На столике перед ними стояла бутылка вина и два бокала. Иностранцы, подумал Мартин Бек. Отель кишел иностранцами, а среди множества флагов, реявших перед зданием, было минимум два, которые он не смог распознать.
Пока он брал ключ у портье, Паульссон вышел из лифта и подошел к столику незнакомцев.
XXIV
В комнате горничная уже все приготовила к ночи, постелила постель, положила коврик к кровати, закрыла окно и задернула гардины.
Мартин Бек зажег лампу на ночном столике и взглянул на телевизор. У него не было желания его включать, да и передачи уже, наверное, закончились.
Он снял ботинки, носки и рубашку. Отдернул гардины и открыл настежь двойное окно. Опершись о подоконник, стал смотреть на канал, железнодорожный вокзал и гавань. Проходили освещенные пассажирские суда, у входа в гавань гудел паром. Движения на улицах почти не было, а перед вокзалом стоял длинный ряд такси с зажженными огоньками и открытыми дверцами. Водители болтали друг с другом; машины выкрашены в более или менее веселые цвета, не черные, как в Стокгольме.
Ложиться не хотелось. Вечерние газеты он уже прочитал, а взять с собой какую-нибудь книгу забыл. Да и читать не было охоты, а если захочется, то в каждой комнате гостиницы есть библия и телефонный каталог. Было у него и заключение о вскрытии трупа, но его текст он знал почти наизусть.
Мартин Бек смотрел в окно и чувствовал себя одиноким. Он сам этого хотел, иначе мог бы сейчас сидеть в баре, или дома у Монссона, или в каком-нибудь из множества других мест. Ему чего-то не хватало, но он не знал — чего.
Послышался легкий стук в дверь. Очень легкий. Если бы он спал или принимал душ, то не услышал бы.
— Войдите, — сказал он, не оборачиваясь. Услышал, что дверь открылась.
Может быть, это готовый броситься на него убийца. Если тот выстрелит в затылок, Мартин Бек упадет в окно и разобьется о тротуар. Он улыбнулся и повернул голову.
Это был Паульссон в своем клетчатом костюме и ядовито-желтых ботинках. Вид у него был несчастный. Даже усы не казались такими шикарными, как обычно.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
— Можно войти?
— Конечно, — ответил Мартин Бек. — Садись.
Сам он отошел и сел на край кровати. Паульссон уселся в кресло. Лоб и щеки у него блестели от пота.
— Сними пиджак, — предложил Мартин Бек. — Здесь можно не соблюдать этикет.
Паульссон долго колебался, но наконец начал расстегивать пуговицы. Сняв пиджак, старательно сложил его и повесил на ручку кресла.
Под пиджаком была рубашка в широкую полоску светло-зеленого и оранжевого цветов. В наплечной кобуре револьвер. Мартин Бек подумал, сколько времени понадобится, чтобы добраться до оружия, пока справишься со сложной процедурой растягивания пуговиц.
— Ну, что тебя беспокоит? — беспечно спросил он.
— Я… Я хочу спросить тебя.
— О чем?
Наконец, по-видимому, после больших усилий над собой, Паульссон произнес:
— Добился ты чего-нибудь?
— Нет, — ответил Мартин Бек. И из вежливости прибавил: — А ты?
Паульссон печально покачал головой. Любовно погладил усы, словно пытаясь набраться новых сил.
— Все это так сложно, — произнес он.
— Или, наоборот, очень просто, — сказал Бек.
— Нет, — возразил Паульссон, — не думаю. А самое скверное… — Потом, с проблеском надежды во взгляде, спросил: — Ты получил от них нагоняй?
— От кого?
— От шефов в Стокгольме.
— Они немножко нервничают, — ответил Мартин Бек. — А что самое скверное, как ты сказал?
— Будет международное расследование, политически очень сложное. Всестороннее. Сегодня вечером два иностранных агента безопасности уже приехали сюда. В гостиницу.
— Эти странные люди, которые сидели в холле? Откуда они?
— Маленький из Лиссабона, а второй из Африки. Называют себя деловыми людьми. Но… они сразу меня узнали. Знают, кто я. Странно.
«Да уж куда как странно», — подумал Мартин Бек. Вслух же он сказал:
— Ты с ними говорил?
— Да. Они хорошо говорят по-английски.
Мартин Бек знал, что Паульссон был очень слаб в английском. Может быть, он хорошо знал китайский или украинский, или какой там еще язык нужно знать для безопасности государства.
— Что им нужно?
— Они спрашивали о вещах, которые я не очень-то понял. Поэтому-то я и побеспокоил тебя. Они хотели получить список подозреваемых. По правде говоря, у меня такого списка нет. Может быть, у тебя есть?
Бек покачал головой.
— Я, конечно, им этого не сказал, — хитро улыбнулся Паульссон. — Но они спросили о чем-то непонятном.
— О чем же?
— Насколько я понял, но, может быть, я ошибаюсь, они хотели знать, кого подозревают в заокеанских провинциях. Заокеанские провинции… Но они повторили это несколько раз на разных языках.
— Ты правильно понял, — дружелюбно сказал Мартин Бек. — Португальцы утверждают, что их колонии в Африке и в другие местах равноправны с провинциями в самой Португалии.
Лицо Паульссона просветлело.
— О, черт, — сказал он. — Значит, я правильно понял.
— И что же ты им сказал?
— Ничего точного. У них был разочарованный вид.
— Да, можно себе представить.
— Они собираются остаться здесь?
— Нет, — сказал Паульссон. — Едут в Стокгольм. Будут беседовать в своем посольстве. Я тоже лечу туда завтра. Должен доложить. И изучать архивные материалы. — Он зевнул. — Пожалуй, нужно ложиться. Тяжелая была неделя. Спасибо за то, что помог. — Паульссон поднялся, взял пиджак и очень тщательно застегнул все пуговицы. — Пока.
— Спокойной ночи.
В двери он повернулся и зловеще проговорил:
— По-моему, на это уйдут годы.
Мартин Бек посидел еще несколько минут. Посмеялся над ушедшим гостем, разделся и вошел в ванную комнату. Долго стоял под холодным душем. Закутался в банную простыню и вернулся к прежнему месту у окна.
Снаружи было тихо и темно. Казалось, что вся жизнь замерла и в гавани и на вокзале. Где-то промчалась полицейская машина. Многие таксисты смирились со своим положением и разъехались по домам. Наконец и он решил, что пора лечь. Раньше иди позже это придется сделать, хотя сон по-прежнему не приходил.
Лег на спину и заложил руки за голову. Лежал неподвижно, устремив взор в потолок.
Минут так через пятнадцать, двадцать, снова услышал стук в дверь. Очень легкий и на этот раз.
Господи Боже, подумал он, неужели Паульссон опять начнет распространяться о шпионах и тайных агентах? Самим простым делом было прикинуться, что спишь. Но разве ты лишился чувства долга?
— Войдите, — произнес он с тоской.
Дверь осторожно открылась, и в комнату вошла Оса Турелль в домашних туфлях и в коротком белом ночном халате, завязанном пояском на талии.
— Ты не спишь?
— Нет, — ответил Мартин Бек и простодушно прибавил: — И ты тоже?
Она засмеялась и покачала головой. Коротко остриженные темные волосы блестели.
— Я только что вернулась. Успела лишь принять душ.
— Я слышал, что у вас сегодня была большая суета.
— Да, черт возьми. Поесть некогда было. Сжевала только несколько бутербродов.
— Садись.
— Спасибо. Если ты не устал.
— От ничегонеделания не устаешь.
Она все еще колебалась, не отпуская ручку двери.
— Принесу свои сигареты. Моя комната через две от твоей.
Она оставила дверь приоткрытой. Он лежал по-прежнему, заложив руки за голову, и ждал.
Через несколько секунд она вернулась, бесшумно закрыла за собой дверь и подошла к креслу, на котором час назад Паульссон изливал свои страдания. Она сбросила туфли и забралась в кресло с ногами, подтянув колени к подбородку. Зажгла сигарету и сделала несколько глубоких затяжек.
— Хорошо, — сказала она. — День был ужасный.
— Ты жалеешь, что стала служить в полиции?
— И да и нет. Видишь так много дряни, о которой раньше только слышала. Но иногда вроде бы делаешь что-то полезное.
— Да, — сказал он. — Иногда.
— У вас был плохой день?
— Очень. Ничего нового или положительного. Но так бывает часто. А у тебя есть какие-нибудь предположения?
— Какие у меня могут быть предположения? Хотя Пальмгрен был подлецом. Многие, несомненно, имели основания его ненавидеть. Мне кажется, тут просто-напросто месть.
— Я тоже так думал.
Она помолчала. Когда сигарета потухла, она тут же зажгла новую.
Мартин повернулся и посмотрел на Осу. Казалось, мысли ее далеко отсюда, а глаза устремлены в какую-то точку вдали.
Наконец она взглянула ему прямо в глаза. Глаза у нее были большие, карие, серьезные.
Только что она словно отсутствовала, а теперь вся была здесь.
Она смяла сигарету и не закурила новую. Облизала губы кончиком языка. Зубы у нее были белые, но слегка неровные. Брови густые и темные.
— Да, — проговорил он.
Она медленно кивнула. Очень тихо сказала:
— Да, раньше или позже. Почему бы не теперь?
Встала и села на край кровати. Сидела не шевелясь. Они все смотрели друг на друга.
— У тебя серые глаза, — сказала она.
— А у тебя карие.
— Ты думал об этом раньше? — спросила она.
— Да, а ты?
— Иногда, в последний год.
Он обнял ее за плечи.
Когда она ушла, в комнате уже было светло.
Это произошло и никогда более не повторится, или, может быть…
Он не знал. Зато знал, что достаточно стар, чтобы быть ее отцом, если бы это место не было занято двадцать семь лет тому назад.
Мартин Бек думал о том, что среда, несмотря ни на что, закончилась неплохо. Или, может быть, четверг начался хорошо?
Они, встретились через несколько часов в полицейском управлении. Мартин Бек спросил мимоходом:
— Кто заказал тебе комнату в «Савое»?
— Я сама. Хотя это Леннарт сказал, чтобы я так сделала.
Мартин Бек улыбнулся: Колльберг, конечно. Интриган. Но пусть он никогда не узнает, удалась ему нынешняя интрига или нет.
XXV
В девять часов утра в четверг в их штаб-квартире не намечалось никаких перемен. Мартин Бек и Монссон сидели друг против друга за большим письменным столом. Оба молчали. Мартин Бек курил, а Монссон ничего не делал. Запасы зубочисток иссякли.
Двенадцать минут десятого Бенни Скакке проявил наконец активность, войдя в кабинет с длинной лентой телекса в руке. Остановившись около двери, он начал ее просматривать.
— Что это? — спросил Мартин Бек.
— Список из Копенгагена, — вяло проговорил Монссон. — Они присылают такие списки ежедневно. Объявления о розыске. Пропавшие машины, найденные вещи, всякое такое.
— Много девчонок пропало, — сказал Скакке. — Девять, нет, десять.
— Обычное дело для такого времени года, — прокомментировал Монссон.
— Уведенные машины, — продолжал Скакке. — Шведский паспорт на имя Свена Улофа Гюставссона из Сведала, пятидесяти шести лет. Конфискован у проститутки в Нюхавне. Бумажник тоже.
— Пьяная скотина, — лаконично сказал Монссон.
— Экскаватор со стройки туннеля. Как можно увести экскаватор?
— Пьяная скотина, — повторил Монссон. — А оружие? Они обычно сообщают об этом в конце.
Скакке продолжал читать список.
— Да, есть. Несколько. Шведский армейский пистолет, девятимиллиметровый «Хускварна», должно быть, старый, «Беретта Ягуар».., Ящик к «Арминиусу-22».., пять коробок патронов калибра семь шестьдесят пять…
— Стоп, — сказал Монссон.
— Да, что там за ящик? — спросил Мартин Бек.
Скакке нашел нужное место в списке.
— Упаковочный ящик для «Арминиуса-22».
— Где найден?
— Прибит к берегу между Драгером и Каструпом. Найден частным лицом и передан полиции в Драгере. Во вторник.
— Есть «Арминиус-22» в нашем описке? — спросил Мартин Бек.
— Конечно, — ответил Монссон, быстро вскочил и схватил телефонную трубку.
— Да, да, конечно, — догадался Скакке. — Ящик. Коробка на велосипеде…
Монссон упорно добивался коммутатора копенгагенской полиции. Прошло время, прежде чем он добрался до Могенсена.
Тот ничего не слышал ни о каком ящике.
— Нет, я прекрасно понимаю, что ты не можешь помнить обо всем на свете, — терпеливо сказал Монссон. — Но дело в том, что он фигурирует в вашем чертовом списке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Пока он брал ключ у портье, Паульссон вышел из лифта и подошел к столику незнакомцев.
XXIV
В комнате горничная уже все приготовила к ночи, постелила постель, положила коврик к кровати, закрыла окно и задернула гардины.
Мартин Бек зажег лампу на ночном столике и взглянул на телевизор. У него не было желания его включать, да и передачи уже, наверное, закончились.
Он снял ботинки, носки и рубашку. Отдернул гардины и открыл настежь двойное окно. Опершись о подоконник, стал смотреть на канал, железнодорожный вокзал и гавань. Проходили освещенные пассажирские суда, у входа в гавань гудел паром. Движения на улицах почти не было, а перед вокзалом стоял длинный ряд такси с зажженными огоньками и открытыми дверцами. Водители болтали друг с другом; машины выкрашены в более или менее веселые цвета, не черные, как в Стокгольме.
Ложиться не хотелось. Вечерние газеты он уже прочитал, а взять с собой какую-нибудь книгу забыл. Да и читать не было охоты, а если захочется, то в каждой комнате гостиницы есть библия и телефонный каталог. Было у него и заключение о вскрытии трупа, но его текст он знал почти наизусть.
Мартин Бек смотрел в окно и чувствовал себя одиноким. Он сам этого хотел, иначе мог бы сейчас сидеть в баре, или дома у Монссона, или в каком-нибудь из множества других мест. Ему чего-то не хватало, но он не знал — чего.
Послышался легкий стук в дверь. Очень легкий. Если бы он спал или принимал душ, то не услышал бы.
— Войдите, — сказал он, не оборачиваясь. Услышал, что дверь открылась.
Может быть, это готовый броситься на него убийца. Если тот выстрелит в затылок, Мартин Бек упадет в окно и разобьется о тротуар. Он улыбнулся и повернул голову.
Это был Паульссон в своем клетчатом костюме и ядовито-желтых ботинках. Вид у него был несчастный. Даже усы не казались такими шикарными, как обычно.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
— Можно войти?
— Конечно, — ответил Мартин Бек. — Садись.
Сам он отошел и сел на край кровати. Паульссон уселся в кресло. Лоб и щеки у него блестели от пота.
— Сними пиджак, — предложил Мартин Бек. — Здесь можно не соблюдать этикет.
Паульссон долго колебался, но наконец начал расстегивать пуговицы. Сняв пиджак, старательно сложил его и повесил на ручку кресла.
Под пиджаком была рубашка в широкую полоску светло-зеленого и оранжевого цветов. В наплечной кобуре револьвер. Мартин Бек подумал, сколько времени понадобится, чтобы добраться до оружия, пока справишься со сложной процедурой растягивания пуговиц.
— Ну, что тебя беспокоит? — беспечно спросил он.
— Я… Я хочу спросить тебя.
— О чем?
Наконец, по-видимому, после больших усилий над собой, Паульссон произнес:
— Добился ты чего-нибудь?
— Нет, — ответил Мартин Бек. И из вежливости прибавил: — А ты?
Паульссон печально покачал головой. Любовно погладил усы, словно пытаясь набраться новых сил.
— Все это так сложно, — произнес он.
— Или, наоборот, очень просто, — сказал Бек.
— Нет, — возразил Паульссон, — не думаю. А самое скверное… — Потом, с проблеском надежды во взгляде, спросил: — Ты получил от них нагоняй?
— От кого?
— От шефов в Стокгольме.
— Они немножко нервничают, — ответил Мартин Бек. — А что самое скверное, как ты сказал?
— Будет международное расследование, политически очень сложное. Всестороннее. Сегодня вечером два иностранных агента безопасности уже приехали сюда. В гостиницу.
— Эти странные люди, которые сидели в холле? Откуда они?
— Маленький из Лиссабона, а второй из Африки. Называют себя деловыми людьми. Но… они сразу меня узнали. Знают, кто я. Странно.
«Да уж куда как странно», — подумал Мартин Бек. Вслух же он сказал:
— Ты с ними говорил?
— Да. Они хорошо говорят по-английски.
Мартин Бек знал, что Паульссон был очень слаб в английском. Может быть, он хорошо знал китайский или украинский, или какой там еще язык нужно знать для безопасности государства.
— Что им нужно?
— Они спрашивали о вещах, которые я не очень-то понял. Поэтому-то я и побеспокоил тебя. Они хотели получить список подозреваемых. По правде говоря, у меня такого списка нет. Может быть, у тебя есть?
Бек покачал головой.
— Я, конечно, им этого не сказал, — хитро улыбнулся Паульссон. — Но они спросили о чем-то непонятном.
— О чем же?
— Насколько я понял, но, может быть, я ошибаюсь, они хотели знать, кого подозревают в заокеанских провинциях. Заокеанские провинции… Но они повторили это несколько раз на разных языках.
— Ты правильно понял, — дружелюбно сказал Мартин Бек. — Португальцы утверждают, что их колонии в Африке и в другие местах равноправны с провинциями в самой Португалии.
Лицо Паульссона просветлело.
— О, черт, — сказал он. — Значит, я правильно понял.
— И что же ты им сказал?
— Ничего точного. У них был разочарованный вид.
— Да, можно себе представить.
— Они собираются остаться здесь?
— Нет, — сказал Паульссон. — Едут в Стокгольм. Будут беседовать в своем посольстве. Я тоже лечу туда завтра. Должен доложить. И изучать архивные материалы. — Он зевнул. — Пожалуй, нужно ложиться. Тяжелая была неделя. Спасибо за то, что помог. — Паульссон поднялся, взял пиджак и очень тщательно застегнул все пуговицы. — Пока.
— Спокойной ночи.
В двери он повернулся и зловеще проговорил:
— По-моему, на это уйдут годы.
Мартин Бек посидел еще несколько минут. Посмеялся над ушедшим гостем, разделся и вошел в ванную комнату. Долго стоял под холодным душем. Закутался в банную простыню и вернулся к прежнему месту у окна.
Снаружи было тихо и темно. Казалось, что вся жизнь замерла и в гавани и на вокзале. Где-то промчалась полицейская машина. Многие таксисты смирились со своим положением и разъехались по домам. Наконец и он решил, что пора лечь. Раньше иди позже это придется сделать, хотя сон по-прежнему не приходил.
Лег на спину и заложил руки за голову. Лежал неподвижно, устремив взор в потолок.
Минут так через пятнадцать, двадцать, снова услышал стук в дверь. Очень легкий и на этот раз.
Господи Боже, подумал он, неужели Паульссон опять начнет распространяться о шпионах и тайных агентах? Самим простым делом было прикинуться, что спишь. Но разве ты лишился чувства долга?
— Войдите, — произнес он с тоской.
Дверь осторожно открылась, и в комнату вошла Оса Турелль в домашних туфлях и в коротком белом ночном халате, завязанном пояском на талии.
— Ты не спишь?
— Нет, — ответил Мартин Бек и простодушно прибавил: — И ты тоже?
Она засмеялась и покачала головой. Коротко остриженные темные волосы блестели.
— Я только что вернулась. Успела лишь принять душ.
— Я слышал, что у вас сегодня была большая суета.
— Да, черт возьми. Поесть некогда было. Сжевала только несколько бутербродов.
— Садись.
— Спасибо. Если ты не устал.
— От ничегонеделания не устаешь.
Она все еще колебалась, не отпуская ручку двери.
— Принесу свои сигареты. Моя комната через две от твоей.
Она оставила дверь приоткрытой. Он лежал по-прежнему, заложив руки за голову, и ждал.
Через несколько секунд она вернулась, бесшумно закрыла за собой дверь и подошла к креслу, на котором час назад Паульссон изливал свои страдания. Она сбросила туфли и забралась в кресло с ногами, подтянув колени к подбородку. Зажгла сигарету и сделала несколько глубоких затяжек.
— Хорошо, — сказала она. — День был ужасный.
— Ты жалеешь, что стала служить в полиции?
— И да и нет. Видишь так много дряни, о которой раньше только слышала. Но иногда вроде бы делаешь что-то полезное.
— Да, — сказал он. — Иногда.
— У вас был плохой день?
— Очень. Ничего нового или положительного. Но так бывает часто. А у тебя есть какие-нибудь предположения?
— Какие у меня могут быть предположения? Хотя Пальмгрен был подлецом. Многие, несомненно, имели основания его ненавидеть. Мне кажется, тут просто-напросто месть.
— Я тоже так думал.
Она помолчала. Когда сигарета потухла, она тут же зажгла новую.
Мартин повернулся и посмотрел на Осу. Казалось, мысли ее далеко отсюда, а глаза устремлены в какую-то точку вдали.
Наконец она взглянула ему прямо в глаза. Глаза у нее были большие, карие, серьезные.
Только что она словно отсутствовала, а теперь вся была здесь.
Она смяла сигарету и не закурила новую. Облизала губы кончиком языка. Зубы у нее были белые, но слегка неровные. Брови густые и темные.
— Да, — проговорил он.
Она медленно кивнула. Очень тихо сказала:
— Да, раньше или позже. Почему бы не теперь?
Встала и села на край кровати. Сидела не шевелясь. Они все смотрели друг на друга.
— У тебя серые глаза, — сказала она.
— А у тебя карие.
— Ты думал об этом раньше? — спросила она.
— Да, а ты?
— Иногда, в последний год.
Он обнял ее за плечи.
Когда она ушла, в комнате уже было светло.
Это произошло и никогда более не повторится, или, может быть…
Он не знал. Зато знал, что достаточно стар, чтобы быть ее отцом, если бы это место не было занято двадцать семь лет тому назад.
Мартин Бек думал о том, что среда, несмотря ни на что, закончилась неплохо. Или, может быть, четверг начался хорошо?
Они, встретились через несколько часов в полицейском управлении. Мартин Бек спросил мимоходом:
— Кто заказал тебе комнату в «Савое»?
— Я сама. Хотя это Леннарт сказал, чтобы я так сделала.
Мартин Бек улыбнулся: Колльберг, конечно. Интриган. Но пусть он никогда не узнает, удалась ему нынешняя интрига или нет.
XXV
В девять часов утра в четверг в их штаб-квартире не намечалось никаких перемен. Мартин Бек и Монссон сидели друг против друга за большим письменным столом. Оба молчали. Мартин Бек курил, а Монссон ничего не делал. Запасы зубочисток иссякли.
Двенадцать минут десятого Бенни Скакке проявил наконец активность, войдя в кабинет с длинной лентой телекса в руке. Остановившись около двери, он начал ее просматривать.
— Что это? — спросил Мартин Бек.
— Список из Копенгагена, — вяло проговорил Монссон. — Они присылают такие списки ежедневно. Объявления о розыске. Пропавшие машины, найденные вещи, всякое такое.
— Много девчонок пропало, — сказал Скакке. — Девять, нет, десять.
— Обычное дело для такого времени года, — прокомментировал Монссон.
— Уведенные машины, — продолжал Скакке. — Шведский паспорт на имя Свена Улофа Гюставссона из Сведала, пятидесяти шести лет. Конфискован у проститутки в Нюхавне. Бумажник тоже.
— Пьяная скотина, — лаконично сказал Монссон.
— Экскаватор со стройки туннеля. Как можно увести экскаватор?
— Пьяная скотина, — повторил Монссон. — А оружие? Они обычно сообщают об этом в конце.
Скакке продолжал читать список.
— Да, есть. Несколько. Шведский армейский пистолет, девятимиллиметровый «Хускварна», должно быть, старый, «Беретта Ягуар».., Ящик к «Арминиусу-22».., пять коробок патронов калибра семь шестьдесят пять…
— Стоп, — сказал Монссон.
— Да, что там за ящик? — спросил Мартин Бек.
Скакке нашел нужное место в списке.
— Упаковочный ящик для «Арминиуса-22».
— Где найден?
— Прибит к берегу между Драгером и Каструпом. Найден частным лицом и передан полиции в Драгере. Во вторник.
— Есть «Арминиус-22» в нашем описке? — спросил Мартин Бек.
— Конечно, — ответил Монссон, быстро вскочил и схватил телефонную трубку.
— Да, да, конечно, — догадался Скакке. — Ящик. Коробка на велосипеде…
Монссон упорно добивался коммутатора копенгагенской полиции. Прошло время, прежде чем он добрался до Могенсена.
Тот ничего не слышал ни о каком ящике.
— Нет, я прекрасно понимаю, что ты не можешь помнить обо всем на свете, — терпеливо сказал Монссон. — Но дело в том, что он фигурирует в вашем чертовом списке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26