» И я, разумеется, взял. В приданое я должен был получить многие десятки тысяч рублей. Невеста знала, что я беден. Она была влюблена в меня и откровенно заявила: «Твое богатство — это твоя голова, твоя воля! С моей помощью ты сделаешь прекрасную карьеру и тогда разбогатеешь!»
От родственников графиня, естественно, скрывала свои планы и ничего не говорила про мое скудное материальное состояние, иначе ее родственники-аристократы просто бы отказали мне от дома и расторгли нашу помолвку.
— И что же заставило вас пойти на злодеяние? Ландсберг слабо улыбнулся:
— Не удивляйтесь! Причина всего лишь в том, что на какое-то роковое время мне изменило чувство юмора. Именно так! При следующем нашем свидании я все расскажу вам, без утайки. Более того, представлю подробную записку с анализом того душевного состояния и тех причин, которые толкнули меня на преступление. Скажите, чтобы мне дали чернил и бумаги…
Просьба Ландсберга была удовлетворена.
ОТКРОВЕНИЯ УБИЙЦЫ (окончание)
12 июня Ландсберг передал следователю «записку». На нескольких больших листах бумаги он делал подробный анализ того, что привело его к преступлению.
«С первого дня поступления на военную службу, — писал он, — меня каждый день приучали владеть ружьем и револьвером, обучали саперным работам, то есть способам, пользуясь прикрытием из земли, камня и железа, уничтожить возможно большее число неприятелей. Постоянно занимаясь чтением и изучением военной истории, я увидел, что одна треть государственного бюджета идет на поддержание военного устройства, что Наполеон III, чувствуя утрату своего обаяния в глазах Европы, придравшись к удобному случаю, затевает ужасную войну с Германией, в которой гибнут сотни тысяч людей и которая стоит массе семейств их отцов, мужей и братьев, а Франции — двух провинций и многих миллиардов денег, а Германия эти миллиарды опять употребляет на увеличение вооружений для новой войны, которая опять уничтожит сотни тысяч людей. Наказывается это или нет? Нет. Заводчик Крупп наживает миллионы на своих изделиях, офицеры получают „за храбрость“ ордена, пенсии, чины и т. д.».
Сам Ландсберг был награжден двумя крестами с мечами и бантом за храбрость при уничтожении десятков тысяч людей как из стана врага, так и собственных — при штурме крепости Махрама в Кокандском ханстве. Люди, посвятившие свою жизнь убийству по закону и присяге, не только не называются бандитами и преступниками, как того они заслужили, но более того, они всячески прославляются. (Отвлекаясь от темы, замечу: до чего же эти рассуждения похожи на мысли, которые чуть позже появились в философских трактатах великого Л, Н. Толстого. Первый из них — «Исповедь» — Толстой начал писать именно в 1879 году. Совпадение удивительное!)
Следователь с интересом ознакомился с записями заключенного. Но вновь задал вопрос:
— Что все-таки побудило вас пойти на преступление? И о потере какого «чувства юмора» вы сказали прошлый раз?
И тут последовала история, подобной которой, возможно, нет во всей истории мировой криминалистики.
Ландсберг откровенно рассказал:
— Как уже говорил, старик Власов полюбил меня как родного сына. Часами я внимательно слушал истории о том, как он разбогател, как неимоверными усилиями сколотил свой капитал. Одним словом, в расположении Власова я не сомневался. Да и у меня, признаться, не было в Петербурге более близких людей. Вот почему, когда вопрос о моем бракосочетании был решен, я тут же заспешил к старику, желая его обрадовать.
Тот и впрямь обрадовался, обнимал, тискал меня, приговаривая:
— Ну вот, добился своего, умница ты мой! Когда я уходил, уже спустился вниз с лестницы, старик вдруг окликнул меня:
— Карла (он именно так называл меня)! Я что придумал! Иди-ка сюда! — И мы пошли навстречу друг другу, он вниз, а я наверх. Встретились на площадке второго этажа. — Я, братец, вот что придумал: чтоб ты не зазнавался, я тебе сделаю особенный свадебный подарок… Никто таких еще не делал! Ха-ха! — И старик раскатисто расхохотался.
У меня почему-то похолодело в груди:
— То есть какой такой подарок?
— Ты чего, дурачок, пугаешься? Такой здоровый, а пугливый! Ты мне отвечай: когда собираешься по векселям платить?
Застучало у меня шибко сердце, зло к груди подкатило. Ну, думаю, старый козел, чего такое ты удумал? Сам же так тихо отвечаю:
— Не волнуйтесь, в течение месяца после свадьбы все выплачу сполна! И за ваше доброе участие всегда буду вам признателен.
А старик пуще прежнего веселится:
— Хорошо, я тебе на свадьбе сюрприз устрою! Такой, какого не ждешь. Ты меня на свадьбу пригласишь, не побрезгуешь? Все так и ахнут!
Уходил я на ватных ногах. Испугался, что Власов прямо на людях предъявит мне векселя к оплате, выставит бедняком и брачным аферистом, каковым, по сути дела, я и был. Эх, думаю, сорвет старик мою карьеру!
И решил я добыть свои векселя любой ценой. Долго думал, ночей не спал. Скольких врагов я на войне уничтожил! А если разобраться, то какие они мне враги? Они мне ничего плохого не сделали, а я их убивал да отличаем за это был. А старик мне желает величайшее зло причинить. Так почему же его я должен терпеть? Все равно ему жить осталось недолго…
Купил на рынке перочинный нож, тщательно его заточил, пришел к Власову, а там его кухаркА Анюта Семенидова на плите картошку с бараниной жарит. Старик обрадовался моему приходу:
— Сейчас ужинать будем. Так и быть, ради нашей встречи водки с тобой выпью! А что ты, Карла, нынче такой мрачный? Что случилось?
Я ничего не ответил, а сам думаю: как быть с Анютой? И придумал. Говорю: «Анюта, сбегай в лавку, купи кваса!» — и дал ей семик.
Бегала она минуты три-четыре, а я за это время со стариком уже управился. Под каким-то предлогом завел в спальню, ударил ножом, и от крови на меня истинно бешенство нашло: уже лежащего бью и бью, остановиться не могу. Вдруг мысль пришла: Анюта не вернется? Что тогда будет? Почему об этом раньше не подумал? Ну ладно, не вернется, тогда застрелюсь.
И вдруг слышу: топ-топ каблуками по лестнице, Анюта влетела в гостиную. Набросился на нее, стал в спину ножом бить — раз шесть или семь. Чтобы кровь вниз не просочилась, подложил под Анюту подушку. Да с ножом неловко обошелся, ладонь всю себе исполосовал. Кровища хлещет, остановить нет возможности! Чую, что слабеть начинаю. Взял у старика ключ, открыл сейф, собрал векселя, наличные деньги. Вижу, какие-то документы завалились за сейф, рука не подлезает. Тяжеленный он, но я напрягся, сдвинул, чуть не заплакал — это всего лишь почтовая бумага. Ума точно лишился: зачем было двигать сейф, когда мог линейкой выгрести?
Ну а дальше вы все знаете, кроме «маленького пустяка». О нем я расскажу в другой раз. Нынче устал. Ведите в камеру.
«МАЛЕНЬКИЙ ПУСТЯК»
На следующий день в следовательскую камеру пришло несколько полицейских чинов, в том числе знакомые нам стряпчий и пристав.
Ввели Ландсберга. Он был спокоен и любезен. Со всеми поздоровался, уселся за свой столик в углу и приготовился отвечать на вопросы.
— Вы, Карл Христофорович, хотели сегодня поведать нам о каком-то «пустяке»?
— Да, — грустно улыбнулся Ландсберг. — Сейчас я вам расскажу нечто удивительное. Когда я стал разбирать бумаги Власова, то нашел две, которые заставили расплакаться. Первое — пакет, на котором старик вывел каллиграфическим почерком: «Дорогому сыночку Карле в радостный день его бракосочетания с графиней… — в подарок». Я вскрыл пакет, с ужасом догадываясь о его содержании…
Я вытащил из пакета мои векселя… Старик прощал мне долги. Более того, нашел я и «духовную» Власова: все свое имущество, все немалые сбережения и землю с домом в Гатчине старик завещал мне, негодяю. Господи, сказал я себе, в мире не было больших подлецов и глупцов, нежели я!
После этого мне захотелось умереть.
ЭПИЛОГ
Ландсберг на суде вел себя достойно. С холодным безучастием следил он за процессом. Кстати, председательствовал еще молодой А. Ф. Кони, ставший вскоре знаменитым юристом. Приговор был относительно мягок — 15 лет каторги.
Попав на Сахалин, Ландсберг сразу же сделался там заметной фигурой. И дело было не только в том, что его процесс прогремел на всю Россию. Ландсберг проявил себя отличным инженером-сапером. Прибыв в конце прошлого века на остров, известный журналист Влас Дорошевич с восторгом писал об этом человеке: «Все, что сделано на Сахалине дельного и путного в смысле дорог, устройства поселений, — сделано Ландсбергом. И Бог весть какая бы судьба постигла сахалинскую колонию, если бы в Петербурге не разыгралась трагедия с „угрозой ростовщика“.
Закончился срок каторги, но Ландсберг остался на Сахалине. Он жил в уютном домике, где порядок соблюдала его миловидная жена — акушерка, по сердечной доброте приехавшая служить на каторжном острове. Завел Карл Христофорович магазин, где приказчики под хозяйским взглядом ловко вели дело. Сам Ландсберг сделался представителем крупного страхового общества, много бывал в Японии и Китае, сыскал славу толкового и честного человека. Мог бы вернуться в Петербург, но не хотел.
Ландсберг порой говаривал:
— Человеку для счастья надо интересную работу и любимую жену.
Волей рока на далеком острове он нашел свое счастье, свою любовь, свое признание.
ДЬЯВОЛЬСКИЙ ПЕРСТЕНЬ
ГРИГОРИЮ ДЕШАЛЫТУ
Сыщикам с самого начала было ясно: убийца — преступник неопытный. Но вопреки этому он так ловко сумел замести следы, что, казалось, рука правосудия никогда его не достанет. Однако, как очень часто бывает, в дело вмешался случай — и случай невероятный…
СНЕГ НА КРЫЛЬЦЕ
Два дня задувала метель. Без конца валил сухой колючий снег. Лишь к вечеру 14 января небо над Москвой как-то сразу просветлело, ветер стих, мороз крепчал. Сквозь разрывы в черных облаках проглянул апельсиновый диск заходящего солнца. Его слабо-розовые лучи коснулись стен приземистого дома о двух флигелях по Верхнему Кисловскому переулку.
Это было одно из владений крупного виноторговца Ивана Шелягина, державшего склад и магазин в Охотном ряду. Второй этаж правого флигеля с минувшей осени Шелягин сдавал Илье Попову, отставному капитану, перебравшемуся из Петербурга. Попов оплачивал аренду помесячно. За платой и был послан к нему мальчик — слуга Шелягина. Поскольку все это случилось в именины Попова — в день святого Ильи, купец послал Попову подарок, две бутылки ликера — «Крем де Банан» и «Мараскин» фирмы Мария Бризар и Роже.
Весело насвистывая, мальчишка подошел к крыльцу и вдруг задумчиво раскрыл рот. Все крыльцо было занесено нетронутым снегом. Более того, дверь в сени была приоткрыта, и туда намело. Солнце вновь спряталось за тучи, сразу померкло, но ни в одном окне большой квартиры Попова свет не зажигали.
Мальчишку объял страх. И все же любопытство взяло верх. Он пролез в узкую щель двери, и под его неуверенными шагами заскрипели деревянные ступени. Неожиданно тишину огласил дикий вопль мальчишки:
— Ааа!… Мерлый человек!
Он пулей вылетел в пустынный двор, оттуда на улицу.
Надо было так случиться (и это не выдумка автора!), что мальчишка едва не сбил с ног человека, который, как выяснится, имеет некоторое отношение к этой истории. На случайном прохожем была военная шинель и полковничьи погоны.
— Дяденька военный, — залепетал мальчишка, — там, — он махнул рукой в сторону флигеля, — мерлый человек лежит!
— Что такое, какой такой «мерлый»?
— Сам сейчас видел, вы пойдите посмотрите… Полковник изменился в лице. Он напряженно что— то обдумывал.
В этот момент со стороны Воздвиженки выкатились низкие розвальни. Завернутые в большую медвежью полость, в санях расположились несколько полицейских чинов.
Полковник шагнул на дорогу, замахал рукой:
— Стойте, стойте!
Розвальни, раскатившись, остановились не сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
От родственников графиня, естественно, скрывала свои планы и ничего не говорила про мое скудное материальное состояние, иначе ее родственники-аристократы просто бы отказали мне от дома и расторгли нашу помолвку.
— И что же заставило вас пойти на злодеяние? Ландсберг слабо улыбнулся:
— Не удивляйтесь! Причина всего лишь в том, что на какое-то роковое время мне изменило чувство юмора. Именно так! При следующем нашем свидании я все расскажу вам, без утайки. Более того, представлю подробную записку с анализом того душевного состояния и тех причин, которые толкнули меня на преступление. Скажите, чтобы мне дали чернил и бумаги…
Просьба Ландсберга была удовлетворена.
ОТКРОВЕНИЯ УБИЙЦЫ (окончание)
12 июня Ландсберг передал следователю «записку». На нескольких больших листах бумаги он делал подробный анализ того, что привело его к преступлению.
«С первого дня поступления на военную службу, — писал он, — меня каждый день приучали владеть ружьем и револьвером, обучали саперным работам, то есть способам, пользуясь прикрытием из земли, камня и железа, уничтожить возможно большее число неприятелей. Постоянно занимаясь чтением и изучением военной истории, я увидел, что одна треть государственного бюджета идет на поддержание военного устройства, что Наполеон III, чувствуя утрату своего обаяния в глазах Европы, придравшись к удобному случаю, затевает ужасную войну с Германией, в которой гибнут сотни тысяч людей и которая стоит массе семейств их отцов, мужей и братьев, а Франции — двух провинций и многих миллиардов денег, а Германия эти миллиарды опять употребляет на увеличение вооружений для новой войны, которая опять уничтожит сотни тысяч людей. Наказывается это или нет? Нет. Заводчик Крупп наживает миллионы на своих изделиях, офицеры получают „за храбрость“ ордена, пенсии, чины и т. д.».
Сам Ландсберг был награжден двумя крестами с мечами и бантом за храбрость при уничтожении десятков тысяч людей как из стана врага, так и собственных — при штурме крепости Махрама в Кокандском ханстве. Люди, посвятившие свою жизнь убийству по закону и присяге, не только не называются бандитами и преступниками, как того они заслужили, но более того, они всячески прославляются. (Отвлекаясь от темы, замечу: до чего же эти рассуждения похожи на мысли, которые чуть позже появились в философских трактатах великого Л, Н. Толстого. Первый из них — «Исповедь» — Толстой начал писать именно в 1879 году. Совпадение удивительное!)
Следователь с интересом ознакомился с записями заключенного. Но вновь задал вопрос:
— Что все-таки побудило вас пойти на преступление? И о потере какого «чувства юмора» вы сказали прошлый раз?
И тут последовала история, подобной которой, возможно, нет во всей истории мировой криминалистики.
Ландсберг откровенно рассказал:
— Как уже говорил, старик Власов полюбил меня как родного сына. Часами я внимательно слушал истории о том, как он разбогател, как неимоверными усилиями сколотил свой капитал. Одним словом, в расположении Власова я не сомневался. Да и у меня, признаться, не было в Петербурге более близких людей. Вот почему, когда вопрос о моем бракосочетании был решен, я тут же заспешил к старику, желая его обрадовать.
Тот и впрямь обрадовался, обнимал, тискал меня, приговаривая:
— Ну вот, добился своего, умница ты мой! Когда я уходил, уже спустился вниз с лестницы, старик вдруг окликнул меня:
— Карла (он именно так называл меня)! Я что придумал! Иди-ка сюда! — И мы пошли навстречу друг другу, он вниз, а я наверх. Встретились на площадке второго этажа. — Я, братец, вот что придумал: чтоб ты не зазнавался, я тебе сделаю особенный свадебный подарок… Никто таких еще не делал! Ха-ха! — И старик раскатисто расхохотался.
У меня почему-то похолодело в груди:
— То есть какой такой подарок?
— Ты чего, дурачок, пугаешься? Такой здоровый, а пугливый! Ты мне отвечай: когда собираешься по векселям платить?
Застучало у меня шибко сердце, зло к груди подкатило. Ну, думаю, старый козел, чего такое ты удумал? Сам же так тихо отвечаю:
— Не волнуйтесь, в течение месяца после свадьбы все выплачу сполна! И за ваше доброе участие всегда буду вам признателен.
А старик пуще прежнего веселится:
— Хорошо, я тебе на свадьбе сюрприз устрою! Такой, какого не ждешь. Ты меня на свадьбу пригласишь, не побрезгуешь? Все так и ахнут!
Уходил я на ватных ногах. Испугался, что Власов прямо на людях предъявит мне векселя к оплате, выставит бедняком и брачным аферистом, каковым, по сути дела, я и был. Эх, думаю, сорвет старик мою карьеру!
И решил я добыть свои векселя любой ценой. Долго думал, ночей не спал. Скольких врагов я на войне уничтожил! А если разобраться, то какие они мне враги? Они мне ничего плохого не сделали, а я их убивал да отличаем за это был. А старик мне желает величайшее зло причинить. Так почему же его я должен терпеть? Все равно ему жить осталось недолго…
Купил на рынке перочинный нож, тщательно его заточил, пришел к Власову, а там его кухаркА Анюта Семенидова на плите картошку с бараниной жарит. Старик обрадовался моему приходу:
— Сейчас ужинать будем. Так и быть, ради нашей встречи водки с тобой выпью! А что ты, Карла, нынче такой мрачный? Что случилось?
Я ничего не ответил, а сам думаю: как быть с Анютой? И придумал. Говорю: «Анюта, сбегай в лавку, купи кваса!» — и дал ей семик.
Бегала она минуты три-четыре, а я за это время со стариком уже управился. Под каким-то предлогом завел в спальню, ударил ножом, и от крови на меня истинно бешенство нашло: уже лежащего бью и бью, остановиться не могу. Вдруг мысль пришла: Анюта не вернется? Что тогда будет? Почему об этом раньше не подумал? Ну ладно, не вернется, тогда застрелюсь.
И вдруг слышу: топ-топ каблуками по лестнице, Анюта влетела в гостиную. Набросился на нее, стал в спину ножом бить — раз шесть или семь. Чтобы кровь вниз не просочилась, подложил под Анюту подушку. Да с ножом неловко обошелся, ладонь всю себе исполосовал. Кровища хлещет, остановить нет возможности! Чую, что слабеть начинаю. Взял у старика ключ, открыл сейф, собрал векселя, наличные деньги. Вижу, какие-то документы завалились за сейф, рука не подлезает. Тяжеленный он, но я напрягся, сдвинул, чуть не заплакал — это всего лишь почтовая бумага. Ума точно лишился: зачем было двигать сейф, когда мог линейкой выгрести?
Ну а дальше вы все знаете, кроме «маленького пустяка». О нем я расскажу в другой раз. Нынче устал. Ведите в камеру.
«МАЛЕНЬКИЙ ПУСТЯК»
На следующий день в следовательскую камеру пришло несколько полицейских чинов, в том числе знакомые нам стряпчий и пристав.
Ввели Ландсберга. Он был спокоен и любезен. Со всеми поздоровался, уселся за свой столик в углу и приготовился отвечать на вопросы.
— Вы, Карл Христофорович, хотели сегодня поведать нам о каком-то «пустяке»?
— Да, — грустно улыбнулся Ландсберг. — Сейчас я вам расскажу нечто удивительное. Когда я стал разбирать бумаги Власова, то нашел две, которые заставили расплакаться. Первое — пакет, на котором старик вывел каллиграфическим почерком: «Дорогому сыночку Карле в радостный день его бракосочетания с графиней… — в подарок». Я вскрыл пакет, с ужасом догадываясь о его содержании…
Я вытащил из пакета мои векселя… Старик прощал мне долги. Более того, нашел я и «духовную» Власова: все свое имущество, все немалые сбережения и землю с домом в Гатчине старик завещал мне, негодяю. Господи, сказал я себе, в мире не было больших подлецов и глупцов, нежели я!
После этого мне захотелось умереть.
ЭПИЛОГ
Ландсберг на суде вел себя достойно. С холодным безучастием следил он за процессом. Кстати, председательствовал еще молодой А. Ф. Кони, ставший вскоре знаменитым юристом. Приговор был относительно мягок — 15 лет каторги.
Попав на Сахалин, Ландсберг сразу же сделался там заметной фигурой. И дело было не только в том, что его процесс прогремел на всю Россию. Ландсберг проявил себя отличным инженером-сапером. Прибыв в конце прошлого века на остров, известный журналист Влас Дорошевич с восторгом писал об этом человеке: «Все, что сделано на Сахалине дельного и путного в смысле дорог, устройства поселений, — сделано Ландсбергом. И Бог весть какая бы судьба постигла сахалинскую колонию, если бы в Петербурге не разыгралась трагедия с „угрозой ростовщика“.
Закончился срок каторги, но Ландсберг остался на Сахалине. Он жил в уютном домике, где порядок соблюдала его миловидная жена — акушерка, по сердечной доброте приехавшая служить на каторжном острове. Завел Карл Христофорович магазин, где приказчики под хозяйским взглядом ловко вели дело. Сам Ландсберг сделался представителем крупного страхового общества, много бывал в Японии и Китае, сыскал славу толкового и честного человека. Мог бы вернуться в Петербург, но не хотел.
Ландсберг порой говаривал:
— Человеку для счастья надо интересную работу и любимую жену.
Волей рока на далеком острове он нашел свое счастье, свою любовь, свое признание.
ДЬЯВОЛЬСКИЙ ПЕРСТЕНЬ
ГРИГОРИЮ ДЕШАЛЫТУ
Сыщикам с самого начала было ясно: убийца — преступник неопытный. Но вопреки этому он так ловко сумел замести следы, что, казалось, рука правосудия никогда его не достанет. Однако, как очень часто бывает, в дело вмешался случай — и случай невероятный…
СНЕГ НА КРЫЛЬЦЕ
Два дня задувала метель. Без конца валил сухой колючий снег. Лишь к вечеру 14 января небо над Москвой как-то сразу просветлело, ветер стих, мороз крепчал. Сквозь разрывы в черных облаках проглянул апельсиновый диск заходящего солнца. Его слабо-розовые лучи коснулись стен приземистого дома о двух флигелях по Верхнему Кисловскому переулку.
Это было одно из владений крупного виноторговца Ивана Шелягина, державшего склад и магазин в Охотном ряду. Второй этаж правого флигеля с минувшей осени Шелягин сдавал Илье Попову, отставному капитану, перебравшемуся из Петербурга. Попов оплачивал аренду помесячно. За платой и был послан к нему мальчик — слуга Шелягина. Поскольку все это случилось в именины Попова — в день святого Ильи, купец послал Попову подарок, две бутылки ликера — «Крем де Банан» и «Мараскин» фирмы Мария Бризар и Роже.
Весело насвистывая, мальчишка подошел к крыльцу и вдруг задумчиво раскрыл рот. Все крыльцо было занесено нетронутым снегом. Более того, дверь в сени была приоткрыта, и туда намело. Солнце вновь спряталось за тучи, сразу померкло, но ни в одном окне большой квартиры Попова свет не зажигали.
Мальчишку объял страх. И все же любопытство взяло верх. Он пролез в узкую щель двери, и под его неуверенными шагами заскрипели деревянные ступени. Неожиданно тишину огласил дикий вопль мальчишки:
— Ааа!… Мерлый человек!
Он пулей вылетел в пустынный двор, оттуда на улицу.
Надо было так случиться (и это не выдумка автора!), что мальчишка едва не сбил с ног человека, который, как выяснится, имеет некоторое отношение к этой истории. На случайном прохожем была военная шинель и полковничьи погоны.
— Дяденька военный, — залепетал мальчишка, — там, — он махнул рукой в сторону флигеля, — мерлый человек лежит!
— Что такое, какой такой «мерлый»?
— Сам сейчас видел, вы пойдите посмотрите… Полковник изменился в лице. Он напряженно что— то обдумывал.
В этот момент со стороны Воздвиженки выкатились низкие розвальни. Завернутые в большую медвежью полость, в санях расположились несколько полицейских чинов.
Полковник шагнул на дорогу, замахал рукой:
— Стойте, стойте!
Розвальни, раскатившись, остановились не сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50