И неудивительно. Такого рода информация, скорее всего, поступила по каналам ФБР, а вовсе не из городского управления полиции. Кроме того, у Хенсона имелось больше рычагов воздействия именно на федералов.
Когда Марсден выпятил челюсть и, не говоря ни слова, нахально уперся взглядом в его лицо, Хенсон добавил:
– Вон тот телефон видите? Хотите поговорить с министром юстиции Соединенных Штатов? Могу организовать. Только потом не жалуйтесь, когда у вас будут проблемы.
Марсден зло прищурил глаз, но все же ответил:
– Манфред Шток – гражданин Чили. Его имя связано с несколькими тамошними корпорациями. Униформа для пиночетовского режима. Крупные скотоводы. Горнодобывающая промышленность. Судя по тем данным, что они нам предоставили, ему давно за восемьдесят.
– Да нет, тот был средних лет, – запротестовала Эсфирь. – Я бы дала ему где-то пятьдесят пять. Вы разве не слышали, что сказал грузчик?
Хенсон вскинул руки.
– Миранду держал в заложниках восьмидесятилетний старец?!
– Нет, но тот чилиец, который прошел через аэропорт Лос-Анджелеса за два дня до убийства Сэмюеля Мейера, имел документы на имя Манфреда Штока. Его приметы совпадают с описанием, полученным с паспортного контроля.
– Ив паспорте было сказано, что ему за восемьдесят?
– Нет, хотя именно так заявили чилийские власти, когда мы обратились к ним с запросом на Манфреда Штока.
– Получается, их двое? – спросила Эсфирь.
– Опять нет, – ответил Марсден. – Он, должно быть, подделал паспорт на имя Штока. Или же чилийцы ошиблись. К ним еще в девятнадцатом веке пожаловала масса иммигрантов из Германии. Немецкие имена – обычное дело. Как бы то ни было, мы точно знаем, что наш мальчуган вчера взял напрокат «бьюик» в аэропорту Мидуэй.
– Если он еще здесь, мы его найдем, – сказал Томас.
– А чилийцы не упоминали, что настоящий Манфред Шток был когда-то полковником? – спросила Эсфирь.
– Во всяком случае, не в их армии. Даже никаких почетных званий не имел, – сказал Марсден.
– Мейер называл его «штандартенфюрер Шток», – возразила Эсфирь. – Я абсолютно уверена. А потом убийца сказал, что он никакой не штандартенфюрер. Мог ли Мейер принять пятидесятипятилетнего Манфреда Штока за более старого? За того, с кем он был знаком раньше?
– За отца или дядю? Может быть, – сказал Хенсон. – Или убийца вообще не имел к ним отношения, а Мейер просто перепутал. Что-то всплыло со времен войны, какое-то похожее воспоминание.
– Мы с вами забываем, что некий Манфред Шток проник-таки на территорию США, – сказала Эсфирь. – Не слишком ли много совпадений, пусть даже с военными воспоминаниями?
– Я не верю в совпадения, – тут же вставил Томас. Марсден сложил руки на груди.
– Я хочу знать, при чем здесь «Мосад », – твердо заявил он.
– Ни при чем, – отреагировала Эсфирь. – Я ничего не знаю про «Мосад».
– Ясно. У нас два… нет, уже три покушения на жизнь агента «Мосад», и они никак не связаны между собой? Прошу прощения за свой иврит, но дело пахнет далеко не кошерно. Я бы сказал, от дела просто разит.
Зазвонил телефон. А потом еще раз. И еще. Четыре раза прозвучал звонок, но Марсден даже не шевельнулся, поджидая реакцию девушки. Эсфирь же буравила его взглядом, будто пыталась рентгеном прощупать мозги.
– Вы на звонки не отвечаете? – поинтересовался Хенсон.
Марсден резко сдернул трубку с аппарата и, что-то бормоча, повернулся спиной.
Томас поиграл карандашом.
– У вас нет никаких прав тащить свою войну сюда, в Чикаго, – сказал он.
– «Мосад» тут ни при чем, – упрямо повторила девушка.
Марсден сердито бросил трубку.
– Вас троих доставят военным самолетом в Амстердам.
– Военным? – удивилась Эсфирь.
– Троих? – Хенсон даже подумал, что ослышался.
– ВВС НАТО. Вы двое и Ван Гог, – ответил Марсден. – Скажите спасибо голландскому правительству.
Он перевел взгляд на Томаса.
– Всем горячий привет.
– Да вы шутите, что ли?!
– От министра юстиции собственной персоной.
Томас покачал головой, затем наклонился и развел руками.
– Послушайте-ка. Чисто неофициально. Мейер мертв. Официант мертв. Подставлен битком набитый самолет, а все потому, что вы на нем пассажирка. И теперь вы сидите передо мной и заявляете, что «Мосад» здесь ни при чем?
– Если бы даже мисс Горен и работала на «Мосад», то совсем не обязательно, чтобы здесь была какая-то связь, – вмешался Хенсон. – Впрочем, она просто агент в турфирме.
– Ну хватит уже, честное слово, – взмолился Томас. – Мы же все трудимся ради одной цели!
– Обычное совпадение, – сказала Эсфирь.
Томас фыркнул.
– Вы уже знаете мое мнение на этот счет. Впрочем, кто я вообще такой? Я даже не в силах задержать вас в Чикаго!
Глава 11
В СТРАНЕ КАНАЛОВ И ПРУДОВ
Натовский транспортный самолет оказался куда менее милитаристским, чем можно было ожидать. Судя по наличию прекрасно оборудованной кухни, четырех спальных мест и даже небольшой душевой кабинки, он был предназначен для высших офицеров и дипломатов. Эсфирь, измученная событиями последних двух недель, тут же забралась в одну из коек. Она давно уже научилась пользоваться короткими передышками для отдыха даже в самых опасных обстоятельствах, хотя на этот раз вместо сна ее мучили какие-то странные видения и кошмары. Манфред Шток – вот как звали ее отца на самом деле. Самоубийство Ван Гога в 1890-м было простой инсценировкой, и он жил в Чикаго под именем Сэмюеля Мейера. Ну и разумеется, не обошлось без пожаров. Адский зной. Манфред Шток швыряет автопортреты евреев в ослепительные языки магниевого пламени. Всех евреев, что еще оставались на Земле, посадили в «Боинг-747» и сбили ракетой над стадионом, прямо на глазах у бейсбольных болельщиков. И все из-за нее. Она умоляла пустить ее в самолет, но раввин сказал, что ее отец был нацистом и что она каким-то образом испортит великолепие белого сияния взрыва.
Когда голландский солдат, выполнявший функции стюарда, тихонько постучал по перегородке у нее над головой и предложил кофе и завтрак, девушке показалось, будто она совсем не спала. Самочувствие вроде бы даже ухудшилось. Когда Эсфирь заняла свое место у небольшого столика в переднем салоне, Хенсон жизнерадостно сообщил:
– Мне сказали, что в Амстердаме отличный денек. Двадцать два градуса и почти ни единой тучки.
– Как мило, – ответила она и тут же подумала, что слова прозвучали глупо, хотя делать бодрый вид сил не нашлось.
Пока их лимузин скользил по автостраде из аэропорта Схипхол до центра города, она задумчиво разглядывала ярко-зеленый сельский пейзаж, изрезанный каналами и испещренный ровными, как стол, фермерскими полями. Этот ландшафт ни в какое сравнение не шел с привычными ей городами, а точнее, убогими поселениями среди дикой пустыни, почти без травы или деревьев, которые едва-едва держались за жизнь благодаря упрямству обитателей, желавших иметь хоть какое-то подобие зелени.
Вдоль трассы через равные интервалы возникали ультрасовременные постройки, яркие и богатые, словно произрастали из столь же богатой почвы. Здание ING-Банка, выполненное в стиле радикального модерна, напоминало старинное торговое судно из стали и стекла, бросившее якорь возле автострады и готовое в любой миг выйти на парусах в залив Зейдер-Зе, от которого люди уже давно начали отвоевывать участки суши. В центре же Амстердама их до самой гостиницы сопровождали домики и каналы, которые своей живописной нереальностью походили на игрушечный город, построенный для столь же игрушечной железной дороги.
Объятая полудремой, Эсфирь почему-то подумала о тех кратких и страшных минутах, пока она видела своего отца еще живым. Из окна она заметила державшуюся за руки парочку, остановившуюся возле уличного продавца итальянского мороженого, и представила, как целовалась мать с Сэмюелем Мейером. Услышала звон разбитых бокалов под конец свадебной церемонии. Представила их обнимающимися в постели. Увидела татуировку концентрационного лагеря, нанесенную на предплечья…
– Мартин?
Если не считать небольших мешочков под глазами, Хенсон ничем не выдавал усталость от перелета. Он показал пальцем на ярко раскрашенное здание за окном.
– Правда, красиво?
Девушка нагнулась вперед, но успела разглядеть только угол красной кирпичной стены.
– Мартин, а у Сэмюеля Мейера была татуировка?
– Татуировка? Какая татуировка?
– На руке.
– А! – Он отвернулся. – Ты об этом. Да, но только на ее месте ничего не осталось, кроме шрама. Он говорил, что выжег ее.
– Почему ты ничего об этом не сказал?
– А какой смысл?
– Во всем есть смысл!
Мартин вдруг заинтересовался:
– Так в чем дело-то? Есть идеи, почему он от нее избавился?
– Моя мать носила свою татуировку с гордостью, – сказала Эсфирь. – Она говорила, что никто не должен забывать.
– Может, Мейеру-то хотелось забыть.
– А он сидел в лагере?
На лице Хенсона как-то сразу показалась усталость.
– Нет, не сидел. Следствие в шестьдесят шестом решило, что он подделал ожог. Мы уже послали запрос в Германию, чтобы там еще раз проверили всякие записи. Известно же, что масса документов оставалась за «железным занавесом» в Восточной Германии или Советском Союзе. Впрочем, пока что новых данных не нашли.
– Почему ты ничего об этом не говорил?
– Ты же до сих пор не числишься в нашей группе, верно?
– Брось! Он был мне отцом.
– Да, но был ли твой отец Стефаном Мейербером?
Эсфирь обмякла. А как иначе у старика мог оказаться Ван Гог?
– Не сердись. Я бы открыл для тебя все его досье, но…
– Ты просто выкручиваешь мне руки, чтобы я вошла в твою дурацкую команду!
Хенсон задумчиво разглядывал группу длинноволосых бородачей в цветастых майках и сандалиях.
– Ну, знаешь… По второму кругу пошла?
– Ты очень ловко разыгрываешь из себя невинного туриста! – рассердилась девушка.
Хенсон усмехнулся.
– Я простой парнишка со Среднего Запада. В душе я до сих пор мечтаю поймать девчонку на сеновале.
Она скрестила ноги и прижалась щекой к прохладной двери. Запахло лимонным стеклоочистителем.
– Слушай, – произнес Хенсон, – я тебе одну вещь хотел сказать… Мне еще на борту передали сообщение.
– Ну и?
– Манфред Шток сделал ноги.
– Можно подумать, это большая новость! – съязвила Эсфирь. – Он, похоже, старый дока по части таких делишек.
– Не совсем. Например, он не получил того, чего хотел, – заметил Хенсон.
– До поры до времени.
– Ты ведь до сих пор жива. Ван Гога мы вот-вот доставим в музей. А ту машину, что он взял напрокат в аэропорте Мидуэй, нашли в Виндзоре, Онтарио.
– В Канаде?!
– Должно быть, он доехал до Детройта, а там пересек границу. Конная полиция Канады его уже ищет, однако страна у них тоже не маленькая.
– Я что-то в толк не возьму… Разве между Соединенными Штатами и Канадой нет паспортного контроля?
– Ну-у, есть, конечно… Впрочем… Наверное, не так сложно пересечь границу. Я, правда, понятия не имею, как именно можно незаметно проехать по мосту между Детройтом и Виндзором, но ведь кто знает? На реке Сент-Клэр есть также паромы, а у Порт-Гурона еще один мост. Должно быть, он умеет ловко объезжать полицейские блокпосты на трассах.
– В Израиле такого бы никогда не случилось, – фыркнула она.
– Может, да. А может, и нет. У вас тоже полиция не всесильна.
– Так он, получается, все еще охотится за мной?
– Этого мы не знаем. Скажем, он мог закончить свои дела и вернуться в Чили. А то, чего он не отыскал в доме Сэмюеля Мейера, обратилось в пепел.
Да, пожар был еще тот. Началось с горящего магния, потом добавился газ… Слишком сильное пламя, чтобы его можно было побороть обычными средствами. Пожарным удалось-таки спасти строения через улицу, зато соседний дом сгорел. Чуть было не занялся весь квартал. Соседскую старушку едва успели вынести. Если бы не ее сын, который пораньше удрал с работы, чтобы поспеть к бейсбольному матчу…
Хенсон вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39