Когда бутылка опустела наполовину, Райдербейт, казалось, подустал от историй о пытках, насилии и каннибализме и перешел к длинной диссертации на тему «Наемники в Конго», Мюррей почти не слушал, он довольствовался бурбоном, тихим жарким днем и думал о том, что худшее, что можно было ожидать от Райдербейта, позади, возможно, это была просто вспышка раздражительности после аварии. А потом произошло нечто странное.
Райдербейт признался, что недолюбливает бельгийцев: они самодовольные и толстые, и слишком быстро бегают, когда начинает пахнуть жареным. В Конго было также несколько британцев, в основном бедняги белые, сбежавшие из Кении и Новой Зеландии, и парочка образованных мальчиков, которые хотели стать героями, и толку от них было, как от двух левых бутс на одноногом манте. Ребята из Южной Африки и Родезии тоже были не ахти — безработные отбросы, желающие заработать легкие деньги, убивая черных. Нет, кем он восхищался больше всего, так это французами, теми, кто прибыл из Алжира.
— Особенно Легион. Эти ребята из Легиона дьявольски хороши! — Райдербейт сидел, откинувшись на стуле, пил бурбон, и в голосе его слышались почти слезные ностальгические нотки. — Жестокие, но отличные ребята. Среди них, конечно, было много настоящих негодяев! Но хорошие солдаты. С этими ребятами не могло быть и речи ни о какой розовой чепухе типа Женевской конвенции. Они действительно знали, что такое воевать.
И вдруг Райдербейт замолчал. Жаки Конквест плакала. Это был сдержанный плач: две слезы скатились на френч до того, как она успела их смахнуть. Затем Жаклин тут же взяла себя в руки, она выглядела такой же смущенной и разозлившейся, как и в самолете, когда ее вырвало. На какую-то секунду Райдербейт растерялся. Потом он склонился вперед и тронул ее за руку.
— В чем дело, дорогая? — голос его звучал почти нежно.
— Ни в чем. Ни в чем! — Жаки резко тряхнула головой и потянулась за носовым платком.
— Это из-за того, что я сказал? — спросил он. — Из-за того, что я сказал про Легион?
— La Legion, — повторила она деревянным голосом. — Мой отец двадцать два года командовал Легионом. Он покончил с собой в 1961 году после восстания в Алжире. Отец предпочел умереть, чем пережить позор и продаться этому длинноносому предателю де Голлю! — Жаки оглядела сидевших за столом, глаза ее вдруг стали сухими и очень яркими. — Понимаете, я из Алжира. Родилась в Оране, то, что мы называем «piednoir» — «черноногая», — она хрипло рассмеялась, глаза ее сверкали, и Мюррей подумал, что, может, она слегка захмелела, а может, сказался запоздалый шок от аварии. — Вы можете мне ничего не рассказывать о Легионе! — продолжала Жаки, и Райдербейт наполнил ее стакан, он был слегка смущен.
Сидя с противоположной стороны стола, Нет-Входа слушал и наблюдал сквозь темные очки. Он сидел не шевелясь, трезвый и тихий, над бутылкой с минеральной водой. Мюррей был благодарен ему за это.
Что касается Жаки Конквест, ее вспышка все объясняла. Дерзкая средиземноморская красотка, безразличный вид, с которым она села на борт С-46, а теперь этот неожиданный всплеск эмоций по поводу умершего отца — потерянного сына потерянной империи. После последнего поражения в Алжире было нетрудно понять, почему она вышла замуж за американца. Однако вместо того, чтобы попасть в Великое общество, она снова оказалась на обломках бывшей французской колонии и жила в клаустрофобической убогости американского Сайгона. Загадкой было то, как она вообще там оказалась. Жены служащих США были редкостью во Вьетнаме. Мюррей задавался вопросом, как это удалось старине Максвеллу? И как это переносит его жена? Хотя, может быть, ей просто больше некуда податься. Для девушки, выросшей на пляжах и бульварах французского Алжира, видимо, было действительно мрачной перспективой в двадцать с небольшим лет превратиться в соломенную вдову цээрушника, проживающую в чистеньком американском пригороде среди ухоженных газонов и гаражей на две машины, и толкать в супермаркете переполненную тележку в компании домохозяек в перманенте.
Райдербейт бросил еще несколько смоченных в бурбоне комочков хлеба в пруд рыбкам, одна из которых, к его неудовольствию, снова вернулась к жизни и теперь рассказывал о своем неудачном приключении в Европе.
— В Генуе я пытался продать сирийцам авианосец. Только представьте себе — еврей продает оружие арабам!
Мюррей мрачно ухмыльнулся, в случае с Райдербейтом он мог представить это без особого труда.
— Какого рода авианосец? — спросил он.
— Одна из громадин, построенных янки. Замечательная сделка. Сорок миллионов баксов и два с половиной процента комиссионных. Видите ли, проблема была в том, что авианосца не существовало. Я потел, скажу вам, и целый месяц сидел на таблетках «скорость-стресс», пока сделка не провалилась. Только эта последняя сделка Сэмюэля Д. Райдербейта, которая провалилась. Самая последняя, — он обвел глазами сидящих и остановил хитрый взгляд на Мюррее.
Мюррей не отвел глаз, через миазмы бурбона он помнил, что на борту самолета до того, как возникли проблемы, Райдербейт пообещал, что они еще вернутся к разговору о «деловом предложении». «Что известно этому человеку? — спрашивал себя Мюррей. — Как много ему рассказал Финлейсон?» Предположим, Финлейсон рассказал ему все, все, что он сам узнал от Пола, насколько в этом случае можно довериться Райдербейту?
Мюррей был слишком сонным, чтобы его это могло волновать. Нет-Входа снова заснул, а Райдербейт продолжал потчевать Жаки рассказами о своих приключениях. На этот раз речь шла о Южной Америке, где он работал змееловом. Если бы Мюррей был более бдителен, он бы заметил тревожные сигналы в темных, задумчивых глазах Жаклин. Они выражали не просто неприязнь по отношению к родезийцу, но глубокую бескомпромиссную ненависть. А Райдербейт, оставив в бутылке меньше двух дюймов бурбона, казалось, был совершенно равнодушен к ее реакции. Может быть, сознание того, что она — Дочь Легиона, ослепило его? Но Жаки не забыла грубой угрозы выпороть ее и не собиралась позволить забыть это и Райдербейту.
— Я продавал их по два доллара за штуку, — рассказывал он ей, — платили не за шкуру, а за мясо, которое шло на консервированные деликатесы. Я подкрадывался сзади к этим маленьким тварям, хватал за хвост, а потом бил, как кнутом, об камни так, что у них отлетали головы.
— Могу я задать вам один вопрос, мистер Райдербейт? — прервала его Жаки Конквест.
— Все, что захочешь, дорогая, если только это не «тсс-тсс» информация для старины Максвелла.
Жаки затушила сигарету, которую только что прикурила, и по ее напряженному взгляду Мюррей понял, что вот-вот что-то произойдет.
— Мистер Райдербейт...
— Для друзей — Сэмми, дорогая, — родезиец осушил стакан, все еще ничего не замечая.
— Мистер Райдербейт, вы садист?
Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал опасно мягким тоном:
— Я не знаю, миссис Конквест, может, вы скажете?
— Перестаньте, хватит, — вмешался Мюррей, но Жаки не обратила на него внимания.
— Если вы не садист, значит вы — патологический лжец. Мне кажется, таких, как вы, называют психотиками. А каково ваше мнение?
— Перестаньте, хватит уже! — снова сказал Мюррей, чувствуя себя неуместным британцем.
— Не вмешивайся, — все тем же мягким тоном сказал Райдербейт. — Это касается только меня и леди.
Очень неторопливо он вылил себе в стакан все, что оставалось в бутылке, и несколько секунд сощурившись разглядывал темно-золотую жидкость, его голова была наполовину повернута к девушке, будто он ждал, что она еще скажет. Потом мягким взмахом руки Райдербейт выплеснул содержимое стакана ей в лицо.
Жаки тихо вскрикнула, и Мюррей ударил Райдербейта через стол. Он сильно ударил его по носу и губам и почувствовал, как треснула кожа на костяшках кулака; потом еще раз в левый глаз. Когда он взглянул на мокрое лицо Жаки, бледное и злое, его охватило бесконтрольное бешенство. Выскочив из-за стола, Мюррей попытался еще раз ударить Райдербейта — финальный удар в челюсть, чтобы заткнуть пьяное быдло, но вместо этого перед ним замаячила худая фигура Джонса, и что-то столкнулось с его головой, пронзая череп кинжальной болью. Мюррей отключился.
Придя в себя, он увидел перед собой смешение ног, — ножки стульев, ноги в брюках, ноги в черных замшевых ботинках. Мюррей начал подниматься, хватаясь за столик, что-то бормоча под нос и волнуясь о девушке, и в этот момент кто-то снова ударил его. Низкий, подлый, хорошо рассчитанный удар воскресил в памяти Мюррея Райдербейта и его сломанную экспертом по каратэ Максвеллом челюсть.
В этот раз на то, чтобы встать на ноги, у него ушло гораздо больше времени. Он моргал, пытаясь что-нибудь увидеть сквозь пелену крови. Ему помогли пройти несколько шагов мимо ряда вонючих баков с пищей, после чего он проблевался через деревянный парапет в выгребную яму, полную пузырящегося месива, напоминающего влажную, черную кожу в прыщах. Мюррей блевал, и ему казалось, что он слышит, как лопаются эти мерзкие пузыри. Он понятия не имел о том, как долго он там оставался. Наконец, моргая и качаясь, он встал. «Вот до чего доводит рыцарство», — подумал Мюррей. Когда все кончилось, он осознал, что миссис Жаки Конквест исчезла.
* * *
Ему кто-то помогал медленно подниматься по ступенькам, но он не мог точно разобрать, кто же это был. Кое-что он видел действительно четко. Он прошел мимо кипящих баков с едой и увидел гиббона на цепи, сидящего верхом на очень худой кошке. Гиббон украдкой посмотрел на Мюррея яркими бусинками глаз, словно понимая, что занят тем, чего не следует делать.
Мюррею помогли подняться по ступенькам, провели в каменную комнату и усадили на кровать. Это была низкая двуспальная кровать, накрытая одной серой простыней, с натянутой москитной сеткой с такими дырами, что в них могла пролезть здоровая крыса. Стены были обшарпанными, в комнате стояло биде, а в углу под полуоткрытым окном — огромное кресло.
В кресле сидел мужчина. Дверь закрылась, Мюррей поднял глаза и, увидев Нет-Входа Джонса, догадался, что именно он помогал ему подниматься по ступенькам. Мюррей снова посмотрел на человека в кресле. Это был Райдербейт, но теперь он выглядел немного иначе. Сатанинские, тонкие черты лица исчезли, одна половина лица распухла и приобрела оттенок сливы.
— Привет, солдат! Как себя чувствуешь?
— Прекрасно. А ты выглядишь неважно.
Райдербейт выдавил однобокую улыбку:
— На себя посмотри!
— Есть что-нибудь выпить? — спросил Мюррей. — Что-нибудь быстро приводящее в чувство?
На кровать рядом с ним плюхнулась фляжка.
— Угощайся. Коньяк с виски — не самая лучшая комбинация, но это должно помочь.
Мюррей сделал только один глоток и тут же был вынужден отойти к биде. Когда он вернулся к кровати, ему стало немного полегче.
— Знаете, там внизу, в кухне, обезьяна трахает кошку. Серьезно. Я сам видел.
— Отвратительно, — сказал Райдербейт, — кинь-ка бренди.
Мюррей бросил фляжку на удивление аккуратно.
— А ты ничего держишься, солдат, — сказал Райдербейт. — Значит, скоро мы сможем перейти к серьезному разговору.
Мюррей молчал и тяжело дышал.
— Это ты меня ударил? — наконец сказал он. — Я не имею в виду старину Мохаммеда Али. Я говорю о второй работе.
Райдербейт кивнул:
— Я. Впечатляюще, а, солдат?
— Почему ты не испробовал это на Максвелле Конквесте? Почему на мне?
— Может, потому, что ты не так хорош, как Конквест.
— Может, и нет, — задумчиво сказал Мюррей. — Где девушка?
— Вернулась в офис USAID ждать вертолет. У нас есть еще примерно полчаса.
— Ты не должен был это с ней делать, — сказал Мюррей.
— Она оскорбила меня. Ты слышал, что она сказала? Обычно я не трачу попусту хороший бурбон даже на таких сучек, как она.
— Это не оправдание, — слабо сказал Мюррей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42