— Нам удалось узнать немногое. Судя по тому, что рассказали соседи, подрались они тогда. Видно, девчонка толкнула тетку, та упала и разбила голову.
— А на какой почве могла возникнуть ссора?
— Почва?.. — Данилин как-то странно усмехнулся и посмотрел в сторону. — Почва… В принципе об этом многие знали. Дело в том, что Кошелева была, как сейчас принято говорить, нетрадиционной сексуальной ориентации.
— Лесбиянка? — уточнил Старостин.
— Именно. Видимо, потому она и не стала писать заявление на племянницу, чтобы не вытаскивать все это на свет божий. А девчонка, как я предполагаю, испугалась и убежала из дому. Мы ее пытались разыскать. Работал по этому делу капитан Михайлюк — сосед их, кстати, по дому. Но все безуспешно. А потом я ушел на пенсию…
— А капитан Михайлюк еще работает?
— Нет, он еще при мне уволился, уехал куда-то.
— Куда, не подскажете?
— Понятия не имею, — вздохнул Данилин. — Может, на родину — он с Украины родом. А может, еще куда… Кто их знает. Разбросало людей по свету.
Вот один мой сослуживец в Белграде осел.
— В Белграде?
— Уехал в девяносто втором в Боснию добровольцем, с сербами против мусульман воевал, да так в этой Югославии и остался. Приженился вроде на местной, теперь вот и гражданство югославское получил. Вот как оно все поворачивается…
Старостин постарался вернуть разговор в прежнее русло:
— Скажите, Петр Иванович, а как случилось, что Наталье пришлось жить с такой опекуншей? Как она осиротела, иными словами?
Данилин отвел глаза и заговорил, глядя куда-то в сторону:
— Нехорошая история приключилась. Ехали ее родители на машине и врезались на скорости в дерево. Оба погибли.
— Да, — вздохнул Старостин, — неприятная история. Ну да что ж теперь…
С каждым такая случайность приключиться может.
— Так ведь в том-то и дело, что вовсе не случайность виновата.
Виноватым оказался один большой партийный работник — ехал пьяным за рулем служебной «Волги». Из-за него все и произошло. Ну, дело замяли, как полагается, перевели его с повышением в другое место.
— Вот, оказывается, в чем дело.
— Именно в этом. Кстати, как вас, простите? Майор Старостин? Первым секретарем был ваш однофамилец…
* * *
Утром следующего дня Наталья встретилась с Михайлюком.
— Я все узнал. — Федор был необычайно оживлен и то и дело взмахивал руками. — Шеф вчера по пьяной лавочке проболтался. У него ведь общие дела с Ольшанским по рекламной части. Гатаулин в счет аванса выдал Ольшанскому крупную сумму денег… Наличкой! И не просто наличкой, а «зеленью». Правда, сколько там, точно сказать не могу. Ольшанский держит их в своем офисном сейфе.
— Ну и что?
— Как что? — выкатил глаза Михайлюк. — Ты, может, порвала с ним?!
— Нет. И сегодня Андрей пригласил меня в ресторан. Но я не стану заниматься вымогательством, — с неожиданной твердостью заявила Наталья, — и на вашу хату его не поведу, хоть ты, дядя Федор, что хочешь со мной делай.
— Заткнись, дура! — грубо рявкнул на нее Михайлюк. — Или предпочитаешь зону топтать? Она напряженно молчала.
— Ладно, — неожиданно смягчился он, — от тебя ничего такого и не требуется. Хочешь крутить с ним — крути. Погуляйте в кабаке, пригласит к себе — да ради бога, иди. В общем, не будем торопить события. Я еще покумекаю.
Оставшись в машине один, Федор некоторое время молча сидел за рулем и курил. Он солгал, успокаивая Наталью. Еще накануне вечером, узнав, что в офисе Ольшанского хранится крупная сумма денег в американской валюте, он составил план действий. Намерение рекламщика провести сегодняшний вечер и, возможно, ночь с Натальей было ему только на руку и ускоряло развязку.
«Пускай побарахтаются в постели, — думал Федор, — а Цыгарь с Леней тем временем пошарят в офисе. Главное — обойтись без лишнего шума. С охраной проблемы могут возникнуть… Надо нейтрализовать… Нет, лучше обойти. Ладно, на месте разберемся».
* * *
Офис Ольшанского располагался на первом этаже невысокого здания, большую часть которого занимали помещения Института повышения квалификации работников машиностроительной отрасли. Над отдельным входом в офис рекламного агентства висела камера видеонаблюдения. В небольшой комнатке за тяжелой металлической дверью перед монитором скучали два охранника. Один из них, услышав трель телефонного аппарата, стоявшего на столе, снял трубку.
— Ну да, я. А что такое? Что, прямо сейчас? Да я не могу, у меня служба. — Оторвавшись на секунду от телефона и закрыв трубку рукой, он обратился к напарнику:
— Иваныч, слушай, тут такое дело… Начинается!
— Рожает?
— Вроде как схватки…
Второй охранник, мужчина средних лет с внешностью отставного милиционера, глянул на наручные часы.
— Начало двенадцатого…
— Может, отпустишь? Все-таки дело нешуточное, а родственники все, как назло, на дачу съехали из-за этой жары.
— Валяй. Здесь, тьфу-тьфу, все спокойно, а до утра как-нибудь один управлюсь.
Степан Цыганков и Леонид Михайлюк, сидевшие вместе с Федором в неказистых «Жигулях» в глубине двора неподалеку от офиса Ольшанского, внимательно наблюдали за происходящим.
Им было хорошо видно, как стальная двери офиса распахнулась и оттуда вышли два охранника. Пожав друг другу руки, они распрощались. Тот, что помоложе, сел в старенький «Москвич» и быстро уехал. Второй спустился с крыльца и, закурив, стал прохаживаться, поглядывая на усыпанное мерцающими звездами ясное небо.
— Чертова жара, — выругался он вслух, — третий месяц уже. Дом раскалился, как печка…
Цыгарь возбужденно заерзал, наблюдая за одиноким охранником.
— Леня, давай рискнем! — Он дернул подельника за рукав.
— Федя, а ты что скажешь? — обратился Михайлюк-младший к брату, сидевшему за рулем. Тот молчал.
— Федор, решайся скорее, — горячо зашептал Цыгарь. — Видишь, он там один остался! Оприходуем его без шума и пыли, под алкашей сработаем.
— Добро, — откликнулся наконец Федор Михайлюк, — только аккуратно…
Спустя минуту, когда охранник уже затушил окурок ногой и собирался вернуться на свой пост, к нему шатающейся походкой подошли двое мужчин, разминая на ходу сигареты.
— Слышь, браток, у тебя огонька не найдется? — заплетающимся языком спросил один из них — молодой парень довольно хлипкого на вид телосложения.
Второй, повыше ростом и покрупнее, держался сзади. Охранник подозрительным взглядом смерил подгулявших мужичков и, на всякий случай положив одну руку на кобуру с пистолетом, второй протянул зажигалку.
— Вот спасибо! — Парень потянулся к зажигалке и неожиданно нанес хлесткий удар охраннику в пах.
От резкой боли тот перегнулся пополам, и мгновенно подскочивший к нему Леня Михайлюк довершил дело мощнейшим ударом ребром ладони по шее.
Наблюдавший за происходящим Федор поспешил к ним.
— Не задерживайтесь во дворе! — громко прошептал он, дрожащей рукой нащупывая пистолет на поясе.
Цыгарь и Леня затащили охранника в офис и захлопнули за собой дверь.
Федор вернулся в машину.
* * *
Наталья лежала в постели, нежно поглаживая Андрея, который свернулся рядом в позе младенца во чреве матери.
— Ты когда брился в последний раз?
— Утром.
— У тебя не лицо, а наждачная бумага.
— Что я могу поделать? — негромко засмеялся он. — Природа…
— Мне из-за твоей природы утром придется тонну грима на лицо накладывать.
— Я оплачиваю все расходы на косметику, — шутливо откликнулся он. — Ты же знаешь, средства у меня есть. Мы можем вести вполне обеспеченный образ жизни.
— Мне от тебя совсем иное нужно.
— Что именно?
— То, что требуется любой женщине, — тепло и внимание.
— Неужели ты можешь пожаловаться на отсутствие внимания со стороны мужчин? По-моему, такой женщине, как ты, чаще хочется отдохнуть от них…
— …в твоих объятиях.
Он перевернулся на спину, взял с прикроватной тумбы сигареты и закурил.
Его долгое молчание заставило Наталью осторожно спросить:
— Тебя что-то беспокоит?
— Дела… Помнишь, я тебе как-то говорил о неприятностях?
— Я думала, все уже разрешилось.
— Нет. Просто затихло. Вот это меня больше всего и волнует… Поскорей бы развязать этот узел и больше никогда не связываться. Ты понимаешь, какое дело… Я тогда был на мели, срочно требовалась финансовая подпитка. Сначала пытался по знакомым занять, бизнесмена одного просил, нефтеторговца. Но и у него свободных денег не оказалось. А тут они объявились, братва. Пришлось согласиться. Вот так все и началось…
Раздалась мелодичная трель сотового телефона. Наталья машинально взглянула на мерцающий циферблат электронного будильника. Время шло к полуночи.
— Кто это? — обеспокоено спросила она.
— В такое время могут звонить только они, — ответил Андрей, протянув руку за телефоном. — Да, я слушаю. А где вы были раньше? Нет-нет, все готово.
Где? У меня в офисе. Что, прямо сейчас? Хорошо, подъезжайте, буду там через пятнадцать минут.
Он отключил телефон, тяжело вздохнул и, встав с кровати, начал одеваться.
— Куда ты?
— Подожди меня здесь. Я вернусь через час. Мне надо съездить в офис… развязать узел.
Ничего больше не объясняя, Ольшанский вышел из комнаты. В прихожей задержался, открыл дверцу платяного шкафа и, пошарив рукой по одной из полок, достал пистолет. Сунув его под рубашку за пояс джинсов, Он вышел из квартиры.
* * *
В тот вечер майор Старостин поехал навестить отца. Он не любил бывать дома у Старостина-старшего, и ему всякий раз приходилось делать усилие над собой, чтобы выполнить сыновний долг.
У сына были претензии к родителю. Когда-то тот сумел сделать довольно успешную карьеру по партийной линии, занимал высокий пост в одном из райкомов партии в Калининградской области. Юный Володя был абсолютно уверен в своем светлом будущем. Но затем что-то произошло… У отца случились крупные неприятности, и в итоге его перевели в поселок Глинка Смоленской области. Вроде бы на повышение, но переезд с Балтийского взморья в глухую отсталую деревню поверг молодого человека в шок. Да и отца — тоже. Батька запил горькую, и карьере его вскоре пришел конец. Сыну еще удалось поступить на юридический, но дальше приходилось пробиваться самостоятельно, без какой-либо поддержки. А после смерти матери отец вовсе стал плох, буквально загоняя себя в могилу.
Пришлось перетащить его за собой в Москву.
Здесь Старостину-старшему полегчало. Как ни крути, а сбылась мечта его юности — жить в столице. Уважили его и бывшие друзья-коллеги, пристроили на приличную работу. Батька окреп, и в нем с новой силой стали проявляться былые диктаторские замашки. Да и водку снова стал пить, как в прежние времена.
Встречи с отцом для майора Старостина означали бесконечные поучения, разговоры о политике, набившая оскомину ругань в адрес Горбачева, Ельцина и демократов, обещания всем им что-то еще там показать.
Этот вечер не был исключением. Отец выставил на стол бутылку и завел свою вечную песню про то, какой раньше кругом был порядок, а сейчас — полный бардак.
Старостин-младший сидел молча, не проронив ни слова. Отца он не слушал — мысли его витали очень далеко.
Родителю это не понравилось. Ему требовалась аудитория, и он довольно грубо потребовал:
— Слушай меня, не отвлекайся!
— Отец, — неожиданно прервал его сын, — я хочу задать тебе один вопрос.
— Задавай, — с тревожной готовностью согласился Старостин — старший.
— Раньше я никогда у тебя не спрашивал… Скажи, а почему тебя тогда, в конце семидесятых, перевели на Смоленщину?
Отец смутился, что на него было совсем не похоже.
— С чего бы это тебя заинтересовало? Было одно дело, понимаешь… Как бы тебе сказать? Сцепился я с секретарем обкома по одному вопросу.
Принципиальному…
— Из-за той аварии на шоссе? — подсказал сын. Мгновенная перемена, которая произошла с отцом, была пугающей — словно черная туча обволокла непроглядной тенью его лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52