И тут впервые заговорила Кэтрин:
– А сколько вам ещё нужно на новую крышу для церкви?
– Ах, крыша… Это – печальная история. Но я не буду вдаваться в неё, она началась ещё в одиннадцатом веке…
– Сколько вам ещё нужно? – спросил Уильям и украдкой пожал Кэтрин руку.
– Мы надеемся собрать пятьсот фунтов. Мы добились похвальных успехов, у нас уже есть двадцать семь фунтов, четыре шиллинга и четыре пенса, и это – за семь недель.
– Нет, дорогой, – сказала миссис Тьюксбери, – ты не посчитал один фунт, одиннадцать шиллингов и два пенса, которые я заработала, когда устраивала распродажу подержанных вещей на прошлой неделе.
– Действительно, не посчитал, дорогая. Как невежливо с моей стороны забыть о твоём личном участии. Всё вместе в сумме это составит… – начал преподобный Тьюксбери, пытаясь сложить цифры и возведя очи горе? в поисках вдохновения.
Уильям достал из кармана бумажник, выписал чек на пятьсот фунтов и, не говоря ни слова, протянул его преподобному Тьюксбери.
– Вижу-вижу, у вас – особые обстоятельства, мистер Каин, – сказал удивлённый священник. Его тон изменился. – Состоял ли кто-нибудь из вас в браке ранее?
– Да, – ответила Кэтрин. – Мой муж погиб в авиакатастрофе четыре года назад.
– О, как ужасно! – воскликнула миссис Тьюксбери. – Извините, я не…
– Тише, моя дорогая! – прервал её божий предстоятель, которому в этот момент церковная крыша была куда важнее, чем чувства собственной жены. – А вы, сэр?
– Я никогда ранее не состоял в браке, – сказал Уильям.
– Я должен позвонить епископу, – сжав в кулаке чек Уильяма, священник исчез в соседней комнате.
Миссис Тьюксбери пригласила их сесть и подвинула к ним тарелку, на которой лежали сэндвичи с огурцами.
Они съели уже три сэндвича, когда священник наконец-то вернулся.
– Всё так необычно, весьма необычно, но епископ согласился при одном условии: завтра же, мистер Каин, вы сообщите обо всём в американское посольство, а сразу же по прибытии в Америку – епископу собора Святого Павла в Бостоне.
Преподобный Тьюксбери всё ещё сжимал в кулаке пятисотфунтовый чек.
– Но теперь нам нужны два свидетеля, – продолжил он. – В роли одного из них может выступить моя жена. Остаётся только надеяться, что служка ещё не ушёл и станет вторым.
– Он никуда не ушёл, уверяю вас, – сказал Уильям.
– Почему вы так в этом уверены?
– Он стоил мне один процент.
– Один процент? – повторил преподобный Тьюксбери недоумённым тоном.
– Один процент от стоимости вашей крыши, – пояснил Уильям.
Священник через небольшой сад провёл Уильяма, Кэтрин и жену в церковь, кивнув по дороге служке.
– И в самом деле, мистер Спроггет никуда не ушёл… Он никогда не остаётся, когда его прошу я. Вы, несомненно, нашли с ним общий язык, мистер Каин.
Саймон Тьюксбери облачился в ризы и стихарь, а служка удивлённо наблюдал за происходящим.
Уильям повернулся к Кэтрин и нежно её поцеловал.
– Я понимаю, что вопрос в подобных обстоятельствах звучит чертовски глупо, но ты выйдешь за меня?
– Боже мой! – воскликнул преподобный Тьюксбери, который никогда не святотатствовал за все свои пятьдесят семь лет земного пути. – Вы хотите сказать, что до сих пор не задавали ей этого вопроса?
Через пятнадцать минут мистер и миссис Каин покинули приходскую церковь в местечке Хенли в Оксфордшире. Кольца в последнюю минуту нашла миссис Тьюксбери: она срезала их с гардин в ризнице, и они отлично подошли. Мистер Тьюксбери получил новую крышу, а мистер Спроггет – прекрасный сюжет, чтобы вновь и вновь пересказывать его в пабе, где он истратил большую часть своих пяти фунтов.
По выходе из церкви священник протянул Уильяму лист бумаги.
– Два шиллинга и шесть пенсов, пожалуйста.
– За что? – спросил Уильям.
– За ваше свидетельство о браке.
– Вам следует заняться банковским делом, – сказал Уильям, протягивая ему полкроны.
Он прошёл со своей новобрачной по главной улице к трактиру «Белл Инн». Они поужинали в отделанной деревом столовой пятнадцатого века и отправились в постель в самом начале десятого. Когда они поднимались по старой деревянной лестнице в свою комнату, человек за стойкой в холле пробурчал себе под нос:
– Если они женаты, то я – король английский.
На следующее утро мистер и миссис Каин не торопясь позавтракали, пока чинили их машину. Молодой официант подал им кофе.
– Тебе как: чёрный или добавить молока? – невинно спросил Уильям.
Пожилая пара с улыбкой смотрела на них.
– С молоком, пожалуйста, – сказала Кэтрин и нежно погладила Уильяма по руке.
Он улыбнулся ей в ответ и вдруг заметил, что все на них смотрят.
Они вернулись в Лондон прохладным весенним утром, проехав от Хенли через Темзу, Беркшир и Миддлсекс.
– Ты обратила внимание на взгляд того типа в гостинице, которым он одарил нас утром? – спросил Уильям.
– Да, надо было показать ему наше свидетельство о браке.
– Нет-нет, ты бы испортил представление о разгульной американке. Меньше всего ему хотелось бы сказать вечером жене, что мы и в самом деле женаты.
Когда они вернулись в «Ритц» – как раз к обеду, – дежурный администратор с удивлением услышал, что Уильям отказывается от второго номера. Позднее он говорил:
– Молодой мистер Каин оказался настоящим джентльменом. Его знаменитый покойный отец никогда бы не повёл себя так.
Уильям и Кэтрин заказали билеты на «Аквитанию», отплывавшую в Нью-Йорк, но сначала позвонили в американское посольство на Гросвенор-авеню, чтобы сообщить консулу о своём новом, семейном, статусе. Консул выдал им длинные официальные анкеты для заполнения, взял с них фунт и продержал их у себя больше часа. Похоже, американскому посольству новая крыша была не нужна. Уильям хотел было пойти к Картье на Бонд-стрит, чтобы купить золотые обручальные кольца, но Кэтрин и слышать об этом не хотела, – ничто не могло заставить её расстаться с драгоценными гардинными кольцами.
Уильяму было трудно найти общий язык с новым председателем совета директоров. Принципы «Нового курса» превращались в закон с невероятной скоростью, а Уильям и Тони Симмонс не могли прийти к единому мнению о том, каковы перспективы инвестиций – благоприятные или нет. Но по крайней мере на одном фронте наблюдался неудержимый рост, когда Кэтрин – вскоре после их возвращения из Англии – заявила, что беременна. Эта новость доставила огромную радость и её родителям, и мужу. Уильям попытался перестроить свой рабочий график, чтобы он больше соответствовал его новому положению женатого мужчины, но всё чаще жаркими летними вечерами оказывался за своим рабочим столом. Кэтрин, весёлая и счастливая, в цветастом платье для беременных, внимательно следила за обустройством детской комнаты в Красном доме. Уильям впервые в жизни почувствовал, что ему хочется сбежать из кабинета домой. Если он не успевал закончить работу, то брал документы с собой и работал в Красном доме, и в дальнейшем никогда не изменял такому порядку.
Кэтрин и будущий ребёнок, ожидавшийся к Рождеству, были источником огромного счастья для Уильяма, а вот Мэттью стал давать всё больше поводов для беспокойства. Он начал пить и опаздывать на работу без объяснения причин. Шли месяцы, и Уильям вдруг понял, что больше не может полагаться на суждения своего друга. Поначалу он ничего не говорил Мэттью, считая, что у того – слишком бурная реакция на отмену «Сухого закона», которая скоро пройдёт. Но всё продолжалось по-прежнему и становилось даже хуже. Последней каплей стало ноябрьское утро, когда Мэттью, опоздав на два часа, пришёл с явными признаками похмелья и сделал глупую ошибку, без всякой надобности продав важный пакет акций, что принесло небольшой убыток клиенту, который вполне мог рассчитывать на приличную прибыль. Уильям понял, что настало время для неприятного, но необходимого разговора по существу. Мэттью признал свою ошибку и с сожалением раскаялся. Уильям был рад тому, что ему удалось устранить ненужные помехи на пути, и уже собирался предложить Мэттью вместе пойти на ланч, когда в кабинет без спроса ворвалась его секретарша.
– Вашу жену отвезли в больницу, сэр!
– Почему? – спросил Уильям.
– Ребёнок, – ответила секретарша.
– Но ведь он должен появиться ещё только через шесть недель, не меньше, – сказал Уильям недоверчиво.
– Я знаю, сэр, но доктор Макензи сильно волновался, он хочет, чтобы вы как можно быстрее отправились в больницу.
Мэттью, который минуту назад казался потерянным человеком, собрался с силами и отвёз Уильяма в больницу. Воспоминания о смерти матери Уильяма и её мертворождённой дочери нахлынули на них обоих.
– Молись Богу, чтобы этого не случилось с Кэтрин! – сказал Мэттью, въезжая на парковку при больнице.
Уильяму не надо было показывать дорогу в отделение акушерства и гинекологии имени Анны Каин, которое Кэтрин официально открыла всего шесть месяцев назад. На пороге приёмного покоя его встретила медсестра и сообщила, что доктор Макензи находится с его женой, потерявшей много крови. Уильям начал мерить шагами коридор в беспомощном ожидании – ровно так же, как он делал это много лет назад. Картина была слишком знакомой. Как бессмысленны его стремления стать председателем совета директоров по сравнению с жизнью Кэтрин! Когда он последний раз говорил ей: «Я тебя люблю»?
Мэттью сидел вместе с Уильямом, шагал вместе с ним, стоял с ним вместе, но ничего не говорил. Сказать было нечего. Уильям смотрел на часы каждый раз, когда медсестра входила или выходила из родильной палаты. Секунды складывались в минуты, а минуты – в часы. Наконец появился доктор Макензи с бисеринками пота на лбу и хирургической маской на лице. Уильям не мог разглядеть выражение лица доктора, пока тот не снял маску, под которой обнаружилась широкая улыбка.
– Поздравляю, Уильям, у тебя мальчик, а с Кэтрин всё хорошо.
– Слава Богу! – выдохнул Уильям, опираясь на Мэттью.
– Всевышнему, конечно, слава, – сказал доктор Макензи, – но и я тоже имею к этому рождению некоторое отношение.
Уильям засмеялся.
– Могу я видеть Кэтрин?
– Нет, не сейчас. Я дал ей успокоительное, и она заснула. Она потеряла немного больше крови, чем положено, так что к утру будет ещё довольно слаба, но вполне в состоянии увидеться с тобой. Но ничто не мешает тебе посмотреть на сына. Только не удивляйся тому, какой он маленький: всё-таки он довольно сильно недоношен.
Доктор провёл Уильяма и Мэттью по коридору, и они остановились перед огромной стеклянной стеной, за которой лежали в ряд шесть маленьких головок в кроватках.
– Вот этот. – Доктор Макензи показал пальцем на ребёнка, которого только что привезли.
Уильям с сомнением посмотрел на уродливое личико, и его представление о красивом сыне стало таять.
– Скажу только одно об этом чертёнке, Уильям, – весело произнёс доктор Макензи. – Он выглядит лучше, чем в его возрасте выглядел ты, но, в конце концов, ты же не вырос уродом.
Уильям с облегчением засмеялся.
– Как вы его назовёте?
– Ричард Хиггинсон Каин.
– Надеюсь, я доживу до дня, когда приму первенца Ричарда. – Доктор по-приятельски похлопал новоиспечённого отца по плечу.
Уильям немедленно дал телеграмму ректору школы Святого Павла, чтобы тот зарезервировал мальчику место на 1943 год. А затем молодой отец и Мэттью основательно напились и оба на следующее утро опоздали в больницу к Кэтрин, где ещё раз зашли посмотреть на Ричарда.
– Уродливый тип, – сказал Мэттью, – совсем непохож на свою мать.
– Вот и я так думаю.
– Хотя и твоя копия.
Уильям вернулся в палату к жене.
– Как тебе понравился твой сын? – спросила Кэтрин. – Он так похож на тебя.
– Я ударю следующего, кто произнесёт подобные слова, – сказал Уильям. – Это самое уродливое существо, которое я когда-либо видел.
– О нет, – возразила Кэтрин с притворным негодованием, – он прекрасен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81