Министерство иностранных дел Германии реагировало на подобные случаи вполне дружескими запросами, обращенными к аргентинской стороне, на которые немедленно следовал ответ: гражданин или гражданка Германии такая-то в Аргентине не появлялась. Одна француженка, освобожденная из лагеря в результате быстрых и решительных действий французского правительства, рассказывала, что встречала там множество «исчезнувших» немцев. Но Бонн согласился выслушать ее только под мощным давлением общественности. Дальше дело, однако, не пошло. С точки зрения министерства иностранных дел, путч в Аргентине помешал осуществлению коммунистической революции. Жертвы режима автоматически причислялись к левым террористам. И реакция государства была соответствующей. Молчаливое согласие. Преуменьшение реальных потерь. Квоты для беженцев из Аргентины были невероятно малы, но и они оставались чисто символическими, ибо те, кто уже сгинул в тамошних тюрьмах, не могли попросить политического убежища. Людей беспричинно арестовывали, пытали и убивали. Для сравнения: в тот же самый период Германское государство предусматривало десять тысяч мест в год для беженцев из Вьетнама. И в этом просматривается логика. Беженцы из Вьетнама считались жертвами коммунизма. Впрочем, это к слову, просто чтобы вы лучше представляли себе общую картину.
Он замолчал и, как ей показалось, стал вспоминать, для чего, собственно, пригласил ее.
– Как вы считаете, ваш отец согласился бы дать показания?
– О чем?
– О том, как его допрашивали в Гандере. Мои американские коллеги очень заинтересовались возможностью получения такой информации.
Она думала недолго.
– Никогда в жизни. Он будет все отрицать.
Канненберг перешел к следующему вопросу.
– Мне хотелось бы еще раз вернуться к госпоже Альсина.
Джульетта молча кивнула, но тут же перебила его:
– Эти ваши расследования, иски столько лет спустя… Для чего они?
– Мы добиваемся, чтобы хотя бы в отдельных случаях были возбуждены дела об убийстве. Что давно уже сделано в других странах. В Швеции, Испании, Франции. Только в отношении жертв аргентинской диктатуры мы бессильны. Преступники защищены законом об амнистии. А вот преступления в отношении граждан Германии срока давности не имеют. И такой процесс мог бы косвенно помочь аргентинским жертвам. К тому же была бы наконец восстановлена справедливость хотя бы по отношению к германским гражданам. Создан прецедент на будущее. Бандитских государств, с которыми Германия поддерживает экономические отношения, в последние годы меньше не стало.
Она хотела продолжить расспросы, но Канненберг вернулся к матери Дамиана. Поначалу Джульетта не понимала, чем вызван его интерес.
– Я все думаю, как же госпожа Альсина вас нашла, – сказал он.
– Через Ортмана. Он позвонил ей после встречи со мной.
– В высшей степени маловероятно.
– Но она сама так мне сказала!
– Правда?
Джульетта задумалась. Она не могла вспомнить в точности, как все было на самом деле. Очень уж странной была их встреча в гостинице.
– Думаю, да…
– Ну и зачем бы ему это делать?
– Ну… не знаю.
– Вот именно. У него не было ни одной причины так поступить. У Ортмана, который прекрасно знает, кто такой Фернандо Альсина. Вам не показалось, что он скорее предостерегал вас от встречи с ними?
Ортман вообще показался ей очень странным человеком. Она не поняла, что он хотел сообщить.
– Может быть. К чему вы клоните?
– Госпожа Альсина разыскала вас в гостинице. Но возникает вопрос, откуда она вообще узнала, что вы в БуэносАйресе. По-моему, Ортман исключается. Откуда же она могла это узнать?
Джульетту охватило какое-то неприятное чувство. Сколько еще разветвлений у этой истории?
– Чего она хотела от вас? – спросил адвокат.
– Разыскивала Дамиана.
– Вы не припомните, говорила ли она что-нибудь еще?
– Нет… То есть погодите-ка… Кое-что припоминаю. Мой отец связывался из Берлина с Альсина. Может быть, он… Нет, не может быть.
– Чего не может быть?
– Ну, мои родители ведь не знали, в какой гостинице я остановилась.
– Вам известно, когда именно ваш отец позвонил Альсина?
– Да. В субботу, после того как я улетела. Двадцать шестого ноября я вылетела в Цюрих. В пятницу. А в субботу – из Цюриха в Буэнос-Айрес.
– И когда вы туда прилетели?
– Утром в воскресенье, двадцать восьмого. Канненберг пометил себе эту дату в блокноте и только потом задал следующий вопрос:
– У вас не сложилось впечатления, что за вами там следят?
– Как… Как вы догадались?
– Значит, так и было?
Она вспомнила о странных встречах с одним и тем же человеком. В аэропорту. В кафе «Идеал»… Даже там, в верхней части города, неподалеку от ЭСМА.
– Думаю, да. Но откуда вы знаете?
– Наверняка я ничего не знаю. Пока не знаю, госпожа Баттин. Просто пытаюсь при помощи логики восстановить события. Кто следил за вами?
– Мужчина.
– Всегда один и тот же?
Ей вдруг пришло в голову, что их могло быть и больше. Могли быть и другие, на которых она просто не обратила внимания. Все это время она старалась не думать об этом, не вспоминать. Шок от гибели Дамиана оказался настолько сильным, что все остальные воспоминания как-то поблекли в ее памяти.
– Я заметила только одного.
– Можете его описать?
– Высокий, крепкого телосложения. Гладко выбрит, темные волосы. Угловатые черты лица. Узкие, близко посаженные глаза.
– Вы бы его узнали?
– Думаю, да.
Канненберг опять что-то записал в блокнот.
– Где вы заметили его в первый раз?
– В автобусе, идущем из аэропорта.
– Почему обратили на него внимание?
– Там было не так много людей. А он смотрел на меня. И мне стало неприятно. Он немного похож на одного моего приятеля. Может, поэтому.
Она сцепила пальцы. Канненберг продолжал расспросы.
– Где еще вы его встречали?
Она ответила. Его интересовали даты. Он все записывал. Потом вынул из папки конверт и высыпал на стол содержимое. Там оказались фотографии домов, людей, документов. Но не успев даже удивиться, зачем он это затеял, Джульетта заметила среди них фотографию своего преследователя и уставилась прямо на нее, не веря глазам. Едва взглянув на нее, адвокат тут же понял, что ее преследовал именно этот человек.
– Откуда… кто… это? – выпалила она.
– Педро Аркизо. Человек, сделавший несколько пластических операций и прибавивший несколько килограммов. Кроме того, он пьет, и поэтому лицо у него слегка опухшее. Когда он работал в лагере ЭМСА, он выглядел вот так. Примерно двадцать пять лет назад.
На столе появилась другая фотография. И с нее смотрел некто совсем иной. Густые черные волосы, тонкий нос, полные губы. Невозможно представить, чтобы это был тот же человек.
– Во Франции его неоднократно приговаривали к пожизненному заключению за убийства. Шведы тоже разыскивают его. Стоит ему выехать из Аргентины, его тут же схватят, но внутри страны благодаря закону об амнистии с ним ничего нельзя поделать.
– А что он сделал?
– Пытки. Похищения людей. Убийства. Доказано, что он играл одну из главных ролей в похищениях шведской туристки и одной француженки.
Джульетта внимательно разглядывала обе фотографии.
– Он носит светлые контактные линзы, – сухо сказал адвокат. – Поэтому у него сильно блестят глаза.
Она подвинула к себе фотографии.
– Просто не могу представить, что на них изображен один и тот же человек. Но даже если так, по-моему, тут какая-то ошибка. Зачем ему следить за мной?
– Сейчас он работает на Фернандо Альсину, – ответил Канненберг.
Потом, поколебавшись немного, высказал еще одну чудовищную догадку:
– Очень вероятно, за вами он следил, потому что надеялся: вы приведете его к Дамиану.
27
Она равнодушно выслушала сообщения, накопившиеся на автоответчике, и решила больше не подходить к телефону. Четыре раза звонил отец. Потом, около одиннадцати утра, позвонил Лутц. Вроде бы он не сказал ничего необычного, но голос звучал как-то странно. Он спрашивал, как идут репетиции, и опять поздравлял ее с грандиозным успехом. Она сделала было движение, чтобы снять трубку, но все-таки решила не отвечать. Лутц пообещал прийти в четверг на премьеру и пожелал ей удачи. Потом умолк и еще несколько секунд молчал, словно не решаясь что-то сказать, наконец повесил трубку.
Она все еще не могла прийти в себя после разговора с Канненбергом. Чем дольше размышляла над его догадками, тем яснее прорисовывалась логика событий. Пока Дамиан незаметно жил в своем мире танго, Фернандо Альсина даже не вспоминал о заблудшем приемном сыне. Но нападение на ее отца запустило цепную реакцию. Узнав от него, что произошло в Берлине, старший Альсина скорее всего почуял угрозу. И решил по крайней мере выяснить, не замышляет ли Дамиан чего-нибудь против него. Поэтому за ней следили. Заставив играть роль подсадной утки.
Другой вопрос, что бы произошло, если бы этот Педро Аркизо его нашел. Похоже, Дамиан избегал ее именно из-за него. Не мог подойти, потому что заметил, что возле нее все время маячит этот тип… Может, Альсина-старший решил избавиться от Дамиана? И это вовсе не несчастный случай?
Теперь она старалась вспомнить каждый свой день в Буэнос-Айресе во всех подробностях. Когда Дамиан понял, что она в городе? Скорее всего во вторник, после ее встречи с Нифес в «Альмагро». Интересно, в «Альмагро» Аркизо тоже был? На следующий день она попыталась воплотить в жизнь безумный план – попросить Нифес о помощи. Рассказала ли та Дамиану о ее визите? Неизвестно даже, виделись ли они в эти дни. Чем Дамиан вообще тогда занимался? Где жил? В той пустой квартире, где состоялась их последняя встреча?
«Сандерленд», вспомнила она. Аркизо последовал за ней в надежде найти Дамиана. Линдсей сказала тогда, что вслед за ней вскочили двое мужчин. Может, Дамиан был до такой степени напуган, что вообще ее не заметил? Вряд ли. Хотя… все возможно. Но, может быть, Аркизо разыскивал Дамиана лишь для того, чтобы приемный отец мог с ним поговорить? А у него просто помутился рассудок, как в Берлине?
Действия Дамиана… Они ничуть не менее загадочны, чем его танго. Хотя танго теперь были ей понятны. Она поставила запись последнего представления в Берлине. Renacerй. Слушая в который уже раз текст этой песни, она вдруг открыла в ней совершенно новый смысл: зазвучала последняя строфа, и у нее перед глазами возникла вдруг стена Сан-Тельмо, увешанная фотографиями:
Ты увидишь в 3001 году,
Я приду к тебе снова, с парнями и девушками,
Которых не было никогда и не будет…
Какое название, кроме этого, мог он выбрать? Он танцевал свое второе рождение, одновременно разрушая маску, прикрывавшую его молчание многие годы: танго. Этот танец должен был стать последним в его жизни. Конец Дамиана Альсины. Только теперь она услышала отчаяние, прочно переплетенное с этим освобождением. Он, кого никогда не было и не будет. Джулиан Эчевери. Украденный ребенок, ее единокровный брат и ее любовник. Он прошел свой путь до конца. Нашел отца. И потерял ее. Разве он может теперь мстить или любить? Вот он стоит на сцене один и, высоко подняв руки, представляется ничего не понимающей публике. Джулиан Эчевери, которым он быть не мог. Дамиан Альсина, которым быть не хотел. В том танце он отрекался от проклятого мира.
28
Этот образ не покидал ее до премьеры.
Вернувшись с прогулки в театр за два часа до начала спектакля, Джульетта заметила у входа Лутца, который ее поджидал. Она обрадовалась, сердечно обняла его. Он настойчиво предложил проводить ее в гримерную, уверяя, что приносит счастье.
– С чего ты взял? – с улыбкой спросила она, ощутив вдруг первые признаки страха.
– Безошибочное чутье. Какой у тебя костюм?
– Экий ты любопытный! Так я тебе и сказала. Секрет.
Он внимательно, с ног до головы, оглядел танцора, встретившегося им в коридоре.
– Его костюм, кажется, интересует тебя не меньше, чем мой, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Он замолчал и, как ей показалось, стал вспоминать, для чего, собственно, пригласил ее.
– Как вы считаете, ваш отец согласился бы дать показания?
– О чем?
– О том, как его допрашивали в Гандере. Мои американские коллеги очень заинтересовались возможностью получения такой информации.
Она думала недолго.
– Никогда в жизни. Он будет все отрицать.
Канненберг перешел к следующему вопросу.
– Мне хотелось бы еще раз вернуться к госпоже Альсина.
Джульетта молча кивнула, но тут же перебила его:
– Эти ваши расследования, иски столько лет спустя… Для чего они?
– Мы добиваемся, чтобы хотя бы в отдельных случаях были возбуждены дела об убийстве. Что давно уже сделано в других странах. В Швеции, Испании, Франции. Только в отношении жертв аргентинской диктатуры мы бессильны. Преступники защищены законом об амнистии. А вот преступления в отношении граждан Германии срока давности не имеют. И такой процесс мог бы косвенно помочь аргентинским жертвам. К тому же была бы наконец восстановлена справедливость хотя бы по отношению к германским гражданам. Создан прецедент на будущее. Бандитских государств, с которыми Германия поддерживает экономические отношения, в последние годы меньше не стало.
Она хотела продолжить расспросы, но Канненберг вернулся к матери Дамиана. Поначалу Джульетта не понимала, чем вызван его интерес.
– Я все думаю, как же госпожа Альсина вас нашла, – сказал он.
– Через Ортмана. Он позвонил ей после встречи со мной.
– В высшей степени маловероятно.
– Но она сама так мне сказала!
– Правда?
Джульетта задумалась. Она не могла вспомнить в точности, как все было на самом деле. Очень уж странной была их встреча в гостинице.
– Думаю, да…
– Ну и зачем бы ему это делать?
– Ну… не знаю.
– Вот именно. У него не было ни одной причины так поступить. У Ортмана, который прекрасно знает, кто такой Фернандо Альсина. Вам не показалось, что он скорее предостерегал вас от встречи с ними?
Ортман вообще показался ей очень странным человеком. Она не поняла, что он хотел сообщить.
– Может быть. К чему вы клоните?
– Госпожа Альсина разыскала вас в гостинице. Но возникает вопрос, откуда она вообще узнала, что вы в БуэносАйресе. По-моему, Ортман исключается. Откуда же она могла это узнать?
Джульетту охватило какое-то неприятное чувство. Сколько еще разветвлений у этой истории?
– Чего она хотела от вас? – спросил адвокат.
– Разыскивала Дамиана.
– Вы не припомните, говорила ли она что-нибудь еще?
– Нет… То есть погодите-ка… Кое-что припоминаю. Мой отец связывался из Берлина с Альсина. Может быть, он… Нет, не может быть.
– Чего не может быть?
– Ну, мои родители ведь не знали, в какой гостинице я остановилась.
– Вам известно, когда именно ваш отец позвонил Альсина?
– Да. В субботу, после того как я улетела. Двадцать шестого ноября я вылетела в Цюрих. В пятницу. А в субботу – из Цюриха в Буэнос-Айрес.
– И когда вы туда прилетели?
– Утром в воскресенье, двадцать восьмого. Канненберг пометил себе эту дату в блокноте и только потом задал следующий вопрос:
– У вас не сложилось впечатления, что за вами там следят?
– Как… Как вы догадались?
– Значит, так и было?
Она вспомнила о странных встречах с одним и тем же человеком. В аэропорту. В кафе «Идеал»… Даже там, в верхней части города, неподалеку от ЭСМА.
– Думаю, да. Но откуда вы знаете?
– Наверняка я ничего не знаю. Пока не знаю, госпожа Баттин. Просто пытаюсь при помощи логики восстановить события. Кто следил за вами?
– Мужчина.
– Всегда один и тот же?
Ей вдруг пришло в голову, что их могло быть и больше. Могли быть и другие, на которых она просто не обратила внимания. Все это время она старалась не думать об этом, не вспоминать. Шок от гибели Дамиана оказался настолько сильным, что все остальные воспоминания как-то поблекли в ее памяти.
– Я заметила только одного.
– Можете его описать?
– Высокий, крепкого телосложения. Гладко выбрит, темные волосы. Угловатые черты лица. Узкие, близко посаженные глаза.
– Вы бы его узнали?
– Думаю, да.
Канненберг опять что-то записал в блокнот.
– Где вы заметили его в первый раз?
– В автобусе, идущем из аэропорта.
– Почему обратили на него внимание?
– Там было не так много людей. А он смотрел на меня. И мне стало неприятно. Он немного похож на одного моего приятеля. Может, поэтому.
Она сцепила пальцы. Канненберг продолжал расспросы.
– Где еще вы его встречали?
Она ответила. Его интересовали даты. Он все записывал. Потом вынул из папки конверт и высыпал на стол содержимое. Там оказались фотографии домов, людей, документов. Но не успев даже удивиться, зачем он это затеял, Джульетта заметила среди них фотографию своего преследователя и уставилась прямо на нее, не веря глазам. Едва взглянув на нее, адвокат тут же понял, что ее преследовал именно этот человек.
– Откуда… кто… это? – выпалила она.
– Педро Аркизо. Человек, сделавший несколько пластических операций и прибавивший несколько килограммов. Кроме того, он пьет, и поэтому лицо у него слегка опухшее. Когда он работал в лагере ЭМСА, он выглядел вот так. Примерно двадцать пять лет назад.
На столе появилась другая фотография. И с нее смотрел некто совсем иной. Густые черные волосы, тонкий нос, полные губы. Невозможно представить, чтобы это был тот же человек.
– Во Франции его неоднократно приговаривали к пожизненному заключению за убийства. Шведы тоже разыскивают его. Стоит ему выехать из Аргентины, его тут же схватят, но внутри страны благодаря закону об амнистии с ним ничего нельзя поделать.
– А что он сделал?
– Пытки. Похищения людей. Убийства. Доказано, что он играл одну из главных ролей в похищениях шведской туристки и одной француженки.
Джульетта внимательно разглядывала обе фотографии.
– Он носит светлые контактные линзы, – сухо сказал адвокат. – Поэтому у него сильно блестят глаза.
Она подвинула к себе фотографии.
– Просто не могу представить, что на них изображен один и тот же человек. Но даже если так, по-моему, тут какая-то ошибка. Зачем ему следить за мной?
– Сейчас он работает на Фернандо Альсину, – ответил Канненберг.
Потом, поколебавшись немного, высказал еще одну чудовищную догадку:
– Очень вероятно, за вами он следил, потому что надеялся: вы приведете его к Дамиану.
27
Она равнодушно выслушала сообщения, накопившиеся на автоответчике, и решила больше не подходить к телефону. Четыре раза звонил отец. Потом, около одиннадцати утра, позвонил Лутц. Вроде бы он не сказал ничего необычного, но голос звучал как-то странно. Он спрашивал, как идут репетиции, и опять поздравлял ее с грандиозным успехом. Она сделала было движение, чтобы снять трубку, но все-таки решила не отвечать. Лутц пообещал прийти в четверг на премьеру и пожелал ей удачи. Потом умолк и еще несколько секунд молчал, словно не решаясь что-то сказать, наконец повесил трубку.
Она все еще не могла прийти в себя после разговора с Канненбергом. Чем дольше размышляла над его догадками, тем яснее прорисовывалась логика событий. Пока Дамиан незаметно жил в своем мире танго, Фернандо Альсина даже не вспоминал о заблудшем приемном сыне. Но нападение на ее отца запустило цепную реакцию. Узнав от него, что произошло в Берлине, старший Альсина скорее всего почуял угрозу. И решил по крайней мере выяснить, не замышляет ли Дамиан чего-нибудь против него. Поэтому за ней следили. Заставив играть роль подсадной утки.
Другой вопрос, что бы произошло, если бы этот Педро Аркизо его нашел. Похоже, Дамиан избегал ее именно из-за него. Не мог подойти, потому что заметил, что возле нее все время маячит этот тип… Может, Альсина-старший решил избавиться от Дамиана? И это вовсе не несчастный случай?
Теперь она старалась вспомнить каждый свой день в Буэнос-Айресе во всех подробностях. Когда Дамиан понял, что она в городе? Скорее всего во вторник, после ее встречи с Нифес в «Альмагро». Интересно, в «Альмагро» Аркизо тоже был? На следующий день она попыталась воплотить в жизнь безумный план – попросить Нифес о помощи. Рассказала ли та Дамиану о ее визите? Неизвестно даже, виделись ли они в эти дни. Чем Дамиан вообще тогда занимался? Где жил? В той пустой квартире, где состоялась их последняя встреча?
«Сандерленд», вспомнила она. Аркизо последовал за ней в надежде найти Дамиана. Линдсей сказала тогда, что вслед за ней вскочили двое мужчин. Может, Дамиан был до такой степени напуган, что вообще ее не заметил? Вряд ли. Хотя… все возможно. Но, может быть, Аркизо разыскивал Дамиана лишь для того, чтобы приемный отец мог с ним поговорить? А у него просто помутился рассудок, как в Берлине?
Действия Дамиана… Они ничуть не менее загадочны, чем его танго. Хотя танго теперь были ей понятны. Она поставила запись последнего представления в Берлине. Renacerй. Слушая в который уже раз текст этой песни, она вдруг открыла в ней совершенно новый смысл: зазвучала последняя строфа, и у нее перед глазами возникла вдруг стена Сан-Тельмо, увешанная фотографиями:
Ты увидишь в 3001 году,
Я приду к тебе снова, с парнями и девушками,
Которых не было никогда и не будет…
Какое название, кроме этого, мог он выбрать? Он танцевал свое второе рождение, одновременно разрушая маску, прикрывавшую его молчание многие годы: танго. Этот танец должен был стать последним в его жизни. Конец Дамиана Альсины. Только теперь она услышала отчаяние, прочно переплетенное с этим освобождением. Он, кого никогда не было и не будет. Джулиан Эчевери. Украденный ребенок, ее единокровный брат и ее любовник. Он прошел свой путь до конца. Нашел отца. И потерял ее. Разве он может теперь мстить или любить? Вот он стоит на сцене один и, высоко подняв руки, представляется ничего не понимающей публике. Джулиан Эчевери, которым он быть не мог. Дамиан Альсина, которым быть не хотел. В том танце он отрекался от проклятого мира.
28
Этот образ не покидал ее до премьеры.
Вернувшись с прогулки в театр за два часа до начала спектакля, Джульетта заметила у входа Лутца, который ее поджидал. Она обрадовалась, сердечно обняла его. Он настойчиво предложил проводить ее в гримерную, уверяя, что приносит счастье.
– С чего ты взял? – с улыбкой спросила она, ощутив вдруг первые признаки страха.
– Безошибочное чутье. Какой у тебя костюм?
– Экий ты любопытный! Так я тебе и сказала. Секрет.
Он внимательно, с ног до головы, оглядел танцора, встретившегося им в коридоре.
– Его костюм, кажется, интересует тебя не меньше, чем мой, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62