— Я никогда не допущу этого. Ты — леди и станешь женой джентльмена. Это не означает, что ты ни в чем не разбираешься, вовсе нет; просто леди может себе позволить не заниматься ничем, кроме… — Он вдруг запнулся, чувствуя, что под ногами его разверзлась яма, которую он сам же себе и выкопал.
— Кроме того, чтобы быть игрушкой в руках джентльменов… — вкрадчиво подытожила она за него. — Так?
— Ну, не совсем. Она должна заботиться о детях, о том, чтобы в доме все шло по расписанию и так далее. Можешь еще ухаживать за клумбами в саду, если пожелаешь.
— Отлично. И для всего этого не надо никакого умения, опыта?
— Нужно, но несколько другого рода, это не те опыт и умение, при помощи которых зарабатывают на жизнь. Тебе кажется… — Он вдруг снова запнулся, его тон был слишком высокомерным и снисходительным. Он сам чувствовал, что строит из себя какого-то туза, но не делать же обратный ход, слова уже сказаны, и их не вернешь. О, если бы она помогла ему еще раз, возмутилась, повысила голос — тогда бы они снова были на равных, она бы утратила свое превосходство. При этой мысли его глаза сверкнули. Но нет, он не мог позволить себе сорваться, накричать или запутаться в собственных рассуждениях…
— Марк, каким образом ты зарабатываешь себе на жизнь? Он уставился на нее, совершенно ошеломленный.
— У меня чин майора, я получал жалованье.
— Но ведь теперь ты уже не в армии. Он уже с трудом сдерживал раздражение.
— Богатая леди должна копировать твой стиль? Совершенно очевидно, что благородный джентльмен не может зарабатывать деньги, иначе его голубая кровь быстро превратится в черную.
— Но на мне лежит огромная ответственность. Я должен наблюдать за имением и другой собственностью, принадлежащей семье, за нашими землями и домами, о которых ты и не подозреваешь. Я отвечаю за каждого мужчину, женщину или ребенка, которые работают на нас, я…
— Другими словами, ты сумел все прибрать к своим рукам.
— Ты знаешь, что титул для меня мало что значит, я лишь выполняю обязанности старшего в этой семье.
— Сколько же тебе лет, Марк?
— Ты отлично знаешь, что мне двадцать четыре.
— Следовательно, для тебя это слишком непосильная ноша, ты еще так молод, — сказала она с раздражением.
— Ах вот как ты заговорила! И это зная, что на мне лежит столько забот обо всех вас. Ты решила повернуть обстоятельства против меня? Не пытайся делать это, Дукесса. Я уверен, что твоих способностей недостаточно для того, чтобы зарабатывать на жизнь, и у тебя нет доли наследства, которая дала бы тебе возможность стать независимой, хотя ты и могла оплачивать этот проклятый коттедж… — Он остановился, глаза его снова блеснули. О, если бы она опять сжала свои хорошенькие ручки в кулачки!
Дукесса лишь раздраженно повела плечами.
Он решил продолжить:
— Твой мистер Уикс приезжает завтра. Что скажешь?
— Думаю, что он захочет поговорить с нами обоими. Ты планируешь быть здесь?
Он хотел бы ответить, что уедет, но сдержался.
— Разумеется, где же мне еще быть, как не здесь. А теперь я отправляюсь спать. Увидимся за завтраком.
— Доброй ночи, Марк, и приятных снов.
Он усмехнулся. Она смотрела, как он покидает гостиную, ступая по роскошным персидским коврам мимо предметов обстановки времен Генриха VIII. Она помедлила, прежде чем тоже покинуть Зеленую гостиную, которую часто называли “Зеленым кубом”. Окна украшали витражи, переливающиеся разными оттенками зеленого. Свод поддерживали резные балки с фамильным геральдическим орнаментом. Между балками виднелись живописные сцены, написанные в свободной манере XVI столетия. Часто повторялась одна сценка: юноша, играющий на лютне перед прекрасной дамой. Ниже были обильно разбросаны фигурки бело-розовых, наивно и нежно смотрящих херувимов. Они будто поддразнивали рыцарей с мечами и щитами, помещенными под ними на полосе стенного фриза шириной около фута. Этот ряд был дописан в более позднее время и не отличался единством стиля, неся уже черты эклектики.
Почему Марк счел нужным напомнить ей о завтрашнем визите мистера Уикса? Она перевела свой взгляд на огонь, догоравший в камине, думая о Марке, вспоминая. Каким он был в детстве — вечно впереди всех, придумывал новые игры и проказы, вовлекая в них младших кузенов Чарли и Марка, которые охотно принимали его лидерство. Но потом он выпал из ее жизни на целых пять лет — ушел в армию, побывал на войне… Сейчас ей было бы легче воспринимать его бушующим, страстным тираном, чем скучным моралистом. Ведь он был “сыном дьявола”, как любил повторять отец; тогда она не понимала, что он произносил это с нежностью и даже уважением к сильному, решительному характеру своего племянника. По крайней мере так было, пока не погибли его собственные сыновья.
Она удивлялась, почему относительно легко закончился вечер? Дукесса видела, что Марк готов был взорваться, но сдержал себя по какой-то причине. Хотела бы она посмотреть на него сейчас, когда он один и, возможно, дал выход гневу.
На самом деле Марк в это время находился в состоянии глубокой прострации. “Проклятая девчонка, если она не изменится, я задушу ее.., или ей разобьет жизнь какой-нибудь светский хлыщ”.
— Могу я спросить, что с вами происходит, милорд?
— Твои уши слишком хорошо слышат, Спирс. Ладно, меня раздражают секреты Дукессы. Она не желает ничего объяснять. Каким образом ей удалось содержать этот проклятый коттедж, платить Баджи, покупать еду, как она…
— Я почти понял вас, милорд.
— Мне кажется, что она все еще продолжает стоять там, спокойная и невозмутимая, улыбаясь своей загадочной улыбкой. Я просил, убеждал, разыгрывая перед ней шута. Почему она ничего не сказала мне? — Оттолкнув Спирса, Марк стянул с воротничка бабочку и в ярости швырнул ее на кровать. — Она как ни в чем не бывало заявила мне, что отправится в Лондон сразу после рождественских праздников, но я сумел одернуть ее, так и знай!
— Могу я узнать, как вашему сиятельству удалось одернуть ее?
— Я сказал, что скоро стану ее опекуном и она будет вынуждена подчиняться мне до двадцати одного года. Если удастся, я постараюсь продлить срок опекунства до ее двадцатипятилетия. — Марк замолчал, хмуро глядя на ботинок, не желавший спадать с ноги.
— Позвольте мне, милорд, снять его. Марк сел.
— Да, но она настолько своенравна, что постарается выскочить замуж за первого негодяя, лишь бы досадить мне. Представляешь, она даже ни разу не повысила голоса! В отличие от меня. Это не в ее правилах. Она лишь смотрела на меня, как на какое-то зерно сорняка, занесенное случайным ветром в ее сад.
— Но, сэр, вы такая высокая особа, граф Чейз! Вы не могли показаться ей каким-то мелким зерном, скорее она видела в вас красивую крупную луковицу какого-нибудь прекрасного цветка.
— Или, скорее всего, червяка.
— Возможно и так, милорд.
— Она проклятая гордячка. И ты тоже решил посмеяться надо мной, Спирс?
— Разумеется, нет, милорд. Это чересчур обидная мысль. Позвольте снять с вас второй ботинок, сэр.
Марк скинул ботинок с ноги и, продолжая муссировать свои обиды, бросил какое-то ругательство.
— Теперь еще этот проклятый Уикс! Зачем он приезжает завтра утром? Что вообще происходит, Спирс?
— Осмелюсь сказать, мы скоро узнаем это, милорд. Я хотел, впрочем, кое о чем попросить вас. Не могли бы вы все же позволить Баджи остаться здесь? Он очень искусный повар, к тому же мозги у него устроены наилучшим образом.
— Этого ее проклятого слугу?
— Да, сэр. Я обещаю поговорить с миссис Гузбери. Возможно, она позволит мистеру Баджи готовить какие-нибудь его особые блюда.
— Но ты упускаешь кое-что из виду, Спирс. Она жила с Баджи рядом, в одном доме. Они были только вдвоем. Это немыслимо для девушки ее возраста.
— Вашему сиятельству нужно понять, что этот Баджи годится ей в отцы. Он не мог бы причинить ей никакого вреда, а заботиться о ней привык, когда она была еще ребенком. Он всегда защищал ее.
"Теперь это намерен делать я”, — подумал Марк, вслух лишь выругавшись. Он стоял совершенно обнаженным, протягивая руки к огню в камине.
— Не желаете ли надеть ночную сорочку, милорд? Я слышал от Бидла, второго лакея, что, по всем приметам, эта ночь будет очень холодной, температура значительно понизится. Он прожил в этих местах всю жизнь, и несколько поколений его рода успело смениться здесь, рождаясь и умирая. Он не мог ошибиться.
— Нет, — отказался Марк, — никаких сорочек. Это приличествует лишь женщинам, а я привык дрожать в палатке под тоненьким одеялом. Как все же ты думаешь, что понадобилось здесь этому парню Уиксу, Спирс?
— Не могу знать, милорд. Вам лучше улечься в постель, чем не переставая думать о всякой ерунде.
Марк нырнул в огромную постель, которую Спирс уже успел согреть грелкой. Он вздохнул, чувствуя приятное тепло. Невероятно, как ему удавалось оставаться здоровым, ночуя в холодной палатке в Португалии.
— Что-нибудь еще угодно его сиятельству?
— Гм.., нет, спасибо, Спирс. Скажи лишь, где ты в последний раз видел Эсми?
— Последний раз я видел ее спокойно спящей возле камина, сэр.
— О, ты ошибаешься, Спирс! Она здесь, у меня под одеялом. Заметив, что ты согрел простыни, она сочла, что в моей постели ей будет гораздо мягче и удобнее, чем на каком-то полу. Сейчас она, кажется, подбирается к моему животу.
— Чертовски ласковая зверюшка, милорд. Спите спокойно. Завтра мы все равно увидим этого Уикса, так что не стоит думать сейчас о нем.
* * *
Мистер Уикс прибыл на следующее утро в одиннадцать. Марк наблюдал из окна за пожилым джентльменом, осторожно выбиравшимся из экипажа. Он не мог различить черты его лица — мешали огромная меховая шляпа с отворотами и не менее чем три плотных шарфа, обвязанных вокруг воротника огромного и невероятно толстого шерстяного пальто. Казалось, что от веса этого пальто даже земля должна задрожать.
Марк направился в библиотеку, прикидывая, что мистеру Уиксу должно понадобиться не менее получаса, чтобы освободиться от своих одеяний.
Вскоре к нему вошел с докладом Сэмпсон.
— Мистер Уикс настаивает, сэр, что при вашем разговоре должна непременно присутствовать Дукесса.
— Он.., он настаивает? Что ж, я предвидел, что разговор будет непростым. Можешь пригласить сюда Дукессу.
— Она уже здесь, сэр, болтает с мистером Уиксом, заодно помогая ему избавиться от теплых прокладок.
— Ах, как это великодушно с ее стороны, — сказал Марк саркастическим тоном, чувствуя досаду и раздражение. Что ж, пришло наконец время, когда все выяснится. Очевидно, мистер Уикс хочет сообщить ему о сумме денег, которую выделил для Дукессы дядя. Велика важность! Он сам готов был выделить деньги ей на приданое. — Когда она наконец справится с его одеждой, пригласи их сюда, Сэмпсон.
Только спустя десять минут мистер Уикс, худощавый человек, с глазами, окруженными разноцветными прожилками, появился в библиотеке. Дукесса шла рядом с ним. Он оглядывался вокруг с нескрываемым интересом. Здесь было множество томов по истории и другим наукам. Марк почувствовал гордость за семейное достояние и взглянул на Дукессу. Лицо ее казалось непроницаемым, он ничего не мог прочитать на нем. Девушка смотрела так спокойно и уверенно, что, казалось, чувствовала себя здесь владелицей, принимающей просителя из какого-нибудь богоугодного заведения, например из приюта для сирот, и намерена сделать благотворительный взнос.
Но мистер Уикс был адвокатом, к тому же очень известным и уважаемым во всем Лондоне. Он был нанят дядей и пришел объявить о законных правах Дукессы. О чем еще могла пойти речь, как не о выделении ей определенной части наследства? Странно, что дядя предпочел нанять для этой цели адвоката, а не воспользовался услугами мистера Брэдшоу, как обычно было в течение последних восьми лет.
Какого черта, что скрывалось за всем этим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51