— Мало. Отец был морским офицером, мать, кажется, учительницей. Оба погибли в автокатастрофе.
— Это мне известно.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Надеялся, вам известно что-то еще.
Добржанская промолчала, отпивая из высокого стакана апельсиновый сок.
— Ну хорошо… Я знаю, что ее воспитывала родная тетя. Наталья рассказывала вам что-нибудь о ней?
— Ничего особенного. К своей тетке, насколько мне известно, Наталья особенно теплых чувств не питает. Пару раз упоминала ее в наших разговорах, но всегда с неприязнью.
«Ну вот. Хоть что-то стоящее… — подумал Старостин. — Придется взять на заметку ее тетушку».
Добржанская допила сок, остававшийся на дне стакана, и выразительно посмотрела на наручные часы. Старостин понял, что их малосодержательный разговор близится к концу. Узнать удалось не много…
— Я понимаю, что вы торопитесь. Но, может быть, ответите еще на один вопрос?
— Опять о прошлом Наташи или ее родственников?
— Как раз наоборот. У нее есть мужчина?
— Такой женщине, как Наташа, противопоказано держаться одного мужчины.
Она слишком свободолюбивый и независимый человек.
— Хорошо, несколько видоизменим постановку вопроса. В данный момент у нее есть что-нибудь вроде романа?
— Я в ее сердечные дела не лезу. В наших отношениях с Натальей меня привлекает как раз то, что мы не обсуждаем с ней интимных вопросов. Если это все, то извините — мне пора.
Провожая ее взглядом, Старостин с сожалением покачал головой. Он до сих пор был уверен, что знает подход к женщинам, умеет задеть нужную струнку, зацепить за живое, разговорить, вызвать на откровенность. Но одно дело — откровенность в кабинете следователя, когда у тебя в руках неопровержимые факты и доказательства и нужно только уметь использовать их. И совсем другое — искать черную кошку в темной комнате. Да и есть ли она там?..
* * *
Томский авторитет Лепило, он же Игорь Валерианович Ямпольский, прибыл на встречу в сопровождении плечистого, коротко стриженного блондина с цепким взглядом глубоко посаженных голубых глаз, выдававшим в нем потомка сибирских охотников, способных со ста шагов попасть белке в зрачок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52