— Откуда ты знаешь? — вспылил Томас, рассекая воздух ребром ладони. — Впрочем, какая разница?! Считаешь, что это тебя оправдывает? Позволь объяснить, Мегги: в сердце я не таил любви к другой, хотя все это поэтическая чушь, но так принято выражаться. Мало того, я не обманывал тебя, когда делал предложение..
Сердце Мегги гулко забилось. Во рту мгновенно пересохло.
— Можно спросить, откуда ты узнал о Джереми?
— Разумеется, и я охотно отвечу. Мы были женаты около часа, когда я подслушал твой разговор с отцом. Ты расписывала, как благороден Джереми, как ты обожаешь его и любила бы вечно, не повстречай он Шарлотту.
Мегги зажмурилась, вспоминая каждое слово, признания, причинившие столько боли и жестоко ранившие мужа.
— Ты все знал. Мне очень жаль, Томас. Видишь ли, мой отец так волновался за меня и тебя тоже. Он не хотел, чтобы мы были несчастливы. Когда он спросил, я рассказала о том, как Джереми признался, что разыграл спектакль. Что он не настолько самодоволен и отвратителен и просто притворялся, чтобы помочь мне преодолеть чувства к нему. Объяснил, что не хочет терпеть мою неприязнь, тем более что я вышла замуж и пора забыть прошлое.
Томаса подмывало завопить от отчаяния, так громко, чтобы свалилась с неба луна, ярко сиявшая на безоблачном небе. Он не замечал, что воздух, напоенный цветочными ароматами, чист и свеж, что погода сегодня на редкость хороша. Но что ему до погоды? Удар, нанесенный предательством жены, был так силен, что все остальное просто не имело значения.
— Да, черт возьми, но ты не преодолела своих чувств к ублюдку! Просто вышла замуж, поскольку не хотела упустить выгодного мужа.
— Это не так. Но ты прав, чувства действительно остались.
— А он был женат и не хотел тебя?
— Когда я снова встретила его после пятилетнего перерыва, он был помолвлен, о чем я не знала, пока не стало слишком поздно.
— Ясно. А если Джереми вдруг войдет в дверь и скажет, что хочет тебя, ты уйдешь с ним?
— Нет.
— Потому что ты чертова дочь викария.
— Потому что я никогда не нарушаю клятв.
Томас привычным жестом взъерошил волосы. Мегги улыбнулась.
— Значит, мне обманом подсунули жену, которая любит другого, — выпалил он, немедленно и горько пожалев о своих словах, прозвучавших безжалостно, жестоко, холодно, словно в крышку гроба вбили несколько гвоздей.
— Послушай, Томас, я глубоко тебя уважаю. И мне ужасно приятно, когда ты меня целуешь… когда любишь. Ты дал мне безумное наслаждение, но и я дала тебе не меньшее. Отныне Джереми больше не часть моей жизни. Я твоя жена и стану защищать и почитать тебя, пока не умру.
— Превосходно! — буркнул Томас, принимаясь мерить комнату такими широкими шагами, что халат развевался на ходу. — До чего же умилительно! Благородная жена, успевшая мне изменить. Проклятие!
Пальцы снова запутались в волосах.
— Поэтому ты был так груб. со мной в нашу брачную ночь? — внезапно догадалась она. — Думал о Джереми и хотел наказать меня?
— Это не тот поступок, которым можно гордиться, но ты права. Я причинил тебе боль.
Он снова забегал по комнате. Она всем существом ощущала исходивший от него гнев, только сейчас по-настоящему понимая, что сделала с этим человеком.
— Мне очень жаль, Томас.
— Естественно, как же не жаль! Ты так порядочна и чиста и вдруг, оказывается, совершила бесчестный поступок!
— Да, но ты мой муж, Томас. Навеки.
— Ну не прелесть ли?
— Почему ты снова отдалился от меня? Две недели назад?
— Ты видела его во сне. Повторяла его имя, — прошипел Томас, с силой ударив кулаком о стену. — Будь ты проклята, Мегги, и это через несколько минут после того, как мы сливались в экстазе! Я хотел… и все еще хочу прикончить его!
— А со мной что хочешь сделать?
— Не знаю. Я думал об этом, но не знаю. Не хочу снова причинять тебе боль в постели. Только не в постели.
— Я не помню никаких снов с Джереми и, если уж быть абсолютно честной, вообще не слишком часто о нем думаю, Ты мой муж. Пендрагон — мой дом. И я хочу быть твоей женой во всех отношениях. Страшно тяжело, что ты не доверяешь мне, винишь меня и больше не хочешь.
— О, Господь знает, я хочу тебя, Мегги. Я молодой мужчина, а молодые мужчины похотливее козлов: я с детства слышал, что козлы готовы завалить все, что машет хвостом или грызет обувь.
— Фу, как вульгарно! — фыркнула Мегги, смеясь. Но смех быстро смолк. — Как по-твоему, Томас, — задумчиво спросила она, — не могли бы мы начать все сначала?
— Сначала? Что именно? Этот фарс, именуемый супружеской жизнью?!
Мегги терзалась угрызениями совести, сознавая, что во всем виновата сама. Она пыталась призвать на помощь логику и рассудок, заставить его увидеть, как она мучается, но сейчас ее вдруг захлестнул гнев.
— Это не фарс! Ад проклятый, Томас, я не позволила бы ни одному мужчине сделать это со мной, и, уж разумеется, ни один мужчина не услышал бы, как я кричу от наслаждения! Какой же это фарс! Я твоя жена, черт побери, слышишь? Я состарюсь рядом с тобой. И пора к этому привыкнуть!
Она дышала так тяжело, что воздуха не хватало. И в этот момент осознала, что он не отрывает глаз от ее вздымавшихся грудей, натягивавших соблазнительный полупрозрачный шелк. Она, дочь викария, выпрямила плечи, выставила грудь и громко бросила:
— Итак, Томас, что ты собираешься делать?
Вместо ответа он вылетел из комнаты. Мегги долго смотрела на все еще дрожавшую дверь. Дело плохо. Она смертельно обидела мужа. Но не может же она управлять собственными снами!
Мегги долго мучилась, но так и не вспомнила такого сна, в котором появлялся бы Джереми. Ах да, все случилось после того, как она получила статуэтку Мистера Корка. Что бы это могло быть?
И тут ее словно озарило.
Она вскочила с постели и ворвалась в его огромную, мрачную спальню, которую велела хорошенько вычистить, но так и не собралась обставить заново, поскольку Томас почти не бывал тут. Он стоял у высокого узкого окна, глядя на море.
— Томас, я вспомнила.
Он медленно повернулся.
— Ты преследуешь меня даже в моей спальне, где я имею право искать покоя и уединения!
— Перестань становиться в позу, осел ты этакий! Я вспомнила, что мне снилось!
— У тебя было время, чтобы сочинить правдоподобную сказку, Мегги!
Но она перебежала комнату, набросилась на него, схватила за отвороты халата и, привстав на цыпочки, выпалила:
— Ничего я не сочиняла! Послушай меня! Я видела Джереми как раз после того, как он прислал мне Мистера Корка. Естественно, он был у меня на уме, но совсем не по тому поводу! Мне приснились кошачьи бега!
— Ха!
— Заткнись, черт бы тебя взял! Я увидела, как Мистер Корк далеко обогнал других участников. И вдруг он начал меняться: стал черным, глаза засверкали оранжевым огнем, живот раздулся так, что едва не волочился по земле. Я глазам не могла поверить. И тут Джереми заявляет, что должен заново вырезать фигурку, так, чтобы она была похожа на нового Мистера Корка, потому что сходство утеряно. А я стала умолять его не делать этого. Хотела вернуть своего Мистера Корка, а не это чудовище.
— И ты искренне желаешь, чтобы я этому поверил? — тихо выговорил Томас.
Мегги отступила на добрых два шага и, в свою очередь, спросила:
— Разве я когда-нибудь лгала тебе?
— Да, утаив правду.
— Ах, смертный грех умолчания, не так ли? Будешь жевать жвачку старых обид, пока челюсти не склеются? Нет, это чисто риторический вопрос. Итак, я тебе когда-нибудь лгала?
Томас молчал. Она снова открыла рот, но он поднял руку.
— Мет, помолчи. Я думаю. До свадьбы мы были знакомы довольно много времени. Я пытаюсь вспомнить, лгала ли ты мне.
Теперь настала очередь Мегги нетерпеливо бродить по этой неприветливой неуютной комнате, наполненной зловещими тенями. С каждым шагом ее все больше охватывала тоска. Она ненавидела это чувство всеми фибрами души, потому что оно не давало жить. Томас снова повернулся к окну, за которым прекрасная полная луна освещала спокойное море.
Настоящее волшебство. Как в сказке. Только людям сейчас не до сказок.
— Нет, — ответил он наконец. — Не помню, чтобы ты когда-нибудь лгала мне.
— Вот и хорошо, — кивнула она, едва выговаривая слова, в полной уверенности, что он обязательно вспомнит что-то. В конце концов, ничто человеческое ей не чуждо. — В таком случае не могли бы мы начать сначала, Томас?
— Мегги, — пробормотал он, оставаясь на месте, то есть очень далеко от нее, — что, если бы я любил другую и не смог бы получить, а потом женился бы на тебе, так ни в чем и не признавшись?
Мегги похолодела. Затрясла было головой, но замерла и широко раскрытыми глазами уставилась на мужа.
— О Господи, — выдавила она. — Господи!
— Вот именно, — кивнул Томас. — Теперь поняла?
— Да узнай я о таком, задала бы тебе трепку! Затоптала бы в грязь! Обрила бы твою голову и подбила оба глаза! Как же это я не подумала, что мне могут отплатить той же монетой?!
Томас был ужасно доволен, но не хотел, чтобы Мегги это заметила.
— Но и я хорош: чуть не изнасиловал тебя в нашу первую ночь'
— Нет, хуже всего была та ночь, когда ты просто молча оставил меня! Это невыносимо, Томас. Пожалуйста, никогда больше не делай такого! Если хочешь затоптать меня в грязь, я ни слова не скажу.
Она снова оказалась в островке лунного света, и эта персиковая штука засеребрилась и стала совсем прозрачной от ее груди до пола, так что Томас жадно впился глазами в се обрисованное тонкой тканью тело.
— Запомни. Если я сейчас убегу, то не дальше твоей спальни, — предупредил он.
— Пожалуйста, не оставляй меня, — повторила Мегги, подходя к нему. Она не протянула руки, только остановилась не дальше чем в дюйме от него и подняла голову.
— Томас, почему ты женился на мне?
— Потому что люблю тебя, глупышка ты этакая. И думал, что и ты меня любишь.
— Но ты и словом не обмолвился насчет любви.
— Верно.
— Почему?!
— Знаешь, Мегги, — протянул он, — было в тебе нечто такое… заставлявшее понимать, насколько ты молода, невинна и нетронута. Ты просто не была готова к таким изъявлениям чувств.
— Молода, невинна, и ты считал, будто я тебя люблю? Что это не какое-то мимолетное, детское увлечение?
— Ты так умна, что даже противно становится!
— Вот и мои родные утверждают то же самое, — вздохнула она. — Понимаешь, здесь, в Пендрагоне, столько всего происходит! Кто-то так невзлюбил меня, что старается убрать или даже убить. Вот и ты, Томас, сам не знаешь, поцеловать меня или убраться подальше.
— Если даешь мне право выбора, я предпочел бы поцелуй. У него просто пальцы чешутся от нетерпеливого желания коснуться ее грудей, сжать нежные холмики прямо через шелк.
Так он и поступил, закрыв глаза, наполнив ладони упоительной тяжестью, гладя большими пальцами соски.
Ощутив, как она подалась вперед и трогательно толкается грудью в его руки, Томас открыл глаза и улыбнулся.
— По-моему, ты хочешь меня так же сильно, как я тебя.
— Больше, — призналась Мегги. — Ты был моим наставником, Томас, и хорошо меня выучил.
Она встала на цыпочки и поцеловала его.
— Пожалуйста, откройся, мне, — прошептала она, и он так и сделал, и весь жар, вся его сила, и страсть, и жгучая боль, которую причинила Мегги, все вылилось в этом поцелуе, в объятиях, таких крепких, что ее ребра, казалось, вот-вот треснут, а потом ей стало все равно.
Гигантская старая кровать была всего в десяти футах от них. Уложив ее на обюссонский ковер, такой вытертый, что она чувствовала иголочки холодного воздуха, обжигавшие лопатки, Томас вынудил себя на минуту остановиться.
— Я хочу, чтобы это было быстро и грубо, — выдавил он хриплым, гортанным голосом.
Мегги забыла обо всем и терлась об него, возбужденно мурлыча, совсем как ее кошки, исступленно извиваясь, окончательно потеряв голову. Сил хватило только на то, чтобы обхватить его шею и притянуть к себе.
— Пожалуйста, скорее, Томас. Скорее!
Мгновенно обезумев, он навис над ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48