Аля ворочалась с боку на бок. Оставит ли преследователь свои попытки? Кто все-таки покушался на Лилю и на нее? И, главное, почему этот кто-то попытался убить еще и Полканавт? Это мог быть только тот, кто знает о затонувшем городе. Но как его вычислить? И почему, почему под удар попала еще и Эмма Никитична? Или покушение на убийство никак не связано с координатами? А может, это всего-навсего пищевое отравление — то есть просто банальный несчастный случай? Вопросы теснились в Алином сознании, оставаясь без ответов. Ее не покидало ощущение, что она узнала запах, исходящий от бокала или от вина… Что-то было в этом запахе удивительно знакомое. Аля помотала головой, пытаясь вспомнить. Почему-то ей казалось, что достаточно ответить на этот вопрос, и все остальное станет ясным. Запах, запах… Аля встала с кровати. Спать совершенно не хотелось.
«Интересно, Наташка спит? И не знает ли она случайно чего-то такого, чего не знаю я?» — подумала она и посмотрела на часы. Было около часу ночи. Тихо-тихо Аля подошла к двери и выскользнула в коридор. Там было почти темно, только в конце горела лампочка — на сестринском посту, но сама Ульяна, видимо, как обычно во время ночных дежурств, спала на кушетке в приемном покое. Аля подошла к двери палаты Полканавт и заглянула туда. Эмма Никитична лежала в темноте большой тушей. Ее соседка, пытавшаяся проскочить на красный и попавшая в аварию, отчаянно храпела. В следующей палате, располагавшейся сразу за ординаторской, все места были заняты. Около самой двери лежала Марина, попросившая сегодня у нее пирожок. Как она потом всем рассказывала, это был ее первый пирожок за два года и она его съела только потому, что очень разволновалась. Виталий Викторович тут же прописал пациентке просмотр минимум трех фильмов ужасов в день.
— И, Мариночка, постарайтесь очень, очень волноваться, — строго сказал он девушке.
В дальнем углу под капельницей спала пенсионерка Рябокобылкина, упавшая с крыши, где она пряталась, пытаясь проследить за гулящим мужем, а напротив — учительница русского языка Тамара Гусева, которой ученики подложили на сиденье кнопку. Теперь у Гусевой было воспаление, и ее еле-еле спасли от заражения крови. Последняя кровать принадлежала Наташе, но она была пустой: Наташи в палате не было.
— Ага! — радостно воскликнул Борщ, выуживая из вазочки, стоящей на прикроватной тумбочке, горстку карамелек «Клубника со сливками». — Я так и думал, что в вазочке что-то есть.
Тигринский уставился на Борща в крайнем раздражении. Двое суток он только и делал, что обшаривал квартиру в поисках съестного, а в вазочку, стоящую на тумбочке, заглянуть не догадался. И зря. Там, оказывается, были конфеты. Тигринский вдруг почувствовал, как у него свело от голода живот. Он встал, взял одну из найденных Борщом конфеток и сунул ее за щеку.
— Вот, можешь взять еще три, — проворно подскочил к столу Барщевский. — Всего было восемь карамелек, значит — по четыре каждому. Неизвестно же, сколько мы тут еще с тобой просидим… Кстати, не хотел я тебе говорить, ну да ладно. У меня в сумке лежит бутылка водки и шесть упаковок с «Вискасом», но есть их мы не будем, потому что это я Казбичу принес, а не тебе, а вот водку можем выпить. Тем более что я только что нашел закуску.
— Я вообще-то водку не пью, но сегодня выпью, — пискнул Стас. — Особенно если у нас есть теперь карамельки. Кстати, а телефон у тебя есть? Мы можем в больницу позвонить Але или кому-то из соседей, чтобы нам ключи принесли?
Барщевский вывел Стаса на балкон и показал пальцем вниз.
— Видишь?
Далеко внизу на асфальте стояла большая черная машина.
— Это твоя? — удивился Стас. — А я много раз слышал, как Стручков вопрошал, ломая руки: «Откуда у этого кретина такой шикарный автомобиль?», но не думал, что этот кретин — ты. Кстати, откуда у тебя автомобиль?
— Ты у нас что, налоговая инспекция? — резко спросил Борщ, снова раздражаясь. — Я тебе не машину хотел показать, а собирался наглядно объяснить, что телефон у меня есть, но он лежит в машине и заряжается. Я же не собирался никому звонить — думал, закину «Вискас» и сразу назад. А тут ты, дятел новокахо… — вспомнив, чем все закончилось в прошлый раз, он вовремя прикусил язык. — Ладно, пойдем пить водку. Карамельки с водкой — самое то, — кивнул Борщ и пошел в прихожую за сумкой.
Тигринский же тем временем быстро побежал на кухню и вытер с обоев координаты. Вошедший десять секунд спустя Барщевский ничего не заметил.
В коридоре раздался какой-то шорох, и Аля резко приподнялась на кровати. Наташа? Шорох не повторялся, и Аля подумала было, что это возвратилась на пост медсестра, но на всякий случай решила не терять бдительности. Она лежала, всматриваясь в темноту. Сейчас девушка пожалела, что не перешла в палату, например, к Полканавт, хотя у той уже была соседка. Быть одной в темноте очень неприятно.
«Удивительно, как это я расслабилась, — подумала Аля. — Почему-то я решила, что в больнице совершенно безопасно, хотя наше отделение на первом этаже, окна в приемном отделении открыты, медсестра всю ночь спит, а моя палата находится на отшибе в конце коридора. Но ведь так же легко, как я зашла ночью к Наташе и Эмме Никитичне, могут зайти и ко мне. А меня уже пытались убить».
Внезапно в коридоре снова послышался шорох. Кто-то стоял за дверью. Алю прошиб холодный пот, дыхание стало частым, сердце ухнуло и замерло, ноги сковал ужас. Дверь в коридор была приоткрыта на пару сантиметров, и кто-то смотрел в щель прямо на нее.
«Спокойно. Спокойно», — повторяла Аля про себя, пытаясь обуздать заливающую сознание панику.
Дверь неслышно приоткрылась еще на несколько сантиметров, в проеме шевельнулась черная тень, но Аля уже поняла, что ей нужно делать. В два прыжка она оказалась у окна, которое, на ее счастье, так и не забрали решеткой, распахнула тяжелую раму и вывалилась в мокрую траву. Она, не чувствуя боли, перекатилась, вскочила, нашарила тапки и что было сил побежала к забору, протиснулась в дырку, поцарапав ладони, и вылетела на шоссе. Тень так же неслышно подошла к окну и с досадой проводила взглядом улепетывающую как заяц девушку.
После того как Борщ со Стасом выпили уже полбутылки водки, старший товарищ подарил младшему одну из своих карамелек, а Тигринский рассказал все перипетии борьбы с научным руководителем, признался, что остался в Алиной квартире без ее ведома, а также пожаловался, что Аля отказалась от секса и он, Стасик, всю ночь вертелся и страдал. Они пили и болтали до половины пятого утра, когда в прихожей внезапно и отчаянно заверещал звонок.
Наташа встала и подошла к окну. Спать ей не хотелось, а наоборот, хотелось бегать, прыгать, петь и плясать. На диванчике в ординаторской потягивался Виталий Викторович, так и не снявший белого халата, что было особенно пикантно.
— Вот сниму я халат, а потом привезут кого-нибудь, — объяснял он Наташе. — И я, давший клятву Гиппократа, буду спасать его в одних белых носках?
Носки у него действительно были белыми. Наташа захихикала. У нее было прекрасное настроение. Особенно потому, что Виталий Викторович оказался давно разведенным мужчиной, не имеющим ничего против веселого приключения с пациенткой, которую собирался завтра выписать. Впрочем, Наташа рассматривала эти отношения как нечто большее, чем просто разовый пересып. Она твердо решила выйти за врача замуж. Девушка еще раз довольно улыбнулась в сумраке ординаторский, не подозревая, что мимо ординаторской в коридоре только что тихо пробралась Аля.
«И, спрашивается, зачем мне диссертация, если у меня будет такой муж? — подумала она с удовольствием и погладила Виталия Викторовича по кудрявой шевелюре. Тот зажмурил глаза, как кот. — Ага, нравится… То-то ты запрыгаешь, когда попробуешь мою стряпню», — улыбнулась Наташа. Готовила Куницына действительно совершенно потрясающе. Особенно удавались у нее пельмени, лазанья и рис с запеченной куриной грудкой. Не то чтобы Наташа специально училась готовить, просто у нее было чутье на продукты.
«Хорошая девушка, но если я на ней женюсь, то получу в придачу страшную и ужасную тещу. Поэтому жениться я, конечно, на ней не буду», — думал, со своей стороны, Виталий Викторович, борясь со сном.
Ночь выдалась спокойная, дождь прекратился, новые больные не поступали, и Наташа с доктором уснули, обнявшись на диванчике, поэтому никто не заметил убегавшую из больницы Алю.
Звонок все звенел и звенел. Борщ поднял голову и прислушался. Стас пытался встать со стула и сфокусировать взгляд. Удавалось это ему плохо.
«Да, тяжело пить на голодный желудок», — сочувственно подумал Борщ, который по-настоящему пьянел очень редко.
— Слышь, Борщ… П-п-п-похоже, к нам пришли… Гости, — Стас икнул. Барщевский встал и открыл окно. Холодный предрассветный ветер ворвался в помещение. Зрение у Стаса сразу прояснилось. Борщ решительно двинулся в сторону входной двери.
Аля прибежала к дому Барщевского, не чуя под собой ног. Пижама совершенно не спасала от ноябрьского холода, легкие тапочки промокли. Метро в такое время не работало, денег на такси у Али не было, поэтому она шла пешком. К счастью, Аля знала, где живет Борщ. Она звонила, стучала, била ногами в дверь, но никто не открывал.
— Саша! Открой! — закричала Аля.
Из-за соседской двери высунулась всклокоченная недовольная голова. Голова увидела Алину полосатую пижаму и, в ужасе прошептав «беглая каторжница», снова спряталась. Через минуту высунувшихся голов было уже две, мужская и женская, причем мужчина держал в руках небольшой топорик.
— Вы не знаете, где хозяин квартиры? — пролепетала Аля.
— Не знаем. Вчерась не видели. А вы кто ему будете? — подозрительно спросили Алю.
— Я коллега по работе… — начала было Аля, и обе головы дружно захохотали.
— Ах… Коллега! — заливалась женская голова. — Да он же хозяин заводов, газет и пароходов, а ты кто?
Аля хотела было сказать, что для нее Борщ всего лишь инженер второй категории, а вовсе не хозяин каких-то там плавсредств, но промолчала.
— А ты откуда пришла в такую рань? — заинтересованно проговорила мужская голова, оглядывая пижаму и тапочки. — Судя по всему, вы, девушка, прямо из постели выпрыгнули… Не терпится? Да уж, наш сосед интересный, видный мужчина.
— Я сбежала из больницы. Можно мне позвонить? — попросила Аля, переминаясь в мокрых тапках и теряя терпение.
— Из психиатрической?! — тут же взвизгнула женщина, но мужчина уже проникся к Але доверием.
— Заходи, девочка, — сказал он, опуская топор и пропуская Алю в квартиру, — позвони. — Но сотовый Барщевского не отвечал, а больше не было никого, кому она могла бы доверять.
«Пойду домой и попрошусь переночевать к соседям, — решила она наконец. — Соседи-то меня знают. Кроме того, они никак не могут быть замешаны в этом темном деле». Аля повесила трубку и, поблагодарив гостеприимную чету, поплелась на улицу в мокрых тапочках.
— Эй! Милочка! — крикнула сзади женщина. — Возьми обувь и куртку, вернешь потом.
Рассыпаясь в благодарностях, Аля натянула на ноги валенки с калошами, а на плечи куртку и уже живее побежала на улицу. До ее дома от квартиры Борща было около часа быстрой ходьбы.
Игорь Григорьевич Стручков тоже не спал в эту ночь — его сосед ворочался и мычал во сне, и профессор, привыкший к комфортным условиям, никак не мог забыться сном. Кроме соседа, заснуть ему, как и незадолго до этого Але, мешали раздумья.
«Кто покушался на Лилю? И за что? Связано ли это как-то с ее ночным визитом в кабинет Невской? И если связано, то знал ли убийца, что она не нашла статью? Или она все-таки нашла, но солгала мне, а тот, кто ее убил, это знал? Так кто же этот кто-то?» Стручков крутился на кровати и никак не мог заснуть. Наконец он не выдержал и заплакал.
— Ну зачем мне все это было нужно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26