Человек, в которого я стрелял, упал на колени, потом опрокинулся на бок.
Он был еще жив, когда я подошел к нему. Опираясь левой рукой о землю,
он сел, потом стал медленно подниматься. В правой руке он держал широкий
кинжал, вероятно, тот самый, которым убил Клаву. Граненый клинок блестел в
свете луны.
Я поднял пистолет, чтобы выстрелить в третий раз, но не успел
спустить курок. Бандит снова упал и затих. Кинжал вонзился в мягкую землю.
Хотя приближаться к нему было так же опасно, как к смертельно раненому
зверю, я подошел, держа наготове пистолет, и перевернул его на спину.
Вторая пуля попала в область сердца, и меня удивило, что он смог после
этого еще подняться с земли. Но теперь он был мертв, мертв окончательно и
бесповоротно, если только так можно выразиться.
В двух шагах от него лежала маленькая сумочка Клавы из натуральной
крокодиловой кожи, подарок Мгера. Я поднял ее, подобрал стреляные гильзы,
ярко блестевшие на пыльной земле, и вернулся к тому месту, где минуту
назад споткнулся об еще теплое тело. Большую сумку, в которой были вещи и
незаконченная диссертация, я нашел в пяти шагах, у ограды, от нее тянулся
широкий кровавый след. Я попытался мысленно восстановить случившееся.
Бандит, следивший за Клавой, вероятно, притаился за кустами, и когда она
прошла мимо, напал на нее сзади. В другое время Клава, возможно, услыхала
бы треск веток и успела бы среагировать, но сейчас она была не в лучшей
своей форме. Я открыл маленькую сумочку, внутри лежал точно такой же ПСМ,
какой был у меня. В другом отделении я нашел листок, который вручил Клаве
полчаса назад.
Я огляделся и прислушался. Вокруг было все так же тихо - ни скрипа
открывающейся двери, ни стука ставен. По-прежнему только ветер шумел в
деревьях и стрекотали какие-то насекомые.
Нужно было решать, как поступить дальше. Несколько секунд я
раздумывал, потом взял правую кисть убитой, разогнул еще мягкие и
послушные пальцы и вложил в них свой пистолет, предварительно обтерев его
платком.
- Прости меня! - шепнул я. В метре от того места, где лежала Клава, я
бросил на землю одну из гильз, вторую кинул чуть дальше, под ограду.
Открытую сумочку надел на ее согнутую в локте левую руку. Больше тут
делать мне было нечего.
Я засунул пистолет Клавы в свою кобуру и, стараясь придерживаться
тени, двинулся к центру городка, где горели редкие фонари. Я уходил все
дальше и дальше, а единственная женщина нашей тесной, дружной компании
лежала на пыльной земле темного переулка. Даже мертвая, она прикрывала
меня, оставаясь в одном с нами строю.

31
Веди ж нас, - так будет тебе за труды;
Иль бойся: недолго у нас до беды!
К.Рылеев
На следующий день городок гудел, как потревоженный улей. Проходя по
улицам, я видел стоящие тут и там кучки женщин, которые оживленно
обсуждали ночное происшествие, и слышал самые фантастические его версии.
- ...Женщина-милиционер, клянусь аллахом! Он ее порезал, а она
вытащила из прически маленький наган и - бац, бац! Уложила его на месте!
- И никакая не милиционер! Они в людей сейчас стрелять боятся, мне
мой говорил. А это была любовница одного важного начальника, у Азисы
приехала погадать (Азиса была известная в этих краях гадалка и пророчица).
Вся в золоте ходила, любовник надарил, вот и доигралась...
- А крови там натекло - целая лужа! Мухи так и вьются... Мой Васька
бегал смотреть. И как, чертенок, не боится! Я бы умерла!
- Бандит, говорят, приезжий какой-то, из Баку...
- Нет, люди, это кровавая месть! За мужа она отомстила, помните,
убили его месяц назад? Красивый такой армянин. Валико, сама видела - жили
они вместе!
- Шпионаж, говорю вам, шпионаж! Вот и вчера в газете было, Марат в
парикмахерской читал, забросили к нам с подводной лодки целых двадцать
пять человек...
Антон, когда мы встретились, как-то странно посмотрел на меня - то ли
сочувственно, то ли с подозрением. Но ничего не сказал о случившемся, а я
тоже не стал затрагивать эту тему. Он, конечно, знал, что я был знаком с
убитой, и мой хмурый вид мог объяснить именно этим обстоятельством.
Похоже, он снова был готов извиняться за горячность своих подчиненных. Но
мне его извинения были ни к чему. Придет время, и он за все заплатит
сполна. И я сделаю все, что смогу, чтобы это время наступило как можно
скорее.
Я ломал себе голову - как предупредить ребят, как передать им маршрут
ударного отряда. Колонна должна была отправиться в путь послезавтра.
Звонить из местного управления я не хотел - там явно был "стукач"
Организации, иначе я не мог объяснить тот факт, что Ираклий и его люди
узнали о моей поездке. Человек этот не был вхож в верхние сферы мафии, так
как не знал о моей с ними связи. Меня спас мой уникальный "мустанг".
Однако, я был почти уверен, что после случившегося он знает обо мне
больше, что за мной установили постоянную слежку, как для контроля за
моими действиями, так и во избежании нападения на меня каких-нибудь
"неорганизованных" абреков. Поэтому, я не рискнул вызывать подозрение
служебным разговором с Москвой, да еще в такой напряженный момент.
Пришлось поступить совсем просто, но именно на эту простоту и
открытость своих действий я и рассчитывал как на лучшую маскировку. Я
зашел на почту и из автомата позвонил домой Павлу Владимировичу. Через
разбитые стекла кабинки заглядывали какие-то небритые рожи, но меня это
мало беспокоило.
Трубку сняла его жена, и я попросил передать от меня мужу привет и
сказать, что позвоню еще раз, сегодня вечером. В девять часов я опять был
на почте.
На этот раз он был дома.
- Здравствуйте, Павел Владимирович! Как отдыхаете?
Обращение на "вы" и упоминание об отпуске или отдыхе по нашему
внутреннему коду означало, что я опасаюсь подслушивания.
- Спасибо, неплохо. Вот, собираюсь завтра вечером поехать на рыбалку.
Уже купил мотыля, собрал свой чемоданчик рыболова.
Понятно, они уже все приготовили и могут действовать.
- Завидую вам. Но ничего, у меня послезавтра кончается командировка,
и я тоже куда-нибудь отправлюсь, посижу с удочкой, подергаю окуньков.
- Лишь бы погода была подходящая.
- Я почему вас побеспокоил, Павел Владимирович...
- Да?
- Я тут немного задержался, а Грише могут понадобиться материалы,
которые я у него взял. Так пусть он зайдет ко мне и в верхнем левом ящике
возьмет зеленую папку. Не забудете? Зеленая папка в левом верхнем ящике.
- Хорошо, я ему передам.
"Зеленая папка" означала телефон, с которым я мог связаться по
закодированному радиоканалу из моего "мустанга".
- Завтра, часов в десять, тогда в моем кабинете будет мой помощник, у
него ключи от комнаты и стола.
Это означало, что сеанс состоится сегодня в двадцать три часа.
- Хорошо, я передам, не беспокойтесь.
- Большое спасибо. До свидания.
- Всего хорошего.
Вполне невинный разговор. Правда, сам факт, что я звонил в Москву,
мог насторожить Антона, вызвать подозрение. Но ничего не поделаешь,
приходилось рисковать. Да и вообще - дело шло к концу, скоро ему и так все
станет ясным, а мне придется "засветиться".
Ровно в одиннадцать вечера я нажал на кнопку вызова на своем
радиотелефоне. Убедившись, что Гриша на связи, включил сделанную заранее
запись, и в течение нескольких секунд информация, для передачи которой
обычным способом потребовалось бы минут тридцать-сорок, была "выстрелена"
в эфир. Вряд ли операторы на станциях прослушивания, если даже такая
служба и существовала у Организации, смогли засечь эту передачу, а тем
более - расшифровать ее текст.
На душе у меня стало легче, как у любого, кому удалось переложить
ответственность за принятие окончательного решения и успех его проведения
в жизнь на чужие плечи. Теперь от меня мало что зависело, даже сохранность
собственной шкуры. Послезавтра я отправляюсь в поход ("Мальбрук в поход
собрался..." - прозвучала у меня в уме старинная песенка), буду
сопровождать колонну броневиков, которую где-то должна ждать засада. Вряд
ли эти отъявленные головорезы сдадутся без боя, а тогда у меня есть
примерно равные шансы погибнуть от пули, посланной своими, или быть
пристреленным бандитами, которые, конечно, быстро догадаются, кому они
обязаны приятным сюрпризом. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивал.
Но уклониться от почетной роли колонновожатого я не мог: незаметно удрать
нечего было и рассчитывать, а сказаться больным не позволял мой цветущий
вид. Да если бы я и заболел по-настоящему, меня просто погрузили бы в
багажник "мустанга" и повезли с собой даже в бессознательном состоянии.
Если не пристрелили бы как симулянта.
Кроме того, честно говоря, мне самому хотелось присутствовать на
финальном акте, посмотреть на лицо Антона, когда он поймет, какую "змею"
пригрел на своей груди! Как всегда, я надеялся, что мне повезет, что и на
этот раз я выйду сухим из воды.
Второй, более весомой причиной, по которой мне нужно было
сопровождать колонну, являлась возможность внезапного изменения
первоначального маршрута. Нельзя было исключить того, что разведка
Организации вовремя (с точки зрения их интересов, конечно) обнаружит
засаду. В этом случае у меня оставался небольшой шанс сообщить своим о
новом направлении движения ударного отряда.
Итак, еще раз прочувствовав, что свобода не что иное, как осознанная
необходимость, я приготовился - морально и материально - к поездке.
"Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!"
Вечером накануне выступления Антон пригласил меня на "небольшой ужин
в тесном дружеском кругу", как он выразился. Поскольку этот ужин проходил
в палатке в самом центре тренировочного лагеря, который бдительно
охранялся по всему периметру, думаю, что приглашение было лишь предлогом
не дать мне сбежать до срока. Если Антон и не подозревал меня пока в
предательстве, то все же опасался, как мне кажется, что в последний момент
у меня сдадут нервы, и я дезертирую из их славных рядов.
На вечеринке присутствовали командиры отряда, Ахмет и откуда-то
появившийся Аркадий, который и в пятнистой форме десантника выглядел
импозантно.
Пили довольно много, хотя завтра утром предстояло двинуться в путь,
провозглашали тосты за успех, даже я, притворившись захмелевшим, поднял
стакан "за ветер добычи, за ветер удачи, чтоб зажили мы веселей и
богаче!", чем вызвал всеобщее веселье и испытующий взгляд Антона, который,
конечно, помнил эту строчку из "Острова сокровищ".
Для постороннего наблюдателя происходящее могло показаться обычной
офицерской попойкой по случаю окончания летних лагерей. За брезентовыми
стенами палатки шумели рядовые - там тоже "гуляли". К моему удивлению,
обошлось без обычных при таком количестве выпитого и скопления народа
эксцессов. Сказывалась привычка или дисциплина тут была на высоком уровне
- не знаю, но только к двенадцати часам ночи все утихло, и лагерь, кроме
дежурных и часовых, погрузился в сон.
Я долго не мог заснуть - давало себя знать нервное напряжение
последних дней. На соседней койке мощно храпел Ахмет, по стене двигалась
тень прохаживающегося взад и вперед часового.
В шесть тридцать меня разбудил сигнал горна, а в семь ноль-ноль отряд
выступил из лагеря.

32
Динамит и бикфордов шнур - его брат,
И вагон за вагоном в ад летят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43