Мать честная, что этот Эдди с ней понаделал! Просто чудо, что ей не понадобилась пластическая операция, чтобы привести лицо в порядок. Двадцать к одному, что наш стрелок был в жемчугах.
— Вы оба ошибаетесь, — вмешался Том. — Во-первых, абсолютно исключено, что какая-то из этих женщин стреляла сама. Ни под каким видом не стали бы они сами стрелять. Можно подумать, что руководитель рекламного агентства или светская дама станет карабкаться и бегать по крышам со снайперской винтовкой. Ключ к этому убийству зарыт там, где была первая жертва. Хорошенькая молоденькая студенточка Песатуро...
— Ах, оставь эту девушку в покое! — сурово оборвал его Джерри. — Мег Песатуро даже ничего не помнит. — К тому же она еще совсем ребенок.
— Это она говорит, что ничего не помнит. У меня всегда были большие сомнения на сей счет. Может, она просто не пожелала распространяться на эту тему, не хочет, чтобы ей лезли в душу. Дело семейное... А вы знаете, что у нее за семья. — Том обвел всех многозначительным взглядом, и все с готовностью подались вперед, даже Гриффин. Офицеры органов правопорядка никогда не гнушались небольшой толикой пикантных сплетен.
— Винни Песатуро, — сообщил Том притихшим в ожидании собеседникам. — Да-да, любимый букмекер семьи Карлоне. Если Винни сочтет необходимым что-то сделать, не сомневайтесь: это будет сделано. Так что, может, милашка Мег и в самом деле ничего не помнит, но, вполне возможно, гнет корпоративную линию, а Винни между тем нажимает нужные кнопки. В результате мы имеем выстрел с крыши и взрыв неподалеку. Ох, да в этом деле повсюду раскиданы визитные карточки семейства Карлоне. Помяните мое слово — это Мег Песатуро.
Глава 5
Мег
Она счастливо смеется. Почему, сама не знает...
Приехала полиция... Какая-то девушка — говорят, ее соседка по комнате — плачет...
А Мег стоит на улице, рядом с квартирой, и смотрит в темное небо, где, подобно крохотным чудесным светлячкам, мерцают звезды. Прохладный ветерок овевает ей щеки, она стоит, обхватив себя руками, и тихонько смеется, полная пьянящим, легкомысленным счастьем.
Полицейские хотят отвезти ее в больницу. Они смотрят на нее со странным выражением.
— Какая прекрасная ночь, — говорит она им. — Посмотрите, какая восхитительная ночь!
Встревоженный словами Мег офицер усаживает ее на заднее сиденье патрульной машины. Она тихонько мурлычет себе под нос. Потом дотрагивается до щеки и ощущает первый проблеск воспоминаний.
Прикосновение — легчайшее, как шепот листвы, неправдоподобно нежное. Глаза — цвета густого шоколада, взгляд — проникающий в самую глубину ее глаз. Ее сердца. Зарождение медленной, сладостной улыбки.
— Кто я? — спрашивает она сидящих впереди полицейских.
— Почему бы вам не подождать, пока мы доберемся до больницы? — отвечают они.
И она ждет, пока они доберутся до больницы. Мег чувствует себя хорошо. Она напевает какую-то мелодию, которая все крутится в голове. Мег грезит наяву о легчайших, как нежный шепот, как дуновение ветерка, прикосновениях. Она сладко дрожит в предвкушении поцелуя.
В больнице ее вталкивают в двери приемного отделения для жертв несчастных случаев, ведут в маленькую комнату для медицинских осмотров. Туда же торопливо входит медсестра, специалист по осмотру жертв сексуального насилия. Видимо, она знает этих полицейских, что весьма кстати для Мег, которая тут совсем никого не знает.
— Насколько тяжелый случай? — быстро спрашивает медсестра.
— Это мы хотим узнать у вас. Соседка по комнате пришла домой и нашла ее привязанной к кровати. Сама пострадавшая утверждает, что не помнит ровно ничего, включая собственное имя...
— Как меня зовут? — нарушает молчание Мег.
Они оставляют ее вопрос без внимания.
— Она заявляет, что свою соседку тоже не помнит, — добавляет полицейский офицер. — Вообще никого и ничего. Ее товарка дала нам контактный телефон, так что родители вот-вот будут здесь.
Медсестра, резко вздернув подбородок, указывает на Мег:
— Она была в этой самой одежде?
— Нет, подруга освободила ее от пут и одела, прежде чем позвонить нам. — В голосе полицейского слышатся досада и раздражение. — Кто-то должен, в конце концов, втолковать людям элементарные вещи. Изорванную футболку мы нашли на полу, и там же — трусики. Все это уже отправлено в лабораторию.
— Я упакую для экспертизы и эту одежду, на тот случай, если какой-то волос или волокна человеческой ткани прикасались к ее внутренней поверхности. Я помечу эти вещи как вторичный комплект. Не возражаете?
Офицер пожал плечами:
— Наше дело гонять машину. Какого черта нам до этого?
— Эй, послушайте, — снова говорит Мег, — разве нынче не чудесная ночь?
Полицейские дико смотрят на нее и переглядываются. Медсестра делает им знак удалиться и подходит к Мег. У медсестры голубые глаза. Эти глаза смотрят на нее доброжелательно, но вместе с тем проницательно и строго.
— Как тебя зовут? — спрашивает она и с характерным треском быстро натягивает перчатки.
— Не знаю. Об этом я их и спрашивала. Та девушка называла меня Мег. Возможно, я и есть Мег.
— Понимаю. А сколько тебе лет, Мег?
Над этим вопросом девушка задумывается. Какое-то число вдруг вспыхивает у нее в голове.
— Может, девятнадцать?
Медсестра кивает — очевидно, этот ответ кажется ей приемлемым.
— А какой сегодня день?
Это уже проще.
— Среда, — сразу отвечает Мег. — Одиннадцатое апреля.
— Очень хорошо, Мег. Мне только необходимо еще кое-что проверить. Я знаю, это не слишком приятно, но больно не будет. Пожалуйста, пойми: наша задача — помочь тебе. Даже если покажется, что мы задаем слишком много вопросов, поверь, мы делаем это только ради твоего блага.
Сестра подходит к ней ближе. Обтянутыми перчаткой пальцами берет Мег за запястье. В ту же секунду Мег отшатывается и в ужасе и отвращении отдергивает руку.
— Нет, — твердо говорит она и решительно трясет головой, сама не понимая почему. Ночь уже больше не кажется ей такой чудесной. — Нет, — повторяет Мег, — нет, нет.
— Твое запястье кровоточит, — терпеливо объясняет сестра. — Я просто хочу взглянуть. Понять, не нужно ли его обработать. — И опять своей перчаткой берет за руку Мег.
— Нет! — На этот раз Мег пулей соскакивает со стола. Она прижимает к груди свое окровавленное запястье, чувствуя, что сердце колотится, как кузнечный молот. Она отчаянно ищет пути к спасению. Дверь заперта. Мег захлопнута, как в мышеловке, в малюсенькой комнате для медосмотров, наедине с этой женщиной и с этими перчатками. Перчатки издают запах. Неужели женщина его не чувствует? Этот запах ужасен, ужасен.
Мег в панике озирается. Бежать некуда. Спастись невозможно. Она оседает, сжимается, скрючивается в комочек на холодном белом полу. Оберегающе обхватывает себя кровоточащими руками и непонятно почему тихо скулит.
Сестра смотрит на нее. Ее твердое лицо не меняется. Застывшее на нем выражение недоступно для понимания, но по крайней мере она больше не приближается.
— Рука болит? — вкрадчиво спрашивает медсестра.
Мег об этом не думала. Но теперь, когда женщина спросила... Девушка опускает глаза на свои запястья. Тонкие, изящные суставы опоясаны большими, громадными рубцами. Она видит свежую кровь и темно-лиловые синяки, обезображивающие нежную кожу.
— Жжет, — удивленно замечает Мег.
Медсестра приседает на корточки, и глаза их оказываются на одном уровне.
— Мег, я хочу помочь тебе. Если позволишь, я обработаю твои запястья, и тебе станет легче. Я также хочу помочь и в другом отношении. Моя задача — содействовать поимке человека, который надругался над тобой, который причинил эту жгучую боль твоим рукам. Для этого мне нужно сделать несколько снимков, а также нужно осмотреть тебя всю. Я знаю, что сейчас это не легко для тебя. Но если ты спокойно доверишься мне, обещаю, что не причиню тебе боли.
Мег медленно кивает. Она не боится эту женщину. В сущности, ей даже нравится ее строгое лицо и внимательный, непроницаемый взгляд. Эта женщина кажется сильной, уверенной и знающей; хочется ей подчиняться. Мег поднимается с пола, выпрямляется. Протягивает ей свои ободранные, стертые руки.
Но как только женщина вновь дотрагивается до Мег, вновь касается ее кожи этими затянутыми в латекс пальцами...
— Мне плохо... меня сейчас стошнит! — восклицает Мег и бежит к стоящей в углу раковине из нержавеющей стали.
Дверь открывается, потом снова закрывается — это медсестра выходит из комнаты. Мег чуть отворачивает кран. Плещет воду на лицо; то же самое она проделывала уже дважды после того, как появилась полиция, — еще один момент, вызвавший у них неодобрительное ворчание.
Рот у Мег тоже болит. Она отыскивает зеркало и долго изучает свое лицо. Углы рта слегка кровоточат. Кожа в этих местах содрана.
Мег искренне озадачена. Она роется в памяти в поисках какой-нибудь подсказки, но все, что может припомнить, — это отдаленное, размытое ощущение нежных, как лепестки, прикосновений. Сладостная, дразнящая ласка. И Мег задерживает дыхание, страстно ожидая, что он прильнет ближе, ближе...
«Поцелуй меня, пожалуйста».
Она вся дрожит. А секунду спустя, впервые за всю ночь, осознает, что ей страшно.
Из-за двери доносятся голоса. Медсестра и полицейские опять говорят о ней.
— Латекс? Она была привязана полосками латекса? Бог ты мой, господа, уж эту-то подробность вы обязаны были сообщить мне. Стоит мне только приблизиться к ней в этих перчатках, и она едва не лезет на стену. Неудивительно, что она до безумия боится их.
— Значит, вы считаете, что она была изнасилована?
— Конечно же, она была изнасилована! Вы видели ее рот? При нормальном половом акте любовник обычно не затыкает своей партнерше рот кляпом.
— Да, верно... Но вы послушайте, что она твердит — «Какая чудесная ночь!». И все время мурлычет что-то под нос и сама себе улыбается. Это-то все откуда?
— Это называется «эйфория», офицер, — приподнятое эмоциональное состояние, защитная реакция организма. Пусть даже мисс Песатуро осознанно и не помнит об изнасиловании, ее подсознание чертовски хорошо знает, что произошло, и подсказывает: надо благодарить судьбу за то, что осталась жива.
Полицейские молчат. Еще через секунду дверь резко распахивается, и медсестра снова быстро и решительно входит в комнату. Испуганный взгляд Мег прикован к рукам женщины, но на сей раз они без перчаток. Сестра открывает шкафчик, вытаскивает коробку. Протягивает Мег.
— Это подойдет?
Мег заглядывает в коробку. Там тоже лежат перчатки, но другие. Она вытаскивает одну, держит в руке. Перчатка тонкая и пахнет резиной. Судя по надписи на коробке, виниловая. Девушка опять принюхивается. Тут же в памяти всплывают образы порошка для мытья посуды, мыльной воды. И больше ничего. Ничего страшного.
Мег возвращает коробку сестре.
— Да, подойдет. — Теперь ее голос столь же серьезен.
Медсестра расстилает на полу белую пеленку. Мег становится на нее, снимает одежду, лифчик и трусы. Женщина кладет каждую вещь в отдельный маркированный мешок. Мег вытягивает руки в стороны. Сестра делает полароидные снимки ее голого тела, в том числе рта, запястий и лодыжек. Проводит гребнем по волосам на лобке. Проба отправляется в очередной пакет.
Затем Мег просят лечь на спину на стол. Ее ступни вдевают в специальные стремена. Сердце опять начинает испуганно колотиться. Мег старается не думать об этом. Она напоминает себе, что должна доверять этой женщине, поскольку произошло что-то отвратительное и страшное — пускай даже она сама не помнит ничего, кроме темно-карих глаз, сладостного любовного поцелуя.
Мег дрожит... В комнате слишком холодно. Ее пугают тампоны, которыми орудует сестра. Пугают вещи, с которыми — как они могли бы знать — она прежде не сталкивалась. Мег слишком оголена, вся напоказ, слишком беззащитна, и, даже когда наконец сестра подает ей розовую больничную рубашку, неприятное чувство все равно остается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76