— Ад проклятый, что за вздор!
— О нет! Я когда-то знал человека, который постоянно беспокоился, обнаружив, что его часы отстают на несколько минут и он из-за этого обидел немало людей своими частыми опозданиями. Он не слишком распространялся на эту тему, только все время хмурился и копил тревогу в сердце. Наконец однажды, когда он особенно тревожился, что его хряк не найдет подходящей лужи, чтобы хорошенько вываляться, потому что дни стояли сухие, дело кончилось мгновенной смертью. Да-да, он просто упал и умер из-за закупорки всех жизненных центров. Мораль этой истории такова: старайтесь облегчить душу, когда чем-то расстроены, и посильнее лягнуть подходящий объект. А теперь не хотите немного бренди?
— Бренди? Господи, я не пробовала бренди с тех пор, как мы вместе с Максом и Лео украли бутылку из папиного стола, спрятали за одним из надгробных памятников на кладбище и выпили до дна. Что потом с нами было! Представляете, папа даже не выпорол нас. Просто заметил, что теперь мы на собственном опыте поняли вкус глупости.
— Вкус — отнюдь не основное качество глупости, — рассмеялся Томас.
— Кто это сказал?
— Один гениальный человек. Давным-давно.
— Вы лжете, но это не имеет значения. Я все-таки попробую бренди на вкус. На этот раз как взрослый человек.
Он налил ей самую чуточку, а себе немного больше и коснулся ее рюмки своей.
— За гибель той отвратительной личности, которая имела наглость вывести вас из себя.
Девушка поперхнулась, выплюнула коричневую жидкость, залив его белую рубашку, уронила рюмку и с ужасом уставилась на темное пятно, расплывшееся на ткани.
— О нет, неужели это я наделала такое? Просто ужасно! Взгляните на это пятно! Такая красивая рубашка, и я ее испортила! Со мной никогда раньше не случалось такого! Простите, Томас, умоляю!
Он отставил рюмку и взял ее руки.
— Все в порядке. Подумаешь, рубашка! Только не пытайтесь ее пососать, как малыш Рори — вашу юбку тем утром в церкви.
Она смотрела на него так, словно была готова одновременно разразиться смехом и слезами. Томас не стал размышлять. Только нагнулся и поцеловал ее. И ощутил вкус бренди и тот присущий ей одной сладкий запах, который искушал его все это время.
Томас коснулся языком ее губ, заставляя их приоткрыться, и она так и сделала… совсем чуть-чуть. И когда он проник языком в ее рот, подскочила, отпрянула от него, поспешно отступила шага на три, споткнулась о подушку, которую перед этим лягнула, и с размаху уселась не на мягкий обюссонский ковер, а на дубовый пол.
— Мегги! Как вы?
Девушка недоуменно моргнула.
— По-моему, у меня все внутренности перевернулись, — пожаловалась она, — но, кажется, я выживу.
— При таком количестве юбок ваши внутренности должны быть в полной безопасности.
Мегги покачала головой, встала на колени и осталась в таком положении на несколько секунд, пристально глядя в угол комнаты.
— Почему вы отскочили от меня?
— На этот раз я умудрилась приоткрыть рот, и вы немедленно сунули туда язык. Все это очень странно… вернее, чересчур интимно… вы понимаете, о чем я?
— Если вы чуть потерпите и дадите нам обоим шанс… вполне возможно, вам это и понравится. Мегги, почему вы смотрите в ту сторону?
— Там, в углу, дохлая мышь.
Он рассмеялся: последний смех в долгой череде ему подобных, которые так и сотрясали его с тех пор, как он встретил эту женщину.
— Это, вероятно, означает, что Тэнси, вместо того чтобы убирать как следует, шьет очередное покрывало. Я скажу Моргане, и она либо лишит Тэнси картофельных палочек, либо заставит есть грибы в лесу.
Мегги против воли рассмеялась.
— Да прекратите же!
— Что именно? Попытки заставить вас забыть гнев и досаду, а также боль в нижней точке вашего тела?
— Вот именно, — кивнула Мегги и со вздохом поднялась. Он увидел, как она потирает упомянутую точку, прикусывает нижнюю губу и снова таращится на пуговицу его сорочки.
— Бренди уже испачкало вашу новую рубашку. Мне ужасно жаль. Если кто-то узрит вас в таком виде, примет за пьяницу. Мне придется защищать вас, но, увы, рубашка станет безмолвным свидетелем. И никто, никто не поверит мне. Можно я отнесу ее миссис Приддл? Она умеет удалить любое пятно.
— Что же, если это так много значит для вас и вы страстно желаете спасти мою репутацию, я согласен, — кивнул Томас, принимаясь раздеваться. Но Мегги, ахнув, схватила его за руки.
— Что вы делаете? И что с вами происходит? Нельзя же снимать рубашку прямо в конторе, да еще в моем присутствии. Мой отец — викарий!
Он снова задохнулся от смеха, настоящего искреннего смеха, внезапно осознав, что постепенно привыкает к этому. И выпалил, зная, что не следует этого говорить, что еще слишком рано. И все-таки не мог сдержать опрометчивые слова:
— Мегги, вы окажете мне честь стать моей женой?
Мегги потеряла дар речи. Он хочет, чтобы она вышла за него? До чего же странный сегодня день: сначала она лягнула подушку, потом плюхнулась на задницу и под конец получила предложение руки и сердца, И тут Мегги подумала о Джереми, представила, как пинком спихивает его с бесценного арабского жеребца, мало того, кнутом загоняет на самый край земли. Что же, Джереми по крайней мере преподал ей очень важный,урок. Пренебрежение мнением мужчины может стать причиной унижения женщины.
— Простите, Томас, но прежде чем ответить, я должна кое-что узнать у вас.
— У меня? А, понятно. Нет, Мегги, я не из тех, кто бьет сену. И никогда не мог бы ударить женщину.
— И Джереми тоже.
Он, естественно сразу вспомнил, кто такой Джереми, и почувствовал, как холод леденит его до самых копчиков пальцев. И все же мягко спросил:
— Это тот чертов почти кузен?
— Да, он приехал в гости. Вчера вечером мне хотелось надавать ему оплеух.
— Ах, так это из-за него ваш гнев вскипел до весьма опасного уровня? Это он виноват в том, что вы набросились на мою подушечку?
— Именно. И кроме того, он мужчина. Просто поверить невозможно тому, что он молол, Томас! Подумать только, что он женат всего полгода. Я знаю, что мой отец-совершенно другой человек, а вот вас я не знаю, поэтому и должна обо всем договориться заранее. Видите ли, если я выйду за вас, а ютом вы превратитесь в Джереми, мне придется вас пристрелить. Для дочери викария подобные вещи недопустимы.
— Тут вы совершенно правы. Спрашивайте.
— Вы считаете женщин глупыми?
— Не более чем мужчин.
— Лично я уверена, что мы куда умнее. Я пришла к этому мнению из собственного опыта, после того как вырастила Макса и Лео. Итак, вы верите в равноправие умов. Как по-нашему, имеет ли муж право указывать жене, что она не должна ездить верхом, когда забеременеет?
Томас смотрел на ее серьезное личико и вспоминал, как о раскраснелось от обиды и ярости.
— Случись со мной такое… думаю, я посчитал бы, что у жены достаточно здравого смысла, чтобы не подвергать опасности ни себя, ни дитя. Вряд ли мне нужна легкомысленная супруга. Впрочем, и такая, которая нуждается в наставлениях по поводу, столь очевидному, как этот.
— Превосходно, просто превосходно. Я знала, что вы не идиот. Интересно, хотели бы вы, чтобы Господь не создавал женщин, чтобы вам не приходилось иметь с ними дела, если вдруг понадобится ребенок? Не думали вы о том, что ему следовало изобрести другой способ получения наследников?
— Нет, и не говорите, будто Джереми провозглашал подобную ересь. Вы, должно быть, не так расслышали.
— Вопрос был очень длинным, а ответ — чересчур коротким. Не хотите ли изложить ваши мысли подробнее?
— Не хочу. Ну как, Мегги, прошел я испытание?
Она потерла подбородок, с упреком взглянула на злополучную подушечку и со вздохом пробормотала:
— Честно говоря, я не уверена, что Джереми тоже в это верит. Это всего лишь мои предположения. Правда, я успела обвинить его в этом. Верите ли вы, что мужья имеют право приказывать женам?
— Я никогда не был женат, — спокойно пояснил Томас. — Буду ли я отдавать вам приказы? Да, если вы попадете в беду и мне понадобится защитить вас.
— Это ничего, — кивнула она, снова уставясь на дохлую мышь в углу. — Я бы поступила точно так же. Кроме того, вы сильнее меня, и, попади мы в беду, это качество оказалось бы весьма полезным.
— Надеюсь.
— Я знаю все о лошадях, Томас. Правда, не слишком хорошо разбираюсь в управлении племенными фермами, но при этом достаточно способна, чтобы учиться. Скажите, имей вы ферму, посчитали бы меня слишком невежественной и ни к чему не пригодной только на том основании, что я не мужчина?
— Вы, знаменитый кошачий тренер, ни к чему не пригодны? Что за чепуха?! Ни один мужчина, даже последний болван, не может сказать такого.
— Он уверен, что женщины слишком глупы, чтобы разбиваться в мужских занятиях.
— Жалкий олух! — решил Томас. — Человек, который сказал это, — жалкий олух. Джереми? Я верно понял? Не желаете, чтобы я поколотил его? Или хотя бы сбросил со скал в Ла-Манш? Мегги печально покачала головой.
— Нет. Если вы сделаете это, его тело упадет не в воду, а нa камни, Джереми тут же найдут, и вас повесят. Жаль, что мне не позволят этого сделать, а вмешивать вас несправедливо. Вы любите женщин, Томас?
— Всей душой.
— И действительно хотите жениться на мне?
— Да.
— Почему? Вы знаете меня не более месяца.
— Правда? А мне кажется, мы знакомы всю жизнь. — Он помолчал. Посмотрел вниз. Потом в окно. И, наконец, с удивлением заметил:
— Дело в том, Мегги, что вы умеете заставить меня смеяться.
Девушка подошла к нему, обняла и откинула голову.
— Невозможно привести более веский довод. Согласна. Я зуду вашей женой.
Томас перевел дух и медленно обхватил ее за талию. Не поцеловал Мегги, просто привлек к себе. Ему придется привыкнуть быть мужем.
— Томас!
— Да, Мегги?
— Если бы Господь благословил нас и я бы понесла, вы мечтали бы только о сыне?
Дети? Дети… которых он считал просто частью супружеской жизни, но не воспринимал как реальность. Как естественный результат их любовных отношений с Мегги.
— Я просто ждал бы, кто родится. Вряд ли можно предсказать подобные вещи заранее.
Он притянул ее к себе еще ближе, закрыл глаза и попытался не думать о будущем. И о том, что они стоят сейчас рядом в пустой комнате с дохлой мышью в углу.
— Может, я поручу Тэнси сшить новые покрывала? — прошептал он на ухо Мегги.
Она рассмеялась, легонько ударила его в грудь и тут же застонала, уловив идущий от рубашки запах бренди.
* * *
Джереми Стэнтон-Гревилл уехал на следующее утро, чувствуя себя немного виноватым, потому что Мегги все еще явно на него сердилась. Ему хотелось обнять ее, ущипнуть за руку, сказать, что скоро она усвоит простую истину: мужчин можно водить за собой, как свиней с кольцом в пятачке. Нет, это плохое сравнение. Может, стоило сказать ей правду? Она так ершилась, что была готова перегрызть ему горло, не в силах слушать поток оскорблений. Беда в том, что он действительно смешал с грязью ее и ее пол. Но в одном сказал правду: долг мужа — заботиться о благоденствии жены. Выйдя замуж, Мегги обязательно поймет, что именно в этом заключается основная польза от супруга. Это и постельные игры.
Джереми расплылся в идиотской улыбке и принялся громко насвистывать.
Ровно семь минут спустя после его отъезда в дверь дома викария постучал Томас Малком, седьмой граф Ланкастер.
Мэри Роуз, боявшаяся, что Мегги сорвется и попытается запихнуть Джереми в дымоход, была так невероятно счастлива расстаться с гостем, что только удивленно заморгала при виде Томаса, одетого в лучший костюм для верховой езды, но тут же облегченно вздохнула. Слава Богу, это всего лишь Томас! А она уже было опасалась, что Джереми что-то забыл и вернулся с полпути!
У нее даже голова закружилась от радости. Позабыв о приличиях, Мэри Роуз едва не бросилась ему на шею. В правой руке Томас держал хлыст, в левой шляпу. Темные волосы были аккуратно причесаны, и Мэри Роуз заподозрила, что именно по этой причине он и не надел шляпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48