Но это всего лишь догадки. На данном этапе можно предполагать все, что угодно. Так говорил журналист. Действительно, в настоящий момент никто и не ожидал окончательных выводов.
В программе показали автомобиль, проходящий проверку, а потом опять вернулись на место происшествия. Репортер повторял информацию, уточняя факты. Подошли девчонки, которые были в парке и слышали взрыв. Их рассказы об увиденном почти не отличались друг от друга. Девчонки были возбуждены. В выражении их лиц, в том, как они говорили, чувствовался восторг: они соприкоснулись с большой новостью.
– Совсем обалдели, – сказал хозяин за стойкой.
– Да, кошмар, – ответил я.
– Да девицы эти. Финтифлюшки.
– И не говори.
Все посетители столовки смотрели телевизор, но, когда информация стала повторяться, перестали обращать на него внимание. Я ждал. Наконец стали объявлять имена погибших. Сначала двоих. Охранники стройплощадки, мужчины. Одному – пятьдесят, другому – двадцать. Потом имена раненых, включая тех, кто находился в автомобилях. Опознали тридцать одного человека. Среди них – четыре девочки моложе десяти. Мидори Оба, двух лет, Дзюнко Мики, пяти лет, Маю Миядзака, шести лет, и Каору Сагара, семи лет. Трое мужчин за сорок. Рэйдзи Хаттори, сорока пяти лет, Сэйитиро Синмура, сорока девяти лет, и Тэцуо Моримото, сорока одного года. О состоянии раненых не сообщили.
Некоторое время спустя объявили новые имена погибших. Восемь человек. Девочек моложе десяти среди них не было. Один мужчина старше сорока: Акира Мураками, сорок два года.
Ведущий сказал, что найден еще один погибший и теперь их общее число составляет шестнадцать человек, включая тех, кого пока не опознали. Раненых – сорок два человека.
Я продолжал ждать. Погибли мужчина и женщина тридцати лет с одной фамилией, тридцатилетний мужчина, мальчик десяти лет, женщина сорока и две женщины за пятьдесят. Появились новые имена двадцатилетних юноши и девушки. Среди раненых назвали еще одну девочку моложе десяти. Саэ Яманэ, шести лет. Среди пострадавших многим было двадцать один – двадцать два года. Наверное, специально пришли в парк по какому-то делу. Это подтвердилось, когда стали показывать родственников. Пожилая мать сказала, что у ее сына сегодня было собрание класса. Но какое и зачем, неизвестно. Собрание класса, которое проводится в парке субботним днем. Я себе такого и представить не мог. Может, у меня ограниченное воображение? Как и следовало ожидать, начали показывать интервью с родственниками погибших у входа в больницы. У одной из больниц пожилой мужчина, кусая губы, рассказал, что погибли его сын с женой, осталась внучка. Сыну и его жене было немного за тридцать. Репортер настойчиво спрашивал: «Что вы сейчас чувствуете?» У другой больницы только что прибежавшему мальчику, на вид старшекласснику, бесцеремонно совали микрофоны. Кажется, он был родственником женщины за пятьдесят. Мама пришла на встречу клуба хайку.
– Переключи канал. – Хозяин показал пальцем на пульт, лежавший около меня. – И кем они себя только возомнили, эти телевизионщики.
– Да ладно тебе. Дай еще чуть-чуть посмотреть.
Он спросил немного погодя:
– У тебя родственники там?
– Нет, – ответил я.
Больше он ничего не спрашивал.
Время – около четырех. Если на каких-то каналах и транслируют специальные программы, они скоро должны закончиться.
«Подытоживая всю информацию, известную на сегодняшний момент, – сказал ведущий и повторил основные факты: – Погибших – семнадцать человек, включая умерших в больницах, раненых – сорок шесть человек. Среди погибших опознаны двенадцать человек, среди раненых установлена личность тридцати шести. Опознан еще один погибший. Тоору Миядзака, сорока восьми лет».
Есть вероятность. Вероятность, что это отец той девчонки, с которой мы разговорились. Впервые среди пострадавших совпали фамилии девочки моложе десяти и мужчины за сорок. Конечно, это всего лишь предположение. Возможно, ранение получила только девочка, а с ее отцом вообще ничего не случилось. В списках были и другие имена детей. При таком взрыве – не до показа лиц погибших. Я спешил. Ну хорошо, допустим, я прав, и что дальше? Чем я тут занимаюсь? Наверное, хочу узнать, насколько сильно пострадала девочка. И жив ли ее отец. Тогда лучше обратиться в больницы или полицию. Только я не журналист. Можно притвориться родственником, но я не знаю, как ее зовут. В вечерние выпуски попадет только первоначальная информация, а в завтрашних утренних газетах, наверное, напечатают фотографии погибших. Значит, нужно подождать до завтра. В срочных выпусках новостей этого не покажут. Слишком много погибших, и мало времени. Даже суть происшедшего пока до конца неясна. А уж цель его и смысл – и подавно. И потом, по телевизору, естественно, не скажут о рисках, которые я должен просчитать. Так что я тут делаю? Бессмысленно провожу время и пью пиво.
Я поднялся с места и попросил счет.
Когда я вышел из столовки, солнце уже шло на убыль. Для меня пиво – что слону дробина. Ждать возвращения в бар я не мог. По дороге в автомате у винного магазина я купил чекушку виски. Прислонился спиной к автомату, открыл бутылку и налил в крышечку.
По пути я несколько раз останавливался и повторял привычное действие. Когда я вернулся домой, бутылка была пуста.
3
Шесть часов.
Я вышел из дому, открыл бар, который находился через дверь от меня. Как обычно, вытащил на улицу и включил неоновую вывеску. Зашел обратно в бар и выпил стакан виски. По субботам клиенты собираются поздно. Пора бы уже сделать два выходных в неделю, как везде. Но сейчас смысла в этом было не больше, чем в выдохшейся пивной бутылке, открытой накануне. Я поразмышлял об этом немного. Наследил в том самом месте, которое обшаривает полиция. Вычислить меня несложно, так что времени оставалось в обрез. Пара дней? Или три? Или неделя? А может, месяц? Неизвестно. В любом случае найдут меня непременно. Ждать долго не придется. Быстрее, чем накроется моя печенка. Вот это уж точно. Кто-нибудь да видел, как я в ясный день пил виски в парке. И не один человек, а целая толпа. Не следовало мне придумывать себе задачи подобного рода. Я и предположить не мог, чем может обернуться случай. Или же я привык к такой своей жизни и расслабился? Вот и сегодня в назначенный час я машинально открыл бар, продолжая существовать в обычном режиме. Посмотрел на руки: дрожь прошла. Подумал о том, когда лучше расстаться с баром. Опять пришла пора перемены мест.
Когда-то я был его завсегдатаем. Хозяйство вели старички: муж с женой, обоим – где-то под семьдесят. Три года назад муж умер. Я был безработным. Оставшись одна, старушка предложила мне заняться баром. «Тебе можно доверять». Она уже знала, что я алкаш. Но это ее не смущало. Она отошла от дел, наняла меня, прибыль мы стали делить пополам. Последнее время суммы, которые я ей перечислял, за вычетом аренды и необходимых расходов иногда составляли меньше пятидесяти тысяч иен в месяц. То есть таким же был и мой ежемесячный заработок. Бар располагался неподалеку от Дома пенсионеров, в начале улицы Ясукуни. Он занимал первый этаж старого здания, и внутри все жутко обветшало и истерлось. Десять мест за стойкой и один столик. Полный упадок. Сколько мог составлять оборот капитала при таких условиях, я даже представить себе не мог. Наверное, следовало радоваться, что мы хотя бы не уходили в минус. Но старушка никогда не жаловалась. При жизни мужа они занимались баром, живя по соседству. Дом построили давным-давно, участок у них был просторный. Так что старушку спас рост цен на землю. Последний этап экономики мыльного пузыря. Наверное, доход от бара ее не особенно интересовал. Теперь у нее была квартира за городом, которую она сдавала, и сама она жила неподалеку. В общем, ее благоверный отошел в мир иной как нельзя кстати, если можно так сказать. В любом случае я был им благодарен. Для меня предложение работать в баре стало счастливой судьбой, не иначе. Огромный чулан, размером в четыре татами, который раньше использовался как склад, превратился в мое жилье. У меня появился угол, где я прожил три года. Более того, впервые я получил место, где мог работать. Так я сделался самым настоящим алкашом.
В седьмом часу дверь открылась и появились первые посетители. Их было двое. Никогда раньше их не видел. В бар часто наведывались завсегдатаи Золотого квартала. Эти явно к ним не принадлежали. За три года я научился разбираться в клиентах. Но для того чтобы понять род занятий сегодняшних гостей, специальных знаний не требовалось. Они выглядели так, будто за спиной у них горела неоновая вывеска. Классический вид, прямо для учебника. Прическа бобриком. Один – примерно моего возраста, крепкого телосложения. В белом пиджаке и белом галстуке. Второй, молодой, плюгавенький, в ярко-голубом, как южное небо, пиджаке. На щеке шрам, наверное, от ножа, на голой груди сверкает золотая цепочка. У Белого Пиджака на левой руке не хватает двух пальцев по вторую фалангу. Мизинца и безымянного. Редкий случай, чтобы и безымянный отчикали.
Они сели за стойку и некоторое время молча оглядывались вокруг. Как и большинство посетителей, заходящих сюда впервые. Похоже, впечатление у них сложилось такое же, как у других. Но существовало одно отличие. Они высказали свои мысли вслух.
– Тесновато тут, – сказал Голубой Пиджак.
– Ага, тесно. И грязища кругом, – добавил Белый и оценивающе посмотрел на меня. Взгляд у него был холодный как лед. – Жалкое заведеньице. С жалким барменом.
Будь я на их месте, наверное, подумал бы то же самое.
– Что будете заказывать? – спросил я.
– Два пива. И меню.
Я достал пиво из холодильника, открыл его, поставил вместе со стаканами на стойку и сказал:
– К сожалению, меню у нас нет.
– А что есть? – спросил Голубой Пиджак.
– Хот-дог.
– А еще?
– Только хот-дог.
Голубой Пиджак посмотрел на Белый. С таким видом, будто хотел узнать его мнение. Белый Пиджак по-прежнему молча смотрел на меня презрительным острым взглядом. Голубой Пиджак сказал:
– Ничего себе бар. Из закусок одни хот-доги.
Я кивнул.
– Ты что, шутить вздумал?
– Да какие тут шутки. Работаем на клиента.
Белый Пиджак наконец-то открыл рот:
– Совсем докатились. Не бар, а бомжатник. Кроме хот-догов ни хрена.
– Это политика бара. Есть клиенты, которые любят такую простоту. Если вам по вкусу места, где подают все, что душе угодно, то, боюсь, вам у нас не понравится. Синдзюку большой. И заведений, подходящих для вас, здесь как грязи.
– Эй ты! Ты с кем так разговариваешь?! – заорал Голубой Пиджак.
Белый медленно поднял руку, будто хотел остановить его. На руке, где все пальцы были целы, поблескивал «Ролекс».
– Ладно, сделай нам два своих хот-дога.
Я включил микроволновку. Взял хлеб, разрезал его на две половинки, отрезал масла. Надрезал сосиски ножом. Затем порубил капусту. Руки у меня по-прежнему не дрожали. Вот и сегодня смог себя проконтролировать.
Голубой Пиджак сказал Белому, наливая ему пиво в стакан:
– Ну и дела. Режет капусту после заказа.
– Совершенно точно.
– А не в лом?
Я поднял глаза.
– Если бы мне надо было выбрать: делать кучу того, что не в лом, или что-то одно, но в лом, я выбрал бы последнее.
– Мудрено он говорит, этот бармен.
– Жалкий мужичонка.
Белый Пиджак вмешался:
– Он, конечно, жалкий, но интеллигент. Жалкий интеллигент, занимающийся саморекламой. И мы с ним еще пытаемся поговорить. Терпеть таких не могу.
Я бросил масло на раскаленную сковородку и обжарил сосиски. Добавил мелко нарубленную капусту. Посыпал солью, черным перцем и приправой карри. Положил между кусками хлеба капусту и сосиску. И подогрел в микроволновке. Пиджаки тем временем молча пили пиво. Через некоторое время я достал хлеб и положил на тарелку. Ложкой полил кетчупом и горчицей и поставил на стойку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
В программе показали автомобиль, проходящий проверку, а потом опять вернулись на место происшествия. Репортер повторял информацию, уточняя факты. Подошли девчонки, которые были в парке и слышали взрыв. Их рассказы об увиденном почти не отличались друг от друга. Девчонки были возбуждены. В выражении их лиц, в том, как они говорили, чувствовался восторг: они соприкоснулись с большой новостью.
– Совсем обалдели, – сказал хозяин за стойкой.
– Да, кошмар, – ответил я.
– Да девицы эти. Финтифлюшки.
– И не говори.
Все посетители столовки смотрели телевизор, но, когда информация стала повторяться, перестали обращать на него внимание. Я ждал. Наконец стали объявлять имена погибших. Сначала двоих. Охранники стройплощадки, мужчины. Одному – пятьдесят, другому – двадцать. Потом имена раненых, включая тех, кто находился в автомобилях. Опознали тридцать одного человека. Среди них – четыре девочки моложе десяти. Мидори Оба, двух лет, Дзюнко Мики, пяти лет, Маю Миядзака, шести лет, и Каору Сагара, семи лет. Трое мужчин за сорок. Рэйдзи Хаттори, сорока пяти лет, Сэйитиро Синмура, сорока девяти лет, и Тэцуо Моримото, сорока одного года. О состоянии раненых не сообщили.
Некоторое время спустя объявили новые имена погибших. Восемь человек. Девочек моложе десяти среди них не было. Один мужчина старше сорока: Акира Мураками, сорок два года.
Ведущий сказал, что найден еще один погибший и теперь их общее число составляет шестнадцать человек, включая тех, кого пока не опознали. Раненых – сорок два человека.
Я продолжал ждать. Погибли мужчина и женщина тридцати лет с одной фамилией, тридцатилетний мужчина, мальчик десяти лет, женщина сорока и две женщины за пятьдесят. Появились новые имена двадцатилетних юноши и девушки. Среди раненых назвали еще одну девочку моложе десяти. Саэ Яманэ, шести лет. Среди пострадавших многим было двадцать один – двадцать два года. Наверное, специально пришли в парк по какому-то делу. Это подтвердилось, когда стали показывать родственников. Пожилая мать сказала, что у ее сына сегодня было собрание класса. Но какое и зачем, неизвестно. Собрание класса, которое проводится в парке субботним днем. Я себе такого и представить не мог. Может, у меня ограниченное воображение? Как и следовало ожидать, начали показывать интервью с родственниками погибших у входа в больницы. У одной из больниц пожилой мужчина, кусая губы, рассказал, что погибли его сын с женой, осталась внучка. Сыну и его жене было немного за тридцать. Репортер настойчиво спрашивал: «Что вы сейчас чувствуете?» У другой больницы только что прибежавшему мальчику, на вид старшекласснику, бесцеремонно совали микрофоны. Кажется, он был родственником женщины за пятьдесят. Мама пришла на встречу клуба хайку.
– Переключи канал. – Хозяин показал пальцем на пульт, лежавший около меня. – И кем они себя только возомнили, эти телевизионщики.
– Да ладно тебе. Дай еще чуть-чуть посмотреть.
Он спросил немного погодя:
– У тебя родственники там?
– Нет, – ответил я.
Больше он ничего не спрашивал.
Время – около четырех. Если на каких-то каналах и транслируют специальные программы, они скоро должны закончиться.
«Подытоживая всю информацию, известную на сегодняшний момент, – сказал ведущий и повторил основные факты: – Погибших – семнадцать человек, включая умерших в больницах, раненых – сорок шесть человек. Среди погибших опознаны двенадцать человек, среди раненых установлена личность тридцати шести. Опознан еще один погибший. Тоору Миядзака, сорока восьми лет».
Есть вероятность. Вероятность, что это отец той девчонки, с которой мы разговорились. Впервые среди пострадавших совпали фамилии девочки моложе десяти и мужчины за сорок. Конечно, это всего лишь предположение. Возможно, ранение получила только девочка, а с ее отцом вообще ничего не случилось. В списках были и другие имена детей. При таком взрыве – не до показа лиц погибших. Я спешил. Ну хорошо, допустим, я прав, и что дальше? Чем я тут занимаюсь? Наверное, хочу узнать, насколько сильно пострадала девочка. И жив ли ее отец. Тогда лучше обратиться в больницы или полицию. Только я не журналист. Можно притвориться родственником, но я не знаю, как ее зовут. В вечерние выпуски попадет только первоначальная информация, а в завтрашних утренних газетах, наверное, напечатают фотографии погибших. Значит, нужно подождать до завтра. В срочных выпусках новостей этого не покажут. Слишком много погибших, и мало времени. Даже суть происшедшего пока до конца неясна. А уж цель его и смысл – и подавно. И потом, по телевизору, естественно, не скажут о рисках, которые я должен просчитать. Так что я тут делаю? Бессмысленно провожу время и пью пиво.
Я поднялся с места и попросил счет.
Когда я вышел из столовки, солнце уже шло на убыль. Для меня пиво – что слону дробина. Ждать возвращения в бар я не мог. По дороге в автомате у винного магазина я купил чекушку виски. Прислонился спиной к автомату, открыл бутылку и налил в крышечку.
По пути я несколько раз останавливался и повторял привычное действие. Когда я вернулся домой, бутылка была пуста.
3
Шесть часов.
Я вышел из дому, открыл бар, который находился через дверь от меня. Как обычно, вытащил на улицу и включил неоновую вывеску. Зашел обратно в бар и выпил стакан виски. По субботам клиенты собираются поздно. Пора бы уже сделать два выходных в неделю, как везде. Но сейчас смысла в этом было не больше, чем в выдохшейся пивной бутылке, открытой накануне. Я поразмышлял об этом немного. Наследил в том самом месте, которое обшаривает полиция. Вычислить меня несложно, так что времени оставалось в обрез. Пара дней? Или три? Или неделя? А может, месяц? Неизвестно. В любом случае найдут меня непременно. Ждать долго не придется. Быстрее, чем накроется моя печенка. Вот это уж точно. Кто-нибудь да видел, как я в ясный день пил виски в парке. И не один человек, а целая толпа. Не следовало мне придумывать себе задачи подобного рода. Я и предположить не мог, чем может обернуться случай. Или же я привык к такой своей жизни и расслабился? Вот и сегодня в назначенный час я машинально открыл бар, продолжая существовать в обычном режиме. Посмотрел на руки: дрожь прошла. Подумал о том, когда лучше расстаться с баром. Опять пришла пора перемены мест.
Когда-то я был его завсегдатаем. Хозяйство вели старички: муж с женой, обоим – где-то под семьдесят. Три года назад муж умер. Я был безработным. Оставшись одна, старушка предложила мне заняться баром. «Тебе можно доверять». Она уже знала, что я алкаш. Но это ее не смущало. Она отошла от дел, наняла меня, прибыль мы стали делить пополам. Последнее время суммы, которые я ей перечислял, за вычетом аренды и необходимых расходов иногда составляли меньше пятидесяти тысяч иен в месяц. То есть таким же был и мой ежемесячный заработок. Бар располагался неподалеку от Дома пенсионеров, в начале улицы Ясукуни. Он занимал первый этаж старого здания, и внутри все жутко обветшало и истерлось. Десять мест за стойкой и один столик. Полный упадок. Сколько мог составлять оборот капитала при таких условиях, я даже представить себе не мог. Наверное, следовало радоваться, что мы хотя бы не уходили в минус. Но старушка никогда не жаловалась. При жизни мужа они занимались баром, живя по соседству. Дом построили давным-давно, участок у них был просторный. Так что старушку спас рост цен на землю. Последний этап экономики мыльного пузыря. Наверное, доход от бара ее не особенно интересовал. Теперь у нее была квартира за городом, которую она сдавала, и сама она жила неподалеку. В общем, ее благоверный отошел в мир иной как нельзя кстати, если можно так сказать. В любом случае я был им благодарен. Для меня предложение работать в баре стало счастливой судьбой, не иначе. Огромный чулан, размером в четыре татами, который раньше использовался как склад, превратился в мое жилье. У меня появился угол, где я прожил три года. Более того, впервые я получил место, где мог работать. Так я сделался самым настоящим алкашом.
В седьмом часу дверь открылась и появились первые посетители. Их было двое. Никогда раньше их не видел. В бар часто наведывались завсегдатаи Золотого квартала. Эти явно к ним не принадлежали. За три года я научился разбираться в клиентах. Но для того чтобы понять род занятий сегодняшних гостей, специальных знаний не требовалось. Они выглядели так, будто за спиной у них горела неоновая вывеска. Классический вид, прямо для учебника. Прическа бобриком. Один – примерно моего возраста, крепкого телосложения. В белом пиджаке и белом галстуке. Второй, молодой, плюгавенький, в ярко-голубом, как южное небо, пиджаке. На щеке шрам, наверное, от ножа, на голой груди сверкает золотая цепочка. У Белого Пиджака на левой руке не хватает двух пальцев по вторую фалангу. Мизинца и безымянного. Редкий случай, чтобы и безымянный отчикали.
Они сели за стойку и некоторое время молча оглядывались вокруг. Как и большинство посетителей, заходящих сюда впервые. Похоже, впечатление у них сложилось такое же, как у других. Но существовало одно отличие. Они высказали свои мысли вслух.
– Тесновато тут, – сказал Голубой Пиджак.
– Ага, тесно. И грязища кругом, – добавил Белый и оценивающе посмотрел на меня. Взгляд у него был холодный как лед. – Жалкое заведеньице. С жалким барменом.
Будь я на их месте, наверное, подумал бы то же самое.
– Что будете заказывать? – спросил я.
– Два пива. И меню.
Я достал пиво из холодильника, открыл его, поставил вместе со стаканами на стойку и сказал:
– К сожалению, меню у нас нет.
– А что есть? – спросил Голубой Пиджак.
– Хот-дог.
– А еще?
– Только хот-дог.
Голубой Пиджак посмотрел на Белый. С таким видом, будто хотел узнать его мнение. Белый Пиджак по-прежнему молча смотрел на меня презрительным острым взглядом. Голубой Пиджак сказал:
– Ничего себе бар. Из закусок одни хот-доги.
Я кивнул.
– Ты что, шутить вздумал?
– Да какие тут шутки. Работаем на клиента.
Белый Пиджак наконец-то открыл рот:
– Совсем докатились. Не бар, а бомжатник. Кроме хот-догов ни хрена.
– Это политика бара. Есть клиенты, которые любят такую простоту. Если вам по вкусу места, где подают все, что душе угодно, то, боюсь, вам у нас не понравится. Синдзюку большой. И заведений, подходящих для вас, здесь как грязи.
– Эй ты! Ты с кем так разговариваешь?! – заорал Голубой Пиджак.
Белый медленно поднял руку, будто хотел остановить его. На руке, где все пальцы были целы, поблескивал «Ролекс».
– Ладно, сделай нам два своих хот-дога.
Я включил микроволновку. Взял хлеб, разрезал его на две половинки, отрезал масла. Надрезал сосиски ножом. Затем порубил капусту. Руки у меня по-прежнему не дрожали. Вот и сегодня смог себя проконтролировать.
Голубой Пиджак сказал Белому, наливая ему пиво в стакан:
– Ну и дела. Режет капусту после заказа.
– Совершенно точно.
– А не в лом?
Я поднял глаза.
– Если бы мне надо было выбрать: делать кучу того, что не в лом, или что-то одно, но в лом, я выбрал бы последнее.
– Мудрено он говорит, этот бармен.
– Жалкий мужичонка.
Белый Пиджак вмешался:
– Он, конечно, жалкий, но интеллигент. Жалкий интеллигент, занимающийся саморекламой. И мы с ним еще пытаемся поговорить. Терпеть таких не могу.
Я бросил масло на раскаленную сковородку и обжарил сосиски. Добавил мелко нарубленную капусту. Посыпал солью, черным перцем и приправой карри. Положил между кусками хлеба капусту и сосиску. И подогрел в микроволновке. Пиджаки тем временем молча пили пиво. Через некоторое время я достал хлеб и положил на тарелку. Ложкой полил кетчупом и горчицей и поставил на стойку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36