— Вы шутите? Я фактически отрецензировала работы этого подонка… по национальному телевидению. Сказала, что его работы хороши, однако недостаточно. Полагаю, эта сволочь уже суетится, чтобы показать мне, насколько он хорош, а возможно, и понятен.
Вот стерва! Он весь кипит от злости, не знает, что и подумать. Но вскоре догадывается: это она с ним так дурачится, играет. Конечно, она знает, что его работы выдающиеся. Этого нельзя не видеть. Но он прислушается. Примет ее вызов. Она хочет ясности, она ее получит. Но вообще-то как можно быть яснее? Она дурачится? Сама бы попробовала поработать с живыми объектами, которые сопротивляются, иногда даже дерутся. То есть мешают творчеству на каждом этапе.
Он ходит взад-вперед. Где-то в углу пробегает крыса и исчезает под сломанными половыми досками. Сейчас нужно выступить с чем-то действительно особенным, исключительным, достойным обоих. Ты должен это сделать. Опять этот голос. Сегодня он напугался. Ему показалось, что другие этот голос тоже слышат. А почему нет? Он такой громкий. Пронизывающий. Но его глупые коллеги только улыбались и больше ничего.
Он смотрит на стену, на которой развешаны полароидные снимки Аманды Лоу, его текущая выставка, рассчитанная на одного зрителя.
Как она может не видеть этого великолепия? Конечно, видит. Должна. Он радуется тому, насколько хорошо сработал телефонный звонок. Все эти копы прождали понапрасну. Болваны. Неужели они действительно думали, что он такой идиот и станет рисковать всем ради какого-то дешевого трюка? И потом, в этом не было никакого искусства.
Он барабанит пальцами по столу, в дальнем конце которого лежит книга «Портреты художников». Берет ее, кладет на колени, баюкает как младенца, медленно перелистывает, изучает иллюстрации, фотографии Уилли, Элены и других художников. А вот о нем здесь ни слова. Почему? Еще напишут. Он это знает. Когда-нибудь о его творчестве напишут целую книгу. На последней странице под фотографией Кейт он читает: «Доктор философии, тема диссертации „Абстрактный экспрессионизм в изображении человеческого тела“». И до него доходит.
Превосходная идея. Теперь все это нужно приспособить к дуэту, который он наметил. Он подтаскивает картонную коробку с потрепанными художественными открытками. Внимательно рассматривает и вскоре находит нужную. Замечательно. Чудесно. Когда прикладывает репродукции одну к другой, его пальцы в перчатках дрожат от восторга. Ясно?
Куда уж яснее…
Флойд Браун хмуро рассматривал фотографию. Он и Макиннон. Она в вечернем платье, он в смокинге. А рядом Генри Киссинджер. Фотография аккуратно вырезана из раздела светской хроники «Нью-Йорк тайме» и прикреплена к доске объявлений Управления полиции.
Катерин Макиннон-Ротштайн, Флойд Браун-мл. и Генри Киссинджер в отеле «Плаза» на благотворительном вечере в пользу фонда «Дорогу талантам».
Весь день ему пришлось выслушивать саркастические замечания, шуточки и ехидные намеки.
— Как поживает Генри?
— Передавай ему привет.
— Симпатичный смокинг.
— Вы с Макиннон здорово смотритесь… прекрасная пара… ха-ха-ха.
Ну ничего. Следующий, кто произнесет об этом хоть слово, получит у меня по заслугам, Браун сорвал вырезку и уже собирался смять в руке, но остановился. В конце концов, это ведь действительно Генри Киссинджер, а рядом я. Браун вдруг улыбнулся и быстро сунул вырезку в карман. Покажу Вонетт, пусть порадуется.
— Браун! — По коридору к нему быстро бежал полицейский.
Если этот парень заговорит о картинке, прибью на месте.
— Браун, — проговорил запыхавшийся полицейский, — вас срочно вызывает Мид в комнату для заседаний на третьем этаже.
* * *
В центре стола лежал полиэтиленовый пакет с почтой Кейт. В тот момент, когда вошел Браун, Слаттери протягивала полицейскому большой конверт из твердой бумаги.
— Отнесите в лабораторию. Скажите Эрнандес, что это очень срочно. Отпечатки пальцев и все остальное. Внутри и снаружи.
Кейт наклонилась над только что полученными репродукциями. Мид стоял рядом с лупой в руке.
— Что вы об этом думаете? Разве тут не…
— Прошу вас, подождите, — сказала Кейт. — Дайте мне немного подумать.
Репродукций было две. Одна картина продолговатая, другая почти квадратная. Написаны маслом. На обеих смутно различимые, изображенные широкими мазками фигуры с какими-то завихрениями в области брюшины и грудной клетки, розовыми и кроваво-красными, прорезанными малиновыми и пурпурными полосами.
— Похоже на кровавую бойню, — заметила Слаттери.
— Тихо! — Кейт забросила за ухо прядь волос. — Итак. В первую очередь эти две репродукции склеены. Картины принадлежат кисти Виллема де Кунинга, великого американского художника, абстрактного экспрессиониста.
— Глядя на его картины, не скажешь, что он великий, — промолвила Слаттери.
— Это шедевры, — сказала Кейт. — Поверь мне на слово.
— И фамилия звучит как-то не по-американски, — добавил Браун.
— Он голландец, — терпеливо пояснила Кейт. — Но жил и работал в нашей стране.
— Но что они означают? — нетерпеливо воскликнул Мид.
— Друзья, пару минут помолчите, — попросила Кейт. — Мне нужно подумать.
Мид подался назад. Слаттери пробормотала:
— Извини.
Где-то неподалеку раздавались чьи-то голоса, звенели телефоны, выли сирены, но в комнате для заседаний установилась мертвая тишина. Прошло несколько минут. Кейт не отрывалась от репродукций. Остальные сидели, затаив дыхание.
— Пожалуй, я начну рассуждать вслух. Итак: де Кунинг, абстрактный экспрессионизм, репродукции двух картин. — Она на мгновение замолчала и посмотрела на развешанные на стене фотографии жертв Живописца смерти. — Две картины. Две жертвы! Значит, он на этот раз решил прикончить двоих. Боже!
— Вы уверены? — спросил Мид, вертя в руке мобильный телефон.
— Нет, но вероятность очень велика. Я спровоцировала его на ясность. Так вот, теперь он в первый раз присылает нам две картины, склеенные рядом. На обеих изображены человеческие фигуры, то есть два человека. Я полагаю, сейчас он рассчитывает, что мы воспримем это буквально.
— Мерзавец, — пробормотал Мид.
— Нужно, чтобы доставили мои книги по искусству, — сказала Кейт. — Там приведены названия этих картин и прочая относящаяся к делу информация.
— Можно посмотреть в Интернете, — предложила Слаттери.
— Пожалуй, — согласилась Кейт. — Хотя я не уверена, что там есть эти картины. Это малоизвестные работы Кунинга.
Мид тут же приник к телефону, а через полминуты протянул трубку Кейт со словами:
— Я уже послал машину к вам домой. Ребята скоро будут там.
— Только не напугайте консьержа и мою экономку, — попросила она полицейских в машине. — Когда войдете в квартиру, сразу же позвоните, я скажу, где взять книги.
Через некоторое время, когда они вошли к ней в библиотеку, Кейт указала нужные книги.
— Если не застрянут в пробке, то через пятнадцать минут вернутся. — Она протянула трубку Миду и снова посмотрела на репродукции. — Все указано здесь. Это очевидно. Он принял мой вызов.
— А если нет? — спросила Слаттери.
— Тогда дела наши плохи, — ответила Кейт. — Но могу поспорить на что угодно — он принял. — Она взглянула на одну картину, потом на другую и тяжело вздохнула. — Черт возьми, ничего путного в голову не приходит. Застряла. Ладно, задавайте вопросы… может быть, это даст толчок мозгам.
— Хм… я вижу здесь вроде как две фигуры, — сказала Слаттери. — Но ничего не понимаю. Вот ты назвала их шедеврами, а для меня это просто мазня. В чем тут дело?
Кейт улыбнулась:
— Попробую объяснить. Понимаешь, художник де Кунинг хочет, чтобы ты почувствовала возникновение картины, как если бы наблюдала процесс ее написания.
— Да, теперь понимаю. — Слаттери кивнула. — Капли краски похожи на дождевые во время ливня, да? Их подхватывает вихрь?
— Верно, — подтвердила Кейт. — И в результате этого возникают фигуры, словно из подсознания художника. — Она заходила по комнате. — Что еще? Что? — Провела рукой по волосам. — Де Кунинг был представителем абстрактного экспрессионизма. Так же как Джексон Поллок и Франц Клайн. Это все художники, отображающие процесс творчества. Их интересовал именно сам момент создания картины. Она как бы являлась продолжением их тела. — Кейт остановилась. — Подождите минутку. Подождите, черт возьми, одну минутку! Так ведь это же моя диссертация — картина как продолжение физической сущности художника.
— Откуда он мог об этом знать? — спросил Браун.
— Это сказано на суперобложке моей книги, и не сомневайтесь — она у него есть. — Глаза Кейт расширились. — Господи, мне сейчас пришла в голову ужасная мысль. А не собирается ли он доказать мне прозрачность своей идеи тем, что проиллюстрирует это положение диссертации?
— Не понял, — сказал Браун.
— Картина является как бы продолжением тела художника. Так вот, он может использовать тело — не свое, а жертвы, — чтобы им написать картину. — Теперь Кейт видела это перед собой совершенно отчетливо, словно он стоял рядом и шептал на ухо. Как будто она могла читать его мысли.
— Как он это сделает? — спросила Слаттери.
Кейт пожала плечами:
— Не знаю.
— А с кем? — спросил Мид.
Кейт вернулась к репродукциям картин де Кунинга.
— Это должно быть указано здесь. — Она потянулась за лупой и еще раз внимательно изучила репродукции. — Вот посмотрите. Он сюда кое-что добавил. Точно так же, как на репродукции работы Кинхольца. Очень нечетко, но… — Кейт протянула лупу Миду. — Вот здесь. На левой картине он нарисовал маленькую бабочку и почтовую марку. Видите?
Мид кивнул.
— Что это значит?
— Не знаю, — ответила Кейт. — Помогайте, друзья.
— Насекомые? — предположила Слаттери.
— Почтальоны, — сказал Мид.
— Но какая между ними связь? — Кейт повернулась к нему. — Я знаю, Рэнди, что здесь не курят, но если я сейчас не выкурю сигарету, то обязательно взорвусь.
— Курите, — разрешил он.
Кейт прикурила, вдохнула дым. Задумалась.
— Так что же связывает бабочку и марку?
— Они обе маленькие, — сказал Мид.
— Не все, — возразил Браун. — Мой дядя собирает бабочек. В его коллекции есть две очень большие.
— Коллекционирует… — Кейт выдохнула дым в потолок. — Люди коллекционируют марки и бабочек. Черт возьми! Конечно же! В последний раз у него была галерейщица, она занималась продажей картин. А теперь будет коллекционер! Вернее, два коллекционера. Он завершает свою композицию. Художник, музейный работник, галерейщица, теперь коллекционеры.
— Но кто они? — спросил Мид, шумно втягивая в себя воздух, словно это могло помочь получить ответ. — Кто?
В комнату вошли двое полицейских с альбомами Виллема де Кунинга.
— В центре творится черт знает что, — сообщил один.
Кейт схватила альбом, второй сунула Брауну.
— Ищите картины, которые он прислал.
Они принялись быстро перелистывать страницы. Мид по мобильному отдал распоряжение дежурной бригаде подготовиться.
— Одну нашел, — сказал Браун.
— Я тоже.
Кейт положила раскрытый альбом рядом с тем, который просматривал Браун. Картина слева называлась «Визит», 1966 — 1967; справа: «Женщина», Саг-Харбор, 1964. Коллекция Натана и Би Сакс, Нью-Йорк. Мид повернулся к стоящему рядом полицейскому.
— Принесите телефонную книгу.
— Я их знаю! — воскликнула Кейт. — Они живут на Парк-авеню, где-то в районе Шестьдесят седьмой улицы.
Мид уже прижал к уху мобильный телефон, но она его остановила:
— Нет, подождите. У них есть квартира в Хэмптоне. Конечно же, Саг-Харбор. — Кейт посмотрела на коллег. — Он демонстрирует мне ясность своих намерений.
И они принялись за работу. Слаттери занялась группой быстрого реагирования. Мид отправил машины к квартире Саксов на Парк-авеню, просто для страховки, потом позвонил в Управление полиции округа Суффолк, сообщил, что необходимо как можно скорее отправить наряд к дому Саксов в Саг-Харборе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59