Заставить себя ездить на метро Барщевский не мог, как ни пытался, поэтому машину оставлял во дворе соседнего дома, а сам шел в НИИ географии пешком. Так он поступал уже почти шесть лет.
Утром институт потрясли целых два скандала: кто-то перевернул все вверх дном в Алином кабинете, а в комнате Полканавт, Зульфии и Марьи Марковны на лиане оказался сломанным бесценный бутон. Отсутствие цветка обнаружила Зульфия, как всегда пришедшая на работу вовремя, тем более что руководство по горло загрузило ее работой по анализу селевых потоков на территории страны и оценкой соответствующего экономического ущерба. Аккуратная, точная и педантичная девушка подошла и посмотрела на место слома. Она отметила, к своему удивлению, что цветок не сорван, а аккуратно срезан.
«Что за глупости… Или Полканавт сама его срезала? Вряд ли, я же вчера вроде позже всех ушла из комнаты и дверь закрыла», — размышляла Зульфия, теребя прядь своих роскошных угольно-черных волос.
Пришла Марья Марковна, чей еще более красный, чем обычно, нос недвусмысленно свидетельствовал о бурно проведенном вечере, и с размаху шмякнула тяжелую сумку на свой стул.
— Здравствуй, Зульфия. Что это ты тут увидела?
Марья Марковна подошла вплотную к темно-коричневому старому полированному шкафу и стала изучать лиану, но не заметила ничего подозрительного.
— Засыхает, что ли? Предлагаешь полить? — проговорила она сиплым голосом, рассматривая плотные глянцевые листья. На голове у Марьи Марковны торчала зеленая вельветовая кепка, отлично подчеркивающая цвет носа, короткие темные волосы были изрядно засалены, а на ботинках виднелись следы рыжей глины. Аккуратистка Зульфия слегка отстранилась от коллеги и поправила лацканы своего безупречного пиджака.
— Вы, Марья Марковна, очевидного не замечаете, — едко сказала Зульфия и повела своими темными, аккуратно накрашенными глазами. — Вчера, когда я уходила, цветочек Полканавт цвести собирался, а сейчас на месте бутона — аккуратный срез.
Марья Марковна, наблюдательность которой стремилась к нулю, удивленно уткнулась носом в то место, где раньше был цветок.
— И что это значит? — проговорила она хриплым с перепоя голосом. — Неужто Эмма Никитична сама срезала свой цветочек… Он же вроде еще даже и не распустился?
— Эмма Никитична не могла срезать цветок, потому что я уходила последней, — отозвалась Зульфия. — А сегодня я пришла первой… как обычно. Потому что проблемой селей и лавин никто, кроме меня, не занимается. А срезанный цветочек свидетельствует о том, что в комнату кто-то заходил.
— Может, это уборщица? — проговорила Марья Марковна. — Больше некому. А уборщица — точно заходила. Сто процентов.
— Конечно, уборщица… Цветок, наверное, вечером распустился, она хотела его понюхать, а веточка оказалась хрупкой. А потом место слома она обрезала, чтобы в глаза не бросалось.
Зульфия повернулась и пошла за свой рабочий стол. Компьютер гудел, вентилятор гнал от системного блока струю холодного воздуха, которая шевелила бумажный календарь с изображением купидончика, висевший на стене. В коридоре послышались шаги: на свое рабочее место спешила редактор «Вестника географических наук» Алиса Невская. Она открыла дверь в своей кабинет, и Зульфия с Марьей Марковной услышали ее возмущенный крик. Кабинет был разгромлен.
Полканавт голосила навзрыд. Аля бродила меж раскиданных бумаг в своем кабинете. Директор института Леопольд Кириллович выглядел не менее растерянным и расстроенным, чем они. Только что он разговаривал с вахтершей Полиной Георгиевной, которая, конечно, никого и ничего не видела и не слышала, и теперь чувствовал, что добраться до истинных мотивов происшествия будет непросто, если вообще возможно. На низком широком подоконнике Алиного кабинета с комфортом расположилась Лиля Стручкова, надевшая привычную личину романтической героини, которой и дела нет до какого-то там разгрома, а тем более до дурацкого цветочка. Через стекло за Лилиной спиной было видно, как входят и выходят покупатели из супермаркета на противоположной стороне улицы. Сегодня их было больше обычного — начались предновогодние акции и распродажи. В коридоре как раз добравшийся до работы Барщевский шептался с Наташей Куницыной, работавшей в институте ответственным секретарем и ставшей новой аспиранткой Стручкова. На поясе у Наташи болтался новенький алый телефончик, очень маленький и стильный, а в руках была коробка конфет. Брови девушки были выщипаны в тонкую ниточку, отчего лицо постоянно казалось удивленным. Правда, сейчас было видно, что она скорее расстроена, чем удивлена. Коробка была распечатана, девушка выуживала из нее конфетку за конфеткой и отправляла их в рот. При виде Барщевского Алино сердце ухнуло вниз, забилось, дыхание перехватило, а ноги стали ватными.
«Саша», — только и смогла подумать она, не в силах отвести взгляда от короткой стрижки ежиком и потертых джинсов, безупречно сидящих на его крепкой, подтянутой фигуре, и от клетчатой теплой рубашки, подчеркивающей широкие плечи. И все стало Але безразлично — и разгром в кабинете, и сидящая на подоконнике Лиля, и голосящая Эмма Никитична Полканавт…
«Ну посмотри на меня, — гипнотизировала Аля, на сводя с Александра глаз. — Ну только посмотри на меня, пожалуйста».
Но Барщевский смотрел на Наташу, и заботливо держал ее за руку, и волновался, потому что она была бледной и несчастной. Аля сцепила зубы и, собрав всю свою волю в кулак, отвернулась.
С первого этажа на второй, где располагался Алин кабинет, поднялась Валентина Ивановна Каверина, которая не делала этого почти никогда. Примчался профессор Стручков, он глядел на Алю с плохо скрытой враждебностью, хотя и старался, по обыкновению, мило улыбаться. Впрочем, так сумрачно он глядел на нее уже несколько лет, с того самого момента, как получил по морде сумкой с кирпичами в день защиты дочерью Лилей кандидатской диссертации.
— Ах, какие негодяи! У меня сейчас сердце разорвется! — с придыханием шептала Лиля, глядя на разгромленный кабинет. На нее никто не обратил внимания, и Лиля, томным движением заправив за ухо кудрявую прядь, сочла за лучшее замолчать.
— Что-нибудь пропало? В милицию сообщать будем? — Леопольд Кириллович ходил по кабинету, стараясь не наступать на рассыпанные бумаги и карты. Его лицо было мрачным и растерянным, на лбу обозначилась глубокая складка. В углу сиротливо лежал глобус, на полу рядом с ним виднелась куча старых конвертов, вывернутых из одного из ящиков стола, под ногами хрустел рассыпанный сахар, валялась на боку простенькая стеклянная вазочка с круговыми зелеными следами от цветущей воды, под ней темнела лужа. Аля сто раз собиралась помыть вазу и вылить протухшую воду, но руки так и не дошли. Стручков подошел поближе к директору. Он всегда старался с начальством дружить.
— Тут вообще невозможно выяснить, пропало ли что-нибудь, — мрачно прогудел он. — У Невской тут такой бардак обычно, что и до погрома все это точно так же выглядело.
Аля, не сомневавшаяся, что это дело рук Стручковых, вспыхнула. Лиля ухмыльнулась. Наташа в коридоре что-то говорила Барщевскому, и у Али опять тупо и безнадежно заныло сердце.
— Оксана! — позвал уборщицу директор, повернув голову в сторону кабинета Полканавт, откуда до сих пор доносились всхлипы. Директор, отставной военный топограф, был седым, но седина его совершенно не портила, наоборот, серебряные волосы делали его солиднее и интереснее. Он был высоким, импозантным мужчиной, с голосом густым и низким, движениями неторопливыми, внимательными и живыми глазами. Леопольд Кириллович очень нравился женщинам бальзаковского возраста.
Оксана, округлая хохлушка лет около сорока с глазами разного цвета и гладко зачесанными русыми волосами, работающая еще в трех местах, бодро нарисовалась в дверях. На ногах у нее были красные сапожки на каблучках, которые громко стучали по полу.
— Не видела я никакого цветочка! — закричала Оксана с порога. Глаза ее были злыми — ну никак она не могла понять, почему из-за какой-то бесполезной травки ученая дама Полканавт так убивается.
— Я не об этом вас хотел спросить, — прогудел директор. — Вы вчера самой последней уходили. Ничего подозрительного не заметили? Вы Алин кабинет убирали?
Оксана шмыгнула носом и обвела комнату глазами. Весь ее вид свидетельствовал о том, что она глубоко возмущена вопросами, к которым не имела, по ее мнению, никакого отношения.
— Да, и тогда усе было нормально. Я вымыла пол, затем чашку и мусор из корзины выбросила. Тут если по-хорошему убираться, то неделя нужна, да я и стараюсь бумаги никакие не трогать. Потом я протерла пол и подоконник в кабинете у Эммы Никитичны, Марьи Марковны и Зуль… Гуль… ну этой, смуглой… но они к этому моменту уже все ушли домой. — Тут Оксана сделала паузу и прислушалась, но Полканавт уже затихла. — Нет, я никого не видела, ни души.
— А бумаги из мусорной корзины вы выбросили? Тут целая пачка лежала! — вклинилась Аля. Стручков навострил уши.
— Нет, не было тут никакой бумаги, одни фантики от конфет и пакетики чайные. Я же не в первый раз у вас убираюсь, Алиса Андреевна, бумаги из корзины всегда вытаскиваю и на стол перекладываю. Знаю ж, что потом передумаете выбрасывать и искать будете, — твердо ответила Оксана, разведя руками. Ее широкие бедра горестно заколыхались.
«Точно Лилькиных рук дело, больше некому», — подумала Аля.
Лиля же так крепко задумалась, что даже забыла поддерживать романтично-наивное выражение лица. Если Зульфия, Марья Марковна и Эмма Никитична к моменту уборки уже ушли, то чьи же шаги в коридоре она слышала, роясь в Алином кабинете?
Валентина Ивановна внимательно осмотрела кабинет Али. Ее тонкое интеллигентное лицо было внимательным и сосредоточенным.
«Что же такое здесь искали? И кто? Тот человек, который вчера вечером быстро пробежал по лестнице, или тот, второй, кого я видела в темноте на площадке? Да и был ли тот, второй? Возможно, мне померещилось. И что это за история с цветком?» Задумавшись, она вышла из кабинета, прошла мимо Барщевского и Наташи, которых наградила внимательным взглядом, и отправилась обратно в свой кабинет на первом этаже.
Тигринский лежал в ванне, наполненной красивой розовой пеной, и смотрел в потолок. Горячая вода приятно омывала чресла, запах розы расслаблял мысли и тело. Иногда Стас набирал в грудь побольше воздуха и нырял в пену с головой, а потом выныривал, отфыркиваясь и отплевываясь.
«Можно сделать еще лучше, — размышлял он. — Сделать ключи от ее двери и ходить купаться, когда я точно знаю, что Невская на работе». Мысль ему понравилась, Тигринский улыбнулся сам себе. Скрипнула дверь, и Стас, резко дернувшись, чуть не утонул в ванне, но в дверном проеме появилась вовсе не Аля, внезапно вернувшаяся с работы, а всего лишь Казбич. Морда у кота была наглой и хитрой. Стас швырнул в него тюбиком зубной пасты, и котяра, мяукнув, живо убрался. Правда, теперь Тигринскому пришлось вставать, поднимать тюбик и закрывать дверь, в которую дул сквозняк. Вторично в воду он погрузился даже с еще большим удовольствием, чем это делал в первый раз.
Все время, оставшееся до обеда, Аля убирала свой кабинет. Она уложила на место папки, спрятала в шкаф глобус, обнаружила с десяток нераспечатанных конвертов и давно забытую баночку засахарившегося меда, вытерла пыль, насыпала в сахарницу сахарный песок вместо закончившегося рафинада, отмыла наконец вазочку с зелеными потеками от застоявшейся и цветущей воды, проветрила помещение. К ней заходил Леопольд Кириллович, забегал Барщевский за свежим номером «Вестника географических наук», он весело улыбнулся Але и ушел, двигаясь с грацией сонного тигра, заплывала Полканавт, искавшая карту Украины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Утром институт потрясли целых два скандала: кто-то перевернул все вверх дном в Алином кабинете, а в комнате Полканавт, Зульфии и Марьи Марковны на лиане оказался сломанным бесценный бутон. Отсутствие цветка обнаружила Зульфия, как всегда пришедшая на работу вовремя, тем более что руководство по горло загрузило ее работой по анализу селевых потоков на территории страны и оценкой соответствующего экономического ущерба. Аккуратная, точная и педантичная девушка подошла и посмотрела на место слома. Она отметила, к своему удивлению, что цветок не сорван, а аккуратно срезан.
«Что за глупости… Или Полканавт сама его срезала? Вряд ли, я же вчера вроде позже всех ушла из комнаты и дверь закрыла», — размышляла Зульфия, теребя прядь своих роскошных угольно-черных волос.
Пришла Марья Марковна, чей еще более красный, чем обычно, нос недвусмысленно свидетельствовал о бурно проведенном вечере, и с размаху шмякнула тяжелую сумку на свой стул.
— Здравствуй, Зульфия. Что это ты тут увидела?
Марья Марковна подошла вплотную к темно-коричневому старому полированному шкафу и стала изучать лиану, но не заметила ничего подозрительного.
— Засыхает, что ли? Предлагаешь полить? — проговорила она сиплым голосом, рассматривая плотные глянцевые листья. На голове у Марьи Марковны торчала зеленая вельветовая кепка, отлично подчеркивающая цвет носа, короткие темные волосы были изрядно засалены, а на ботинках виднелись следы рыжей глины. Аккуратистка Зульфия слегка отстранилась от коллеги и поправила лацканы своего безупречного пиджака.
— Вы, Марья Марковна, очевидного не замечаете, — едко сказала Зульфия и повела своими темными, аккуратно накрашенными глазами. — Вчера, когда я уходила, цветочек Полканавт цвести собирался, а сейчас на месте бутона — аккуратный срез.
Марья Марковна, наблюдательность которой стремилась к нулю, удивленно уткнулась носом в то место, где раньше был цветок.
— И что это значит? — проговорила она хриплым с перепоя голосом. — Неужто Эмма Никитична сама срезала свой цветочек… Он же вроде еще даже и не распустился?
— Эмма Никитична не могла срезать цветок, потому что я уходила последней, — отозвалась Зульфия. — А сегодня я пришла первой… как обычно. Потому что проблемой селей и лавин никто, кроме меня, не занимается. А срезанный цветочек свидетельствует о том, что в комнату кто-то заходил.
— Может, это уборщица? — проговорила Марья Марковна. — Больше некому. А уборщица — точно заходила. Сто процентов.
— Конечно, уборщица… Цветок, наверное, вечером распустился, она хотела его понюхать, а веточка оказалась хрупкой. А потом место слома она обрезала, чтобы в глаза не бросалось.
Зульфия повернулась и пошла за свой рабочий стол. Компьютер гудел, вентилятор гнал от системного блока струю холодного воздуха, которая шевелила бумажный календарь с изображением купидончика, висевший на стене. В коридоре послышались шаги: на свое рабочее место спешила редактор «Вестника географических наук» Алиса Невская. Она открыла дверь в своей кабинет, и Зульфия с Марьей Марковной услышали ее возмущенный крик. Кабинет был разгромлен.
Полканавт голосила навзрыд. Аля бродила меж раскиданных бумаг в своем кабинете. Директор института Леопольд Кириллович выглядел не менее растерянным и расстроенным, чем они. Только что он разговаривал с вахтершей Полиной Георгиевной, которая, конечно, никого и ничего не видела и не слышала, и теперь чувствовал, что добраться до истинных мотивов происшествия будет непросто, если вообще возможно. На низком широком подоконнике Алиного кабинета с комфортом расположилась Лиля Стручкова, надевшая привычную личину романтической героини, которой и дела нет до какого-то там разгрома, а тем более до дурацкого цветочка. Через стекло за Лилиной спиной было видно, как входят и выходят покупатели из супермаркета на противоположной стороне улицы. Сегодня их было больше обычного — начались предновогодние акции и распродажи. В коридоре как раз добравшийся до работы Барщевский шептался с Наташей Куницыной, работавшей в институте ответственным секретарем и ставшей новой аспиранткой Стручкова. На поясе у Наташи болтался новенький алый телефончик, очень маленький и стильный, а в руках была коробка конфет. Брови девушки были выщипаны в тонкую ниточку, отчего лицо постоянно казалось удивленным. Правда, сейчас было видно, что она скорее расстроена, чем удивлена. Коробка была распечатана, девушка выуживала из нее конфетку за конфеткой и отправляла их в рот. При виде Барщевского Алино сердце ухнуло вниз, забилось, дыхание перехватило, а ноги стали ватными.
«Саша», — только и смогла подумать она, не в силах отвести взгляда от короткой стрижки ежиком и потертых джинсов, безупречно сидящих на его крепкой, подтянутой фигуре, и от клетчатой теплой рубашки, подчеркивающей широкие плечи. И все стало Але безразлично — и разгром в кабинете, и сидящая на подоконнике Лиля, и голосящая Эмма Никитична Полканавт…
«Ну посмотри на меня, — гипнотизировала Аля, на сводя с Александра глаз. — Ну только посмотри на меня, пожалуйста».
Но Барщевский смотрел на Наташу, и заботливо держал ее за руку, и волновался, потому что она была бледной и несчастной. Аля сцепила зубы и, собрав всю свою волю в кулак, отвернулась.
С первого этажа на второй, где располагался Алин кабинет, поднялась Валентина Ивановна Каверина, которая не делала этого почти никогда. Примчался профессор Стручков, он глядел на Алю с плохо скрытой враждебностью, хотя и старался, по обыкновению, мило улыбаться. Впрочем, так сумрачно он глядел на нее уже несколько лет, с того самого момента, как получил по морде сумкой с кирпичами в день защиты дочерью Лилей кандидатской диссертации.
— Ах, какие негодяи! У меня сейчас сердце разорвется! — с придыханием шептала Лиля, глядя на разгромленный кабинет. На нее никто не обратил внимания, и Лиля, томным движением заправив за ухо кудрявую прядь, сочла за лучшее замолчать.
— Что-нибудь пропало? В милицию сообщать будем? — Леопольд Кириллович ходил по кабинету, стараясь не наступать на рассыпанные бумаги и карты. Его лицо было мрачным и растерянным, на лбу обозначилась глубокая складка. В углу сиротливо лежал глобус, на полу рядом с ним виднелась куча старых конвертов, вывернутых из одного из ящиков стола, под ногами хрустел рассыпанный сахар, валялась на боку простенькая стеклянная вазочка с круговыми зелеными следами от цветущей воды, под ней темнела лужа. Аля сто раз собиралась помыть вазу и вылить протухшую воду, но руки так и не дошли. Стручков подошел поближе к директору. Он всегда старался с начальством дружить.
— Тут вообще невозможно выяснить, пропало ли что-нибудь, — мрачно прогудел он. — У Невской тут такой бардак обычно, что и до погрома все это точно так же выглядело.
Аля, не сомневавшаяся, что это дело рук Стручковых, вспыхнула. Лиля ухмыльнулась. Наташа в коридоре что-то говорила Барщевскому, и у Али опять тупо и безнадежно заныло сердце.
— Оксана! — позвал уборщицу директор, повернув голову в сторону кабинета Полканавт, откуда до сих пор доносились всхлипы. Директор, отставной военный топограф, был седым, но седина его совершенно не портила, наоборот, серебряные волосы делали его солиднее и интереснее. Он был высоким, импозантным мужчиной, с голосом густым и низким, движениями неторопливыми, внимательными и живыми глазами. Леопольд Кириллович очень нравился женщинам бальзаковского возраста.
Оксана, округлая хохлушка лет около сорока с глазами разного цвета и гладко зачесанными русыми волосами, работающая еще в трех местах, бодро нарисовалась в дверях. На ногах у нее были красные сапожки на каблучках, которые громко стучали по полу.
— Не видела я никакого цветочка! — закричала Оксана с порога. Глаза ее были злыми — ну никак она не могла понять, почему из-за какой-то бесполезной травки ученая дама Полканавт так убивается.
— Я не об этом вас хотел спросить, — прогудел директор. — Вы вчера самой последней уходили. Ничего подозрительного не заметили? Вы Алин кабинет убирали?
Оксана шмыгнула носом и обвела комнату глазами. Весь ее вид свидетельствовал о том, что она глубоко возмущена вопросами, к которым не имела, по ее мнению, никакого отношения.
— Да, и тогда усе было нормально. Я вымыла пол, затем чашку и мусор из корзины выбросила. Тут если по-хорошему убираться, то неделя нужна, да я и стараюсь бумаги никакие не трогать. Потом я протерла пол и подоконник в кабинете у Эммы Никитичны, Марьи Марковны и Зуль… Гуль… ну этой, смуглой… но они к этому моменту уже все ушли домой. — Тут Оксана сделала паузу и прислушалась, но Полканавт уже затихла. — Нет, я никого не видела, ни души.
— А бумаги из мусорной корзины вы выбросили? Тут целая пачка лежала! — вклинилась Аля. Стручков навострил уши.
— Нет, не было тут никакой бумаги, одни фантики от конфет и пакетики чайные. Я же не в первый раз у вас убираюсь, Алиса Андреевна, бумаги из корзины всегда вытаскиваю и на стол перекладываю. Знаю ж, что потом передумаете выбрасывать и искать будете, — твердо ответила Оксана, разведя руками. Ее широкие бедра горестно заколыхались.
«Точно Лилькиных рук дело, больше некому», — подумала Аля.
Лиля же так крепко задумалась, что даже забыла поддерживать романтично-наивное выражение лица. Если Зульфия, Марья Марковна и Эмма Никитична к моменту уборки уже ушли, то чьи же шаги в коридоре она слышала, роясь в Алином кабинете?
Валентина Ивановна внимательно осмотрела кабинет Али. Ее тонкое интеллигентное лицо было внимательным и сосредоточенным.
«Что же такое здесь искали? И кто? Тот человек, который вчера вечером быстро пробежал по лестнице, или тот, второй, кого я видела в темноте на площадке? Да и был ли тот, второй? Возможно, мне померещилось. И что это за история с цветком?» Задумавшись, она вышла из кабинета, прошла мимо Барщевского и Наташи, которых наградила внимательным взглядом, и отправилась обратно в свой кабинет на первом этаже.
Тигринский лежал в ванне, наполненной красивой розовой пеной, и смотрел в потолок. Горячая вода приятно омывала чресла, запах розы расслаблял мысли и тело. Иногда Стас набирал в грудь побольше воздуха и нырял в пену с головой, а потом выныривал, отфыркиваясь и отплевываясь.
«Можно сделать еще лучше, — размышлял он. — Сделать ключи от ее двери и ходить купаться, когда я точно знаю, что Невская на работе». Мысль ему понравилась, Тигринский улыбнулся сам себе. Скрипнула дверь, и Стас, резко дернувшись, чуть не утонул в ванне, но в дверном проеме появилась вовсе не Аля, внезапно вернувшаяся с работы, а всего лишь Казбич. Морда у кота была наглой и хитрой. Стас швырнул в него тюбиком зубной пасты, и котяра, мяукнув, живо убрался. Правда, теперь Тигринскому пришлось вставать, поднимать тюбик и закрывать дверь, в которую дул сквозняк. Вторично в воду он погрузился даже с еще большим удовольствием, чем это делал в первый раз.
Все время, оставшееся до обеда, Аля убирала свой кабинет. Она уложила на место папки, спрятала в шкаф глобус, обнаружила с десяток нераспечатанных конвертов и давно забытую баночку засахарившегося меда, вытерла пыль, насыпала в сахарницу сахарный песок вместо закончившегося рафинада, отмыла наконец вазочку с зелеными потеками от застоявшейся и цветущей воды, проветрила помещение. К ней заходил Леопольд Кириллович, забегал Барщевский за свежим номером «Вестника географических наук», он весело улыбнулся Але и ушел, двигаясь с грацией сонного тигра, заплывала Полканавт, искавшая карту Украины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26